Сообщение: 127
Зарегистрирован: 25.09.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 31.10.08 15:35. Заголовок: Парламенты во Франции
Парламенты во Франции
(les Parlements, Parlamenta) — так назывались во Франции высшие суды, пользовавшиеся очень важными политическими правами. Первым по времени происхождения и по значению был парижский П. Он образовался постепенно из королевской курии (curia regis), в состав которой входили, кроме непосредственных вассалов короля (крупных баронов и прелатов), высшие придворные чины (Ministeriales domini regis) и ближайшие советники короля, особенно из знакомых с правом клерков. Первоначально судебные функции курии не были еще отделены от других: одна и та же курия, в одном и том же составе, помогала королю во всех делах, судебных, административных и политических, и окружала его при всех важных церемониях. С течением времени в среде ее постепенно произошла дифференциация: одно отделение стало королевским "советом " в тесном смысле слова, другое стало ведать преимущественно судебные дела, но полного отделения судебных функций от остальных и полного обособления личного состава разных отделений курии не было никогда. В XI и XII веках королевская курия разбирала в качестве первой инстанции такие дела, в которых были замешаны лица и корпорации, находившиеся или в непосредственной зависимости от короля, или под его покровительством (крупные бароны, духовные лица, коммуны и т. д.). При решении судебных дел курия, в эту эпоху, руководствовалась феодальным правом, кутюмами. Апелляционные функции вовсе не были еще развиты. С XIII в., особенно с Людовика IX Святого, увеличивается, по мере расширения территории, на которую простиралась власть короля, и округ (ressort), на который простиралась судебная власть курии. Судебная компетенция ее расширяется: она разбирает в первой инстанции многие дела, ведавшиеся ранее баронами (сеньёриальная юрисдикция), церковью или низшими судебными агентами короля (бальи, прево и др.). Расширение судебных прав королевской курии было последствием постепенно утверждавшегося воззрения на короля, как на единственный источник юстиции и высшего судью. Оно достигалось посредством установления "jus praeventionis", то есть права королевского суда изъять любое дело из ведения того суда, где оно должно было бы разбираться, и самому разбирать его. Этому расширению подсудности содействовало в особенности установление так называемых "cas royaux" (королевских случаев), в число которых стали включаться самые важные уголовные дела (убийства, похищения людей и др.), а также преступления, которыми наносился ущерб достоинству короля или же нарушался общий мир. Вместе с тем курия все шире и шире развивает свое право разбирать в качестве высшей апелляционной инстанции дела по жалобам сторон на другие суды, даже на суд самых крупных феодальных бароний. В среде самой курии все яснее обозначается обособление судебной секции, в которой постоянно увеличивается число профессиональных юристов и вообще лиц, знакомых с правом (особенно с римским) — "легистов". Судебные заседания курии, происходившие ранее время от времени; становятся более правильными, периодическими (Филипп Красивый постановил в 1302 г., чтобы ежегодно в Париже происходило две парламентских ceccии). Начало сессии приурочивалось обыкновенно к одному из больших праздников — к Пятидесятнице, ко дню всех святых, Рождеству и т. д. Курия, сначала переезжавшая вместе с королем, с места на место, постепенно обосновывается в Париже. Наконец, в среде самой судебной секции курии происходит дальнейшее дифференцирование: персонал ее начинает распадаться на отделения, палаты (chambres). Начало такого деления (на chambre aux plaids, chambre des enqu êtes et ch. des requê tes) можно проследить впервые уже в ордоннансе 1278 года. С течением времени оно устанавливается окончательно, и число отделений (палат) растет. Под влиянием римского права в П. (название Parlamentum, в применении к судебному заседанию курии, встречается впервые в 1239 г.) постепенно вырабатывается новая судебная процедура, открывающая широкий простор письменным доказательствам и следствию, которое производится или самими членами П., или же, по поручению его, местными властями (королевскими бальи и т. п.). Наконец, постоянное расширение территории заставило французских королей приступить и в провинциях к созданию верховных, суверенных (то есть таких, на которые не было апелляции) судебных палат, чтобы облегчить задачу парижского П., который был слишком завален делами, и чтобы не заставлять заинтересованных лиц терять время и средства на переезды в Париж и на продолжительное ожидание там. В некоторых провинциях местные высшие суды, созданные еще до присоединения их к королевскому домену, были преобразованы в П., по образцу парижского; в других местах П. были созданы вновь. Таким образом появились П.: 1) в Тулузе (при Филиппе Красивом), для Лангедока, Гиенни и страны, лежащей за Дордонью; 2) в Гренобле — для Дофинэ, со времени Людовика XI; 3) в Бордо, с 1462 г., для Гиенни, Ланд, Аженуа, Перигора, Сентонж, Лимузена и др.; 4) в Дижоне — для Бургундии, с 1476 г.; 5) в Руане, с 1499 г. — для Нормандии (образовался из существовавшего там еще в XI в. суда — "Echiquier"); 6) в Эксе, для Прованса и Форкалькье (с 1501 г.); 7) в Треву (Тrеvоuх), для княжества Домбского; 8) в Ренне, для Бретани, с 1553 г.; 9) в По — для Беарна и Наварры (с 1626 г.); 10) в Меце — для епископств Меца, Туля и Вердёна, с 1633 г.; 11) в Безансоне (с 1676 г.), для Франшконтэ (сначала находился в Доле); 12) в Дуэ, для французской Фландрии, французского Геннегау и Камбрези, с 1686 г., 13) в Нанси (преобразован в П. Людовиком XVI, в 1775 г., из Cour Souveraine). Кроме этих 14-ти П. (включая парижский) были еще П. со сравнительно небольшими округами: 1) для Эльзаса — в Энсггейме, потом в Брейзахе, наконец, в Кольмаре (Conseil sup é rieur), 2) для Руссильона (Conseil sup é rieur) в Перпиньяне (с 1660 г.) и 3) для Артуа — в Аррасе. Наиболее обширным был округ парижского П.: он охватывал большую часть северной и средней Франции, именно все области, за исключением уже упомянутых округов других П. В составе П. надо различать два элемента. Первый составляли постоянные члены парламента — назначенные советники, изучившие право. В числе их были рыцари, клерки и особенно много лиц, принадлежавших к третьему сословию. Они все свое время посвящали П., получали жалованье и пользовались некоторыми доходами от тяжущихся. Первоначально они назначались королем, но потом (в XVI в.) окончательно утвердилась продажа парламентских мест. Владелец места в парламенте пользовался правом перепродать его другому лицу, но лишь доказавшему свое знакомство с правом. Покупка членами П. своих мест имела важное значение, обеспечивая им значительную долю самостоятельности: правительство далеко не всегда имело средства, чтобы выкупить места в П. у неугодных ему лиц. Второй элемент в П. — почетные члены его, являвшиеся на заседания лишь в случае надобности (Conseillers d'honneur, С. honoraires). К числу их принадлежали принцы королевского дома (в парижском П.), духовные и светскиe пэры Франции (присутствиe их было необходимо, когда судился пэр), некоторые должностные лица (напр. в парижском П. — губернатор Парижа) и представители высшей церковной иepapxии (напр. в парижском П. — аббаты монастырей Клюнийского и св. Дионисия, в Руанском — apxиепископ руанский). Члены парламента пользовались многими привилегиями. Они составляли своего рода знать (noblesse de robe) и передавали свое достоинство потомственно, если только два поколения подряд занимали места в П. Членов П. называли maistres, sieurs, seigneurs, messir e s (если они были из рыцарей), nos seigneurs. Они были освобождены от военной службы, от постоя и от многих налогов. В торжественных случаях члены П. надевали особое одеяние (robe) красного цвета (духовные — фиолетового) и особую шапочку. Верховным главой П. считался король, впрочем сравнительно редко появлявшийся на его заседаниях. Во главе всего П. стоял первый президент, место которого никогда не продавалось, во главе отдельных палат — по нескольку президентов. К П. принадлежали еще генеральный прокурор и его заместители — генеральные адвокаты, greffiers (хранители парламентского архива, ведшие также парламентере протоколы), секретари, сержанты, huissiers (пристава), прокуроры, адвокаты и др. Число членов было различно в разных П. и в разные эпохи. Самым многолюдным был парижский П.: во второй половине XVIII вeкa в нем были: 1 первый президент, 7 Pr ésidents à Mortier (название это происходило от головного убора, присвоенного должности и напоминавшего мортиру), 15 председателей палат, 150 советников и изменяющееся число почетных членов. П. делились на палаты (chambres), число которых также было неодинаково. Чаще всего встречались следующие камеры: 1) Grande chambrе, иногда просто называвшаяся le Parlement — первая, высшая палата; 2) Chambre des Enqu ê tes — следственная палата разбирала те дела, которые могли быть разрешены лишь на основании данных, собранных следствием. Следствие производили или посланные для того члены П., или же местные правительственные агенты. Довольно долго Chambres des Enqu ê tes (их было несколько в парижском П.) занимали положение подчиненное по отношению к большой камере; решения их объявлялись в последней. 3) Chambres des Requ ê tes — палаты прошений, которые подавались сначала прямо королю и им же разрешались. Позже разбирательство по ним король стал поручать некоторым лицам из своей курии. Ch. des Requ ê tes ведала, в качестве первой инстанции, дела лиц, имевших привилегию "committimus", то есть право судиться прямо в П., минуя низшие инстанции. 4) La Tournelle или Chambre Criminelle — уголовная палата. Кроме того встречались еще: Ch. des Vacations (заседала во время судебных вакаций); Ch. de l'Edit (была создана в силу нантского эдикта для разбирательства дел гугенотов; уничтожена Людовиком XIV); Ch. ardente (для суда над еретиками и др., создана в 1548 г.) и др. В компетенцию П. входили: 1) дела по апелляциям на судебные решения других судебных инстанций, подчиненных П.; 2) дела, разбиравшиеся П. в качестве суда первой (и последней) инстанции. Ко второй категории принадлежали дела пэров Франции, высшего дворянства, некоторых прелатов и всех тех, кто пользовался привилегией "committimus", а также дела, в которых сторонами являлись некоторые юридические лица, напр. университет, города, некоторые капитулы и т. д. Наконец, П. ведал в первой инстанции дела, затрагивавшие интересы короны, касавшиеся доменов, регалий и т. п. Большую часть дел этой категории разбирала Grande Chambre (она одна, напр., ведала дела пэров). Только П. мог постановить в пределах своего округа смертный приговор. П. имели право, посредством Arr êts de ré glement, устанавливать общие правовые нормы, разъяснять законы, пополнять пробелы в праве, изменять судопроизводство. Такие общие решения были обязательны в пределах округа, подчиненного П., пока они не были отменены верховной властью. Функции П. не ограничивались лишь судебными делами. Парижский П. выделился из королевской курии, ведению же последней подлежали государственные дела всякого рода. Следы своего прежнего значения, как части королевского совета, парижский П. сохранил до самой революции. Так например, парижская Grande Chambre принимала присягу от герцогов, пэров, бальи, сенешалов и др. Происхождением П. из королевской курии объясняется и право его вносить в свои книги (enregistrer) новые королевские указы, не только касавшиеся суда, но и всякие другие. Такое зарегистрирование королевских указов в П. рассматривалось как замена обнародования (происходившего некогда в торжественном заседании курии). Не ограничиваясь принятием к сведению новых мер правительства, П. часто обращал внимание короля на замеченные в указах недостатки и погрешности, делал королю представления по поводу новых указов, указывал на несогласие их с законным порядком, на могущие произойти вредные последствия их и т. д. Такие представления назывались "re m ontrances". С течением времени парламент стал выводить отсюда свое право контролировать деятельность правительства, одобрять его предписания или отвергать их. Значительная независимость, которой стали пользоваться члены П. с тех пор, как установилась продажность должностей, могла только укрепить их во взгляде на П., как на корпорацию, призванную к участию в законодат. и правит. деятельности. Королевская власть, со своей стороны, видела в таких притязаниях покушение на ее верховные права. На практике, однако, она часто мирилась с вмешательством П. в дела управления. В случае упорного отказа со стороны П. внести в свои книги (реестры) новое распоряжение, правительство стало прибегать (с половины XVI века) к так наз. lit de justice: король, в торжественном заседании, прямо предписывал принять известные меры. С течением времени П. стали смотреть на себя как на охранителей установившегося во Франции порядка, как на защитников интересов страны (ближайшим образом — третьего сословия, из которого выходило большинство членов парламента) и даже как на блюстителей самих прав короны (напр. П. защищал их от притязаний со стороны пап). Эти воззрения находили много сторонников, особенно с тех пор как правительство перестало прибегать к созыву генеральных штатов. П. казались многим единственной сдержкой постоянно усиливавшегося всевластия королевских министров и как бы заменой генеральных штатов (парижский П. называл себя "les états géné raux ad petit pied"). Следствием всего этого был ряд столкновений П. с королев. властью, принимавших подчас очень острые формы. Кардинал Ришелье запретил П. делать письменные ремонстрации и вмешиваться в государственные дела. Повиновения он добивался ссылкой членов П., заключением их в тюрьму и т. п. Очень важную роль играл парижский П. во время фронды (см. Фронда). Правительство вышло из этой борьбы победителем, и при Людовике XIV политическая роль П. была низведена к нулю; название cours souveraines было заменено названием cours sup é rieures. Людовик XIV велел вырвать из парламентских книг протоколы времен Фронды и предписал П. (в 1673 г.) прямо вносить в реестры все королевские акты, которые немедленно и обращались к обязательному исполнению. П. мог представлять королю ремонстрации, но только после зарегистрирования соответствующего акта. Даже чисто судебное значение П. стало уменьшаться вследствие сильного развития эвокаций, т. е. перенесения дел из того суда, где они должны были бы разбираться, на решение интенданта или государственного совета. По смерти Людовика XIV значение парижского П. вновь поднялось: он кассировал завещание Людовика XIV, как ранее кассировал завещание Людовика XIII, и снова получил право делать ремонстрации еще до внесения эдиктов в свои книги. Это объясняется тем, что регент сначала нуждался в поддержке парижского П. Вскоре П. вновь должны были вступить в борьбу с правительством, сначала из-за системы Ло, потом из-за буллы Unigenitus, направленной против янсенистов (см.), и из-за новых налогов. Правительство прибегало к сильным средствам: арестам, ссылкам и т. п. Борьба продолжалась и при Людовике XV. Под влиянием общего недовольства правительством во французском обществе все более утверждался взгляд на П. как на последних защитников интересов нации и законности. Стала высказываться мысль, что парижский П. столь же древен, как и корона, что он появился одновременно с государством и что он есть представительство всей монархии. Правительство несколько раз ссылало членов П., но это не помогало. Наконец, борьба, начатая рейнским П. по поводу новых налогов, вызвала вмешательство парижского и других П., оказавшихся солидарными в противодействии правительству. Людовик XV запретил П. прерывать течение дел, сноситься друг с другом, отверг их притязания представлять нацию и, наконец, по настоянию канцлера Мопу (см.), совсем уничтожил сначала парижский (1771), а потом и другие П., выкупив парламентские места у их владельцев и создав conseils sup é rieurs. Но Людовик XVI, 12 ноября 1774 года, восстановил П. В последние годы перед революцией П. ясно доказали, что они не могли служить выразителями интересов нации: они стояли на стороне привилегий и тормозили проекты необходимых реформ. Вновь началась борьба. Провинциальные П. по-прежнему единодушно поддерживали своего парижского собрата. В lit de justice 8 мая 1788 г. король лишил П. права регистрации, передав его вновь созданному учреждению — Cour pl éniè re. П. было запрещено собираться до нового предписания. В августе того же года Cour pl éniè re была уничтожена, парламентам возвращено право регистрации, они вновь стали играть политическую роль, но не надолго: перед лицом настоящего народного представительства, собранного в мае 1789 г., П. потеряли всякое значение, и вскоре реформы национального собрания, пересоздавшие всю судебную систему Франции, навсегда положили конец существованию П. (1790 г.).
Литература. Miraulmout, "Mé m. sur l'оrigines des cours souveraines" (П., 1584); Louys d'Orl é ans, "Les ouvertures du parlement" (П., 1611); La Roche Flavin, "Treize Livres des parlements de France" (Бордо, 1617, сл.); Le Paige, "Lettres historiques sur les fonctions essentielles du parlement" (Амстердам, 1753); "Tableau historique, g éné alogique et chronologique des trois cours souv. de France" (Гаага, 1772); Henrion de Pansey, "De l'autorit é judiciaire"; Voltaire, "Histoire du Parlement de Paris" (1769); Rives, "Essai sur les anciens Parlements de France" (П., 1823); Dufey, "Histoire, actes et remontrances des parlements de France" (П., 1826); Floquet, "Histoire du parlement de Normandie" (Руан, 1840—43); Klimrath, "M ém. sur les Olim et le Parlement" ("Ol im" — сборники древнейших постановлений П.), в его "Travaux" (П., 1837); Beugnot, предисл. к изданию "Olim"; Bastard-d'Estang, "Les Parlements de France" (Пар., 1857); Desmaze, "Le P. de Paris" (1859); Boutaric, "Actes du Parlement de Paris"; его же, "La F rance sous Philippe le Bel" (П., 1861); М é rilhou, "Les P. de France" (П., 1863); Delisle, "Actes du P. de Paris"; W. Schaeffner, "Geschichte der Rechtsverfassung Frankreichs" (Франкф.-на-Майне, 1859); Aubert, "Le P. de Paris, de Philippe le Bel à Charles V III"; V. Langlois, "Les origines du Parlement de Paris"; его же, "De monumentis ad priorem curiae regis judiciariae historiam pertinentibus" (1887); его же, "Textes relatifs à 1'histoire du P. de Paris, depuis les origines jusqu'en 1314" (1888); Warnkönig und L. Stein, "Franzö sische Staats- und Rechtsgeschichte" (Базель, 1875); Simonnet, "Les Parlements sous l'ancienne monarchie"; A. Luchaire, "Manuel des institutions fran çaises. Période des Capé tiens directs" (П., 1892); P. Раillоt (продолжено Petitot), "L e Parlement de Bourgogne, son origine, son établissement et son progrè s" (Дижон, 1649 и 1733); Ch. Giraud, "Du Parlement et du Barreau dans l'ancienne Provence" (Экс, 1844). Литературу о других провинциальных П. см. "Hist. G énér. du IV siècle à nos jours" (Lavisse-Rambaud, т. VII, 369).
Д. Каринский. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона
Матье Моле (1584 - 3 января 1656) - французский государственный деятель.
Сын Эдуарда Моле (ум. 1614), был некоторое время генеральным прокурором, получил образование в Университете Орлеана. Матье стал советником в 1606 году. В 1614 год - генеральный прокурор в качестве преемника Николя де Беллиевра, и принял участие в собрании нотаблей в Руане в 1617 году. Моле выступал против создания специальных трибуналов или комиссий с целью пытки заключенных, обвиняемых в политических преступлениях. За его излишнее упорство в случае с братьями Луи и Мишеля де Марийяк он впал под подозрение в 1631 году, и ему было приказано явиться в Фонтенбло для собственной защиты.
До тех пор отношения Моле с кардиналом Ришелье были довольно хорошими, но его склонность к учению Пор-Рояля только увеличило различия между ними. И только после смерти Ришелье он смог добиться освобождения своего друга, аббата де Сен-Сирана . В 1641 году он был назначен на должность первого президента парижского парламента. После смерти Ришелье притязания парламента возросли; наследственные магистраты присвоили себе функции Генеральных штатов, а в 1648 году парламент вместе с другими суверенными судами объединились и выработали двадцать семь статей королевской санкции.
В долгосрочном конфликте между Анной Австрийской и парламентом, Моле, не уступая право парламенту, играл роль примирителя. Во время дня баррикад (26 августа 1648) он прибыл к Мазарини и королеве с требованием освободить Пьера Брюсселя и его коллег, арест которого являлся первоначальной причиной вспышки. На следующий день Парламент организовал процессию с целью повтора просьбы Моль. На обратном пути они были остановлены толпой, Моле угрожали смертью, если он не сможет повлиять на освобождение Брюсселя. Многие магистраты бежали, а остатки, возглавляемые Моле, вернулись в Пале-Рояль, где Анна Австрийская приняла решение об освобождении заключенных.
Умеренные магистраты под руководством Моле не смогли предотвратить первый конфликт Фронды, но приняли деятельное участие при заключении соглашения в Рюэле в 1651 году, и предотвратили конфликт между сторонниками Конде и кардинала де Реца в стенах Дворца Правосудия. Моле отказался от почестей и наград , но стал хранителем печати, в должности которого он должен был служить при дворе, поэтому покинул парламент.
Пьер Бруссель (?1576 - 1654) советник Большой Палаты парижского парламента. Один из главарей Парламентской Фронды, имел огромное влияние в столице. В августе 1648 года был арестован по приказу королевы Анны Австрийской, и это обстоятельство стало одной из причин беспорядков в столице. Вскоре был отпущен на свободу. В период противостояния королевы и Конде некоторое время поддерживал принцев.
Пьер Брюссель родился около 1576 года, к началу Фронды ему шёл уже восьмой десяток. Он являлся сыном Жака Брюсселя, одного из адвокатов при Парижском парламенте. В 1602 году он стал первым в своём ряду советником парламента, а в 1603 женился на Маргарите Бушра, дочери аудитора Счётной палаты. У него было двое сыновей и двое дочерей. Старший сын Пьер пошёл по стопам отца, став в 1637 году советником одной из палат прошений парламента. Младший Жером, именовавшийся уже на дворянский манер сьером де Лувьер, избрал для себя военную карьеру и служил в гвардии. Дочери остаились незамужними, жили при отце и считались бесприданницами, ибо не могли рассчитывать на приданое, достойное дочерей советника парламента: после Дней Баррикад, когда Брюссель был предметом общего поклонения, один богатый буржуа объявил, что сочтет за честь для себя женить двух своих сыновей на дочерях «отца народа» и не требовать приданого от своих будущих невесток.
Выше уже упоминалось об одном из племянников жены Брусселя из рода Бушра: о будущем канцлере Франции, а тогда королевском докладчике Луи Бушра; другой племянник, Гийом (младший брат Луи), был советником парламента.
Популярности Брусселя способствовал его скромный образ жизни. Он, конечно, не был бедняком, покупал гарантированные Ратушей ренты, но жил скорее как средний буржуа-рантье, чем как влиятельный парламентарий. В отличие от членов парламентской элиты, считавших престижным владеть особняком в богатом квартале Марэ, Бруссель обитал в старом наследственном доме на ул. Сен-Ландри, затерян ной среди узких улочек северо-восточной части остров Сите, откуда он, не имея кареты, пешком ходил во Дворец Правосудия.
Политическая биография Брусселя до Фронды почти совершенно не известна. При Ришелье никаким репрессиям он не подвергался. Может быть, он и голосовал тогда вместе с оппозиционерами, но в официальном регистре парламента детали дискуссий не фиксировались, а черновые протоколы не сохранялись. В сентябре 1644 г., когда парламент представил свои кандидатуры в комиссию по разверстке принудительного займа , регентша возражала против включения туда активных оппозиционеров, в частности Барийона и Гайяна, но ничего не имела против Брусселя: он еще тогда не воспринимался как оппозиционер.
Как оратор парламентской оппозиции Бруссель становится известным со второй половины 1647 г. Известности способствовал и почтенный возраст: в парламенте голосование проводили в порядке старшинства по стажу, и Брусселю нередко доводилось первым выдвигать достаточно решительные предложения, которые затем ставились на голосование под его именем. Но конечно, особую популярность создавала ему принятая на себя роль парламентского комиссара по проверке налогов. Образ «доброго месье Брусселя», который хочет освободить народ от всех неправедных поборов, укоренился в сознании парижан. Такого рода популярность не могла долго длиться, но как раз к августу она достигла своего пика, и арест защитника законности означал гибель надежды.
Мемуаристы-современники, признавая личную честность и бескорыстие Брусселя, весьма невысоко ставили его как политика, подчеркивая недалекость и наивность этого простака. Эта оценка как будто оправдывалась той незавидной ролью марионетки в руках аристократической оппозиции, которую играл Бруссель в последний год Фронды, но тогда и вся парламентская оппозиция ощущала потерю почвы под ногами. В 1648 г. дела обстояли иначе, и не все историки принимают эту уничижительную оценку. Ж. Мишле, осуждавший Фронду с радикально-демократических позиций, выделяет храброго Брусселя, доброго, достойного и великого гражданина". Бруссель «не был смешон, - указывает историк. — Все его предложения имели характер сильной и ясной простоты, и что бы о них ни говорили, не были слишком далеко идущими. К поражению его и парламент привел противоположный недостаток.
Э. Леруа Ладюри (считающий умеренность и конструктивность парламентской программы не пороком, а достоинством) также с уважением пишет о Брусселе: «...Хороший политик , имевший такие качества, которые могли бы позволить ему, если бы не возраст, стать достойным лидером буржуазии и народа».
Отправлено: 17.01.10 22:14. Заголовок: По В.Н. Малову "..
По В.Н. Малову " Три этапа и два пути развития французского абсолютизма"Читать здесь Французский ежегодник 2005. М., 2005. C. 90-133.
"Итак, к 1630-м годам теория единого и неделимого королевского суверенитета стала господствующей в официальной политической мысли Франции. Оппозиция еще могла сожалеть о «смешанной монархии», но уже видела, насколько эта теория не соответствует практике. Парламентарии, гордившиеся той помощью, которую они оказали восшествию на трон династии Бурбонов, признавали и утвержденный ведущими юристами принцип королевского суверенитета. Идеал «смешанной монархии» был чреват усилением роли Генеральных Штатов, а их враждебное отношение к интересам судейской элиты вполне определилось. Переход к состоянию хронических конфликтов с правительством был слишком недавним фактом, чтобы быть осмысленным теоретически.
Но сосредоточение всего суверенитета в руках короля еще не решало вопроса, каков будет механизм осуществления этого суверенитета и какую роль при этом будет играть парламент. Последний, разумеется, был заинтересован в том, чтобы решить эту проблему наиболее выгодным для себя образом. Парламентарии могли опереться на мнение авторитетнейшего юриста XVI в. Ги Кокийя (1523-1603): «Законы и ордонансы королей должны быть опубликованы и верифицированы в парламенте или в другой суверенной палате… в противном случае подданные не обязаны их исполнять. Если же палата добавляет к акту публикации, что он совершен по настоятельному требованию короля, то это значит, что она не считает данный эдикт разумным». Таким образом, суверенные палаты, не имея права собственной законодательной инициативы, оказывались все же необходимым и авторитетным органом осуществления королевской воли. Это мнение, безусловно, противоречило абсолютистской доктрине Лебре о праве монарха законодательствовать единолично.
Разрешение этого противоречия было трудным, и самая постановка вопроса о разграничении сфер компетенции короля и парламента была нежелательной, ибо могла привести к открытой конфронтации с короной. К тому же парламентарии были далеки от единства. Когда в феврале 1648 г. регентша Анна Австрийская потребовала от них ясного ответа на вопрос: претендует ли парламент на то, чтобы вносить от себя поправки в эдикты, зарегистрированные на «королевском заседании», это вызвало продолжительные прения. Вопрос действительно был принципиальным: внося даже самые мелкие поправки без согласования с правительством, парламент как бы присваивал себе долю суверенитета. Докладывавший по этому делу старый советник Ж. Коклэ заявил, что «власть короля независима и абсолютна, и ему нельзя противоречить иначе как в форме ремонстраций».
Еще до этого обсуждения второй президент Анри де Мем говорил: «Власть наших королей никоим образом не делится между ними и их подданными, вся она сосредоточена в их особе…». Но прозвучали и другие голоса. Мнение советника Клемана Леменье было: «Всевластие королей ограничено, ибо существуют законы, которым они подчиняются, и среди них тот, который требует верификации их эдиктов в парламенте, коему они дали такое право вместе со свободой голосования»; но все же кончил он тем, что призвал воздержаться от ответа, дабы не подрывать власть короля.
Так и поступили. Передавая королеве 3 марта 1648 г. решение парламента, генеральный адвокат Омер Талон (1595-1652) сказал, что опасные рассуждения на эту тему означали бы попытку «проникнуть в секрет величия и в тайну власти». Правда, затем он, в ораторском увлечении, провозгласил, что «парламент стоит во главе народа, имея нечто от суверенитета (avec le caractere de souveraineté), дабы защищать интересы народа и говорить о его нуждах, и в этом качестве он может возражать против повелений королей, не гневя их упорным противодействием, но умоляя о справедливости». Однако при внесении своей речи в парламентские регистры Талон спохватился и снял этот слишком смелый пассаж. В общем же королеву заверили, что парламентские постановления всегда имеют в виду оговорку «если королю то будет угодно» (sous le bon plaisir du roi). Анна Австрийская заявила, что довольна таким разъяснением.
Идеологической позиции умеренной части парламента в целом более всего соответствовало представление о нераздельном единстве власти короля и его судей. «Власть парламента не отделена от королевской; напротив, королевская власть находится в парламенте как в своем средоточии», ‑ эту удачную формулировку дал один из парламентариев Жан Лекок де Курбвиль 3 марта 1648 г.
Но как быть, если внутри этого двуединого, но все же неделимого суверенитета возникают конфликты? Как мы видели, обсуждение подобного вопроса представлялось неудобным, но при Ришелье такие конфликты стали очень уж частыми, и у парламентариев была потребность оправдать свое постоянное противодействие воле абсолютного монарха. На помощь приходили метафоры, одной из них воспользовался в своей речи 31 июля 1648 г. Омер Талон. Он уподоблял короля Солнцу, а парламент – облакам. «Солнце – отец и создатель облаков… оно делает их благодетельными для земли… но оно не обвиняет их в мятеже, когда они останавливают силу его лучей и мешают им обжигать землю…». Эту метафору Талон предварил рассуждением о закономерности антагонистической борьбы противостоящих сил в природе и обществе, создающей естественное равновесие; на основании этого рассуждения Э. Коссман окрестил такую теорию «барочной». Но надо учесть, что то было уже время начавшейся Фронды, радикализировавшей парламентских идеологов. Сама же по себе метафора дает картину не воинственного, а спокойного, гармонического «противостояния» Солнца и облаков.
Возражения Парижского парламента не ограничивают королевскую власть, ‑ говорил в феврале 1648 г., еще до начала Фронды, один из ее будущих лидеров Пьер Бруссель (1576-1654). Свой тезис он подкрепил образным сравнением: «подобно этому аркбутаны кажутся сопротивляющимися большому строению, тогда как на деле они его поддерживают». Здесь уже противоречие вообще снимается, объявляется мнимым. Корона сама должна быть заинтересована в «оппозиции» парламента, чтобы из легитимной монархии не превратиться в деспотию: ведь все теоретики абсолютизма подчеркивали коренное отличие между двумя этими формами правления.
Парламент претендовал на то, чтобы играть свою роль хранителя законов, врага всяких чрезвычайных мер. В выступлениях парламентариев звучали мотивы «политического деизма». Так, на первом «королевском заседании» парламента после смерти Людовика XIII 18 марта 1643 г. Омер Талон напомнил, что «Бог редко преступает обычные законы природы, хотя Он сам их и установил», а потому короли также «должны быть чрезвычайно осторожными, вводя всякого рода новшества, противоречащие старым и обычным законам государства, составляющим основание монархии». Можно согласиться с суждением Кр. Вишер о традиционалистском характере политической концепции парламента «в той мере, в какой она отдает предпочтение унитарной гармонии естественного и божественного порядка при равновесии напряженностей между различными составляющими его телами».
Предполагалось подвергнуть репрессиям шестерых парламентариев: трое подлежали аресту, трое - - высылке из Парижа. Кроме Брусселя, узниками предстояло стать президенту Первой апелляционной палаты Рене Потье де Бланменилю (он был племянником давнего соперника Мазарини епископа Бове Огю-стена Потье; его кузен, другой племянник епископа, Новион заслуживал этого не в меньшей мере, но на одного из президентов Большой палаты министры покуситься не решились) и президент Первой палаты прошений Луи Шартон (тот самый, кто внес спровоцировавшее конфликт предложение о возбуждении дела против трех финансистов). Последний заподозрил опасность и сумел скрыться от ареста. Но по отношению к главному оппозиционеру, Брусселю были приняты меры предосторожности, чтобы он не ушел от задержания. В этот день он, как комиссар парламента по составлению «тарифа», работал у себя над доставленными от Сегье бумагами, ожидая поступления новых документов; его специально просили не отлучаться из дома, потому что к нему должны-де явиться для переговоров представители откупных компаний. Вместо них приехал с конноем лейтенант гвардии королевы Комменж, предъявивший приказ об аресте...
События 26-28 августа произвели сильнейшее впечатление на современников, породив целый ряд подробных описаний в мемуарах, записках и официальных документах; многие еще не изданы . Кстественно, свидетели неоднократно противоречат друг другу, путаются в деталях, так что подлинную картину приходится реконструировать, руководствуясь логикой и интуицией и не доверяя целиком ни одному источнику. Изложение стало бы слишком растянутым, если бы мы останавливались на разборе всех разногласий. С самого начала появилась тенденциозная «лоялистская» трактовка этих событий, шедшая от парижских городских и квартальных властей. Согласно ей, восстание началось как стихийное, никем не управляемое движение низов, чреватое социальным взрывом; натягивавшие цепи и строившие баррикады зажиточные горожане были просто вынуждены это делать, защищая свою собственность от грабителей. Правительство, когда все кончилось, сделало вид, что верит в эту версию и не придает значения тому, что стоявшие за баррикадами буржуа требовали освобождения Брусселя не менее горячо, чем заполнявшая улицы чернь. -Худой мир» был лучше «доброй ссоры», и Анна даже выразила благодарность городским властям за их усилия по поддержанию порядка.
Некоторые историки, опираясь на соответствовавшие этой версии указания в источниках, подчеркивали лояльность парижской буржуазии к правительству и вынужденность ее участия в событиях. Эта концепция была отвергнута после появления статьи Ж.-Л. Буржона, специально посвященной началу восстания и социальной ситуации на острове Сите. Появилась даже склонность впадать в противоположную крайность. Так, Гюбер Каррье, виднейший специалист по «мазаринадам», в 1989 г. заявил во время дискуссии: «Это восстание было с самого начала по происхождению буржуазным воестанием, народ лишь примкнул к нему, когда увидел, что происходит нечто очень серьезнооА Но чтобы принять такую точку зрения, пришлось бы пожертвовать слишком многими свидетельствами не зависимых друг от друга источников. Нет оснований отказывать в роли застрельщика движения парижскому плебсу, гораздо более мобильному, чем владельцы лавок. Другое дело, что его возмущение было чисто импульсивным и не имело никаких целей, кроме освобождения Брусселя, что оно было быстро введено в жесткие организационные рамки, приемлемые для буржуа. Но все же остается фактом: в первый день восстания королевским гвардейцам приходилось больше опасаться булыжников, чем мушкетных выстрелов.
Несмотря на стремление министров соблюсти тайну, слухи о предстоящей акции все же успели распространиться. Когда парламентарии заметили, что после мессы королева вышла из собора, оставив на месте обязанного повсюду сопровождать ее лейтенанта гвардии Комменжа, они решили, что сейчас начнутся аресты, и разбежались.
Народ насторожился, стал собираться в толпы, ожидая, чем кончится дело. Комменж в одной карете, сопровождаемый конвоем, направился прямо к дому Брусселя. Домашним удалось оттянуть отъезд арестованного, сказав, что ему нужно довести до конца некую медицинскую процедуру. Во время этой задержки у дверей дома начал собираться народ, обступая карету; Комменж занервничал, заторопился и увел старика из дома, не дав ему даже надеть теплый плащ и в домашней обуви. Колоритный рассказ о начале волнений дан в мемуарах Ги Жоли (советник Шатле, ставший активным фрондером, сподвижником кардинала Реца). Окна Брусселя выходили на Сену, прямо за рекой была Гревская площадь с самым большим парижским речным портом. Услышав крики соседей Брусселя, многие лодочники и грузчики переправились через река на Сите в маленький старый порт Сен-Ландри, "вооружённые своими баграми; там к ним присоединились местные лодочники и много других людей, привлеченных набатом церкви Сен-Ландри; потрясая алебардами и старыми шпагами, они погнались за каретой с криками «Бей! Бей!». Сразу же стали натягивать цепи на пути кареты: действовала солидарность соседей (Бруссель числился капитаном городской милиции своего квартала). «Цепи перекрывают улицы, так что при первом же повороте Комменжу пришлось остановиться; спасаясь от преследователей, он постоянно поворачивал карету в разные стороны и все время отбивался от народа, а толпа все увеличивалась».
Преодолевая препятствия, Комменж спешил выехать на ту трассу, вдоль которой располагались гвардейцы, охранявшие проезд короля в собор и обратно: от Нового моста по левому берегу Сите и вдоль Нового рынка. Но там уже не было войск: солдаты, почувствовав неладное, «удивленные тем, что их не снимают с постов, ушли гуськом, без порядка и барабанного боя, держа мушкеты подмышкой и без своих главных офицеров». Народ продолжал гнаться за каретой, пока уже на набережной левого берега Сите она не сломалась. Брусселю грозила смерть: конвоир имел приказ не выдавать его живым. К счастью, Комменжу удалось именем короля завладеть одной частной каретой, пересадить туда арестанта и удалиться от преследователей, с которыми уже вошел в соприкосновение двигавшийся навстречу отряд под командованием маршала Ламейрэ. Бруссель был доставлен в Пале-Рояль и оттуда вывезен за пределы города, в Сен-Жермен-ан-Лэ, где он заночевал; другой день его предполагалось вывезти в заточение в пограничную крепость Седан.
Другой намеченный к аресту парламентарий, Бланменил был взят у себя на дому и без осложнений препровожден в Венсеннский замок.
Отправлено: 18.01.10 00:45. Заголовок: Президент Виоль Кард..
Президент Виоль Кардинал де Рец о Виоле:
"Президент Виоль был ближайшим другом Шавиньи, который ненавидел Мазарини, ибо, более всех содействовав возвышению итальянца при кардинале де Ришельё, был жестоко обманут им в первые дни Регентства, и, поскольку Виоль одним из первых среди своих собратьев выказал горячность, стали подозревать, что его подговорил Шавиньи.
Президент Виоль всю свою жизнь искал наслаждений и не выказывал никакого усердия к службе".
О событиях после 18 сентября 1648 г.: "Королева приказала арестовать Шавиньи и отправить его в Гавр-де-Грас. Я воспользовался этим обстоятельством, чтобы подзадорить Виоля, близкого друга арестованного, играя на его же собственной трусости, которая была весьма велика. Я растолковал Виолю, что ему самому грозит опасность, ибо Шавиньи пострадал потому лишь, что вообразили, будто это он подстрекнул Виоля; Король, без сомнения, покинул Париж для того лишь, чтобы напасть на город; он, Виоль, как и я, видит, сколь велико всеобщее уныние, и, если допустить, чтобы Париж совсем пал духом, ему уже не воспрянуть, вот почему надо его расшевелить; я успешно действую среди народа, а к нему обращаюсь, как к человеку, который пользуется особенным моим доверием и уважением, чтобы он в том же смысле действовал в Парламенте; по моему суждению, Парламенту не должно теперь идти на уступки, но, поскольку Виоль знает своих собратьев, ему известно также, что отъезд Короля, судя по всему, слишком поразил и усыпил их чувства, а стало быть, их надо разбудить, — вовремя сказанное слово должно оказать сие благотворное влияние.
Эти доводы, подкрепленные настояниями Лонгёя, который меня поддержал, после долгих споров убедили президента Виоля и толкнули его из одной лишь трусости, ему свойственной, совершить поступок почти беспримерной отваги. Воспользовавшись минутой, когда президент де Мем докладывал Парламенту о возложенном на него поручении касательно Палаты правосудия, Виоль объявил, как мы договорились заранее, что есть дела куда более неотложные, нежели дела Палаты правосудия: ходят слухи, будто Париж намерены подвергнуть осаде, к городу стягивают войска, в тюрьмы бросают самых верных слуг покойного Государя, и следует воспротивиться этим пагубным замыслам; он не может не высказать Парламенту, сколь необходимо, по его мнению, почтительнейше просить Королеву привезти Короля обратно в Париж; а поскольку каждому понятно, кто виновник всех этих бедствий, следует пригласить герцога Орлеанского и высших королевских сановников пожаловать в Парламент, дабы обсудить указ 1617 года о маршале д'Анкре, согласно которому иностранцам возбраняется вмешиваться в управление королевством. Мы сами понимали, что задеваем струну весьма опасную, и, однако, без этого нам не удалось бы пробудить от сна или скорее не дать уснуть людям, которых страх весьма легко мог ввергнуть в спячку. На отдельных лиц страх обыкновенно не оказывает подобного действия, но зато на целые корпорации, по моему наблюдению, оказывает весьма часто. Этому есть даже объяснение, но ради того, чтобы изложить его, не стоит прерывать нить повествования.
Предложение Виоля оказало на умы впечатление неописуемое: вначале оно напугало, потом обрадовало, потом воодушевило. Отныне о том, что Король находится вне стен Парижа, говорили лишь затем, чтобы решить, как добиться его возвращения, о войсках вспоминали лишь затем, чтобы предупредить их действия. Бланмениль, который еще утром казался мне человеком конченым, во всеуслышание назвал имя Мазарини, которого до этого именовали просто министром. Президент де Новион обрушил на Кардинала поток проклятий, а Парламент постановил, и притом с радостной готовностью: сделать почтительнейшие представления Королеве, умоляя ее вернуть в Париж Короля и удалить войска из окрестностей города; принцев, герцогов и пэров просить пожаловать в Парламент, дабы обсудить меры, потребные для блага государства, а купеческого старшину и эшевенов вызвать, дабы отдать им распоряжения касательно безопасности города.
Первый президент, который почти всегда с жаром защищал интересы своей корпорации, но в глубине души был предан двору, сказал мне вскоре по выходе своем из Дворца Правосудия: «Как вам нравятся эти люди? Они провозгласили постановление, способное разжечь гражданскую войну, но, поскольку не назвали в нем Кардинала, как того требовали Новион, Виоль и Бланмениль, полагают, что Королева должна быть им благодарна». Я сообщаю вам эти маловажные подробности, ибо они лучше передают настроение и дух этой корпорации, нежели события более значительные.
Президент Ле Коньё, которого я встретил у Первого президента, сказал мне: «Вся надежда на вас; нас всех перевешают, если вы не предпримете тайных мер». Я и в самом деле их предпринял, ибо ночь напролет просидел с Сент-Ибаром, составляя письма, с которыми намеревался послать его в Брюссель, чтобы договориться с графом де Фуэнсальданья и обязать того, в случае необходимости, прийти к нам на выручку с испанской армией. Поручиться ему за Парламент я не мог, но я обещался, если Париж подвергнется нападению, а Парламент сдастся, выступить самому и склонить к выступлению народ. В том, что мне удастся начать дело, я не сомневался, но продолжать его без поддержки Парламента было трудно. Я прекрасно это понимал, но тем более понимал, что бывают обстоятельства, в которых сама осмотрительность предписывает полагаться на случай.
Примечательно, что во всяком согласии, а оно одно только и способно было положить конец несообразностям, творимым такого рода сборищем, умы этого склада усмотрели бы заговор. Сами они составили его, о том не ведая; в таких обстоятельствах за слепотою лиц благонамеренных обыкновенно по пятам следует проницательность тех, кто примешивает к пользе общественной личные страсти, дух возмущения и провидит будущее и возможное там, где корпорации помышляют лишь о настоящем и наблюдаемом на поверхности".
Моле Матье (статья из энциклопедии Брокгауза и Эфрона) Моле Матье (Mole) - франц. государственный деятель (1584 - 1656), сын Эдуарда Моле, президента парламента; был советником парламента, потом президентом одной из палат его, с 1614 г. генеральным прокурором. В этом звании он выказал благородную стойкость убеждений, настаивая на самостоятельности общественных учреждений. В 1631 г. парламент под влиянием М. признал незаконным учреждение чрезвычайной комиссии по делу бр. Марильяк. Призванный по этому поводу к королю, М. резко отстаивал права парламента. В 1641 г. М. сделался первым президентом парижского парламента и в трудное время придворных интриг, заговоров, восстаний и междоусобных войн продолжал быть истинным представителем справедливости. Он явился оплотом оппозиции против политики Мазарини (первое столкновение М. с Мазарини произошло по поводу налога на колониальные товары: парламент не принял указа, установлявшего налог). Во время так называемой Фронды М. играл умиротворяющую роль и был назначен хранителем государственной печати (3 апреля 1651). Ввиду недовольства предводителей Фронды, в особенности герц. Орлеанского, М. подал в отставку и лишь после объявления Людовика XIV совершеннолетним снова принял прежнее звание. В последние годы жизни М. занят был планами реорганизации судебного сословия. Он оставил записки о своей деятельности.
Представляете, нашла пьесу "Старая Фронда"Анри Мартена, где среди действующих лиц - первый президент Моле, президенты Виоль, Потье и т.п, Бруссель, Талон и ещё уйма знакомцев. В-общем, пол-Парламента. Не знаю, как насчет художественных достоинств, но учитывая, что автор - историк... Интересно. Читаем пьесу здесь.
Сообщение: 3632
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
21
Отправлено: 27.01.10 15:53. Заголовок: Арест Брюсселя. Из к..
Арест Брюсселя:
Из книги Губера "Мазарини"
Арест бунтовщиков из парламента был мерой, хорошо испытанной предыдущими монархами. Весьма ловким ходом было воспользоваться двойным кордоном войск между Пале-Роялем и собором Парижской Богоматери. Казалось благоразумным «взять под прицел» всего троих "зачинщиков", особенно если только один был хорошо известен, а двое других — нет. В том, что за ними послали неумелых (или слишком ловких) военных, сказалась неопытность министров и самого Мазарини, новичка в этой области. Председатель Шартон без труда скрылся, Бланмениля (еще одного Потье) посадили в Бастилию, но совсем иначе получилось с тем, ради кого далась вся операция.
Бруссель, седовласый советник (73 года — возраст для тех времен невероятный), обедал, сидя за столом в домашних туфлях, после того как... «облегчил» желудок. Комменж оторвал его от трапезы, усадив в дурную карету: она должна была доставить Брусселя в какую-нибудь тюрьму подальше (в Седан или Гавр) и по пути дважды перевернулась. Крайне экзальтированный и красноречивый, говоривший на совершенно неведомой латыни, советник руководил самой неистовой парламентской оппозицией и был в глазах двора человеком, которого необходимо убрать. Для болтливых и требовательных парижан, считавших себя обманутыми, Бруссель был честным скромным стариком, наделенным всеми добродетелями, почти святым, любимцем всех тех, кто вопил о воображаемой нищете. Судьбе было угодно сделать его арест шумным: лакей и старая служанка великого человека, оба ужасно горластые, орали, что совершено преступление, и звали на помощь. В благопристойном буржуазном квартале дома, двор хозяйственные постройки сообщались. От Сите крики доносились до берегов Сены и канала, где толпились балаганные зазывалы, грузчики, торговцы, зеваки и любители сплетен, уже сочинившие первые непристойные частушки, поносящие Мазарини. На улицах, с одной стороны на другую, протянули цепи, чтобы преградить путь всадникам и каретам, но мера оказалась запоздалой. Вот так, из-за одного единственного парламентария, собралась толпа, бунт продолжался почти три дня, на улицах появились собранные в кучу бочки, обложенные камнями и землей, капустными кочерыжками, опилками, - всем тем, что достали при чистке со дна Сены, а еще навозом. Париж привык к баррикадам (их строили еще 60 лет назад), они были проявлением гнева, мешали движению, возмущали и пугали тех, кого называли «средним французом».
Три дня криков, волнующихся толп на улицах, оружейная стрельба, беготня, коварные интриги, едва сдерживаемый гнев, запутанные заговоры и небольшие подлости, конечно, не были тем, что лет пятнадцать-двадцать назад называли "революцией". Впрочем, все очень быстро успокоилось: возвращаясь в субботу утром, 29-го, из своего прелестного замка в столицу, знаменитый парламентарий Оливье Лефевр д'Ормессон увидел лишь несколько пустых бочек и кучи камней — все, что осталось от бунта.
Омер Талон, художник Филипп Шампень, 1649 год. Национальная галерея Вашингтона
Омер Талон (1595-1652), с 1631 года генеральный адвокат в Парижском Парламенте, мемуарист.
Омер являлся сыном государственного канцлера и после обучения юриспруденции в 1613 году был принят в Парижскую коллегию адвокатов. После смерти своего старшего брата Жана Талона, Омер становится адвокатом в Парижском Парламенте. (1631 год) Он обладал яркой внешностью, прекрасным красноречием, не боялся сопротивляться политике Ришелье. В 1634 году его отправили в Пуатье в качестве генерального прокурора. До конца правления Людовика XIII Омер Талон будет держаться в отдалении.
Во времена Фронды Омер Талон является приверженцем Парламента, защищает его интересы, но проявляет благоразумие, оставаясь верным Королю. Он часто выступал с критикой насильственных мер и финансовых эдиктов правительства Мазарини. Те, кто слышал его выступления, называли Омера оратором века.
На момент смерти в 1652 году Омер сделал своего сына Дени Талона (1626-1698) преемником на посту генерального прокурора Парижского Парламента. Речи и выступления отца и сына опубликовали во Франции в 1821 году.
ЗДЕСЬ ,кстати говоря, можно ознакомиться с мемуарами Талона.
Пьер Виоль был крещен в Париже в церкви Сен-Жерве 23 апреля 1601 года. Скончался в 1667 году. В 1642 года он стал советником Парламента. Пьер Виоль во время Фронды был президентом четвертой следственной палаты (с 1647 года). Он был сыном советника Николя Виоля. Он происходил из довольно старинной парижской семьи представителей дворянства мантии. Его жена Мари Валле де Барро, на которой он женился в 1633 году, была родственницей Элизабет- Анжелик де Монморанси-Бутвиль, герцогини де Шатийон. Мари была дочерью Жака Валле де Барро, советника парижского Парламента, ставшего позднее докладчиком в государственном совете, и Барб Долю. У Барб была сестра Элизабет, которая второй раз вышла замуж Жана Вьенна, интенданта, а позднее генерального контролера финансов, дочь которого Элизабет была женой печально знаменитого дуэлянта Франсуа де Монморанси-Бутвиля. Его самым близким другом был граф Шавиньи. Мы видим его среди первых фрондёров к моменту ареста принцев Конде и Конти и герцога Лонгвиля. Вдовствующая принцесса Конде пользовалась его помощью для освобождения своих сыновей и зятя. Он являлся преданным защитником интересов дома Конде. Современники пренебрежительно отзывались о Виоле, отмечая его жадность, застенчивость, развращенность. Таллеман де Рео отмечает, что в молодости жена Виоля была красива, но он всегда с ней плохо ладил, и от него постоянно были беременны несколько служанок. По: Александр Дюма » Жизнь Людовика XIV »
«Принц приехал в Париж 20 сентября, два дня спустя после изгнания маркиза Шатонефа и ареста де Шавиньи, поэтому он нашел Париж взволнованным и узнал, что парламент собрался, намереваясь освободить де Шавиньи из тюремного замка подобно тому, как освободил Брусселя и Бланмениля. Через два дня по приезде принц отправился в Рюэль представиться королеве. В парламенте в этот день собрание было очень бурным. Президент Виоль, приверженец де Шавиньи, известил собрание об изгнании маркиза Шатонефа, задержании де Шавиньи, выезде короля из города, возвращении принца Конде и скором прибытии войск. Тогда президент Бланмениль заявил, что все это имеет причиной одного чуждого Франции человека, и все беды прекратятся только тогда, когда этот человек будет подведен под указ, изданный в 1617 году после смерти маршала д’Анкра, которым воспрещалось всякому иностранцу иметь в королевстве должности, духовные места с доходами, почести, достоинства и управление делами. Ни одно до сих пор нападение не направлялось так прямо против Мазарини как это, так смело и решительно выраженное в словах Бланмениля. Оно немедленно стало известно в Рюэле. На другой день в парламент пришли два письма — одно от герцога Орлеанского, другое от принца Конде; в этих письмах парламент приглашался на конференцию в Сен-Жермен. Вместо одной конференции состоялось две. Члены парламента в количестве 21 отправились в Сен-Жермен, куда поехали также герцог Орлеанский и принц Конде. Результатом конференций было издание 4 октября указа, подписанного королевой, кардиналом, принцами и канцлером: «Ни один чиновник королевской службы не может быть лишен своего места или звания по тайному королевскому повелению. Всякое арестованное правительственное лицо будет через 24 часа представлено в суд. То же самое относится и ко всем вообще подданным короля, если только не нужны будут доказательства — в таком случае задержание виновного не может продолжаться более 6 месяцев». Этот указ имел ту особенность, что был подписан двумя принцами, из которых одного несколько раз ссылали, по поводу чего парламент никогда не изъявлял своего неудовольствия, а отец другого просидел три года в Венсенне, на что парламент, восставший сначала против ареста Брусселя, Бланмениля и Шартона, а потом против ссылки маркиза Шатонефа и ареста де Шавиньи, никогда не возражал. Что же касается отношения этого указа к правам двора, то г-жа Моттвиль прямо называет его убийственным для королевской власти. Прибавим, что де Шавиньи, который был уже отправлен в Гавр, получил свободу, ограниченную повелением жить в принадлежащих ему поместьях» Виоля пытались использовать для всяких деликатных поручений. Вот что пишет в своих мемуарах Ла Рошфуко про то, как принц Конде расстроил женитьбу своего брата:
«Это сообщение прекратило колебания Принца, и, ни с кем не обсудив того, что задумал, он отправился к принцу Конти. Разговор с ним он начал с насмешек над безмерностью его страсти и кончил тем, что рассказал о м-ль де Шеврез, Коадъюторе, Нуармутье и Комартене все, сочтенное им наиболее подходящим, чтобы внушить отвращение любовнику или мужу. Ему не стоило большого труда преуспеть в этом намерении. Принц Конти посчитал, что все рассказанное ему соответствует истине, или не захотел показать, что сомневается в его достоверности. Он поблагодарил брата за столь полезное сообщение и решил отказаться от женитьбы на м-ль де Шеврез. Больше того, он посетовал на г-жу де Лонгвиль и герцога Ларошфуко, не поставивших его ранее в известность о том, какие толки ходят на этот счет в обществе. Затем стали изыскивать способы покончить с этим делом по возможности безболезненно, но затронутые им интересы были чересчур существенны и сопровождавшие его обстоятельства чересчур щекотливы, чтобы не возобновить и не распалить с еще большей силой давнюю ненависть г-жи де Шеврез и фрондеров к Принцу и тем, кто, по их подозрению, подстроил совместно с ним только что происшедшее. На президента Виоля было возложено поручение отправиться к г-же де Шеврез и под благовидным предлогом снять с Принца и его брата взятые ими на себя обязательства в отношении этого брака. Кроме того предполагалось, что на следующий день они - и тот и другой - посетят ее лично. Но то ли потому, что они не могли заставить себя предстать перед особою, которой доставили столь чувствительную неприятность, или, быть может, из-за того, что оба брата, раздражавшиеся что ни день по поводу любых пустяков, довели себя до крайней степени раздражения, обсуждая, как подобает держаться при этом посещении г-жи де Шеврез, - в конце концов ни они, ни президент Виоль так у нее и не побывали. Таким образом, брак был расстроен по их воле и побуждению, причем они не попытались ни соблюсти хоть какую-либо учтивость, ни сохранить хотя бы малейшее благоприличие.»
Сообщение: 4425
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
24
Отправлено: 08.04.10 13:54. Заголовок: Гийом де Ламуаньон (..
Гийом де Ламуаньон (1617-1677) - французский юрист. Он известен тем, что подготовил кодификацию французского законодательства.
Гийом де Ламуаньон, гравюры Робера Нантейля:
1659 год
Гийом стал в 1644 году докладчиком прошений и жалоб в Парламенте, он принял активное участие в Парламентской Фронде, выступал против Мазарини.
Он стал первым президентом Парламента в 1658 году.
Гийом де Ламуаньон был очень предан католической церкви, уважаемый член общества Святого Таинства. Под влиянием Кольбера он отказался от идеи вернуть обратно возрастной порог (двадцать семь лет) для рукоположения в священники. Также он считал, что для женщин необходим ввести возможность монашеского пострига в двадцать лет, а для мужчин - двадцать семь.
Под влиянием Галликанских тенденций в 1663 году он выступил перед Парламентом в пользу свободы Галликанской церкви. Племянник епископа Потье Бове, близкий друг янсениста Хермана, Ламуаньон должен был сочувствовать Пор Роялю, но он предпочёл Рене Рапина, иезуита, в качестве учителя для своих сыновей. Гийом называл янсенистов партией, которая формировалась в королевстве и распространяет новое учение, вредное для государства.
Луи Бушра, граф Компан, французский судья, родился в Париже в 1616, умер в 1699.
Луи Бушра, гравюра 1677 года. Автор Робер Нантейль
Он начинает свою карьеру в Парламенте - член парламента в Париже в 1641, докладчик прошений и жалоб в 1643 году.
При Людовике XIV Луи Бушра был интендантом Гиени, Лангедока, Пикардии, Шампани, членом государственного совета в 1662 году. В 1681 он стал членом совета по финансовым вопросам и был назначен канцлером Франции в связи с кончиной Мишеля Ле Телье, занимал этот пост с ноября 1685 по начало сентября 1699 года.
Луи Бушра. Анонимный портрет. Находится в Версале:
Николя Потье де Новьон. Гравюра Робера Нантея, 1664 год.
Николя Потье де Новьон (1618 - 1 сентября 1693) - также принадлежал к судейству. Происходил из семьи Потье де Бланмениль, сын Андре Потье де Новьона, председателя парламента и Екатерины Кавалье.
Противник Мазарини, он стал судьёй в 1645 году и первым президентом парламента Парижа в 1678. Он вынужден был уйти в отставку с этой должности в 1689 году. Был избран во Французскую академию в 1681 г., не производя никакой работы. По данным Академии, его речи считается "абсолютно нелепыми", и его членство "является одной из грубейших ошибок Академии. "
Новьон являлся также кавалером ордена Святого Духа (1656) и господином де Нофль с 1682 по 1693 года.
Матье Моле (1584 - 3 января 1656) - французский государственный деятель.
Сын Эдуарда Моле (ум. 1614)
По другим источникам, Эдуард Моле родился в 1540 году, а скончался в 1616. Он являлся магистратом, советником в Парламенте (1657), а также президентом счётной палаты (1602).
Его изображение. Автор Робер Нантейль, 1650-52 года:
Франсуа Моле. (1625 - 1712) 1649 год. Робер Нантейль
Франсуа - магистрат, сын Матье Моле, аббат Сен-Круа-де-Бордо, канцлер Парламента (1650), докладчик в Государственном совете (1657), назначен епископом Байё в 1652 годом, но сложил с себя полномочия ещё до того, как вышло официальное постановление.
Ещё одно изображение самого Матье Моле, автор Робер Нантейль, 1652-53 года:
Гийом де Ламуаньон (1617-1677) - французский юрист. Он известен тем, что подготовил кодификацию французского законодательства.
В Париже, в квартале Маре, недалеко от отеля Карнавале сохранился отель Д'Ангулем Ламуаньон.
В 1584-м году его купила Диана Французская, незаконнорожденная дочка Генриха II и Филиппы Дучи из Пьемонта, ставшая герцогиней Ангулемской. Архитектор особняка - Батист Андруэ дю Серсо. Диана прожила в отеле вплоть до своей смерти в 1619-м году. На первом этаже сохранилась капелла с погребальной статуей Дианы. Герцогиня Ангулемская оставила своё имущество в наследство Шарлю Ангулемскому, сыну Карла IX и Мари Туше. Вдова Шарля сдала в наём здание Гийому де Ламуаньону в 1658-м году. Отель находился в собственности семьи Ламуаньонов до 1774-го года. В 1868-м году отель служил резиденцией Альфреду Доде. Hotel Д'Ангулем был куплен городом Парижем в 1928 году и восстановлен в 1940 и 1968 гг. С 1969 года здесь размещается Парижская национальная библиотека.
Отправлено: 03.03.11 02:47. Заголовок: Из примечаний Мари-К..
Из примечаний Мари-Катрин Виньяль Сулейро.
Сын президента Парламента Эдуара Моле, Матье Моле (1584-1656) вначале изучает право в университете Орлеана. Сам он советник Парламента с 1606 года, президент Следственной палаты в 1610 году, потом, четырьмя годами позднее, генеральный прокурор, наследуя у Николя Бельевра должность, которую он присоединяет к должности хранителя законов, вместе со званием секретаря короля, его свиты и короны Франции. В 1623 году он приказывает заключить в тюрьму поэта Теофиля де Вио, обвиняемого в кощунстве и атеизме Орденом иезуитов. Его влияние не прекращает расти в продолжении всего министерства Ришелье, хотя он очень скоро ввязывается в борьбу без уступок, защищая исключительные права своих пэров и полномочия верховного суда, которому он принадлежал. В 1626 году Матье Моле поручено помогать Марии Медичи в управлении делами, в то время, когда Луи XIII отправляется в Ла Рошель. Благосклонный к братьям Марийак, Матье Моле отстраняется от должностей и вызывается для объяснений в Фонтенбло в 1631 году. Он тщетно противится созданию палаты Арсенала (*напомню, что в сентябре 1631 года король решает создать особый суд, палату Арсенала, чтобы выносить приговоры фальшивомонетчикам и виновным в оскорблении величества). Матье Моле добивается должности первого президента парламента в ноябре 1641 года после Николя Леже. Кончина Ришелье, потом Луи XIII, позволяют Парижскому Парламенту вновь обрести утраченный политический вес, хотя Мазарини и ставшая вдовой королева обращаются к нему, чтобы признать недействительными положения завещания короля, предусматривающие назначение Совета регентства. Если отменены чрезвычайные комиссии, в которых нуждался Ришелье и возвращены сосланные парламентарии, от этого остается, тем не менее, первичный конфликт интересов с Мазарини, разлад, который подтверждается между 1644 и 1648 годами, во время усиления налогового гнета, давящего на королевство, ареста президента Барийона и учреждения тарифа. Матье Моле подозревают, что он хочет встать на сторону правительства. Во время Фронды, и особенно в День Баррикад, он проявляет образцовую смелость по отношению к толпе. Он делает всё возможное для примирения двора и Парламента. Во время Фронды принцев, он выражает неприязнь к герцогу Бофору, но осуждает арест грандов 18 января 1650 года. Ставший хранителем печати с третьего по 13 апреля 1651 года, потом с 9 сентября 1651 года до своей смерти 3 января 1656 года, он отказывается от своих служебных обязанностей в Парламенте.
Сообщение: 6203
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 26.03.11 14:51. Заголовок: Немного о канцлере П..
Немного о канцлере Парижского Парламента Пьере Деслан-Пайене (1594-1664/69), которого упоминает Таллеман в исторьетке о кардинале Лионском.
Пьер родился в Париже, в феврале 1621-го становится церковным советником (Conseiller clerc) Парижского Парламента. Что интересно, после смерти отца именно Деслан-Пайен получает в наследство замок Рюэль. (Отец Пьера Деслан-Пайена - также Пьер Пайен (?-1626), финансист, прокурор Парижского Шатле, друг Бельгарда и маркизы де Верней, с 1607 по 1608-ой секретарь короля, в 1610-м лейтенант полиции в квартале Сен-Оноре в Париже, в 1620-м году получает в наследство замок Рюэль от своего друга Жанна де Муассе). В 1626-м году приобретает приорство Шарите-сюр-Луар, из-за которого позже начнется конфликт с братом Ришелье. После Дня Одураченных Деслан-Пайен уезжает в Брюссель, а все его имущество конфискуется. В период с 1631 по 1632-ой год Пьер выполняет роль секретаря изгнанной Марии Медичи. Позже Пьер командует кавалерийским полком в Германии, а после смерти кардинала и короля возвращается во Францию. В 1645-м году он становится канцлером Большой палаты Парижского парламента. Конфликт между кардиналом Лионским и Деслан-Пайеном в отношении монастыря Шарите-сюр-Луар, который брат кардинала Ришелье хотел удержать за собой, продолжался с 1646 по 1648-ой год и разрешился в пользу Пайена. Во времена Фронды Пьер - на стороне Принца Конде и в оппозиции Мазарини. После победы королевской власти Пьер ведет тихую и уединенную жизнь, в 1664-м продает должность канцлера. В период между 1664 и 1669-м годами умирает. Хочу добавить, что Деслан-Пайен находился в хороших отношениях с поэтами той эпохи - Скарроном, Буаробером, Бальзаком, Раканом.
Кстати говоря, двоюродная сестра Деслана-Пайена - Паола Пайен (1630-1704) - никто иная, как супруга государственного деятеля, министра иностранных дел Франции Юга де Лиона, с которым сочеталась браком 10 сентября 1645-го года.
Брат известного дипломата графа д'Аво. Когда тот скончался в 1650 году, не имея наследника, так как никогда не был женат, титул перешел к Жану-Антуану.
Сообщение: 7685
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 15.01.12 22:59. Заголовок: Интересную вещь нам ..
Интересную вещь нам сообщает Кармона. Изгнание иезуитов, задуманное в 1594-м году, было тогда же постановлено Парламентом Парижа, затем Парламентами Бургундии и Нормандии, но отклонено Парламентами Бордо и Тулузы. Пока ждали до 1604-го года, все 10 лет деятельность иезуитов была в одной части королевства запрещена, а в другой разрешена. Например, в Париже их самый известный коллеж - Клермонский, закрыли. В других частях Франции, особенно на юге, иезуитские коллежи спокойно функционировали и даже развивались.
А в коммуне Ормессон-сюр-Марн находится замок, построенный в конце XVI столетия. С 1632 по сегодняшний день является собственностью семейства Ормессон:
Парижский парламент отказался регистрировать указ короля, который осуждал сторонников его сбежавшего брата. Тогда, 12 мая 1631 года, после того, как 25 апреля 1631 года парламент дал нелицеприятную оценку управлению кардинала, его постановление было отменено Королевским советом, парламентариев обязали предстать перед королем и, стоя на коленях, выслушать суровый выговор, зачитанный хранителем печати Шатонёфом.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 19
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме