Пьер Сегье (28 мая 1588 - 28 января 1672) был французским государственным деятелем, канцлер Франции с 1635.
Ранние годы
Будущий канцлер родился в Париже в видной семье юристов, которая происходила из департамента Керси. Его дедушка, Пьер Сегье (1504-1580), являлся президентом парламента Парижа с 1554 до 1576, а отец канцлера, Жан Сегье, господин д'Отри, был гражданским лейтенантом Парижа, умер в 1596. Возвыситься будущему канцлеру помог его дядя – Антоан Сегье. С 1621 до 1624 Пьер был интендантом Гиени, где он близко познакомился с герцогом Д’Эперноном. В 1624 он получил должность дяди в парламенте, которую занимал в течение девяти лет.
Карьера
В связи с прошлыми и вновь приобретёнными связями и должностями, Пьер показывал большую независимость относительно королевской власти; в 1633 он стал хранителем печатей. Пьер Сегье породнился с семьёй кардинала Ришелье, заключив брак своей дочери Мэри с племянником Ришелье, Пьер Сезаром де Камбу. В декабре 1635 Пьер становится канцлером Франции. В 1637 новоиспечённый канцлер был послан, чтобы провести проверку бумаг королевы Анны Австрийской в Валь-де-Грасс. Согласно некоторым источникам именно Сегье спас королеву, предупредив её относительно спроектированного расследования.
В 1639 Пьер Сегье отправился в Нормандию, чтобы провести расследование так называемого «Восстания босоногих". Сегье был отличным инструментом Ришелье в судебном преследовании Сен-Мара и Франсуа-Огюста де Ту в 1642. Его положение изменилось в связи со смертью первого министра и самого короля Людовика XIII, и он стал преданным слугой регенты Анны Австрийской и её министра кардинала Мазарини. Его отрицательное отношение к парламенту Парижа сделало канцлера одним из главных объектов ненависти во время событий Фронды.
25 августа 1648, Сегье был послан в парламент, чтобы урегулировать слушания. На пути на него напали мятежники на Новом Мосту. В ходе событий Фронды, в 1650 Сегье был лишён должности хранителя печатей.
Он провел часть своей отставки в провинции с его второй дочерью Шарлоттой и её мужем, герцогом де Сюлли. Пьер был отозван в апреле 1651, но шесть месяцев спустя был снова отставлен, и печати передали президенту Матье Моле. После смерти Моле в 1656, должность вернулась к Пьеру Сегье. Во время недолгой отставки, Пьер жил в Париже, посвящая себя делам академии.
Когда Париж был занят принцами в 1652, он был в течение короткого времени являлся членом их совета, но вскоре присоединился к королю в Понтуазе в августе, и стал президентом королевского совета. После смерти Мазарини в 1661 канцлер был сохранён в должности, но уже его власть была только видимой. Сегье демонстрировал большую ненависть к Фуке, голосуя за его смерть.
В 1666 Сегье был поставлен во главе комиссии, созданной, чтобы упростить полицейскую организацию; и последовательные постановления 1667 и 1670 по улучшению системы правосудия были составлены именно Пьером Сегье. Скончался Сегье в Сен-Жермен-ан-Ле в 1672.
Культура
Канцлер был очень умным и учёным человеком, патроном литературы. В декабре 1642, после смерти Ришелье, он стал официальный "защитником" Французской Академии, сессии которой проводились в доме канцлера вплоть до его смерти. Его библиотека была одной из самых ценных , сравнимой даже с королевским собранием. Она содержала не меньше чем 4000 рукописей на различных языках, самими важными из них были греческие рукописи. Каталог был составлен в латинском и на французском языке (1685-1686). Правнук канцлера, Анри Чарльз де Камбу, епископ Меца уполномочил члена французской монашеской конгрегации святого Мавра ордена бенедиктинцев Бернара де Монкофона подготовить каталог греческих рукописей с комментариями. Эта работа была издана в 1715. К несчастью, большая часть печатных книг была уничтожена огнем в аббатстве Сен-Жермен-де-Пре, в 1794.
Сообщение: 3024
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 15.11.09 20:52. Заголовок: ПИСЬМА КОЛЬБЕРА К СЕ..
ПИСЬМА КОЛЬБЕРА К СЕГЬЕ ИЗ КОЛЛЕКЦИИ ДУБРОВСКОГО В ГПБ
Среди корреспонденции французского канцлера Сегье (1588—1672), хранящейся в составе знаменитой коллекции Дубровского в Петербургской государственной публичной библиотеке (ГПБ), имеется и десять писем, полученных им в 1664—1665 гг. от его великого современника Жана-Батиста Кольбера, государственного министра, в близком будущем — генерального контролера финансов. Они практически неизвестны исследователям; только одно из них было полностью опубликовано в прошлом веке работавшим в Петербурге французским публикатором Г. де Лаферьером — под неверной датой и с грубыми ошибками в чтении, оправдывающими вторичную публикацию.
Возможно, невнимание исследователей к корреспонденции Сегье 1660-х годов во многом объяснялось стереотипным представлением о незначительности его политической роли в последние годы жизни. Глава всей королевской юстиции, он отличался сервилизмом по отношению сначала к Ришелье, потом к Мазарини, а в эти годы в особенности показал свое беспрекословное послушание воле Кольбера, получая от него за это все подобающие знаки почтительности. В то время как один из инспирированных Кольбером памфлетов величал престарелого канцлера «Сенекой нашего времени» , негласное мнение о нем людей с чувством собственного достоинства было крайне нелестным — «человеком бесчестным и проституированным» называл его прямодушный маршал Тюренн . Дважды отставленный от дел во время Фронды, едва не растерзанный народом в день парижских баррикад 27 августа 1648 г., старик теперь просто хотел умереть в почете.
Первое по времени письмо, от 22 февраля 1664 г. (док. 1) сообщает о факте, важном для решения одной конкретной проблемы административной истории. Во французской историографии достаточно распространилось понятие «административной революции 1661 г.», одним из важнейших звеньев которой, по мнению Р. Мунье, было фактическое отстранение канцлера Сегье от руководства вновь созданным (в сентябре 1661 г.) Королевским советом финансов, что означало «освобождение финансовой администрации от судейского контроля канцлера» . [192] Значение этого факта подчеркивает и М. Антуан: «Канцлера Франции лишили всякого участия в управлении финансами, за которое он, еще в средние века, разделял ответственность с сюринтендантом» 4. Престиж канцлера как пожизненного несменяемого сановника (у него можно было отнять печати, но не сан) подлежал умалению во имя утверждения нового, административно-бюрократического принципа в управлении государством, подобно тому как в том же 1661 г. высоте аристократы и тот же канцлер лишились участия в Узком совете. Употребление термина «революция» в данном случае отражает не только известную, но непривычную для русского читателя «девальвацию» этого слова в западном понятийном аппарате, но и давно уже высказанный Мунье взгляд на Людовика XIV как на «великого революционера Франции» 5.
Не подлежит сомнению, что Сегье в 1660-х годов действительно не играл никакой роли в управлении финансами. Но было ли это следствием сознательной воли «короля-революционера» или просто личной слабости канцлера, его неосведомленности в финансовых делах? На наш взгляд, текст регламента Королевского совета финансов от 15 сентября 1661 г. не дает доказательств стремления непременно отстранить от дела канцлера. Правда, там действительно сказано: «Е. в-во будет приглашать в совет г-на канцлера, когда сочтет это нужным» — зато ниже перечисляются весьма важные вопросы, требующие обязательного присутствия канцлера: раскладка тальи, утверждение откупов и т. п. 6 Судя по подписям на постановлениях Королевского совета финансов в парижском Национальном архиве, Сегье курировал работу нового совета постоянно. И вот перед нами письмо Кольбера, написанное, очевидно, в ответ на просьбу престарелого канцлера о сокращении его нагрузки в Государственном совете. Какой бы это был удобный случай для короля освободить Сегье вообще от всякой причастности к финансовому управлению, если бы это только входило в монаршие намерения! Тем более, что 76-летний старик и без того выполнял такую ответственную функцию, как председательствование в Палате правосудия, где как раз в 1664 г. предстояло развернуться основной борьбе вокруг процесса Фуке. Но нет — министр передает канцлеру непременное желание монарха, чтобы Сегье хотя бы раз в неделю присутствовал (а значит, и председательствовал) в Королевском совете финансов. В том самом Королевском совете финансов.
А с какой предупредительностью в двух других документах (док. 4, 5) объясняется необходимость для короля утвердить один из финансовых отчетов не дожидаясь приезда ко двору Сегье, занятого на заседаниях Палаты правосудия! Действительно, по строгому смыслу регламента 1661 г. такого рода документы подлежали рассмотрению в Королевском совете финансов в присутствии канцлера. Утвержденный отчет все же посылается на подпись навстречу едущему из Парижа в Фонтенбло Сегье. Нет нужды, что поставленный перед необходимостью срочного подписания канцлер, очевидно, не сможет вникнуть в суть сложных финансовых вопросов — форма будет соблюдена. Как бы ни расценивать объективные последствия правления Людовика XIV, стиль его личного поведения, как видим, был бесконечно далек от методов революционера и ниспровергателя традиций.
Письмо от 17 марта 1664 г. (док. 2) можно назвать даже уникальным историческим свидетельством, ранее неизвестным западным исследователям. Лаферьер, процитировавший из этого документа только одну фразу общего характера, явно не понял его значимости. А она определяется тем, что данное письмо было препроводительным по отношению к широко известной «Записке для интендантов» 7, которую Кольбер послал на ознакомление канцлеру, и что в нем мы находим прямые указания на то, каков был смысл составления записки и для кого она предназначалась.
Эта записка представляет детальный перечень самых разнообразных сведений, которые должны были собирать и сообщать правительству интенданты. Кольбера {Интересовали данные об административной географии по всем четырем ведомствам ««(церковное, военное, юстиция, финансы), характеристики местных деятелей, имущественное положение разных сословий, характер хозяйственной деятельности дворян «{по тому, хозяйничают ли они на своей земле сами или сдают ее в аренду, можно было судить, насколько они склонны к военной службе), размеры и характер раскладки налогов, общее состояние экономики. Он все время требует точных цифр: число монахов сейчас и 30—40 лет назад, численность дворян, размеры тальи за последние 10 лет, число торговых кораблей. Вместе с тем интенданты должны не только собирать «ведения, но и действовать — следить за пропорциональностью обложения, за погашением городских долгов, помогать мануфактурам. Развернув перед ними эту обширную программу, Кольбер неожиданно заключает, что они будут пребывать на одном месте лишь 4—5 месяцев, после чего король переведет их в другую провинцию, и, таким образом, они за 7—8 лет объедут все королевство, после чего станут пригодными к занятию самых высоких должностей.
До сих пор историки слишком расширительно понимали цели этой записки, считая само собой разумеющимся, что мы имеем дело с циркуляром, разосланным всем интендантам. Так, Ж. Мейер полагает, что Кольбер надеялся таким образом «быстро получить полный перечень (inventaire) экономических и социальных возможностей Франции», что и позволяет ему считать знаменитую записку настоящей «программой экономического планирования» 8; министр должен был испытать жестокое разочарование, когда оказалось, что большинство интендантов не представило никаких записок с интересующими его сведениями, а другие ограничились поверхностными отписками. Что же касается объявленного в записке намерения постоянно перемещать интендантов из одной провинции в другую, то Р. Мунье видит здесь отражение первоначальных взглядов Кольбера на задачи интендантов: учитывая, очевидно, уроки Фронды, министр хотел, по мнению Мунье, чтобы представители центра впредь не подменяли собою местный судейский и налоговый аппарат, но ограничивались контролем и поставлением информации правительству, откуда и стремление не давать им засиживаться на одном месте. Только переход Франции к активной военной политике во второй половине 1660-х гг. силою вещей привел к тому, что интенданты вновь стали теми хозяевами на местах, какими они были при Ришелье 9.
Письмо Кольбера к Сегье дает, наконец, четкий ответ на вопрос, на кого была рассчитана «Записка для интендантов», — совсем не на всех индентантов, а на небольшую группу лиц, близких к Кольберу. «Я составил ее для моего брата и некоторых моих близких друзей», — пишет министр. Следовательно, по ней нельзя судить о том, каким должен был стать, по Кольберу, статус провинциального интенданта вообще. Он имел в виду более практическую цель, чем составление в сжатые сроки полного статистического описания всей Франции, — хотя, конечно, нельзя отрицать, что записка является ярким свидетельством того, как важен был для министра сбор точной статистической информации. Но прежде всего Кольбер хотел подготовить и сплотить вокруг себя «штаб» квалифицированных помощников во главе со своим младшим братом Шарлем, только что занявшим должность докладчика Государственного совета. Это их, своих учеников и клиентов, он стремился в будущем продвинуть на «самые высокие должности».
Письма от 8 и 11 июня 1664 г. (док. 3 и 4) вводят нас в ситуацию обострения политической напряженности в Париже после того, как 4 июня было опубликовано принятое 24 мая постановление Государственного совета о принудительном выкупе всех старых (учрежденных до 1656 г.) рент, гарантированных парижской ратушей, на общую сумму более чем 11 млн. ливров в год. Это постановление имело целью ускорить погашение государственного долга и разгрузку бюджетных фондов от обременявших их постоянных выплат в пользу рантье; противники Кольбера считали его слишком широким и рискованным. Многочисленные парижские рантье, имевшие основания опасаться, что условия выкупа будут для них очень невыгодными, сразу же стали устраивать шумные сходки в зданиях ратуши и парламента. Сочувствие парламентариев, многие из которых сами владели старыми рентами, было на стороне недовольных, и можно было ожидать общего собрания палат для рассмотрения жалоб рантье. Создалась ситуация, внешне напоминавшая времена Фронды. Королевское правительство, от имени которого перед канцлером и парламентом действовал в эти дни прежде всего соперник Кольбера военный министр Летелье, решило пресечь опасность в зародыше: парламенту было запрещено обсуждать вопрос (чему он 9 июня дисциплинированно подчинился) и в то же время были сделаны уступки, зафиксированные в одновременных письмах к Сегье от Кольбера и Летелье 8 июня. Рантье было гарантировано, что при выкупе не будет каких-либо вычетов, до того производившихся правительством при погашении более поздних, «новых рент», если выяснялось, что данные ренты были приобретены рантье по заниженному курсу (для военных лет это было правилом). Отказ от принципа вычета всего, что было получено рантье сверх «законной» нормы процента был большой уступкой Кольбера, с самого начала старавшегося применять именно этот принцип.
Неправильную датировку Лаферьером обоих наших документов, описывавших столь динамично развивавшиеся события, следует расценить как очень грубую ошибку; обращение к первоисточнику позволяет ее исправить.
Пьер Сегье (1588—1672) — один из крупнейших государственных деятелей Франции XVII в. По рождению он принадлежал к среде высшей парламентской бюрократий. В государственной иерархии абсолютистской Франции в правление сначала Ришелье, затем Мазарини Сегье занимал место второе по важности вслед за постом первого министра: в его руках соединились две высшие государственные должности — в 1633 г. он был назначен хранителем печата (garde des sceaux), а в 1635 г.— канцлером (chancelier de France). (после его смерти, в 1672 году, Людовик XIV снова разделил эти должности между двумя лицами). В течение сорока лет Сегье пользовался полным Доверием руководящих государственных лиц — Ришелье, Людовика XIII, Анны Австрийской, Мазарини, Людовика XIV, Кольбера, а характер его должности ставил его в течение этого долгого времени в самый центр политической жизни Франции, Канцлер, с одной стороны, это в известном смысле шеф внешней политики государства; понятно, что в архиве Сегье сохранились богатейшие собрания документов, характеризующих дипломатию и международные отношения Франции. Естественно, что и военные дела не миновали канцлера; историк Тридцатилетней войны мог бы почерпнуть в бумагах Сегье множество документов, характеризующих организацию и снабжение французской армии, отдельные сражения, целые кампании. Но в центре внимания Сегье все же стояли внутренние дела. Круг его интересов в этой области определялся функцией канцлера как «верховного главы правосудия» (chef supreme de la jistice). В этом качестве канцлер был шефом центральных и местных судебных органов, провинциальных интендантов как «интендантов правосудия;», всех государственных и муниципальных органов, поскольку они выполняли функции охраны существующего правопорядка. Полиция и суд были сферой его ведения par excellence. Пьер Сегье был большим мастером и любителем своего дела. Вся его жизнь — это ожесточенная борьба за охрану существующего строя, это цепь расправ с различными беспо-рядками и мятежами. Имя Пьера Сегье было окружено жуткой славой безжалостного карателя, особенно после его поездки в Нормандию для наказания «босоногих». Мало сказать, что он был непопулярен, он был ненавидим в народе, как палач. Естественно, что в 1648 г., когда разразилась Фронда, как только плебейская толпа почувствовала себя хозяином в Париже, она попыталась расправиться прежде всего с Сегье, растерзать его, и только случай сохранил ему висевшую на волоске жизнь. Но Пьер Сегье вошел в историю не только с репутацией карателя. По странному психологическому контрасту он в то же время был страстным ревнителем наук, любителем и собирателем старинных книг и рукописей. Даже во время своей карательной экспедиции в Нормандию, среди террора и казней, он, как свидетельствует дневник его путешествия, составленный чиновником Бертамоном, находил время для посещения букинистов, для разыскивания редких рукописей. Несомненно, что это был в самом деле весьма образованный филолог, палеограф, и антиквар. Сегье вместе с Ришелье был основателем Французской академии, ее официальным покровителем в членом ее первого состава.
Сообщение: 3473
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 11.01.10 22:57. Заголовок: Из книги В.Н. Малова..
Из книги В.Н. Малова "Парламентская Фронда":
"Пьер Сегье (1588-1672), хранитель печатей с 1633 г., канцлер Франции с 1635 г. Шеф заседавшей у него на дому только что созданной Французской академии. Выходец из парижской парламентской элиты, внук и племянник президентов парламента, он был наиболее ненавистным оппозиции и вместе с тем презираемым ею за низкопоклонство перед властью членом "команды" Ришелье, чья опала при смене правления представлялась абсолютно неизбежной. Так и было бы, если бы не воспроизведённая Дюма легенда о личном обыске канцлером королевы Анны Австрийской по приказу короля во всех деталях соответствовала действительности. На деле Сегье был достаточно предусмотрителен, чтобы предупредить королеву о предстоящем обыске, и личной обиды на него не осталось".
Отправлено: 12.01.10 00:39. Заголовок: МАКСимка пишет: На ..
МАКСимка пишет:
цитата:
На деле Сегье был достаточно предусмотрителен, чтобы предупредить королеву о предстоящем обыске,
А что, разве это доказано? Мне кажется, что канцлер не осмелился бы предупредить королеву, тем более, что и желания такого у него, преданного сторонника Ришелье, не должно было возникать.
Сообщение: 3476
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 12.01.10 00:56. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
что и желания такого у него, преданного сторонника Ришелье, не должно было возникать.
Почему? Сегье мог руководствоваться далекоидущими планами. Предвидя смерть Ришелье, он догадывался и о своей скорой опале. Вспомните, как канцлера ненавидели, особенно парламентарии.
Почему тогда пост канцлера остался за ним после перестановок в Совете, которые провела регентша? Ведь врядли Мазарини смог бы заставить королеву оставить Сегье, если она бы питала к нему ужаснейшее отвращение. Она бы канцлера не стерпела. А Малов пишет, что Мазарини было выгодно оставить именно Сегье на этом посту, чтобы до него не добрались Шатонеф или Нуайе. Здесь сыграли два фактора - требование Мазарини и терпимое отношение Анны к канцлеру. Иначе, боюсь, у первого министра ничего не вышло бы.
Интересно, а свою он не предвидел? В случае измены? В конце концов, был не декабрь 1642 года, а август 1637, не так ли? Может, Ришелье прожил бы еще лет десять? Кто мог знать? А король мог развестись с Анной.
Сообщение: 3479
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 12.01.10 01:38. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Кто мог знать?
Никто не мог знать. Доказательств того, что канцлер предупредил Анну, я так понимаю, тоже нет. Но вопрос о том, почему королева оставила Сегье в Совете, остаётся тогда открытым.
Сообщение: 285
Настроение: va bene
Зарегистрирован: 31.03.09
Откуда: Россия, Екатеринбург
Репутация:
6
Отправлено: 12.01.10 08:28. Заголовок: МАКСимка пишет: Но ..
МАКСимка пишет:
цитата:
Но вопрос о том, почему королева оставила Сегье в Совете, остаётся тогда открытым.
Сегье был необходим. И королеве и Мазарини. Никто лучше Сегье не разбирался в процессуальных вопросах и отношениях с судебными палатами, а так же в административных вопросах внутри правительства. Заменить такого человека сразу (как, например, Нуайе) возможности не было - правительству было необходимо сохранять устойчивость, тем более, что, если вы помните, требовалось изменить завещание короля. От Сегье требовалось только в дальнейшем доказать свою преданность и желание работать на регентство. А Мазарини требовался человек, который бы хорошо знал систему изнутри.
на этот счет мне ничего не известно. Кроме того, что вы уже прочитали у Малова. МАКСимка пишет:
цитата:
Речь о том, что если бы Сегье унизил королеву, то не видать ему никакого поста.
Королева, конечно, звезд с неба, может быть и не хватала, но с рассудком у нее было все в порядке. Ей нужно было регентство на своих условиях, Сегье мог помочь это обеспечить: переговоры с парламентом шли и через него и через Омера Талона. К тому же за сохранение Сегье высказался Мазарини, а он, я думаю, приложил все свое красноречие, чтобы убедить королеву по христиански простить все прошлые недоразумения ради будущего нового короля. МАКСимка пишет:
цитата:
Вы то как считаете?
Я склонна считать, что королева совсем не была той высокомерной, гордой, обидчивой и ограниченной женщиной, какой ее стандартно рисуют, а следовательно, не вижу причин, почему она не могла, когда ей было необходимо, примирять свои обиды с необходимостью, особенно когда ей доходчиво объясняли, для чего она должна это сделать. На первых аудиенциях, если мне не изменяет память, Мазарини очень много времени тратил на то, чтобы подробно объяснять королеве, какую роль в правительстве исполняет тот или иной человек и зачем. В записных книжках он отмечал, что чем больше и подробнее королева будет знать об устройстве государственных дел, тем легче и проще ей будет принимать решения. Так что я не удивлюсь, если он потратил достаточно времени, чтобы объяснить зачем и почему Сегье необходимо оставить. К тому же, пожалуй, мне кажется, королева и сама понимала, что Сегье, не входящий ни в одну придворную партию и прощенный ее милостью, окажется более послушным ее воле, чем, к примеру, тот же Шатонёф.
Сообщение: 3486
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 12.01.10 14:11. Заголовок: Ёшика пишет: К тому..
Ёшика пишет:
цитата:
К тому же за сохранение Сегье высказался Мазарини, а он, я думаю, приложил все свое красноречие, чтобы убедить королеву по христиански простить все прошлые недоразумения ради будущего нового короля.
Цитирую Ваш пост в теме про Бутийе от 30.12.09 :
цитата:
Шавиньи она бы не выбрала ни при каких обстоятельствах - настолько плохо она его переносила. Чтобы пролететь, как фанера, Мазарини требовалось, чтобы отвращение королевы к нему было еще сильнее, чем к Шавиньи.
Почему "умная, рассудительная и далеко не высокомерная" Анна не дала Шавиньи пост? А ведь у этого человека были свои достоинства. Анна могла бы и побороть отвращение на благо своего страстно любимого сына. Почему же тогда королева, вспомнив обыск 1637 года, должна была оставлять ненавистного канцлера на своём посту? Вы уверены, что красноречие Мазарини в такой ситуции помогло бы?
Ёшика пишет:
цитата:
Я склонна считать, что королева совсем не была той высокомерной, гордой, обидчивой и ограниченной женщиной,
Высокомерная, гордая, временами обидчивая, злопамятная - да, но не ограниченная. Об этом никто даже речи не ведёт.
Ёшика пишет:
цитата:
Ей нужно было регентство на своих условиях, Сегье мог помочь это обеспечить: переговоры с парламентом шли и через него и через Омера Талона.
Знаете, она бы и без Сегье получила регенство. Он - не такая важная фигура, без которой процедура назначения Анны регентшей не состоялась бы. К тому же, канцлера сильно ненавидели парламентарии.
Почему "умная, рассудительная и далеко не высокомерная" Анна не дала Шавиньи пост? А ведь у этого человека были свои достоинства. Анна могла бы и побороть отвращение на благо своего страстно любимого сына.
Да, я думала об этом. Варианта напрашивается два: 1. Мазарини намеренно не сделал ничего для Шавиньи. 2. У него был выбор: оставить Сегье или Шавиньи. Он в силу разных причин предпочел Сегье. Не исключаю, что оба варианта в какой-то мере имели место быть. В конце концов, Шавиньи по своим функциям был Мазарини прямым конкурентом, в то время как с Сегье он не пересекался. МАКСимка пишет:
цитата:
Знаете, она бы и без Сегье получила регенство. Он - не такая важная фигура, без которой процедура назначения Анны регентшей не состоялась бы.
В этом никто не сомневается. Весь вопрос шел о том, на каких условиях получить это регентство, как обосновать позицию королевы, которая была представлена потом через Талона и не дать уж слишком больших преимуществ парламенту. Здесь как раз и нужен был Сегье - лучше него никто бы не смог разобраться в этих юридических зарослях. МАКСимка пишет:
цитата:
К тому же, канцлера сильно ненавидели парламентарии.
Я бы так громко не заявляла. Конечно, поводов страстно любить друг друга между парламентариями и канцлером было мало, тем не менее, Сегье очень хорошо выдерживал позицию перед парламентом именно с юридической точки зрения. Возможно, его не любили, но его уважали и с ним считались, он имел влияние на всю верхушку паламента, которая в сущности то и решала вопрос об отмене завещания. Он был превосходным юристом, хорошо разбиравшемся в том, что называлось "правами короны". Так что этот человек свой хлеб ел не зря. Во время Фронды он покинул таки партию королевы, в результате чего, когда вернулся обратно в правительство, он так и не вернул свое предыдущее положение в полном объеме.
Сообщение: 3634
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
21
Отправлено: 27.01.10 16:55. Заголовок: Из книга Малова "..
Из книга Малова "Парламентская Фронда". Рассказ о том, что произошло с канцлером Сегье утром 27 августа 1648 года, в самый разгар баррикад:
"А в восьмом часу разнесся слух: в парламент зачем-то едет канцлер Сегье. Он уже миновал заграждение у Круа-дю-Тиру-ар (очевидно, дав какие-то заверения в своем миролюбии). Но с чем он едет? Ответ на этот вопрос так и остался неясным, а он объяснил бы нам, какими были тогда представления правительства о ситуации. Источники дают противоречивые версии, варьирующие в широком диапазоне.
Начнем с самой «мягкой», изложенной в мемуарах Моттвиль. Сегье ехал в парламент к началу его заседания (в 8 ч. утра) просто для того, «чтобы там председательствовать и успокоить умы». Моттвиль упоминает о существовании другой версии (Сегье-де ехал объявить парламенту о его роспуске), но решительно её отвергает: «Тогда я не заметила никаких признаков такого замысла и узнала об этой версии лишь гораздо позднее. Это авторитетное заявление - - королева обычно не скрывала от наперсницы своих настроений. Сходное суждение — в дневнике Валье: целью Сегье было «помешать своим присутствием принятию решений, противных королевской воле»
Историк XVII в. А. Обри (видимо, наведя справки в архивах) заметил, что Сегье не мог везти с собой никакой королевской декларации о запрете общих собраний палат, поскольку таковой еще не было изготовлено; он должен был осведомить парламентариев о причинах решения королевы и призвать их следовать «обычным путем покорности» (иными словами, отправить к королеве, согласно обычаю, депутацию с просьбой о прощении репрессированных). Можно было, дав обещание, что после таковой просьбы арестованные будут освобождены (иначе успокоить парламент было, конечно, невозможно), постараться не обсуждать на пленарном заседании вопрос об условиях освобождения. Если бы это не удалось, канцлер мог бы дать понять, что главным условием будет обещание парламента не проводить больше общих собраний и заниматься судебными делами. Удалось ли бы ему умиротворить оппозицию -- уже другой вопрос. В пользу «мягкой» версии говорит одно важное обстоятельство. Сегье ехал не один - вместе с ним в карете были его брат Доминик (епископ Мо) и младшая дочь Шарлотта (в замужестве герцогиня Сюлли). В парламенте им делать было нечего, и Дюбюиссон-Обнэ объячняет эту совместную поездку бытовыми соображениями: дочь просила отпа поднести ее, она хотела вместе с дядей епископом посетить монастырь при Нотр-Дам. За этим актом благочестия могло стоять и нечто иное. Трудно представить себе, чтобы епископ Мо мог вступить на территорию парижского Архиепископства (а его диоцез подчинялся именно парижской архиепископии) без визита к его хозяину, коадъютору Гонди. Не означало ли это попытку двора возобновить контакты с коадъютором, столь некстати прерванные накануне? Во всяком случае, ясно одно -- канцлер не взял бы с собой своих близких, если бы не считал поездку безопасной.
Итак, мы считаем соответствующей истине изложенную выше "мягкую" версию. Смягчение тактики правительства легко объяснить: ко времени отъезда Сегье до министров должны были дойти известия из ратуши о том, что просьба королевы уважена не будет, цепи в этот день не снимут.
Однако нужно упомянуть и о других, «жестких» версиях, тем более, что именно в них склонны были верить ненавидевшие канцлера парижане. В мемуарах главного гардеробмейстера короля маркиза Монгла сказано, что вечером 26 августа на совете у королевы было принято решение послать наутро в парламент Сегье с приказом о запрете общих собраний и обсуждения государственных дел, «обещая освобождение узников», если парламентарии проявят послушание; тут уже речь шла не о предложении пойти на уступки, а о не подлежащем обсуждению приказе. (Решение, соответствовавшее оптимистическим настроениям при дворе в те вечерние часы - - но утром оно могло быть пересмотрено.)
Ещё более жёсткой выглядит версия анонимной "Истории министерства кардинала Мазарини" 1668 г. : Сегье не только вёз королевскую декларацию о запрете общих собраний, но и должен был приказать парламентариям вообще не заниматься делом о произведённых арестах (иными словами, даже их полнаяпокорность не привела бы к освобождению репрессированных; Брюсселю грозила участь участь покойного Барийона). А если покорность не будет проявлена? Д'Ормессон зафиксировал слух, что на этот случай у Сегье были полномочия вообще распустить парламент; о том же слухе пишет Моле: канцлер должен был распустить либо одни апелляционные палаты, либо весь парламент целиком; Рец называет даже место предполагавшейся высылки парламентариев (Монтаржи).
За "жесткую" версию говорит тот факт, что первоначальный ответ Анны явившемуся в этот день в Пале-Рояль парламенту был выдержан в ультиматиином тоне и содержал даже оскорбительные для верховного суда пункты, но можно предположить, что ужесточение позиции королевы было импульсивной реакцией на известия о смертельной опасности, которой только что подвергся канцлер Франции.
Карета Сегье въехала на Новый мост. Он хотел свернуть к парламенту по левому берегу Сите, по набережной Ювелиров, но именно там накануне шел бой с кавалерией Ламейрэ, дорога была надежно заграждена, и пропустить канцлера горожане отказались. Сегье, не настаивая, велел переехать Сену и повернуть по левобережной набережной Августинцев, чтобы проникнуть в Сите через мост Сен-Мишель. Но и на этом мосту были натянуты цепи, канцлера не соглашались пропустить даже пешим. Между тем вокруг кареты собиралась толпа.
Сегье сопровождал небольшой эскорт под командованием Пиико, лейтенанта главного прево Франции. Сочтя положение унизительным, он велел своим подчиненным силой снять цепи, и это привело к столкновению с народом. Поднялся крик, что канцлер - «главарь воров», что его надо убить «и протащить по улицам как маршала д'Анкра (Кончини. — В.М.)». Пико был тяжело ранен и затем добит толпой. Пока с ним расправлялись, канцлер с братом и дочерью успели добежать до особняка герцога Люина (на углу набережной Августинцев и ул. Жи-ле-Кер); ; слуги герцога еле успели спрятать их в какую-то каморку.
Свидетелем этого бегства стал Жан Лебуэндр, живший на набережной Августинцев. Он поспешил в парламент, объявил, что канцлера убивают, и услышал в ответ: «Ну и что?». Полное безразличие коллег к судьбе главы французской юстиции поразило молодого человека: «Они не обратили особого внимания на опасность, угрожающую месье канцлеру, и говорили, что их гораздо больше заботит опасность, которой подвергаются их преследуемые собратья».
Сам Сегье, вспоминая через несколько дней о случившемся, говорил, «что за ним гналась не чернь, а добрые горожане (bons bourgeois) и что он даже многих узнал»; при том квартальный капитан городской милиции (бывший к тому же одним из подчиненных канцлеру королевских докладчиков), будучи извещен о происходящем, ничего не сделал для его спасения.
Взломав двери особняка Люина, «добрые горожане» заставили герцога выдать им ключи от всех комнат и принялись за поиски укрывшихся.
Некоторые говорили, что канцлера надо взять в заложники, чтобы обменять «на нашего дорогого заступника»; «другие, более жестокие - - что его нужно разрубить на части и разослать куски тела по кварталам, чтобы их выставили на площадях»... Сегье, шёпотом исповедавшись брату епископу, готовился к принятию мученической кончины. К счастью, слугам дома удалось как-то отвлечь внимание искавших от заветной каморки, и спрятавшегося и ней канцлера найти не успели.
Двор был быстро извещен о событии, и для спасения Сегье отправили большой отряд гвардейской кавалерии во главе с Ламейрэ. В это же время рота из полка Швейцарской гвардии, контролировавшая Красный мост через Сену (совр. Пон-Рояль), перешла через него на левый берег и попыталась пробиться на набережную Августинцев через Нельские ворота в старой стене Университетского города. Горожане оказали им ожесточенное сопротивление и швейцарцам пришлось отступить, потеряв в бою своего капитана. Но пока происходило это сражение, конница Ламейрэ, сметая все на своем пути, прорвалась через Новый мост к дому Лю-ина и разогнала толпу; канцлера и его спутников освободили из убежища, быстро усадили в карету и она помчалась под кавалерийской охраной обратно через Новый мост. Ламейрэ снова пристрелил каких-то попавшихся на пути простолюдинов, а горожане подвергли фланговому мушкетному обстрелу увозившую Сегье карету из-за баррикад на площади Дофина; одним из выстрелов была ранена в плечо дочь канцлера".
Отправлено: 08.04.10 00:49. Заголовок: Нет, тут написано пр..
Нет, тут написано прево Парижа, не канцлер. Он был прево Парижа с 1653 по 1670 год. Его отец был был, по видимому, родным братом отца канцлера Сегье (их отец и дед канцлера - президент Пьер Сегье) - Луи Сегье, барон де Сен- Бриссон. Т.е. он - кузен канцлера.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 49
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 30.10.09 11:55. Заголовок: Канцлер Пьер Сегье (Pierre Séguier)
- участник сейчас на форуме