Отправлено: 21.10.08 14:39. Заголовок: Большая страсть
Большая страсть
АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ РИШЕЛЬЕ. Часть I.
Кардинал с 1622 года, фактически правитель Франции с 1624 года. Способствовал укреплению абсолютизма. Лишил гугенотов политических прав; провел административную, финансовую, военную реформы; подавлял феодальные мятежи, народные восстания. Вовлек Францию в Тридцатилетнюю войну (1618—1648).
Постоянно управляя — да еще так гениально — делами государства, первый министр всегда был падким на красивых женщин. "Однажды, — сообщал летописец, - он захотел совратить принцессу Марию де Гонзаг, ставшую теперь королевой Польши.
Портрет Марии де Гонзага
Портрет Марии де Гонзага, ставшей польской королевой Людовикой Марией
Она попросила у него аудиенции. Он лежал в постели; ее ввели туда одну, и начальник стражи быстро выпроводил всех из помещения. "Месье, — сказала она ему, — я пришла, чтобы..." Он тут же прервал ее: "Мадам, я обещаю вам все, что вы пожелаете, я даже не хочу знать, о чем вы просите; просто вижу такой, какая вы есть. Никогда, мадам, вы не были так хороши. Что касается меня, то я всегда мечтал служить вам. Говоря так, он берет ее руку, она ее высвобождает и хочет сказать о своем деле. Он снова хочет взять ее руку, и тогда она встает и уходит".
Некоторое время спустя он влюбился в мадам де Бриссах, жену своего кузена маршала де ла Мейере, владельца оружейного производства. "Его жена хороша собой и очень неплохо пела, — писал летописец. - Кардинал Ришелье увлекся ею; теперь у него постоянно было какое-нибудь дело к оружейцу. В Владельца арсенала стали одолевать тяжелые предчувствия. Маршальша которая, если бы захотела, могла совершенно безнаказанно дразнить и кардинала, заметила состояние муже. И вот, в один прекрасный день, проявив редкую для ее возраста решимость, она явилась к мужу и сказала, что воздух Парижа плохо на нее действует и что было бы хорошо, если он, конечно, не возражает, поехать к ее матери в Бретань. "Ах, мадам, — ответил ей маршал, — вы возвращаете меня к жизни! Я никогда не забуду милости, которую вы мне оказали". Кардинал, к счастью, больше не помышлял о ней. И неудивительно, впереди у него были еще более странные возгорания. Вот она, другая сторона медали".
Однажды Людовик XIII узнал, что у его любимца, фаворита Сен-Мара, есть любовница. Эта женщина была самой знаменитой куртизанкой того времени: ее звали Марион Делорм. Король едва не заболел.
Марион Делорм (3. Oktober 1613 in Blois; † 2. Juli 1650)
Ришелье, которому немедленно об этом доложили, был ошеломлен. Связь Сен-Мара с женщиной могла иметь весьма неприятные политические последствия. На протяжении пяти месяцев король предпринимал серьезные усилия для завоевания провинции Артуа (бывшей в то время испанским владением) и лично руководил военными операциями. Им уже были захвачены Эзден, Мезьер, Ивуа, Сен-Кентен. Но Аррас, столица провинции, еще сопротивлялся, и жестокие бои продолжались. Ришелье, знавший ранимость и ревнивый нрав короля, тут же понял, что есть серьезная опасность потерпеть военное поражение, если только Сен-Мар не порвет со своей куртизанкой. Поэтому кардинал пригласил Марион Делорм к себе, а так как он не знал другого способа прекратить ее связь с фаворитом, то ради блага государства сам стал ее любовником.
Вот как протекали, по мнению Тальмана де Рео, современника Ришелье, две первые встречи кардинала и самой красивой женщины того века: "Кардинал де Ришелье платил женщинам не больше, чем художникам за их полотна. Марион Делорм дважды приходила к нему. Во время первого визита она пришла к нему в платье из серого атласа, расшитого золотом и серебром, и в украшении из перьев.
Она сказала, что эта бородка клинышком и волосы, прикрывающие уши, производили самое приятное впечатление. Мне говорили, что один раз она явилась к нему в мужском платьев: всем было сказано, что это курьер. Она и сама об этом рассказывала. После двух визитов он послал ей сто пистолей со своим камердинером де Бурне, который выполнил роль сводника".
Далее Тальманде Рео добавляет: "Она говорила, что кардинал де Ришелье подарил ей однажды кольцо за шестьдесят пистолей, которое ему дала племянница".
"Я отнеслась к этой вещи, — говорила она, — как к трофею, потому что оно раньше принадлежало мадам де Комбале, моей сопернице, победой над которой я гордилась, а это кольцо было как добыча; в то время как она продолжает лежать на поле сражения!».
Несмотря на скупость кардинала, Марион, польщенная тем, что ее выбрал этот могущественный и опасный человек, согласилась не встречаться больше с Сен-Маром, после чего король снова помирился со своим молодым другом.
Король был спасен, завоевание Артуа продолжалось. Довольный Ришелье, желая вознаградить себя за это, решил остаться некоторое время любовником Марион Делорм. Но, увы, красавица оказалась болтливой; она поторопилась похвастать своей новой связью, и злые языки тут же прозвали ее госпожой кардинальшей.
Иногда друзья Марион из квартала Маре и с Королевской площади говорили ей: "Как вы можете спать с прелатом?"
Она улыбалась: "Да ведь без красной шапки и пурпурного облачения любой кардинал ничего особенного не представляет". Потом добавила, что такая любовная связь, без сомнения, обеспечит ей полное отпущение грехов.
Вскоре весь Париж оказался в курсе этой удивительной любовной идиллии, и несколько озадаченный поэт Конрар написал господину де л'Эссо: "Месье, верно ли то, в чем меня пытались убедить, а именно, что наш Великий Пан влюблен в Марион Делорм, это он-то, глаза и уши своего принца, неусыпно пекущийся о благе государства и держащий в руках судьбу всей Европы? Сообщите же мне, месье, должен ли я верить столь значительной и столь приятной новости. Я больше уже не в состоянии доверять никому, кроме вас".
Конрар не ошибался, и мы увидим, что он мог без колебаний называть Ришелье Великим Паном, настолько точно это прозвище подходило первому министру...
Кардинал и вправду был большим поклонником женщин, и его кардинальское облачение нисколько не мешало ему бегать за юбками. В одном из своих трудом Матье де Морг говорил совершенно откровенно о красавицах, "не только не распутных, но, наоборот, из самых добродетельных, жаловавшихся на посягательства и насилие, которые пытался учинить над их честью Ришелье..."
Но не всегда любовные похождения Ришелье заканчивались так неудачно. Ги Патен в письме, отправленном в ноябре 1649 года, писал: "За два года до смерти (то есть в 1640 году) у кардинала еще было целых три любовницы, из них первая — собственная племянница, вторая — пикардийка, то есть жена маршала де Шальна, а третья — некая парижская красотка по имени Марион Делорм, так что все эти господа в красных шапках приличные скоты. "Vere cardinale isit sunt carnales".
He успел Ришелье, как говорится, отведать одной девицы, чьим ремеслом, была торговля собственными прелестями, как у него уже разгорелся аппетит на другую "жрицу Венеры" — Нинон де Ланкло. Де Ланкло — символ образованной и независимой женщины, царицы парижских салонов, сочетавшей ум и сердце, пример эволюции нравов XVII и XVIII вв. Нинон де ЛАНКЛО (1620-1706) французская куртизанка, хозяйка литературного салона. Афоризмы.
Ninon de Lanklo ( 15.05.1616 года - 17.10.1706 года )
С редкой беззастенчивостью он выбрал в посредницы именно Марион и поручил ей предложить Нинон пятьдесят тысяч экю, если та согласится принимать его елейные нежности. Однако, несмотря на значительность суммы, предложение было отвергнуто мадемуазель де Ланкло. Граф де Шавеньяк писал об этом в своих "Мемуарах": "Этот великий человек (Ришелье), умевший доводить до конца самые крупные начинания, тем не менее потерпел поражение в этом деле, хотя Нинон никогда не страдала от избытка целомудрия или благопристойности; напрасно он предлагал ей через ее лучшую подругу Марион Делорм пятьдесят тысяч экю, она отказалась, потому что в то время у нее была связь с одним советником Королевского суда, в объятия которого она бросилась добровольно..."
Можно, правда, задаться вопросом, какова была роль Марион в этом деле, потому что она должна была почувствовать себя глубоко оскорбленной, видя, что Ришелье предлагает сопернице пятьдесят тысяч экю, тогда как сама она получила за те же услуги всего сто пистолей.
Но как бы там ни было она вскоре ушла от первого министра и вернулась в постель поэта де Барро, своего первого любовника, который, не помня себя от радости, сочинил редкостного убожества "Стансы", имевшие пространный подзаголовок "О том, насколько автору сладостнее в объятиях своей любовницы, чем г-ну кардиналу де Ришелье, который был его соперником".
Отправлено: 21.10.08 14:40. Заголовок: АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ ..
Большая страсть (продолжение)
АРМАН ЖАН ДЮ ПЛЕССИ РИШЕЛЬЕ. Часть II.
Впрочем, Марион оказалась лишь кратким эпизодом в жизни Ришелье. Самой большой любовью кардинала была его племянница Мари-Мадлен де Виньеро , вдова г-на де Комбале, герцогиня д'Эгийон. Эта очаровательная пухленькая блондинка тридцати семи лет обожала прогуливаться "с обнаженной грудью", чем доставляла несказанную радость друзьям кардинала.
Портрет Мари Мадлен де Комбале, герцогини д'Эгийон.
"Когда я вижу мадам д'Эгийон, — признался как-то один старый каноник, скромно потупив глаза, — я чувствую, как снова становлюсь ребенком". Позволяя ей эту вольность, — писал Лефевр в своих "Мемуарах", — он хотел дать понять, что взирает на прелести красавицы-герцогини незамутненным взором кормилицы. Но это притворство никого не обмануло, и каноника следовало бы высмеять за лицемерие".
Мари-Мадлен вышла замуж в шестнадцать лет за Антуана де Рур де Комбале, но чувствовала себя в замужестве не особенно хорошо, поскольку этот дворянин "хотя и прослыл (по словам Тальмана де Рео) при дворе самым волосатым человеком", но оказался неспособен помочь ей расстаться с девственностью. Поэт Дюло позволил себе позабавиться, сочинив анаграмму - жанр, бывший тогда в большой моде, с помощью-которой он сообщил читателям о горестной судьбе мадам де Комбале, скрытой в ее девичьем имени Мари де Виньеро, из которого ему удалось составить: "Девственница своего мужа..." В 1625 году малосильный дворянин скончался, оставив хорошенькую вдову в полном разочаровании. Разуверившись в браке, в мужчинах, усомнившаяся в самом существовании плотских утех, Мари-Мадлен стала подумывать об уходе в монастырь. И призналась в этом своему дяде: "Светская жизнь меня не интересует. Я хочу стать монахиней-кармелиткой".
Ришелье посмотрел на нее внимательно и нашел, что она очень красива. Стараясь скрыть свое смущение, он, опустив глаза, сказал ей ласково: "Ваше место не в монастыре, дитя мое, оно здесь, рядом со мной".
Мари-Мадлен поселилась в Малом Люксембургском дворце, и кардинал стал ее любовником.
Эта странная супружеская жизнь длилась до самой смерти первого министра. Ее то озаряли радости, то омрачали горести, неизбежные, как правило, в семейной жизни. Дядя и племянница то обнимали друг друга, то спорили, то дулись и не разговаривали, но любовь их была искренней.
Разумеется, эта связь недолго оставалась тайной для других. Сначала двор, а потом и весь Париж узнали, что Ришелье «услаждается» с мадам де Комбале. На улицах, как и в светских гостиных, не было конца ироническим куплетам и песенкам с подвохом. М-ль де Монпансье в своих "Мемуарах" рассказывала, что в 1637 году ей самой приходилось распевать оскорбительные куплеты по адресу кардинала и его племянницы.
Конечно, король прекрасно знал об этой незаконной любовной связи и в глубине души порицал любовников. Своего неодобрения он не мог показать кардиналу, которого боялся, и потому всю свою неприязнь срывал на мадам де Комбале. "Меня удивляет король, — сказала однажды королева. — Он поддерживает кардинала и осуждает его племянницу. Он нашел неприличным, что она посмела войти в церковь Сент-Эсташ, когда я слушала там проповедь, и сказал, что с ее стороны это бесстыдство".
Пристрастие Ришелье к женщинам было так велико, что время от времени ему приходилось изменять своей племяннице. И когда ей об этом становилось известно, в Пале-Кардиналь дрожали стекла, так велика была ее ревность. Однажды у нее даже возникло желание изуродовать одну из своих соперниц. Мемуарист писал: "Больше всего наделала шума бутылка с водой, брошенная в мадам де Щольн. Вот что мне рассказал человек, присутствовавший при этом. На дороге из Сен-Дени шесть офицеров морского полка, ехавшие верхом, хотели размозжить физиономию мадам де Шольн, швырнув в нее две бутылки с чернилами; она успела подставить руку, и они упали на подножку под дверцей кареты; осколки бутылочного стекла порезали ей кожу (чернила проникли в порезы, и от этих следов она никогда не смогла избавиться). Мадам де Шольн не осмелилась обратиться с жалобой на это. Все думают, что офицеры получили приказ только напугать ее. Из ревности к мужчине, которого она любила, и к его безграничной власти, мадам д'Эгийон не желала, чтобы кто-нибудь еще был в таких же отношениях с кардиналом, как она".
Но, несмотря на племянницу, кардиналу все же удалось стать любовником этой самой мадам де Шольн (Клер Шарлотта Эжени д'Айи, герцогиня де Шольн) , которую упоминает Ги Патен в уже процитированном выше письме. В знак своей признательности он подарил этой даме аббатство с рентой в двадцать пять тысяч ливров неподалеку от Амьена.
Несмотря на все эти мелкие эскапады, кровосмесительная связь кардинале длилась почти семнадцать лет. Иные утверждали даже, что на то есть благословение Божье и что Мари-Мадлен была матерью множества маленьких Ришелье...
Однажды при дворе маршал де Брез утверждал, что кардинал подарил своей племяннице четырех сыновей. Анна Австрийская присутствовала при этом разговоре. Она лукаво улыбнулась и заметила своим приближенным: "Тому, что утверждает господин маршал, следует верить ровно наполовину". Все тут же сделали вывод, что у Ришелье от мадам де Комбале двое детей. Что, в конечном счете, не так уж плохо для прелата...
Ришелье был безумно влюблен в Анну Австрийскую. Гениальный дипломат, видный государственный деятель ухаживал за королевой, но, увы, без взаимности. Он писал ей стихи, угождал во всем, а однажды признался, что готов ради возлюбленной на любой, самый безумный поступок. Тогда статс-дама королевы герцогиня де Шеврез предложила Ришелье позабавить королеву пляской сарабанды в шутовском наряде полишинеля. И кардинал танцевал. Воистину, любовь творит чудеса. Правда, Ришелье танец не помог...
В 1642 году Ришелье, изнуренный двадцатью годами плодотворной работы и утомительных интриг, слег в постель. 4 декабря, в полдень, тот, кто, по-меткому выражению мадам де Мотвиль, "сделал из своего господина раба, а затем из знаменитого раба самого великого монарха в мире", отдал Богу душу.
Ему было пятьдесят восемь лет.
Эта смерть вызвала в народе бурный всплеск радости. Даже Людовик XIII, который всем был обязан Ришелье, и тот издал вздох облегчения. Для собственного удовольствия он тут же положил на музыку написанные поэтом Мироном стихи на кончину кардинала. Увы, песню трудно было назвать соответствующей печальному событию. В ней кардиналу воздавалось за все его собственные слабости и за тот страх, который он вселил во всех и каждого.
Отправлено: 21.10.08 14:56. Заголовок: ЛЮБОВЬ РИШЕЛЬЕ (ис..
ЛЮБОВЬ РИШЕЛЬЕ
(историческая миниатюра)
В жанровом искусстве, связанном с историческими сюжетами, существует странная особенность. На живописных полотнах, как правило, мы видим рафинированные портреты известных персон прошлого. Но в литературных произведениях очень часто всё наоборот - многие писатели незаслуженно идеализируют одни исторические личности, и совершенно произвольно демонизируют другие. По-видимому, это связанно с разрывом во времени между творцом образа и оригиналом. Художники-портретисты были современниками своих натур и специально им льстили, надеясь на высокую оплату труда. Меркантильным писателям, ждать гонорары от почивших в бозе персонажей художественно-исторических бестселлеров бессмысленно, поэтому они работают исключительно на широкую публику. Публика же редко ценит настоящих героев, довольствуясь сплетнями, домыслами и злыми памфлетами. Нет пророка в своём отечестве, нет реальных исторических портретов в бульварных исторических романах. И, к сожалению, талант здесь не помощник, скорее наоборот - искусно созданный негативный штамп клеймит на века. Кто из нас не восхищался "Тремя мушкетёрами" Дюма? Но иногда так и хочется сказать: "Дюма, ты не прав!" ;) ***
В будуаре королевы Франции Анны Австрийской царил полумрак. Этот вечер она проводила в одиночестве, и на прекрасном лице, воспетом придворными поэтами, лежала задумчивая нега. Королева держала в руках цепочку, обвивавшую тонкие пальцы, на ней покачивался медальон с портретом, но то был не портрет короля. Откинувшись на спинку козетки, женщина с легкой улыбкой на губах следовала течению своих прихотливых грез. Внезапный шум вывел Анну из забытья - в будуар вбежала камеристка дю Верне: - Ах, госпожа моя, сюда идет его Высокопреосвященство, - и наперсница королевы поспешила навстречу гостю. Анна неуловимым движением спрятала медальон за корсаж платья и, оправив кружевной воротник, изобразила любезность - всесильный первый министр Франции входил в покои, резким жестом отбросив портьеру, под шорох алого шелка своей сутаны.
Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье, глава королевского совета и подлинный правитель государства, оттеснивший безвольного Людовика XIII, приветствовал её почтительным поклоном. Худощавая фигура и резкие черты лица придавали ему сходство с хищной птицей. С легким румянцем замешательства молодая женщина отвечала кардиналу, склонив голову. Ришелье непринужденно уселся в кресло: - Дитя моё, государственные дела не давали мне встретиться с вами вот уже неделю. Долг пастыря призывал меня не откладывать наше свидание, поэтому простите мне мой столь поздний визит. Учтивость речи не вязалась с горящим взором, которого он не отводил от лица королевы. Его длинные пальцы впились в ручки кресла, губы искривила мучительная усмешка. Не в силах выдержать обжигающего взгляда, Анна опустила глаза и тихо ответила: - Ваше Высокопреосвященство как всегда думает и помнит обо всем. Кардинал вздрогнул, глубоко вздохнул, будто на что-то решившись, и, встав с кресла, приблизился к ней. - О да, Анна, я помню обо всем - о том, как я впервые увидел вас, юную невесту. Помню платье из небесно-голубого бархата, так чудесно оттенявшее ваши глаза и волосы. Помню светлый взор, который вы мне тогда подарили - чего бы я ни отдал ныне за подобный взгляд. Помню долгие годы, когда, вынужденный скрывать своё чувство, я видел вас ежедневно, стоял рядом, вдыхал аромат ваших волос; скрипя зубами, наблюдал за жалким мужем, пренебрегавшим вами - той, чьи следы я готов был целовать, чье прикосновение было бы для меня величайшей наградой! Но я помню и другое. О да, я помню! Английский хлыщ Бэкингем, молодой и беззаботный красавец, ворвался во Францию, как метеор - такой же яркий и недолговечный. Увы, он успел заронить в ваше сердце чувство, которого я за долгие годы так и не увидел в этих глазах. Но он далеко, а я всегда буду рядом. Анна, молю, не отвергайте мою любовь, подарите мне взаимность, - и гордый кардинал упал перед дамой на колени. В продолжение его пылкой речи лицо королевы попеременно то заливалось краской, то смертельно бледнело, глаза наполнились слезами, и она с ужасом взирала на могущественного человека, склонившегося к её ногам. Ришелье схватил руки молодой женщины и сжал с такой силой, что Анна слабо вскрикнула. - Любовь моя, подумай и о том, что ты - королева. Десять лет, как ты замужем, а Бог не благословил ваш брак детьми. Твой долг дать Франции наследника, Людовик же хил и долго не протянет. Но если наш с тобою сын взойдет на трон - о, чего я тогда не сделаю ради него! Я заставлю весь мир склониться перед его престолом! Анна, Анна, скажи же мне, есть ли у меня надежда?! И обезумевший от любви мужчина стал осыпать её руки поцелуями. Королева пыталась отстраниться, но министр, потеряв голову, привлек женщину к себе - и горячие губы обожгли её шею. Анна вскочила, с силой оттолкнув Ришелье, и на ковер упал её медальон, словно в насмешку, распахнувшийся. На кардинала с вызовом взирал надменный лик проклятого лорда. Кровь бросилась в лицо министра, черты его исказила злоба - и первым порывом было растоптать каблуком ненавистный образ соперника, однако коварство взяло верх над ревностью. Королева хотела поднять медальон, но Ришелье бросился к нему быстрее коршуна и, схватив улику, немедленно спрятал её в широком поясе, стягивавшем сутану. Анна поднесла к лицу руки, чтобы сдержать крик ужаса, когда в комнату, отдёрнув портьеру, вновь впорхнула дю Верне: - Его Величество следует сюда по коридору, спустя минуту король будет здесь. Кардинал немедленно принял свой обычный холодно-отстраненный вид и уселся в кресло. Королева, не в силах справиться с потрясением, с пылающими щеками, опустилась на кушетку, спрятав дрожащие руки в кружевных манжетах. Портьера колыхнулась, и в будуаре появился Людовик XIII. Тёмно-зелёный шлафрок по-домашнему облекал его рыхлое тело.
В детстве, будучи хилым ребенком, маленький Луи доставлял много хлопот матери Марии Медичи и придворным лейб-медикам. Его родитель Генрих IV, прославленный удалец, рубака и любимец женщин, недоумевал: в кого уродился дофин? Не иначе, как порода флорентийских менял Медичи одолела в нем горячую гасконскую кровь отца. К тому же мальчик с детства проявлял жестокость и злое упрямство. Однажды Генрих застал сына за "невинной" забавой - тот отрывал голову пойманному воробью. Недолго думая, добрый отец и христианин стал охаживать наследника тростью. Мать бросилась на защиту дитяти, но король пророчески сказал: "Сударыня, молите Бога, чтобы я еще пожил; если меня не станет, он будет дурно обращаться с вами". (Став королем, "благодарный" сын заспорил с матерью из-за власти, и Марии пришлось бежать из страны. Умерла она за границей, в бедности.) В другой раз, защищая чадо от порки, королева крикнула суровому отцу, намекая на его бесчисленные любовные связи: "С вашими ублюдками вы бы так не поступили!". На что Генрих справедливо отвечал: ""Что до моих ублюдков, мой сын всегда сможет их высечь, ежели они станут валять дурака; а вот его-то уж никто не выпорет". Ко всем прочим бедам Людовик сильно заикался, и это развило в нем робость, коварство и скрытность.
Оказавшись в помещении, где, казалось, ещё сверкали молнии и сам воздух был наэлектризован, король недоверчиво вгляделся в рдеющее лицо жены и перевел взгляд на своего министра. Ришелье, вполне овладевший собой, вскочил и отвесил церемонный поклон. Вяло махнув рукой, Людовик расположился в мягком кресле у горящего камина, подальше от королевы, и безразлично спросил: - Мадам, как ваше здоровье? Мне кажется, вас снедает лихорадка. Смущенная и растерянная, Анна молчала, и тогда на помощь пришел министр: - Мы рассказывали друг другу забавные истории и хохотали до слез, сир. - Вот так всегда, - уныло пожаловался король. - Без меня все веселятся, а стоит мне появиться - зевают от скуки, - и он капризно выпятил губы. - Прошу вашего разрешения откланяться, сир, меня ждут неотложные государственные дела. - Ришелье, поклонившись супругам, бросил быстрый взгляд на королеву и стремительно вышел. Анна закрыла лицо руками. Этот взгляд сказал ей всё - отныне она приобретала в отвергнутом кардинале могущественного врага... ***
ДОСЬЕ: ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВО
Кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришелье (1585 - 1642) происходил из почтенной дворянской семьи. Его отец был главным прево (судьей) Королевского дома, но, сильно запутавшись в долгах, едва не разорил семью. У него было трое сыновей и две дочери. Старшему пророчили военную карьеру. Двум другим предстояло стать служителями Божьими, дабы не дробить наследственный удел. Средний сын стал впоследствии кардиналом Лионским, а младший - кардиналом Ришелье. С ранних лет Ришелье был одержим честолюбием и жаждой власти. В Риме, где его посвящали в сан епископа, он дерзнул ввести в заблуждение самого Папу, солгав, что уже достиг положенного для принятия сана возраста - 27 лет, и признался в обмане лишь после церемонии. Юного пастыря отличали ум, красноречие и обаяние - вскоре он стал государственным секретарем в правительстве королевы-регентши Марии Медичи. После ссоры короля с матерью, Ришелье некоторое время оставался с нею, а затем его способности привлекли внимание Людовика XIII, и кардинал надолго стал опорой престола и главным советником этого слабого монарха. Умнейший политик, ловкий интриган и отважный воин - разнообразию талантов кардинала можно только подивиться. Он возглавил осаду мятежников в Ла-Рошели и лично водил войска в атаки, сменив сутану на кирасу. Благодаря настойчивости и дальновидности Ришелье, без малого 20 лет направлявшего политику королевства, абсолютизм в стране окреп, мятежи были усмирены, казна наполнялась, престиж Франции необычайно возрос. Блестящее царствование сына Людовика XIII - знаменитого "короля-солнце" Людовика XIV было во многом подготовлено кардиналом. В личной жизни этот человек был глубоко несчастен. Единственной его любовью была королева Анна Австрийская, не ответившая ему взаимностью. И вот что странно - отвергнув яркую, сильную личность, какой являлся Ришелье, впоследствии королева отдала руку и сердце в морганатическом браке кардиналу Мазарини - человеку во всем уступавшему своему предшественнику. А.И. Куприн в рассказе "Суламифь" вложил в уста Соломона Премудрого поэтические слова: "Есть три вещи на свете, непонятные для меня, и четвёртую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на скале, корабля среди моря и путь мужчины к сердцу женщины". Впрочем, быть может, Ришелье выбрал Мазарини себе в преемники не случайно - помимо государственных талантов он разглядел в нем и другое достоинство. Представляя итальянца Анне, тогдашней регентше, он сказал ей: "Вы его полюбите, сударыня, он похож на Бэкингема..." ***
ДОСЬЕ: АННА АВСТРИЙСКАЯ
Анна, заставившая страдать всесильного кардинала, была дочерью испанского короля Филиппа Ш и Маргариты Австрийской. По обычаям тогдашнего времени её рано выдали замуж: юной невесте было всего 14 лет, когда Людовик ХШ нарек её своей королевой. Дети не успели полюбить друг друга - вокруг них сразу же начала плестись паутина дворцовых интриг. Молодой государь всецело находился под влиянием матери Марии Медичи, властолюбивой и коварной. Она невзлюбила невестку, опасаясь, что юная жена возьмет руководство слабовольным мужем в свои руки. Чтобы помешать этому, в ход шли наговор и клевета. Ловким интриганам удалось добиться своего: супруги все более отдалялись друг от друга. Время шло. Девочка превратилась в женщину. Анна стала замечательной красавицей, дивные черты которой поэты прославили при владетельных дворах всей Европы. Портреты молодой королевы заверяют нас, что стихотворцы не грешили против истины: "прекрасная испанка" могла вскружить голову кому угодно. Но сердце её было свободно. По свидетельству современников, Ришелье был "сильно влюблен в королеву и в бешенстве хотел заставить короля развестись с нею". Но не Людовик и не герцог Бэкингем были главными соперниками кардинала в сердце неприступной красавицы. Преданная любви к своему отечеству, Анна была "слишком испанкой, чтобы стать хорошей королевой Франции". На родине правил её брат Филипп IV, и Анна всемерно поддерживала его, отчаянно интригуя в пользу Испании и против первого министра. Он любил женщину, с которой его сталкивали противоположные политические интересы: ведь Испания была в то время одним из главных противников Французского государства. Ришелье же, ничуть не кривя душой, говорил о себе: "Моей первой целью было величие короля, второй - могущество королевства". Абсолютно не поддерживая действий кардинала, направленных на возвышение страны, Анна была готова свергнуть ненавистного министра даже ценой поражения Франции! Галантные чувства английского герцога Бэкингема льстили королеве и заставляли безмерно страдать Ришелье. Однако любовь британца осталась скорее платонической страстью: обмен письмами заменял нежной паре часы редких свиданий. Переписка велась до самой смерти герцога. Поначалу королева не желала верить трагическому известию и растерянно повторяла: "Ведь я еще вчера получила от него письмо..." Но, увы, гибель соперника не помогла кардиналу завоевать любовь Анны: до самой смерти Ришелье она оставалась его врагом, невзирая на все труды, которые министр совершил для блага отечества, короля и не оценившей его королевы... ***
Отправлено: 22.10.08 14:07. Заголовок: "Дело об алмазны..
"Дело об алмазных подвесках"
Первый понедельник октября 1625 года обещал стать одним из самых скандальных в истории супружеских измен французского трона. Описывая рвущееся наружу напряжение всех участников эпизода, Александр Дюма не слишком отошел от впечатлений действительных очевидцев событий того вечера, сохранившихся в многочисленных мемуарах. "Нетрудно было заметить, что между королем и королевой что-то произошло, но оба говорили так тихо, что никто не расслышал ни слова, так как из уважения все отступили на несколько шагов. Скрипачи выбивались из сил, но никто их не слушал". Однако во всем остальном с ролью исторических лиц Дюма обошелся более чем вольно.
Была ли на самом деле интрига с подвесками перед Мерлезонским балетом, который 3 октября 1625 года организовали городские старейшины Парижа, даже самый увлеченный исследователь архивов сейчас сказать не сможет. Однако если и была, упрямые факты говорят о том, что события просто не могли выстроиться так, как мы привыкли думать после прочтения "Трех мушкетеров". Хотя бы потому, что, отправься четверо друзей в Англию вместе, до понедельника не дожил бы ни один из них. Впрочем, вслед за ними в путь до Кале мы проследуем чуть позже, пока же разберемся с фигурантами "дела о подвесках".
Впервые о подаренном влюбленному герцогу Бекингему бриллиантовом ожерелье рассказал Ларошфуко, при этом никак не объясняя, как выросшая при знаменитом своими интригами испанском дворе Анна Австрийская могла потерять бдительность до такой степени, что рискнула расстаться с драгоценностью короны вместо того, чтобы отделаться любой другой побрякушкой меньшей политической значимости. Ну а пламенный рыцарь и требовательный влюбленный герцог Бекингем в реальной жизни был не таким уж образцом порядочности. Джордж Вильерс, крупнейший пройдоха и казнокрад своего времени, довольное долгое время пользовался расположением английского короля Якова I, который в нем души не чаял – в том числе и за вовремя данный совет организовать торговлю титулами и лицензиями на монополии. Одновременно будущий премьер-министр обслуживал и прихоти наследника престола Карла, причем, по воспоминаниям современников, "их нежные отношения дали пищу толкам, что речь идет не только о дружбе". В июне 1625 года, то есть за четыре месяца до бала, Карл женился на Генриетте-Марии, родной сестре Людовика XIII, и был вынужден устроить чистку своего двора; свидетельница "завинчивания гаек" леди Хатчинсон писала, что "шуты и развратники, насмешники и мужчины-любовники были оттуда удалены". На третьем году правления король под давлением парламента был вынужден согласиться на импичмент герцога, которого страна буквально ненавидела. 23 августа того же года в Портсмуте Бекингема пырнул ножом офицер Джон Фелтон. И вовсе не Миледи его на это вдохновила... И трогательное чтение письма королевы слепнущими перед смертью глазами, и рукопожатие с лордом Винтером, и указания послать возлюбленной нож убийцы в "белом атласном мешочке с ее вензелем" – плоды вдохновения Дюма. А Фелтон вовсе не метался по залам, пытаясь скрыться и добраться до корабля с Миледи, а сам выкрикнул из толпы, что это его рук дело, и добровольно отдал шпагу, сказав, что "внутренний голос побудил его наказать преступного сановника, открыто нарушавшего закон".
Ну а теперь пора бы нам вернуться в Париж. А там и правда в 1625 году все было как в песенке: "На каждый лье по сто шпионов Ришелье, мигнет француз – известно кардиналу...". Ришелье приходилось держать фронт против непрекращающихся интриг матери короля Марии Медичи, а заодно целого выводка принцев крови и крупных вельмож, которым как кость в горле были планы кардинала обеспечить абсолютизм королевской власти. После смерти Ришелье вся эта кипучая оппозиция прорвалась хаосом Фронды, ну а пока он ухитрялся не только сдерживать ее, отстригая вместе с головами связи высшей знати с Габсбургами и Испанией, но и играл на другой внешнеполитической доске, мобилизуя протестантского короля Швеции Густава Адольфа и немецких князей против императора. В этом деле у Ришелье был великолепный помощник – тот самый серый кардинал Жозеф дю Трамбле, возглавивший его секретную службу. А одним из самых ловких разведчиков был не кто иной как Рошфор, вовсе не граф, а паж во дворце кардинала. Ему-то и удалось найти неопровержимые улики против враждебной партии: он до такой степени втерся в Брюсселе в доверие к одному из заговорщиков, что тот передал ему для переправки тайные политические письма к еще одной известной даме того времени – герцогине де Шеврез, наперснице королевы и связной между Анной Австрийской и ее братом испанским королем. После этого герцогине пришлось на самом деле отправиться в изгнание. Так что таинственная белошвейка, по которой вздыхал Арамис, в реальной истории тоже звалась Мари, только не Мишон. Хотя, как знать – конспиративные имена Мария-Анна, дочь герцога де Монбазон из рода де Роган и герцогиня де Люинь в первом браке, меняла даже чаще, чем любовников.
Еще одно реальное историческое лицо, которое могло бы поспособствовать организации тайного свидания королевы с Бекингемом, это Ла Порт, ее камердинер, а по совместительству крестный госпожи Бонасье. Именно он руководил секретными агентами, передававшими корреспонденцию от Анны к Австрийской к госпоже де Шеврез и обратно. Только не юная жена галантерейщика попала в Бастилию за это, а он сам. Хотя, к чести старого слуги, несмотря на допросы с пристрастием известного своим садизмом канцлера Сегье, в тот раз кардиналу не удалось получить признательных показаний, доказывающих прямое участие королевы в заговоре. Это случилось куда позже, уже после вторжения испанских войск в Пикардию в 1635 году. Когда французам удалось выбить их из крепости Корби, отступающие испанцы оставили целый ларец с подлинными письмами Анны, где речь шла не только об организации покушений на Ришелье, но и о цели его устранения – подчинить Францию политике Мадрида и Вены. До этого удачного трофея Анна, которую вынудили подписать обязательство вообще не прикасаться больше к перу без ведома первой фрейлины, целых десять лет вела себя настолько осторожно, что разведке кардинала не удавалось поймать ни одного ее ложного движения.
Поэтому версия о свидании в Лувре выглядит более чем романтичной, в смысле, написанной для красоты романа. Риск для Анны Австрийской был очень велик – не имея к тому моменту детей, она могла бы разделить судьбу многих королев, обвиненных в бесплодии, и тогда Испания вообще могла лишиться своей партии при французском дворе. Более того, традиция Лувра позволяла королевам искать утешения у французов, которые отваживались на ухаживания, но заморский герцог – это было нарушение всех приличий. Единственной возможностью, которая вписывалась бы в правила игры, было не вручение королевой алмазного колье в качестве знака любви при личном свидании, а отправка его как некого символа взаимопонимания в политике, коль скоро Англия вмешивалась во французские дела не меньше Мадрида и тоже была заинтересована в устранении Ришелье, закончившего осадой Ла-Рошели "дело Жанны д'Арк". В пользу этой версии говорит и то, что "кузина белошвейка" в числе прочих любовников завербовала и английского герцога Монтегю.
Возникает резонный вопрос – а куда все это время смотрел король? Увы, Людовику XIII роль в истории была отведена самая незавидная. Непримиримые враги Мария Медичи и Ришелье были едины только в одном – чем меньше король будет вмешиваться в события, тем легче им самим будет делать политику. Поэтому оба рассудили, что им выгодно посеять раздор между царственными супругами, дабы Людовик забыл о государственных делах. "Я вам прощу измену королевству, но я не потерплю измену королю..." Когда погиб Бекингем, королеве быстро нашли нового воздыхателя в лице принца крови Гастона Анжуйского. Но в 1625 году кардиналу даже выгодно было позволить англичанину приехать в Париж и поймать любовников с поличным. А с учетом размаха созданной им шпионской сети разве что чудесная шпага д'Артаньяна могла помочь герцогу благополучно убраться восвояси и с драгоценным ожерельем.
Однако допустим, что герцогу повезло не только в книге, и Ришелье пришлось срочно придумывать, как можно исправить оплошность своих агентов. Трудно вообразить, что даже обладающая навыками гипноза шпионка могла бы заморочить голову Бекингему настолько, чтобы суметь срезать две подвески прямо на балу. Эта миссия могла быть доверена только лицу, которое примелькалось во дворце и вряд ли вызывало подозрения. По версии Ларошфуко, работу Миледи сделала любовница герцога графиня Люси Карлайль, супруга английского посла в Париже, которая очень быстро переправила добычу заказчику. В ловкости этой дамы сомневаться не приходится, так как впоследствии, уже в годы английской революции, она стала двойным агентом и, будучи фрейлиной при Генриетте-Марии, жене свергнутого Карла Первого, посылала из Парижа шпионские донесения врагам короля на его родину, тем самым расстроив все планы монархистов спасти его от плахи. Так что, нельзя не признать, Ришелье умел подбирать квалифицированные кадры.
Имея на руках такие козыри, мог ли он проиграть, если все происходило именно по тому сценарию, который описан Дюма? Возможно, и мог. Но... если бы вместо мушкетеров в Лондон отправился Бонасье. Даже сам автор признает: "Вид колонны был весьма внушительный: черные кони мушкетеров, их твердая поступь – привычка, приобретенная в эскадроне, – все это само по себе могло раскрыть самое строгое инкогнито". В два часа ночи, самое глухое и бандитское время суток, восемь вооруженных до зубов всадников миновали ворота Сен-Дени, которые и днем неплохо охраняли ввиду необходимости защиты от грабежей расположенной тут же усыпальницы королей. То есть стратегического объекта. (В наши дни это означало бы с автоматом Калашникова на шее пройти пограничный контроль в "Шереметьево"). Но даже если бы солдаты не осмелились задержать дворянский отряд, даже если шпионы, которые "на каждый лье", опять что-то проворонили... Зачем надо было незнакомцу в трактире Шантильи заводить ссору с Портосом? Не проще было бы не отсекать мушкетеров по одному, а взять всех сразу? Нет, не проще. Тогда не было бы "Трех мушкетеров"! А в реальности в облике горожанина днем посланник королевы мог бы проскочить незамеченным и невредимым до самого Ла-Манша. Растеряв спутников, д'Артаньян прибыл не куда-нибудь, а в Кале, то есть в порт, соединяющий морской магистралью два государства, находящиеся на грани войны. В реальной жизни риск попасться уже там наверняка перевесил бы потерю нескольких часов, которые потребовались бы, чтобы достичь английского берега на одном из рыбацких суденышек, хозяева которых были не столь избалованы золотом пассажиров, как шкиперы в порту.
И все-таки все хорошо, что хорошо кончается. Настоящий д'Артаньян, не литературный, Шарль де Бац Кастельмор дослужился до капитан-лейтенанта первой роты королевских мушкетеров, повоевав в Германии, Лотарингии и Пикардии, а в 40 лет женился на баронессе Анн-Шарлотт де Сен-Круа, причем брачное соглашение подписал уже новый кардинал – Мазарини. Ришелье к тому времени давно не было на свете. И он унес с собой тайну – на самом ли деле была история с подвесками, и правда ли он был и сам влюблен в королеву. Или с его стороны это был просто расчет – завоевав сердце Анны, сделать ее проводницей своей политики?
Некоторые источники дают повод думать, что попытку соблазнить королеву он все-таки предпринял. Помните, господин Бонасье в разговоре с д'Артаньяном упоминает историю с сарабандой? Гасконец делает вид, что в курсе. Но Дюма и его, и читателя оставляет в неведении. Так вот, об этой истории есть упоминание в мемуарах Brienne, которые не были переведены на русский язык и массовому читателю совершенно не известны. Я нашла этот эпизод в издании Jacques Suffel (Париж, 1967 год): "Молва доносит, что кардинал де Ришелье на протяжении довольно долгого времени был нешуточно влюблен в королеву. А та, вроде бы ради испытания силы этого чувства, поинтересовалась, не согласится ли он станцевать перед ней сарабанду с кастаньетами на пальцах и бубенчиками на подвязках чулок. Министр принял условие, и в тот же вечер предстал перед ней в зеленых панталонах с серебряными колокольчиками понизу. Танцевал он довольно грациозно. Но когда гордый прелат заметил, что королева просто потешается над ним, это его до такой степени разозлило, что отныне любовь переросла в ненависть".
Дворянские книги одно. Семейные архивы - совсем другое. Дворянские книги дают нам официальную информацию о фамилии.
Прошу прощения, что вмешиваюсь в дискуссию, однако вынуждена не согласиться. Дворянин только тогда становится таковым, когда он занесен в пресловутую дворянскую книгу. Без этого он самый обыкновенный самозванец (каким, кстати, был д'Артаньян). Титулованное дворянство это тоже касается, причем больше, нежели нетитулованное, а уж герцогов - в первую очередь. Присвоение герцогского достоинства, равно как и графского, регистрировалось в Парижском парламенте и автоматически вносилось в списки. Мало ли, кто себя кем считает: если я, допустим, считаю себя английской королевой, от этого я таковой не сделаюсь. Так что семейные архивы в данном случае не аргумент.
Дети, дети, оставьте наконец в покое частную жизнь монсеньора! Мужик всю жизнь умудрялся не светиться, так давайте проявим уважение и не станем перетряхивать грязное белье. Тем более, что большинство приведенных фактов основанны на сплетнях того времени. Поверьте мне, как журналисту - не нужно верить всему, что рассказывают
Подписываюсь под каждым словом! Если Ришелье сделал так, что мы почти ничего не знаем о его личной жизни, значит, так хотелось именно ему, и смысл нарушать волю кардинала, питаясь сплетнями? А ведь мастер был формировать общественное мнение, следует отметить!
Ришелье умел не афишировать своих связей, хотя ему приписывали немало побед над женскими сердцами. Ловеласом он не был, но и дамского общества не избегал. Вернее всего, он его попросту презирал. Исключение составляла его мать, которую он всю жизнь считал образцом добродетели, впрочем, в тот век всеобщей развращенности нравов она и в самом деле представляла исключение. По большей части он беззастенчиво использовал женщин в своих политических интересах, как это было с Марией Медичи или супругой маршала д' Анк-ра. Питал ли он какие-то романтические чувства к жене короля Анне Австрийской? Неизвестно. Но возможно - ведь она считалась первой красавицей Европы. В друзьях Ришелье, с его недюжинным характером, мог быть счастлив.
цитата:
По большей части он беззастенчиво использовал женщин в своих политических интересах, как это было с Марией Медичи или супругой маршала д' Анк-ра
Возможно такое общение и привело к рождению сплетен. Окружение не было в курсе причин их встреч и общения. А для сплетен это была благодатная почва.
Отправлено: 07.11.08 21:18. Заголовок: Насчет марии Медичи ..
Насчет марии Медичи - здесь я верю безоговорочно. Во-первых, достаточно прочесть его отзывы о ней в "мемуарах..." - трубадуры нервно курят в сторонке со своими балладами, а во-вторых, другого мотива, по которому бы ММ приблизила бы к себе Ришелье настолько, что его возвышение стало предметом торга королевы с собственным сыном, не придумаешь. Про государственный ум - мотивация не для ММ. Вспомните хотя бы Кончини.
Ловеласом он не был, но и дамского общества не избегал. Вернее всего, он его попросту презирал. Исключение составляла его мать, которую он всю жизнь считал образцом добродетели, впрочем, в тот век всеобщей развращенности нравов она и в самом деле представляла исключение.
А племянница? Он писал ей такое прекрасное письмо о ее добродетелях. Почему дорогие мои мужчины. вам так нравится слово ПРЕЗИРАЛ? Не презирал он их... Иначе не служил бы у ММ, не дал бы племяннице управление домом. Вот опасался, недолюбливал... это больше подходит!
Отправлено: 08.11.08 12:12. Заголовок: Года три тому назад..
Года три тому назад на одной из РИ (...4m), посвященных этому периоду, встретила версию, которая описывает суть отношений Ришелье с Марией Медичи с наибольшей, на мой взгляд, психологической достоверностью. Думаю, имеет смысл привести этот фрагмент, для равновесия мнений.
..." Легкий сквозняк колебал пламя свечей, ярко горевших на бюро кролевы-матери, и Ришелье казалось, что он просто умрет от головной боли, если не спрячется от этого слепящего огня. Но стоило ему отвернуться, и горящие уголья безжалостных глаз Марии Медичи впивались в его лицо, уверенные в правоте своей догадки, не нуждающиеся ни в доказательствах, ни в оправданиях. Пожилая женщина, сидевшая в глубокой тени, так, что он смутно видел только белое пятно ее расплывшегося лица, которое он помнил еще красивым и нежным, с непонятным ему упорством продолжала пытку, хотя все ею было уже сказано. - Вы - государственный изменник, Ришелье... Вы заслуживаете казни. - Месье... - королеве Марии казалось, что она говорит со скалой, о которую разбиваются волны ее ненависти и боли. Этого человека не остановить ни угрозой, ни доводами, его остановит только смерть... Как защитить его от самого себя, милосердный Боже? Ее суровый тон, безжалостность ее слов, пока она методично растаптывала его беззащитное счастье, его мечты и надежды, пребывая всецело во власти своего горя и давнего, глубоко сокрытого в ее холодном сердце разочарования, эта жестокость давалась ей так тяжело, что сейчас, когда все уже было сказано и оставалось лишь позвать Жермона, чтобы отдать приказ об аресте, а лучше - о немедленном убийстве, она вдруг глухо разрыдалась, в отчаянье закрыв лицо унизанными кольцами руками. Все то, о чем она молчала столько лет, и что давно выгорело дотла, оставив лишь ревность и ненависть, неожиданно поднялось в ее душе и прорвалось наружу с потоком неостановимых слез. - Вы бессовестно морочили меня столько лет, Армандо... Я сделала для вас больше, чем могло выдумать ваше тщеславие...Я уже не знала, как наградить вас и возвысить, лишь бы угодить вашей гордыне, потому что вам всего было мало... Но в вашем сердце жил один лишь расчет, подлый и неумолимо точный... Вы повели меня за призраком любви, епископ. Бесплотным призраком обманчивой иллюзии, которую я принимала за любовь долгие годы... Неужели вы надеялись, что я так никогда и не пойму этого?.. - королева Мария вложила в последнюю фразу все возможное презрение, но ее дрожащий, прерывающийя голос был полон такой неподдельной муки, что у нее не оставалось сомнения, кака жалко она выглядит перед своим неблагодарным протеже. Какой бы яростью и ужасом не была объята его душа, какую бы боль не терпел он сейчас, терзаемый королевой Марией, он должен был противопоставить что-то ее слепому безумию, потому что ощутимое дыхание гибели, нависшей над ним и Анной, требовало от него единственного шага, единственно верного шага, способного остановить королеву-мать. И неожиданно, когда она вспомнила прошлое, на его глаза тоже навернулись слезы и, уже не думая ни о чем, он заговорил о времени, в котором и он оставил много горьких разочарований... - Ваше величество... Вы помните епископа Люсонского, безвестного, нищего выскочку, стремившегося верной службой обатить на себя ваше внимание?.. Не знавшего, как еще услужить вам, настолько, что готового исполнить все ваши пожелания, даже смешные, даже невысказанные? Вы были снисходительны и щедры, откупаясь от него, это правда. Вам было приятно его поклонение, его преданность, его таланты, которые открывались в нем благодаря вашему заботливому покровительству. Вы дрессировали его, как смышленую верную собаку, готовую, без преувеличения, последовать за вами куда угодно и умереть за вас с улыбкой радости... Но вы, Мадам, всегда и во всем показывали разделявшую вас пропасть, чтобы он, по молодости лет, ненароком не забылся, и не стал докучать вам той любовью, что сжигала его, и которая так противоречила вашему достоинсту королевы... За что вы сейчас упрекнули меня? Расчет... Вы научили меня бесстрастной расчетливости, как и многому другому, потому что без искусства интриги я был бы бесполезен в тех делах, что вы поручали мне. Я очень любил вас, Мадам, и я был прилежным учеником... Мне казалось, что если я достигну высот, достойных вашего восхищения, я перестану быть только слугой ваших глазах, и смогу надеяться... Но время пролетело быстро, оставив от надежд лишь пепел. Вы научили меня любить власть больше всего на свете, но я до сих пор так и не понял, как можно жить ею одной. Я обязан вам , Мадам, но совсем иначе, чем думаете об этом вы, обвиняя меня в бессердечной небдагодарности... Ришелье, следуя скорее душевному порыву, чем преднамеренно, опустился на колени перед королевой Марией, отнял от ее заплаканного, в потеках румян лица, мокрые пухлые ладони, и поцеловал их, одну и другую, совершенно искренне, потому что ее признание сразу объясняло все непонятное и темное в их отношениях последних двух лет. И в своем сердце он больше не чувствовал бесконечного страдания ущемленной гордости, изводившей его так долго, пробудив честолюбие, для которого уже не существовало границ. - Простите меня, Ваше величество, и помогите мне в последний раз. Я не могу убить себя сам, это смертный грех... Я люблю Анну, я не смогу от нее отказаться... Сердце королевы-матери остыло так давно, что сначала она не могла осознать его последней фразы, вся поглощенная его печальным рассказом о прошлом... Она безошибочно чувствовала его искренность, понимая, что он говорит правду. Едва удерживаясь, чтобы не коснуться шелковистых каштановых волос его склоненной головы, уже не таких густых и пышных, как в молодости, с тонкими нитями седины, она в душе плакала о своей слепоте и одиночестве, потому что Ришелье не был виноват перед ней хотя бы в этом. Но, наконец вняв его словам, она вдруг резко рассмеялась нелепости его просьбы. - Мальчишка! Сможете, еще как сможете. - тихо и жестко отрубила она. - Вы не для того поднялись до подножия трона, чтобы жить романтическими бреднями. Вы, стремясь жить среди королей, все еще не поняли, что отличает их от простых смертных? У вверенного вашим заботам государства нет чувств, но только интересы, Франции наплевать, о ком мы плачем ночами. Кем возможно повелевать, если не можешь пересилить себя? Очнитесь, Армандо. Вы более, чем кто-либо, способны к исполнению тех обязанностей, которые мы с Божьей помощью возложили на вас. И если вы дрогнете и ослушаетесь, значит, я сама сделаю выбор. Если положить на весы полезность для королевства Анны Габсбург и Армана де Ришелье, как вы полагаете, в какую сторону склонится чаша? Анны не будет, вот и все. Мы вместе проводим ее в Сен-Дени, но вы останетесь министром до последнего вздоха, и ничто не облегчит вашей участи, не надейтесь. Моя невестка не понимает, какой вред наносит королю и королевству? Мой муж, король Генрих в свои последние дни тоже не понимал этого, пытаясь ввязаться в войну из-за любви к м-ль де Монморанси... Мария Медичи остановилась, но неумолимый мрак в ее глазах досказал то, чего одного было бы достаточно, чтобы оказаться на эшафоте. - Ступайте и не сомневайтесь, я сделаю это, Армандо. Я даже сейчас знаю, что Луи может доверять вам. Вы взяли Анну, только когда он ее окончательно бросил, и такая щепетильность похвальна... Я требую, чтобы вы сегодня же вернулись в Париж. "
Отправлено: 08.11.08 23:57. Заголовок: Для равновесия мнени..
Для равновесия мнений подойдет, с точки зрения исторической достоверности - сомнительно. Да и психологически... Мария Медичи, которая из "государственных побуждений" санкционировала смерть Генриха, забыла обо всех интересах государства, когда сначала приблизила к себе маршала Д"Анкра, а потом развязала гражданскую войну с законным королем - своим сыном. И в интригах с Испанией ее участие ничуть не меньше, чем Анны. Поэтому такие советы из ее уст неуместны. Любовь к Анне Австрийской приписывается кардиналу с ужасающей периодичностью, а доказательств маловато.
Марию Медичи историки оболгали еще больше, чем Ришелье. Для того, чтобы сохранить сыну трон, ей пришлось исполнять роль "козла в стаде баранов", группируя вокруг себя всех недовольных. Если вы посмотрите внимательно, ни один мятеж, ни один заговор с ее участием не был успешен. И вовсе не потому, что ее сподвижникам не хватало талантов, а королю, наоборот, везло, как никому иному. Может быть, она и не очень -то любила сына, так бывает, когда детей пятеро, кто-то ближе сердцу по вполне объективным причинам,например сходным чертам характера, но она никогда не была врагом французского трона. Есть историки, которые понимают пружины интриг на таком уровне, есть - которые не понимают,предпочитая судить по привычным жизненным примерам...
Любовь к Анне Австрийской приписывается кардиналу с ужасающей периодичностью, а доказательств маловато.
Согласна
Corinne пишет:
цитата:
Может быть, она и не очень -то любила сына, так бывает, когда детей пятеро, кто-то ближе сердцу по вполне объективным причинам,например сходным чертам характера, но она никогда не была врагом французского трона. Есть историки, которые понимают пружины интриг на таком уровне, есть - которые не понимают,предпочитая судить по привычным жизненным примерам...
История вообще вещь крайне запутанная. Теперь нам очень трудно разобраться в том, кто что из себя представлял. Надо копать и копать архивы...
А племянница? Он писал ей такое прекрасное письмо о ее добродетелях. Почему дорогие мои мужчины Вам так нравится слово ПРЕЗИРАЛ? Не презирал он их... Иначе не служил бы у ММ, не дал бы племяннице управление домом. Вот опасался, недолюбливал... это больше подходит!
Дело не в этом... Пусть будет вместо ПРЕЗИРАЛ - опасался и недолюбливал.
Марсель, писал:
цитата:
Ришелье умел не афишировать своих связей, хотя ему приписывали немало побед над женскими сердцами.
Некоторые приписывают Ришелье немало побед. Вот слово немало и следует обсуждать. Насколько оно подходит при обсуждении его личной жизни. Есть ли у историков на то основание? Сплетни и поводы для их появления. Причины появления такого термина я и пытался найти.
Сообщение: 77
Настроение: Вы, говорите, искушение это? Не искушайтесь, только и всего! (с)
Зарегистрирован: 08.10.08
Откуда: Украина, Харьков
Репутация:
2
Отправлено: 12.11.08 15:34. Заголовок: Причины - это вполне..
Причины - это вполне объяснимо. Ришелье признавали великим и гением еще при жизни (полярность гения это уже другой вопрос). Согласна курсу основ менталитета мы знаем, что люди, выстраивая образ лидера, приписывают ему разнообразные достоинства. В том числе образ героя (а Риш герой памфлета, сплетен, мемуаров) снабжается различными выдающимися способностями. В том числе и в сексуальной области. Мы знаем, что кардинал тщательно скрывал свою частную жизнь, поэтому, видя его выдающиеся способности в политике, дипломатии и т.д. кардиналу начали приписсывать и другие таланты. В том числе и успех у женского пола. Кстати, многие мемуаристы признают, что Риш был привлекательным мужчиной. Добавим к этому власть и деньги и можно говорить, что при желании он действительно мог пользоваться успехом у дам. Правда, размах этого успеха остается тайной.
Сообщение: 279
Зарегистрирован: 25.09.08
Откуда: Москва
Репутация:
3
Отправлено: 18.11.08 14:41. Заголовок: "Преступления ст..
"Преступления страсти. Ревность"
ОБВОРОЖИТЕЛЬНЫЙ КАВАЛЕР (ДЖОРДЖ ВИЛЛЬЕРС, ГЕРЦОГ БЭКИНГЕМ – АННА АВСТРИЙСКАЯ – КАРДИНАЛ ДЕ РИШЕЛЬЕ. АНГЛИЯ – ФРАНЦИЯ) Серия "Преступления страсти. Ревность", ч.2 "Эксмо", Москва, 2008 г.
АНОНС
Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 34
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме