Сообщение: 672
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
5
Отправлено: 13.12.08 21:01. Заголовок: Внешняя политика Ришелье
Внешняя политика Ришелье
Внешняя политика Ришелье сохраняла преемственность политическим пристрастиям Генриха IV. Король считал главным противником Франции стремившуюся расширить свои границы державу Габсбургов. В пику Габсбургам он поддерживал германских протестантских князей. В то время французское общественное мнение не одобряло такого союза с протестантами в борьбе против католиков. Вероятно, именно это и послужило главным мотивом убийства Генриха IV. Однако впоследствии Ришелье продолжил внешнюю политику, начатую Генрихом IV, и Франция вступила в борьбу с австрийскими и испанскими Габсбургами, рассчитывая подчинить своему влиянию Европу, где тем временем уже шла Тридцатилетняя война.
Ришелье попытался загребать жар чужими руками, не ввязываясь в войну и действуя при помощи союзников Франции — германских князей и шведского короля Густава-Адольфа. Эти планы рухнули после ряда побед Габсбургов и гибели Густава-Адольфа. Франция была вынуждена вступить в войну с Испанией и империей Габсбургов. Сначала военные действия развивались неудачно для Франции, затем все успешнее, и в конце концов французские армии стали наступать на всех фронтах. Победа была уже обеспечена, когда в декабре 1642 г. умер Ришелье, а всего несколько месяцев спустя, в мае 1643 г. — Людовик ХIII.
После Тридцатилетней войны Габсбурги уже не могли всерьез претендовать на гегемонию в Европе. В середине XVII в. главенствующее положение в европейских делах заняла Франция. Ей удалось расширить границы. По Вестфальскому миру 1648 г. Франция получила часть Эльзаса и земли вдоль Рейна. Позднее она отвоевала у Испании часть испанских Нидерландов с сильно развитой промышленностью и земли, расположенные на франко-испанской границе.
Вызов Европе
Франция XVII в. была достаточно могущественной и богатой страной, чтобы воевать одновременно на нескольких фронтах против лучших армий Европы и поддерживать деньгами своих союзников. Ее население превосходило население Испании, Италии и Англии вместе взятых. Во время Тридцатилетней войны французский король располагал шестью армиями, имеющими по тем представлениям огромную численность — более 150 тыс. человек.
Но могущество Франции не было беспредельным, поскольку основывалось преимущественно на размерах ее территории и большом количестве населения, а не на подъеме экономики. Методы ведения сельского хозяйства не менялись, и урожаи оставались низкими. В металлургии Франция отставала от Нидерландов и Англии. Торговый флот не имел достаточно кораблей. В стране не было банков и бирж, а немногочисленные торговые компании располагали скромными капиталами.
Ришелье продолжил начатую Генрихом IV меркантилистскую политику. Он вынашивал грандиозный план вовлечения Франции в мировую колониальную торговлю. В частности, в 1629 г. французский посол прибыл в Россию, чтобы добиться разрешения на торговлю с Персией (правда, ему не удалось сделать это). Ришелье пытался основать компании для торговли с французскими колониями в Северной Америке, в первую очередь с Канадой. Он старался привлечь к этому делу дворян и купцов, которым было обещано дворянское звание за успехи в колониальной торговле. Однако Ришелье не удалось осуществить свои планы. Многие сыновья богатых купцов предпочитали покупать землю и государственные должности и не заниматься предпринимательством. Дворяне же, в соответствии с моралью своего сословия, с презрением относились к занятиям, имеющим целью получение прибыли.
Война стала суровым испытанием для французской экономики. Прервались налаженные торговые связи с Испанией, Нидерландами и Германской империей. Страна лишилась источника драгоценных металлов, поступавших из Испании. Из-за большой численности населения и невысоких урожаев Франция особенно тяжело переносила неурожайные годы. В 1640-е гг. несколько последовавших друг за другом ненастных лет привели к катастрофическим результатам. Цены на продукты непомерно выросли, бедняки умирали от голода. Голод сопровождался эпидемиями холеры, оспы и тифа. За блестящее положение в Европе приходилось платить дорогой ценой...
Народные волнения
Франция в 1620—1640-х гг. была охвачена народными волнениями. Во всех провинциях королевства, и в деревнях, и в городах, ежегодно происходило несколько массовых выступлений протеста. Общим мотивом народных восстаний того времени стал протест против роста государственных налогов.
Из книги "История дипломатии" Раздел третий. Дипломатия в новое время (XVI-XVIII века) Глава третья Дипломатия в XVII веке (проф. Бахрушин С. В. и проф. Сказкин С. Д.)
Дипломатия Ришелье
После нескольких лет смут, связанных с малолетством Людовика XIII, власть в свои крепкие руки взял кардинал Ришелье, первый министр и фактический правитель Франции. Ришелье был типичным представителем интересов среднего и мелкого дворянства того времени, когда дворянская монархия шла еще по восходящей линии. В области внешней политики и дипломатии он был продолжателем «реалистической» политики Генриха IV. Поиски «естественных границ» Франции, отражавшие все возраставшую мощь французской монархии, и сохранение «политического равновесия» ради ослабления Габсбургов, — таковы были основы его дипломатии. Думал или не думал Генрих IV о Рейне, как восточной границе Франции, — сказать трудно. Некоторые из его современников приписывали королю подобные намерения. Но у Ришелье мысль о Рейне выражена была совершенно ясно. В 1633 г., следовательно, уже после разгрома отечественных протестантов гугенотов (взятие Ларошели в 1628 г.), кардинал писал королю Людовику XIII, что если король станет против австрийского дома на сторону протестантских князей Германии, то они отдадут ему всю территорию до Рейна. Путь к Рейну лежит через Лотарингию. Если она будет присоединена, можно незаметно распространить владения Франции до Рейна и даже принять участие в дележе Фландрии, в случае ее восстания против Испании.
Ришелье понимал, что надо действовать не только оружием, но и пропагандой. Время Ришелье во Франции ознаменовалось появлением первой газеты, которую Ришелье сразу же поставил на службу своим планам. Ришелье старался и юридически обосновать свои притязания. Вскоре появился памфлет под заглавием «Каково наиболее верное средство для того, чтобы присоединить к Франции герцогство Лотарингское и Бар». «Император не имеет никаких прав на территорию, лежащую по левую сторону Рейна, — заявлялось в памфлете, — так как эта река в течение 500 лет служила границей Франции. Права императора покоятся на узурпации». Одним из казенных перьев, которое служило, впрочем, кардиналу Ришелье не только за страх, но и за совесть, был публицист Шантеро-Лефевр. Он доказывал, что древние франки завоевали Галлию, т. е. огромное пространство, расположенное между океаном и Средиземным морем и ограниченное рекой Рейн, Пиренейскими горами и Альпами. Это пространство издавна известно под названием Галлии белгов, кельтов и аквитан. Шантеро-Лефевр включал, таким образом, в состав Франции Эльзас и Лотарингию, Савойю, Ниццу, — словом, все то, чем Франция завладела впоследствии, в пору своего могущества и военных успехов. Шантеро-Лефевр уверял, что мир Европы будет обеспечен, если Франция получит все эти земли. В противном случае «Европа будет попрежнему под ударами того, кто, захватив территории и государства франко-галльской короны, пытается похитить остальные, стремится поработить христианских государей и создать пятую монархию с намерением поглотить весь Запад». Шантеро намекал, следовательно, на политику Габсбургов. О том, чем оказались эти теоретические размышления французских публицистов, говорят статьи Вестфальского договора 1648 г., окончательно расчленившие Германию. Сам Ришелье был не очень далек от проектов своих публицистов. В его «политическом завещании» содержится такая фраза:
«Цель моего пребывания у власти заключалась в том, чтобы возвратить Галлии границы, предназначенные ей природой, вернуть галлам короля-галла, поставить на место Галлии Францию и повсюду, где была древняя Галлия, установить новую».
Тридцатилетняя война и Вестфальский мир
В то время когда Ришелье был первым министром (1624 — 1642 гг.), угроза нового усиления Габсбургов снова нависла над Францией. К концу XVI века напор турок на владения Габсбургов ослабел: Габсбурги снова обратили свои взоры на Германию, рассчитывая восстановить там свое влияние и императорскую власть, ослабленную реформацией. Началась «католическая реакция», т. е. борьба с протестантизмом, который, как сказано, усилил немецких князей и стал знаменем их сопротивления императору. Фердинанду II грезилась единая Германия под его безусловной и неограниченной властью. Началась так называемая Тридцатилетняя война (1618 — 1648 гг.), последняя попытка императора подчинить себе Германию. Если бы подобного рода планы осуществились, рядом с Францией выросла бы огромная держава. Ришелье напрягал все свои силы, чтобы не допустить этого. Ему пришлось продолжать традиционную политику Франции, поддерживая протестантских князей против католика императора. И в то же время Ришелье громил собственных французских протестантов у Ларошели (1628 г.). Он начал переговоры с датским королем, который, боясь усиления императора в Северной Германии и на побережье Северного и Балтийского морей, охотно принял субсидии от Англии и Голландии и начал войну с императором. После того как король был разбит, Ришелье, покончивший к этому времени с гугенотами, приложил все свое дипломатическое искусство, чтобы бросить против германского императора силы Швеции и ее смелого полководца — короля Густава-Адольфа.
Правой рукой во всех мероприятиях Ришелье был замечательный дипломат XVII века монах-капуцин отец Жозеф (Pere Joseph, 1577—1638 гг.). Истинную роль его не так давно вскрыл французский историк Фанье, воспользовавшись попавшей в его руки обильной архивной документацией. Этот «вонючий монах», или «Серое преосвященство», как его часто называли, таинственно, но последовательно работал в тиши дипломатических кабинетов на пользу Франции и во славу ее короля. Средневековые грезы о новом крестовом походе причудливо переплетались в его голове с «реалистической» политикой его шефа-кардинала. Грезы оставались в области фантазии; мечтателю приходилось осуществлять лишь то, что оказывалось реальным. Отец Жозеф засылал в страны Леванта, Марокко и Абиссинию многочисленных миссионеров, которые одновременно были и дипломатическими агентами; он считал, что ого мечта о крестовом походе может быть осуществлена только после того, как будет окончательно унижен император, и немецкие князья станут вассалами короля французского. Отец Жозеф деятельно работал в Германии, чтобы привлечь немецких курфюрстов на сторону Франции. Его заслугой было приобретение Францией баварской дружбы. С 1633 г. он руководил немецкой политикой Франции, был горячим сторонником прямого вмешательства Франции в Тридцатилетнюю войну и, таким образом, вместе со своим министром подготовил торжество французской политики в 40-х годах XVII столетия.
В 30-х годах в Германию были отправлены самые способные из французских дипломатов — Фанкан, Шарнасе и Марньевилль. Их задачей было заручиться поддержкой со стороны протестантских князей. В 1631 г. Ришелье заключил союз с шведским королем Густавом-Адольфом. Швеция и Франция обязались «восстановить свободу Германии», т. е. поднять князей против германского императора и ввести порядки, существовавшие там до 1618 г. Франция обязалась давать шведскому королю субсидию в 1 миллион ливров ежегодно; за это шведский король обещал держать в Германии 30 тысяч пехоты и 6 тысяч кавалерии, чтобы действовать против императора. Швеция выступила, таким образом, как прямая наемница Франции; ее заданием было поддерживать политическое распыление Германии и не дать императору усилиться. Если, однако, Швеция так легко дала себя подкупить, то это объясняется тем, что у нее были свои интересы в Балтике; они оказались бы под ударом, если бы император после победы над датским королем завладел побережьем Балтийского моря. Таким образом, вновь возникал вопрос о том, кому будет принадлежать господство над Балтийским морем. Швеция была в XVII веке самым сильным из скандинавских государств. Во время смуты Московское государство потеряло свои владения на побережье Финского залива, расширить которые стремился когда-то еще Иван Грозный. Шведы заняли и западное побережье Финского залива и Рижский залив: теперь они мечтали о том, чтобы захватить все побережье Балтийского моря и, поставив крепости в устьях больших рек, по которым польские и прусские помещики вывозили хлеб в Западную Европу, брать с них пошлины в свою пользу. Когда Густав-Адольф был убит (1632 г.), Франция непосредственно вмешалась в немецкие дела: во имя пресловутой немецкой «свободы» она систематически разоряла Западную Германию. Длительная война, которая опустошила Германию и окончательно похоронила всякие надежды на ее политическое объединение, закончилась только в 1648 г.
Вестфальским миром история дипломатии начинает обычно историю европейских конгрессов. Он был заключен после длительных переговоров, которые начались еще в 1644 г. в городах Оснабрюке и Мюнстере в Вестфалии. В Оснабрюке заседали представители императора, немецких князей и Швеции, в Мюнстере — послы императора, Франции и других держав. Все усилия императорского посла и искусного дипломата Траут-Уянсдорфа были направлены на то, чтобы, удовлетворив аппетиты Швеции, отколоть ее от Франции и создать более благоприятные для империи условия переговоров. Однако Швеция осталась крепко привязанной к французской колеснице, которой на этот раз управлял уже первый министр Франции Мазарини. Последний, подстрекая курфюрста Бранденбургского против непомерных притязаний Швеции на территорию южной Балтики, парировал шведские притязания; тем самым он заставил итти Швецию вместе с Францией. Единственное, что удалось Траутмансдорфу, — это защитить австрийские владения Габсбургов от дальнейшего расчленения и, таким образом, сохранить государственную целостность будущей Австрии. Окончательные условия мира были подписаны в Мюнстере 24 октября 1648 г., куда незадолго до этого приехали уполномоченные из Оснабрюка.
Значение Вестфальского мира заключается в том, что он окончательно установил внутренний строй Германии и закрепил ее политическое распыление, фактически покончив с Империей.
С другой стороны, определив границы государств Европейского континента, Вестфальский трактат явился исходным документом для всех трактатов и договоров, вплоть до Французской буржуазной революции конца XVIII века.
Немецкие князья получили право вести самостоятельную внешнюю политику, заключать договоры с иностранными державами, объявлять войну и заключать мир, правда, с оговоркой, что их внешняя политика не будет направлена против Империи. Но фактически эта оговорка значения не имела. Швеция добилась того, что устья восточноевропейских рек, впадающих в Балтийское и Северное моря, по которым шли хлебные грузы из Восточной Европы в Голландию и Англию, оказались в ее руках. Франция получила Эльзас (кроме Страсбурга) и закрепила три ранее приобретенных ею епископства — Мец, Туль и Верден. Французское требование «естественных границ» стало, таким образом, воплощаться в жизнь. Мирный трактат признал также самостоятельность Голландии и независимость Швейцарии от Империи. Гарантами условий мирного договора были признаны Франция и Швеция.
Вестфальский мир был торжеством политики Ришелье, хотя самого кардинала уже не было в это время в живых (он умер в 1642 г.). Продолжателем политики Ришелье был кардинал Мазарини. Он стоял у власти в период оформления мирных условий в Оснабрюке и Мюнстере и позже заключил Пиренейский договор с Испанией (в 1659 г.). Этот мир, по которому Франция приобрела часть Люксембурга, Руссильон, Артуа и Геннегау, подготовил гегемонию Франции в Европе. Принципы «политического равновесия», выдвинутые во время переговоров в Мюнстере и Оснабрюке, обеспечили политическое преобладание Франции. Самый опасный из противников Франции — Империя — фактически перестал существовать. Торжествовала «исконная немецкая свобода» в Германии, «политическая свобода» в Италии. Другими словами, достигнуты были политическое распыление и беспомощность этих двух европейских стран, с которыми Франция могла отныне делать все, что ей угодно. Вполне понятно, что Мазарини мог теперь спокойно навязывать своим незадачливым соседям «естественные границы», ссылаясь на времена древних галлов, монархии Пипина и Карла Великого в доказательство прав Франции на немецкие и итальянские территории. Эти права и попытался осуществить «король-солнце» — Людовик XIV. В его царствование французский абсолютизм вступил в полосу своей наивысшей славы и наибольшего международного значения; при нем же во второй половине его царствования французский абсолютизм столь же быстро стал клониться к упадку.
Отправлено: 23.08.09 19:20. Заголовок: По книге Генри Кисси..
По книге Генри Киссинджера "Дипломатия" М, "Ладомир", 1997
В Западной Европе потенциальный, а время от времени реальный конфликт между папой и императором обусловил возможный конституционализм и разделение властей, что является основой современной демократии. Это позволяло различным феодальным правителям укреплять свою автономию, требуя долю от обеих соперничающих фракций. Это, в свою очередь, делало Европу лоскутным одеялом герцогств, графств, городов и епископств. Хотя в теории все феодальные властители присягали на верность императору, на практике они творили все, что хотели. На императорскую корону претендовали различные династии, и центральная власть почти не существовала. Императоры придерживались старого взгляда на универсальность правления, не имея возможности реализовать его на практике. На краю Европы Франция, Великобритания и Испания не признавали власти Священной Римской империи, хотя и оставались частью универсальной церкви.
И лишь тогда, когда в XV веке династия Габсбургов стала почти постоянно заявлять претензии на императорскую корону и посредством тщательно продуманных браков обрела испанский престол и обширные ресурсы этой страны, для императора Священной Римской империи стало возможным надеяться на превращение своих претензий универсального характера в политическую систему. В первой половине XVI века император Карл V возродил императорскую власть до такой степени, что возникли перспективы появления центральноевропейской империи, состоящей из того, что сегодня является Германией, Австрией, Северной Италией, Чешской республикой, Словакией, Венгрией, Восточной Францией, Бельгией и Нидерландами. Эта потенциально могущественная группировка исключала появление чего бы то ни было, напоминающего европейское равновесие сил.
Но как раз в этот самый момент ослабление папской власти под натиском Реформации отрицательно повлияло на перспективы появления европейской империи-гегемона. Некогда сильное папство было шилом в боку у императора Священной Римской империи, могучим соперником. А на закате XVI века папство в равной степени оказалось неодолимой помехой самой идее империи. Императоры желали видеть себя «посланцами Божьими» и хотели, чтобы другие разделяли их взгляд. Но в XVI веке на императора в протестантских землях смотрели не как на «посланца Божьего», а как на венского завоевателя, привязанного к отживающему свой век папству. Реформация придала бунтующим государям новую свободу действий как в религиозной, так и в политической сфере. Разрыв их с Римом был разрывом с религиозным универсализмом; силовое противодействие императору из династии Габсбургов свидетельствовало, что государи более не считали соблюдение клятвы на верность императору религиозным долгом.
Когда рухнула концепция единства, нарождающиеся государства Европы стали нуждаться в каком-либо принципе, который бы оправдывал их ересь и регулировал бы взаимоотношения между ними. Они нашли его в концепции raison d'etat и равновесии сил. Одно зависело от другого. Принцип raison d'etat предполагал, что благополучие государства оправдывает применения любых средств для обеспечения национальных интересов, это заменяло средневековое представление об универсальности морали. А принцип равновесия сил пришел на место ностальгии по универсальной монархии и давал то утешение, что каждое в отдельности государство, преследуя собственные эгоистические интересы, тем или иным образом будет способствовать безопасности и прогрессу всех прочих.
Ранее всех и наиболее подробно этот новый подход сформулировали во Франции, одном из первых государств-наций в Европе. Франция теряла бы больше всех в случае реанимации Священной Римской империи, поскольку могла быть — воспользуемся современной терминологией — прекраснейшим образом «финляндизирована». По мере ослабления религиозных ограничений Франция стала эксплуатировать соперничество, возникшее как следствие Реформации, среди ее соседей. Французские правители отдавали себе отчет в том, что всевозрастающее ослабление Священной Римской империи (и даже ее исчезновение) идет на пользу безопасности Франции и при удачном стечении обстоятельств, позволит ей совершать экспансию на восток.
Главным проводником такого рода французской политики была совершенно невероятная фигура — князь Церкви Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье, первый министр Франции с 1624 по 1642 год. Узнав о смерти кардинала Ришелье, папа Урбан VIII будто бы сказал: «Если Бог существует... кардиналу Ришелье придется за многое перед ним ответить. Если нет... что ж, он прожил удачную жизнь». Эта двусмысленная эпитафия, без сомнения, пришлась бы по вкусу государственному деятелю, который достиг огромных успехов, игнорируя основные священные установления своего века и на деле перешагивая через них.
Немногие могут похвалиться большей степенью воздействия на ход истории. Ришелье был отцом современной государственной системы. Он провозгласил принцип raison d'etat и воплощал эту концепцию на практике на благо своей страны. Под его руководством принцип raison d'etat пришел на смену средневековой концепции универсальности моральных ценностей и стал основой основ французской политики. Первоначально кардинал преследовал цель не допустить господства Габсбургов над Европой, но в итоге оставил такое политическое наследие, которое в течение двух последующих столетий вызывало у его преемников искушение установить французское главенство в Европе. Из неудачи подобных амбициозных устремлений возникло равновесие сил, вначале как свершившийся факт, а затем как система организации международных отношений.
Ришелье вступил на свой пост в 1624 году, когда император Священной Римской империи Фердинанд II из династии Габсбургов попытался вернуть к жизни католический универсализм, выкорчевать протестантизм и установить императорский контроль над государями Центральной Европы. Этот процесс контрреформации привел к тому, что мы теперь называем Тридцатилетней войной, разразившейся в Центральной Европе в 1618 году и ставшей одной из наиболее зверских и разрушительных войн за всю историю человечества.
К 1618 году германоязычная территория Центральной Европы, значительная часть которой входила в Священную Римскую империю, разделилась на два вооруженных лагеря: протестантов и католиков. Бикфордов шнур, вызвавший военный взрыв, был в том году подожжен в Праге, и очень скоро в конфликт была втянута вся Германия. По мере того как Германия истекала кровью, ее княжества стали легкой добычей для иноземных захватчиков. Вскоре датские и шведские армии стали прорываться через Центральную Европу, а в конце концов в драку вступила и французская армия. К моменту окончания войны в 1648 году Центральная Европа была опустошена, причем Германия потеряла почти треть своего населения. В горниле этого трагического конфликта кардинал Ришелье выковал принцип raison d'etat, без которого стала немыслима французская внешняя политика, причем остальные европейские государства признали этот принцип лишь в следующем столетии.
Будучи князем Церкви, Ришелье должен был бы приветствовать стремление Фердинанда восстановить католическую ортодоксию. Но Ришелье поставил национальные интересы Франции превыше каких бы то ни было религиозных целей. Сан кардинала не помешал Ришелье увидеть: попытка Габсбурга восстановить во всех своих правах католическую религию — геополитическая угроза безопасности Франции. Для него эти устремления были не религиозным актом, а политическими маневрами Австрии, направленными на достижение господства в Центральной Европе и, следовательно, имеющими целью низведение Франции до уровня второразрядной державы.
Опасения Ришелье были небезосновательны. Стоило бросить взгляд на карту Европы, как сразу становилось видно, что Франция со всех сторон окружена землями Габсбургов: Испания — на юге; североитальянские города-государства, в основном подчиненные Испании, — на юго-востоке; Франш-Контэ (сегодня это территория вокруг Лиона и Савойи) — также под испанским контролем, на востоке, а испанские Нидерланды - на севере. А немногие границы, неподвластные испанским Габсбургам, принадлежали государствам, находившимся под властью австрийской ветви династии. Герцогство Лотарингское было связано клятвой на верность императору Священной Римской империи так же, как и стратегически важные районы вдоль берегов Рейна, представляющие собой сегодняшний Эльзас. Если бы Северная Германия также подпала под власть Габсбургов, Франция предстала бы гибельно слабой по отношению к Священной Римской империи.
Для Ришелье малоутешительным был тот факт, что Испания и Австрия являлись, как и Франция, католическими странами. Как раз наоборот: Ришелье со всей решимостью стремился предотвратить победу контрреформации. Для достижения того, что мы бы сегодня назвали национальной безопасностью, а тогда впервые в истории было поименовано высшими интересами государства, Ришелье был готов выступить на стороне протестантских государей и воспользоваться в своих целях расколом универсальной церкви.
Если бы императоры из династии Габсбургов играли по тем же правилам или понимали смысл нарождавшегося принципа raison d'etat, они бы сообразили, какими обладают географическими преимуществами. И, возможно, смогли бы добиться того, чего Ришелье больше всего боялся — подавляющего превосходства Австрии и появления Священной Римской империи в качестве господствующей на континенте державы. Однако на протяжении множества столетий враги Габсбургов выигрывали от неповоротливости и косности династии и ее неумения приспособиться к требованиям тактической необходимости или понять тенденции будущего. Правители из династии Габсбургов были людьми принципиальными. Они никогда не шли на компромисс вопреки собственным убеждениям, разве что в момент поражения. Таким образом, с самого начала этой политической одиссеи они были абсолютно беззащитны против отчаянных махинаций кардинала.
Император Фердинанд II, соперник Ришелье, наверняка никогда и не слыхивал о принципе raison d'etat. А даже если бы и услышал, то отверг бы его, как богохульный; ибо миссию мирского владыки он представлял себе как исполнение воли Господней, и всегда в титуле императора Священной Римской империи подчеркивал слово «Священной». Он никогда не согласился бы с тем, что столь богоугодные цели могут быть достигнуты не слишком моральными средствами. И, уж конечно, даже не помыслил бы заключать договоры с протестантами-шведами или мусульманами-турками, то есть предпринять меры, которые кардинал Ришелье считал само собой разумеющимися. Советник Фердинанда иезуит Ламормаини так подытоживал взгляды императора:
«Фальшивую и продажную политику, столь распространенную в нынешние времена, он, в своей мудрости, осудил с самого начала. Он полагал, что с теми, кто придерживается подобной политики, нельзя иметь дело, ибо они провозглашают ложь и злоупотребляют именем Божьим, дурно обращаясь с религией. Было бы величайшим безумием пытаться укрепить королевство, дарованное одним лишь Господом, средствами, для Господа ненавистными».
Для правителя, приверженца столь абсолютных ценностей, невозможно идти на компромисс, не говоря уже о манипуляциях, позволяющих торговаться в процессе переговоров. В 1596 году, когда Фердинанд оставался еще эрцгерцогом, он заявил: «Я скорее предпочел бы умереть, чем дать какие бы то ни было уступки сектантам в вопросах веры». Во зло собственной империи, он действительно был верен собственным словам. Поскольку его в меньшей степени интересовало благополучие собственной империи, чем повиновение воле Божьей, он считал своим первейшим долгом сокрушить протестантизм, хотя определенная религиозная терпимость была бы в его же собственных интересах. Выражаясь современным языком, он был фанатиком. Убеждения императора выпукло обрисовывает один из его советников, Каспар Скоппиус: «Горе тому монарху, который не прислушивается к голосу Господа, велящего убивать еретиков. Войну следует начинать не ради самого себя, но во имя Господа» (Bellum поп tuum, sed Dei esse statuas). По Фердинанду, государство существовало для того, чтобы служить религии, а не наоборот: «В государственных делах, которые столь важны для нашего священного призвания, нельзя все время иметь в виду соображения человеческие; скорее, следует надеяться... на Господа... и верить только в Него».
Ришелье воспринимал веру Фердинанда как стратегический вызов. Религиозный в частной жизни, он свои обязанности министра воспринимал с сугубо мирской точки зрения. Спасение души могло быть важно для него как для личности, но для Ришелье — государственного деятеля оно не играло никакой роли. «Человек бессмертен, спасение души ждет его впереди, — как-то сказал он. — Государство же бессмертием не обладает, оно может спастись либо теперь, либо никогда». Иными словами, государство не получает воздаяния за праведность ни на этом, ни на том свете; оно получает воздаяние лишь за то, что достаточно сильно, чтобы совершать необходимое.
Ришелье никогда бы не позволил себе не воспользоваться возможностью, представивщейся Фердинанду в 1629 году, на одиннадцатом году войны. Тогда протестантские государи выказали готовность признать политическое главенство Габсбургов при условии, что они остаются свободными в выборе исповедуемой религии и сохраняют за собой церковные земли, отчужденные в ходе Реформации. Но Фердинанд не пожелал подчинить свое религиозное рвение требованиям политической целесообразности. Отвергая то, что стало бы всеподавляющим триумфом и гарантией существования империи, будучи преисполнен решимости вытравить с корнем протестантскую ересь, он издал «Эдикт о реституции», требовавший от протестантских монархов вернуть церкви все земли, захваченные у нее начиная с 1555 года. Это было триумфом религиозного рвения над целесообразностью, классическим случаем, когда вера перевесила здравые политические расчеты. И это гарантировало продолжение изматывающей войны.
Имея перед собой на шахматной доске подобный дебют, Ришелье преисполнился решимости заставить войну продолжаться как можно дольше, чтобы полностью обескровить Центральную Европу. Во внутренней политике он отставил в сторону мелочные религиозные соображения, точно так же, как сделал это и во внешней. Посланием 1629 года он даровал французским протестантам свободу вероисповедания, ту самую свободу, которую император отказывался дать германским государям и против которой сражался. Защитив свою страну от внутренних потрясений, раздиравших Центральную Европу, Ришелье принялся эксплуатировать религиозное рвение Фердинанда на пользу французским национальным интересам.
Неспособность принадлежащего к династии Габсбургов императора понять свои же собственные национальные интересы — а, по существу, отказ его признать весомость самой этой концепции — дала возможность первому министру Франции поддержать при помощи силы и денег воюющих против императора Священной Римской империи германских протестантских государей. Роль защитника свобод германских протестантских государей, борющихся против централистских устремлений императора Священной Римской империи, была, казалось, несвойственна французскому прелату и французскому королю-католику Людовику XIII. Тот факт, что князь Церкви субсидирует шведского короля-протестанта Густава-Адольфа в войне против императора Священной Римской империи, имел столь же глубокие революционные последствия, как и свершившиеся через сто пятьдесят лет после этого потрясения Французской революции.
В эпоху, когда все еще господствовали религиозное рвение и идеологический фанатизм, бесстрастная внешняя политика, свободная от моральных императивов, выглядела как покрытые снежными шапками Альпийские горы посреди пустыни. Целью Ришелье было покончить с окружением Франции, истощить Габсбургов и предотвратить появление на границах Франции, особенно на ее немецких границах, могучей державы. Единственным критерием при заключении альянсов было соответствие их французским интересам, и именно этого он добивался в отношениях первоначально с протестантскими государствами, а впоследствии даже с мусульманской Оттоманской империей. С тем чтобы истощить воюющие стороны и продлить войну, Ришелье субсидировал врагов своих врагов, применял подкуп, разжигал мятежи и пользовался в огромных количествах династическими и юридическими аргументами. И он до такой степени преуспел, что война, начавшаяся в 1618 году, тянулась и тянулась десятилетиями, пока, наконец, история не наградила ее именем, соответствовавшим ее продолжительности: «Тридцатилетняя война».
Франция играла роль стороннего наблюдателя вплоть до 1635 года, когда в который раз, казалось бы, полнейшее истощение могло бы положить конец боевым действиям и привести к компромиссному миру. Ришелье, однако, не был заинтересован в компромиссе до той поры, пока французский король не сравняется в силе с императором из династии Габсбургов, а еще лучше — пока не превзойдет его. Для достижения этой цели Ришелье убедил своего суверена, что на семнадцатом году войны необходимо ввязаться в драку на стороне протестантских государей, воспользоваться возрастающим могуществом Франции:
«Если знаком особенного благоразумия являлось сдерживание сил, противостоящих вашему государству, в течение десяти лет при помощи сил ваших союзников, когда вы могли держать руку в кармане, а не на рукоятке меча, то теперь вступление в открытую схватку, когда ваши союзники более не могут просуществовать без вас, является знаком смелости и величайшей мудрости, показывающим, что в деле обеспечения мира для вашего королевства вы вели себя, как те экономисты, которые поначалу серьезнейшим образом заботились о накоплении денег, ибо знали, как их лучше потратить...»
Успех политики raison d'etat зависит прежде всего от умения правильно оценить соотношение сил. Универсальные ценности определяются в процессе их осознания и не нуждаются в постоянном переосмыслении; на деле они даже несовместимы с этим. Но определение пределов могущества требует сплава опыта и провидения и умения постоянно приспосабливаться к обстоятельствам. Конечно, в теории равновесие сил вполне поддается расчету; на практике же оказалось исключительно трудно разработать его на реалистичной основе. А еще сложнее оказалось привести в гармонию собственные расчеты с расчетами других государств, что является обязательной предпосылкой действенной системы равновесия сил. Консенсус по поводу характера равновесия обычно достигается посредством периодических конфликтов.
Ришелье не сомневался в своих способностях должным образом ответить на вызов, будучи лично убежден в том, что соразмерить цели и средства возможно с почти математической точностью. «Логика, — пишет он в своем „Политическом завещании", - требует, чтобы вещь, нуждающаяся в поддержке, и сила этой поддержки находились в геометрической пропорции друг к другу». Судьба сделала его князем Церкви; убеждения ввели его в круг интеллектуального сообщества рационалистов наподобие Декарта и Спинозы, которые полагали, что человеческое деяние может быть предначертано научным путем; а случай дал ему возможность трансформировать международный порядок к вящему благу собственной страны. На сей раз научный расчет собственной личности оказался точен. Ришелье умел предвосхищать собственные цели, но ни он, ни его идеи не сумели бы восторжествовать, если бы он не был способен подчинять собственную тактику собственной стратегии.
Столь новаторская и бесчувственная система действия не могла не вызвать противодействия. Какое бы господствующее положение ни заняла доктрина равновесия сил в последующие годы, она глубочайшим образом противоречила универсалистской традиции, основывавшейся на первичности законов морали. Одним из наиболее красноречивых критиков политики, лишенной какого бы то ни было морального якоря, явился знаменитый ученый Янсений.
«Неужели они верят, что мирское, тленное государство способно оказаться превыше религии и церкви?.. Неужели наихристианнейший король способен предположить, что, направляя и осуществляя собственные мечтания, он не обязан проводить в жизнь и оберегать мечтания Господа своего Иисуса Христа?.. Неужели он осмелится заявить Господу: да пропадет и сгинет Твоя власть, и слава, и вера, что учит людей почитать Тебя, если благодаря этому государство мое будет защищено и не подвержено никакому риску?»
Само собой разумеется, здесь имелось в виду как раз то, что Ришелье говорил своим современникам и, насколько нам известно, своему Богу. И становится ясным масштаб произведенной им революции, коль скоро то, что его критики полагали всего лишь reductio ad absurdum (то есть аргументом столь аморальным и опасным, что он отвергает сам себя), на самом деле являлось в высшей степени точным резюме взглядов самого Ришелье. Будучи первым министром короля, он подчинил как религию, так и мораль высшим интересам государства, бывшим для него путеводной звездой.
Демонстрируя, как хорошо они усвоили циничную методику хозяина, защитники Ришелье использовали аргументацию своих критиков против самих этих критиков. Политика собственно национального интереса, утверждали они, является отражением верховенствующих законов морали; так что не Ришелье, а его критики нарушили принципы этики.
На долю Даниэля де Прьезака, ученого, близкого к королевской администрации, выпало почти наверняка с личного одобрения Ришелье выступить в классически макиавеллистской манере с официальными возражениями, будто бы Ришелье совершает смертный грех, проводя политику, которая, похоже, способствует распространению ереси. Скорее, заявлял он, сами критики Ришелье рискуют собственным спасением души. Поскольку Франция является самой чистой и преданной делу веры европейской католической державой, Ришелье, служа интересам Франции, тем самым служит интересам католической религии.
Прьезак не пояснял, как именно он пришел к выводу, будто на Францию возложена свыше столь уникальная в своем роде религиозная миссия. Однако это вытекалало из его утверждения, будто укрепление французского государства способствует благополучию католической церкви; следовательно, политика Ришелье высокоморальна. Действительно, габсбурговское окружение представляло собой столь серьезную угрозу безопасности Франции, что оно должно было быть разорвано, и это безоговорочно оправдывало французского короля, какими бы методами он ни пользовался, чтобы достичь этой в конечном счете высокоморальной цели.
«Он ищет мира посредством войны, и если в ходе ее случается что-то, противное его желаниям, то это вовсе не деяние преступной воли, но дань необходимости, чьи законы наиболее суровы и чей зов наиболее жесток... Война является справедливой, когда породившие ее намерения справедливы... И потому главное, что следует принимать во внимание, — это чаяния, а не средства... [Тот] кто намеревается убить виновного, иногда, не заслуживая за то упрека, проливает кровь невинного».
Не слишком изящное доказательство того, что цель оправдывает средства.
Еще один из критиков Ришелье, Матье де Морг, обвинял кардинала в том, что он манипулировал религией, «как это делали в изображении вашего идейного предшественника Макиавелли древние римляне, приспосабливая ее... объясняя и применяя таким образом, чтобы это помогало дальнейшему осуществлению планов».
Критика со стороны де Морга была столь же велеречивой, как и у Янсения, и столь же неэффективной. Ришелье действительно был именно таким манипулятором и пользовался религией в точности так, как это ему приписывалось. Он без сомнения ответил бы, что просто изучает природу мира, как это делал Макиавелли. Подобно Макиавелли, он, возможно, предпочел бы мир с более утонченной моралью, но суровая история воздаст ему как государственному деятелю по заслугам в зависимости от того, сумеет ли он наилучшим образом воспользоваться условиями и сопутствующими обстоятельствами, с которыми ему приходится иметь дело. Действительно, если оценивать государственного деятеля, взяв в качестве критерия его свершения в сопоставлении с его же замыслами, то Ришелье останется в памяти, как одна из самых судьбоносно-удачливых фигур мировой истории. Ибо он оставил в качестве наследия после себя мир, коренным образом отличающийся от того, в который пришел сам, и привел в действие политику, которой Франция следовала в течение трех столетий после него.
Благодаря этому Франция стала наиболее влиятельной страной в Европе и занялась широкомасштабным расширением собственной территории. В течение столетия, последовавшего за Вестфальским миром, заключенным в 1648 году и завершившим Тридцатилетнюю войну, доктрина высших интересов государства превратилась в ведущий принцип европейской дипломатии. Кардинала, который начисто был лишен иллюзий даже в отношении самого себя, не удивило бы ни то уважение, с которым государственные деятели последующих веков относились к Ришелье, ни забвение, которое стало уделом его оппонента Фердинанда II. «В делах, касающихся того или иного государства, — пишет Ришелье в своем „Политическом завещании", — тот, кто обладает силой, часто является правым, а тот, кто слаб, может лишь с трудом избежать признания неправым с точки зрения большинства стран мира» — это изречение редко берется под сомнение странами, вмешивающимися в дела своих соседей.
Воздействие Ришелье на ход исторического процесса в Центральной Европе обратно пропорционально достижениям, которых он добился в интересах Франции. Он опасался объединения Центральной Европы и предотвратил его осуществление. Скорее всего он задержал превращение Германии в единое государство на два столетия. Начальная стадия Тридцатилетней войны могла бы рассматриваться как попытка Габсбургов действовать в роли династических объединителей Германии: точно так же, как Англия превратилась в государство-нацию под эгидой нормандской династии, а через несколько столетий за ней последовала Франция при Капетингах. Ришелье разрушил планы Габсбургов, и Священная Римская империя разделилась более чем на триста суверенных территорий, причем властители каждой были вольны проводить независимую внешнюю политику. Германия тогда не сумела стать государством-нацией; погрязши в мелочных династических сварах, она занялась собственными проблемами. В результате Германия не выработала собственной национальной политической культуры и закоснела в провинциализме, из которого она так и не высвободилась вплоть до конца XIX века, когда ее объединил Бисмарк. А до этого Германия была превращена в поле боя большинства европейских войн, многие из которых были начаты по инициативе Франции, и потому не попала в первую волну европейской заморской колонизации. И когда Германия в конце концов объединилась, у нее был до такой степени малый опыт определения собственных национальных интересов, что это породило множество наихудших трагедий нашего века.
Но боги часто карают людей, охотно исполняя их желания. Аналитический вывод кардинала в отношении того, что успех контрреформации низвел бы Францию до уровня придатка неустанно централизирующейся Священной Римской империи, был почти наверняка точным, особенно если учесть, как, должно быть, учитывал и он, что настала эпоха государств-наций. Но если Немезидой для вильсонианского идеализма обернулся разрыв между его основополагающими установлениями и реальностью, то Немезидой для концепции высших интересов государства явилось чрезмерное расширение сферы применения этого принципа. То, что дано мастеру, едва ли под силу подмастерью.
Ибо дело заключается в том, что выработанная Ришелье концепция raison d'etat не содержит органичных элементов самоограничения, самоконтроля. Как далеко следует идти, чтобы считать интересы государства обеспеченными в достаточной мере? Сколько требуется войн, чтобы достичь безопасности? Вильсонианский идеализм, провозглашающий политику, свободную от эгоизма, подспудно несет в себе опасность постоянного пренебрежения интересами государства; зато и применявшийся Ришелье принцип raison d'etat заключает в себе саморазрушительный элемент чрезмерного проявления силы. Именно это случилось с Францией после того как взошел на престол Людовик XIV. Ришелье оставил в наследство французским королям могущественное государство, граничащее со слабой и раздробленной Германией и приходящей в упадок Испанией. Но для душевного покоя Людовика XIV одной лишь безопасности было мало; в превосходящей силе своего государства он видел лишь предпосылки для дальнейших завоеваний.
В течение двухсот лет после Ришелье Франция была наиболее влиятельной страной в Европе и вплоть до сегодняшнего дня остается важнейшим фактором международной политики. Немногие государственные деятели любой из стран могут похвалиться подобным достижением. И все же величайшие удачи Ришелье относятся к тому времени, когда он был единственным государственным деятелем, отбросившим моральные и религиозные ограничения периода средневековья. Само собой разумеется, преемники Ришелье утратили привилегию единственности — политики других стран к тому времени далеко ушли от несгибаемого фанатизма Фердинанда и взяли на вооружение гибкость Ришелье. Как только все государства стали играть по одним и тем же правилам, все труднее стало добиваться намеченных целей. Несмотря на всю славу Франции, концепция высших интересов государства заставляла ее правителей трудиться без устали над расширением своих внешних границ. При этом страна выступала в роли арбитра при разрешении конфликтов между германскими государствами и, следовательно, воплощала на практике свою преобладающую роль в Центральной Европе. И это продолжалось до тех пор, пока Франция не лишилась сил от постоянного напряжения и не стала постепенно терять способность формировать Европу в соответствии с собственными планами и представлениями.
Принцип raison d'etat давал рациональную основу поведению отдельных стран, но не нес в себе ответа на настоятельные требования создания мирового порядка. Концепция высших интересов государства могла привести к претензиям на верховенство или к установлению равновесия сил. Но само равновесие сил редко возникало вследствие заранее продуманных расчетов. Обычно оно становилось результатом противодействия попыткам какой-то конкретной страны господствовать над другими: к примеру, европейское равновесие явилось следствием усилий по сдерживанию Франции.
В мире, порожденном Ришелье, государства более не сдерживали себя видимостью соблюдения моральных норм. Если наивысшей ценностью было благо государства, долгом правителя являлось расширение его территории и возвеличение его славы. Сильный стремился отнять то, что слабые пытались удержать, формируя коалиции, чтобы тем самым увеличить мощь каждого из государств-членов. Если коалиция была Достаточно сильна, чтобы поставить барьер агрессору, возникало равновесие сил; если нет, то какая-то из стран добивалась гегемонии. Последствия этого, однако, вовсе не воспринимались как заранее предопределенные и потому подвергались испытанию многочисленными войнами. Первоначально возможным исходом могла бы быть как империя — французская или германская, — так и система равновесия сил. Вот почему понадобилось более ста лет, чтобы установился европейский порядок, базирующийся исключительно на равновесии сил. Так что поначалу равновесие сил было почти что случайным явлением, а не целью международной политики.
Отправлено: 03.09.09 01:00. Заголовок: Жорданиа Г.Г. Французское посольство в Москве
По: Сказкин С.Д. Книга для чтения по истории Средних веков М., 1953 Жорданиа Г.Г. Французское посольство в Москве
В сентябре 1629 г ., в царствование Михаила Фёдоровича Романова, в Москве была получена отписка (докладная) от псковского воеводы, сообщавшего, что к русской границе прибыло посольство французского короля Людовика XIII. Во главе посольства находился французский дипломат Людовик де-Гe барон Курменен.
Ещё до прибытия в Московское государство барон Курменен стал известен как ловкий и умелый дипломат. Французское правительство, во главе которого стоял тогда кардинал Ришелье, не раз посылало его с важными поручениями в иноземные государства. Он побывал в Турции, Дании и Швеции.
Какова же была цель приезда французского посла в отдалённую Россию?
Ещё в самом начале своего царствования, в 1615 г ., царь Михаил отправил к королю французскому Людовику посланников Ивана Кондырёва и Михаила Неверова. Царь хотел установить дружеские сношения с такой сильной западной державой, какой была Франция. Однако из-за неурядиц и гражданской войны, которые свирепствовали во Франции в начале царствования Людовика XIII, французскому правительству было не до того, чтобы устанавливать дружеские отношения с далёкой Россией. Перед ним стояли более неотложные задачи: подавить внутренние беспорядки, усмирить непокорных вельмож и французских протестантов — гугенотов.
Но после прихода к власти дальновидного и умного дворянского политика, кардинала Ришелье, дела приняли иной оборот. Мятеж вельмож был подавлен; королевская власть окрепла.
В феодально раздробленной Германии в это время свирепствовала длительная, так называемая «Тридцатилетняя война». Война сразу же получила общеевропейское значение. Вели борьбу, то открытую, то скрытую, две большие коалиции. Во главе первой стояли король Испании и император Австрии, оба из династии Габсбургов. Габсбурги под знаменем католической реакции желали установить своё мировое господство и подавить усиливавшихся соперников: Англию, Францию, Голландию, Данию и Швецию. Эти последние государства в свою очередь начали постепенно объединяться в антигабсбургский союз. Эта общеевропейская война переплеталась с внутренней гражданской войной в Германии, войной между католиками и протестантами. Немецкие католики были тесно связаны с габсбургской коалицией, а протестанты — с антигабсбургской.
Таким образом, Франция, несмотря на господство в ней католической религии, была в союзе с иноземными протестантами.
В то же время дальновидные политики западных держав стали обращать свои взоры в сторону Московского государства. В начале XVII в. в России шли гражданские войны, восстания крестьян. Иноземные захватчики, поляки и шведы, воспользовались этим и вторглись в её пределы. Поляки захватили важнейшие русские города, в том числе Москву и Смоленск; шведы — Новгород Великий и ряд других городов и областей.
Благодаря геройской борьбе великого русского народа иноземные захватчики были изгнаны из Москвы и многих других мест. На Земском соборе в 1613 г . ц
Отправлено: 03.09.09 01:13. Заголовок: Первый французский посол в Москве.
По: Сергей Михайлович Соловьев "История России с древнейших времен"
Еще в 1615 году царь отправил во Францию посланников - Ивана Кондырева и подьячего Неверова с объявлением о своем восшествии на престол и с просьбою о помощи против поляков и шведов: "Послали мы к вам, брату нашему, - говорилось в царской грамоте, - наше государство обвестить, Сигизмунда короля и шведских, прежнего и нынешнего, королей неправды объявить. А вы, брат наш любительный, великий государь Людвиг король, нам бы, великому государю, способствовал, где будет тебе можно". Понятно, что Людвиг XIII ничем не способствовал. Но осенью 1629 года приехал в Москву в первый раз французский посол Людвиг Деганс (Де-Гэ Курменен). По царскому указу новгородский воевода послал навстречу к нему пристава Окунева с лошадью. Пристав хотел ехать по правую сторону посла, но тот с левой стороны не поехал и не трогался с того места, где встреча была; пристав ему говорил, что у государя бывают турские, персидские, немецкие и другие послы и по левую сторону ездят; француз отвечал, что Турция, Персия, Крым - земли не христианские, а его король христианский и потому ему по левую сторону не ехать, у него о том от короля приказ. Пристав ему говорил: для чего он об этом прежде не объявил до въезда в землю государеву? Посол отвечал, что он русского обычая не знает, потому и не писал, и хотел ехать назад в Юрьев Ливонский, с той лошади сошел, которую прислал ему воевода, подводу, на которой ехал, покинул, стал в телегах да и говорит, что ему учинен позор и он за свой позор смерть примет. Ему говорили, что из государевой земли без государева указа его не отпустят; он отвечал: "Если меня назад и не отпустят, то я буду стоять, корм и питье стану покупать на свои деньги, а с левой стороны не поеду", и стоял до вечера. Наконец француз придумал средство: пусть едут два пристава: один - по левую, а другой - по правую сторону, а он - в середине; Окунев, посоветовавшись с псковским архиепископом, согласился, сам ехал по правую сторону посла, а по левую ехал один сын боярский в виде пристава. Окунев доносил, что французы, едучи дорогою, государевым людям чинили насильства и обиды, посол их не унимал, а пристава не слушались.
Приехавши в Москву, посол бил челом, чтоб государь велел ему давать вина французского да рейнского, а что им идет государева жалованья, питья, и они к тому питью не привычны, да бил челом еще об уксусе. Вина и уксусу дали. Потом он стал требовать, чтоб на представлении государю ему быть при сабле, и Кондырев пред его королем был в сабле; чтоб, изговоря царского величества титул, речь говорить ему в шляпе; наконец, чтоб дали ему возок. Во всем этом отказали. В ответе бояре прежде всего начали говорить, что титул царский в королевской грамоте не сполна написан. Посол отвечал: "У государя моего в государстве повелось изначала, что он ко всем великим государям в грамотах своих имен и титулов не пишет, также и своего королевского имени и титула не пишет, и новостей вводить нельзя". Бояре сказали: "Отчего же с Кондыревым прислана грамота и в ней царское именованье написано сполна?" Посол отвечал, что король велел это сделать по просьбе Кондырева: "Если так писать, как государев титул говорят, то в титуле написаны многие места, всего нам и не упомнить". Бояре говорили, что до сих пор такого образца не бывало ни от которых государей. Посол отвечал: "Если угодно, то государь его вперед царское именование и титул велит описывать, в том он клянется именем божиим и королевскою головою". Когда кончились споры о титуле, то посол объявил статьи: 1) король хочет с царем быть в крепкой дружбе и любви, что царю годно в его государстве, товары или какая сила, то король ни за что не стоит. 2) Торговля подданных обеих сторон без явки и без пошлины. 3) У французских купцов в Московском государстве вольности не отнимать и взаперти не держать: держать им священников и учителей своей веры; быть у них начальному человеку и ведать их во всем. 4) Есть в их странах дом австрийский, в нем князь особый (король испанский), цесарю друг и цесарева рода, и с польским королем они стоят заодно, помощь чинят немалую; королю французскому тот австрийский князь недруг, а царю недруг польский король; прибыль себе те князья получают от того, что посылают торговать в восточную землю, и тем польскому королю помогают; так если царь с французским королем будет в дружбе и любви, торговлю велит францужанам в Московском государстве дать повольную, то государь его станет австрийский дом теснить и торговлю их восточную отнимет, у них силы убудет и польскому королю помогать перестанут. 5) Царское величество позволил бы францужанам ездить в Персию чрез свое государство; от того царю и его подданным будет прибыль большая: англичане, голландцы и брабантцы покупают товары во Французской земле, в Московском государстве продают их дорогою ценою и товары привозят обычные, а францужане станут товары привозить самые добрые и продавать по своей прямой цене. Царское величество - глава и начальник над восточною страною и над греческою верою, а Лудовик король французский - начальник в полуденной стране, и когда царь будет с королем в дружбе, любви и соединенье, то у царских недругов много силы убудет: цесарь римский с литовским королем заодно, а царю с королем французским потому же надобно быть в дружбе и на недругов стоять заодно. Французский король турскому султану друг; зная, что царскому величеству турский султан друг, а над православною христианскою греческою верою царское величество начальник, зная это, король наказал послам своим в Царе-граде, чтоб они русским людям и грекам, которые при них будут, в Царе-граде во всяких делах помогали. Такие великие государи - король французский и царское величество везде славны, других таких великих и сильных государей нет, и подданные их все люди во всем им послушны; не так, как англичане и брабантцы делают все по своему хотенью, что есть дешевых товаров, скупят в Испанской земле, да русским людям и продают дорогою ценою, а францужане будут продавать все дешево. Бояре отвечали отказом в беспошлинной и в персидской торговле, говоря, что французы могут покупать персидские товары у русских купцов, кроме заповедных - белого шелка сырого и селитры; отказали и в учителях веры для французов, потому что у других иноземцев таких нет в Москве, хотя посол и утверждал, что в Париже 12 церквей греческих и у французов обычай бывать у отца духовного по четыре раза в год, так без отцов духовных быть им нельзя. Таким образом, Курменен уехал, не добившись ничего нового. По: Казимир Валишевский Первые Романовы
Борясь в Польше и Германии против католической коалиции, Густав-Адольф дважды, в 1626 и 1629 г., не брезговал явиться в Москве умиротворителем. Если он и не думал о русской армии, то все же хотел по крайней мере присоединить к своим знаменам некоторое количество казаков для борьбы с бандою Лисовского, оказывавшего большие услуги имперцам. Посланники шведского короля сильно торопились с заключением союза. Но Москва, отказавшись принять участие в борьбе, раздиравшей всю Европу, сама отказалась от счастья. Как только она отказалась нарушить перемирие с Польшею и открыто вмешаться в военные действия, Ришелье сейчас же создал образец «скрытой войны», вмещавшей в себе массу удобств и выгод.
У московского Ришелье, пытавшегося идти подобным же путем, не хватало для этого смелости и решительности. Увильнув сначала от этих предложений, он в 1631 году был склонен принять их, однако Густав-Адольф тогда уже заключил договор с Польшею. Тем не менее переговоры продолжались. Швеция уполномочивала для них поочередно случайного дипломата, московита Александра Рубеца или Рубцова, попавшего к ней на службу после одиннадцатилетнего плена в Польше; потом одного немца, Иоганна Мюллера, который был первым ее постоянным резидентом в Кремле. Отказываясь до сих пор от предлагаемого союза, здесь однако не теряли времени: деятельно готовились к войне и уже говорили о том, что ее необходимо объявить Польше немедленно. Мюллер ответил на это предложением двух шведских полков и просил изволения набрать несколько других среди днепровских казаков. В свою очередь Густав-Адольф рад был воевать под сурдинку. Однако было уже слишком так распоряжаться чужим добром. Днепровские казаки зависели от Польши, которая едва могла держать в руках это буйное братство, все же удерживая его от покушений на измену. Шведские и московские вербовщики были выпровожены, рискуя своею жизнью в подобных попытках, а немного спустя смерть победителя при Люцене положила конец всему предприятию. Но и стучась при этом в другие двери, московская дипломатия не была удачливее. Еще до Деулинского перемирия она вытянула из Англии заем в 100 000 рублей, превратившийся в 20 000 благодаря мошенничествам посредников. А в 1623 году она хвастливо заявляла, что вовлечет своих кредиторов в обширную антипольскую коалицию, в которой должны были участвовать вместе со Швецией и Данией также Нидерланды, но добилась в результате лишь града унизительных насмешек.
Эта дипломатия шла еще ощупью и легко сбиваясь с плохо проторенных путей. Так, в 1615 году, посылая во Францию Ивана Кондырева, она думала снискать помощь правительства Кончини против Польши и Швеции. Но ни маршал Анкрский, ни его преемники даже не подумали отвечать на подобное предложение; сам Ришелье нисколько не торопился, и только в 1629 году первый француз, предназначенный для вручения слов Всехристианнейшего короля отдаленному северному двору, получил верительные грамоты. То был барон Людовик Де-Курменен из Гааги, сын губернатора Монтаржи. Будучи сначала пажем, потом метрдотелем Людовика XIII, начиная с 1621 года посылаемый для различных поручений в Данию, Германию, Пруссию, этот молодой дипломат – ему было в это время всего тридцать семь лет – кончил плачевно. Страстно честолюбивый он мечтал о месте шведского посланника, которого не получил, ударился в интриги, близкие к государственной измене, и кончил на эшафоте. В Москве он сыграл довольно жалкую роль. Ришелье был не прочь соединить против Польши, союзницы императора, с враждебным им лагерем и московское государство. Но французский посланник неловко ввязался в детский спор об этикете и сделал еще более неудачный шаг, показав, что ему диктовало предложения духовное лицо. Казалось, он исключительно имел в виду организовать исповедание католического культа в столице православия. У него было на уме нечто совершенно другое, но, оскорбляя с одной стороны весьма законную обидчивость, он с другой стороны натолкнулся на стену предрассудков, рутины и частных интересов, обрекавших его миссии на неизбежное крушение.
Ришелье шел всячески навстречу союзникам, которых надеялся заполучить к себе против австрийского дома. Взамен оборонительного и наступательного союза, он требовал лишь экономических сделок, одинаково выгодных обеим сторонам. С одной стороны, Франции улыбалась дорога в Персию, зато московское государство получит возможность непосредственно пользоваться французскими товарами, в которых оно начало понимать толк, тогда как посредники английские, голландские или брабантские наживали на их цене значительные куртажи.
К несчастию, московские купцы все держались за свою персидскую монополию, от которой впрочем не имели большой выгоды, а с другой стороны, коммерческие соперники Франции, вступив в отчаянную борьбу, все соединились против общего врага для защиты приобретенного ими положения. Нидерланды предупредительно согласились бойкотировать польский порт Данциг, они были готовы торговать преимущественно с Архангельском, и польский король потеряет в год до 100 000 экю. Против этой комбинации поднялась английская монополия, но Курменена тем не менее не выпроводили.
Одно время, за неимением лучшего, был уже на пути к осуществлению союз с Данией, и оба правительства уже готовы были обменяться грамотами, как в дело опять вмешался этикет. Ссылаясь на привилегию, приобретенную его шведским соседом острием меча, датский король требовал, чтобы и его имя было написано в трактате прежде имени царя. Это затруднение окончательно сгубило союз, уже наполовину заключенный, и царь, гордясь своим величием и не желая уступить такому ничтожному государю, остался лицом к лицу с «венгерским королем», т. е. сделался жертвою простой мистификации. Этим «венгерским королем» был Бетлен Габор. В Москве не имели точных сведений о путаных спорах этого претендента с австрийским домом, как и о том, выйдет ли он победителем из борьбы, и потому оказали пышный прием обоим его посланникам, случайно бывшим французами: Шарлю де Талейрану, маркизу Асседевильскому, и Жаку Русселлю. Но, постоянно ссорясь друг с другом и обвиняя один другого, они сами дискредитировали свое дело. Маркиза водворили в Костроме, где Габор не мог уже оказать ему никакой помощи, так как скоро умер. Ришелье, казалось, остался равнодушен к авантюре, которой он, быть может, и был чужд, граф Суассонский, желая выручить пленника из этого скверного положения, не был в состоянии в 1632 году придумать другого средства, как просить вмешательства Карла I и Генриха Нассаусского, но и старания последних при посредстве другого француза, Гастона Шаронского, тоже остались без всякого результата. Только в 1635 году добилось лучшего успеха посольство Людовика ХIII.
Отправлено: 04.09.09 01:32. Заголовок: ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ФРАНЦИИ В СЕРЕДИНЕ XVII ВЕКА
Отрывок из статьи Елены Анатольевны Поповой
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ФРАНЦИИ В СЕРЕДИНЕ XVII ВЕКА ( Взаимодействие мировых цивилизаций: история и современность: Материалы конф. аспирантов кафедры всеобщей истории РУДН. М., 2001. Вып. 2. )
На протяжении нескольких десятилетий XVII века внешнюю политику Франции и в целом Европы, определяла Тридцатилетняя война. И хотя Франция вступила в нее на завершающем этапе (1635 год), первый министр кардинал Ришелье в течение нескольких лет вел активные переговоры, готовя дипломатические союзы, которые были бы выгодны Франции для ведения военных действий. 1
Символом территориальных притязаний Франции на востоке была река Рейн. Идея «естественных границ» в XVII веке играла значительную роль в идеологическом обосновании продвижения Франции в Эльзасе и Лотарингии. Она также претендовала на Наварру, Франш-Конте, Артуа и Фландрию, находившиеся некогда под властью французской короны.2 Испания же с давних пор претендовала на Бургундию и Шампань.
Проблема достижения «естественных границ» сталкивала Францию с Габсбургами, как австрийскими, так и испанскими. Вступление Франции в войну было обусловлено также борьбой за гегемонию на европейском континенте.
И все же вступление в войну с могущественным Австрийским домом, находившимся под особым покровительством папского престола, было нелегким делом для католической Франции. Очень многие во Франции не понимали и не одобряли войну с единоверцами. Одно дело – отстаивать французские интересы дипломатическими средствами, действуя за кулисами, и совсем другое – повести за собой «еретиков» всей Европы против защитников святой римско-католической церкви – короля Испании и императора Священной Римской империи. На это трудно было решиться кардиналу Ришелье, но гораздо труднее – «христианнейшему» королю Людовику XIII, хотя оба они, пусть и в разной степени, сознавали необходимость и неизбежность такого решения. Как Ришелье, так и Людовик XIII отвергали перспективу победы Габсбургов в войне в Германии, считая возможным, хотя и нежелательным, военное вмешательство Франции в эту войну. Однако, после поражения Швеции под Нердлингеном такое вмешательство стало настоятельной необходимостью.
Известие о разгроме шведов Ришелье получил в шесть часов утра 11 сентября 1634 г. Кардинал немедленно сел за составление записки королю, в которой подробно и предельно четко обосновал необходимость вступления в войну. Каждый абзац он начинает со слов «очевидно, что...».
«Очевидно, что если (протестантская) партия будет сокрушена, то вся мощь Австрийского дома обрушится на Францию.
Очевидно, что после недавнего поражения эта партия перестанет существовать, если в нее не вдохнут надежду и если ей не будет оказана солидная поддержка...
Очевидно, что самое худшее, что можно посоветовать Франции, это вести себя таким образом, будто она способна в одиночку выдержать натиск со стороны императора и Испании».3
Правда, Ришелье считал, что в тот момент Франция еще не была готова к войне и ей необходимо было выиграть время, морально поддержать своих союзников, побудить их продолжать борьбу и тут же подготавливать собственное выступление. Он признавал, что война потребует от страны огромного напряжения сил, но был убежден, что политическая цена победы намного превысит все понесенные материальные издержки.
Однако, несмотря на дипломатическую подготовку войны, Ришелье явно не хотел, чтобы Франция выглядела нападающей стороной. Он выжидает случая, когда в посягательстве на интересы Его Величества Людовика XIII можно будет обвинить либо Фердинанда II, либо Филиппа IV.
Столь же удобный, сколь и долгожданный сasus belli представился 26 марта 1635 г. В этот день войска дона Хуана Австрийского вторглись в Трирскую область, находившуюся под покровительством короля Франции, и жестоко расправились с французским гарнизоном, размещенным в Трире. Правитель области архиепископ Трирский был захвачен испанцами и посажен под арест по приказу кардинала-инфанта, назначенного Филиппом IV наместником в испанских Нидерландах.
Дерзкий вызов Испании не мог остаться без ответа. 1 апреля 1635 г., как только в Париже стало известно о захвате Трира, срочно был созван Королевский совет, на котором Ришелье предложил немедленно объявить войну Испании. Заранее заготовленная декларация об объявлении войны была принята единогласно. Члены Совета, включая самого Ришелье, и не предполагали, что втягивают Францию в долгую, изнурительную войну, которая продлится 24 года.
Войну Франция начала с лишения герцог Лотарингского Карла престола под предлогом нарушения соглашений с Францией и поддержки им прогабсбургской оппозиции. До конца 1636 года Франция с помощью договоров о протекторате и силой оружия поставила под свой контроль большую часть Эльзаса. Мост у Страсбурга позволял французским войскам вторгнуться в империю.
В марте 1638 года в Висмаре был подписан очередной франко-шведский договор о союзе, который в 1641 году был продлен до конца войны. Швеция получала от Франции денежные субсидии. Стороны обязались заключать мир или перемирие с Императором лишь совместно.
Однако, объявив войну Испании, Франция оказалась в очень тяжелом положении. Очень быстро выяснилось, насколько плохо Франция была подготовлена к войне. 4 Военные кампании первых лет (1635-1638) были неудачными, Франция терпела одно поражение за другим. А в 1638 году Франция объявила войну империи, выполняя свои союзнические обязательства.
После поражений в начале войны, Франции удалось одержать ряд крупных побед в 1638-1643 гг. Падение Брейзаха, ключевой крепости на Рейне 17 декабря 1638 года, значительно улучшило положение Франции в борьбе с императором. Создавалась база для вторжения в Южную Германию.
Удача сопутствовала Франции и в борьбе с Испанией : капитуляция столицы Руссильона – Перпиньяна 10 сентября явилась сокрушительным ударом по моральному духу испанцев, а вскоре они потерпели новое поражение при Лериде. После разгрома испанской армии французскими войсками в битве при Рокруа 19 мая 1643 года, император лишился поддержки Испании. Эта победа позволила французам разделить силы Габсбургов, изолировав фронт в Нидерландах от фронта на Рейне. Успешно действовали и шведские войска под командованием Торстенсона.
Большинство имперских чинов (то есть, курфюрсты, князья, имперские города, имперское рыцарство) были не согласны с проводимой императором политикой, направленной на продолжение войны. Рейхстаг обратился непосредственно к французской и шведской коронам с предложением начать мирные переговоры, и одновременно к императору – с просьбой объявить всеобщую амнистию имперских сословий (прощение выступившим против него).
В результате трудных переговоров в Гамбурге, которые велись представителями императора, Франции и Швеции, 25 декабря 1641 года был подписан прелиминарный договор. В этом соглашении определялись места будущего мирного конгресса: города Мюнстер и Оснабрюк, участники переговоров, срок начала конгресса – 25 марта 1642 года.
1 Хотя Франция без официального вступления в войну, участвовала в ней (Вальтелинский кризис, Мантуанская война и др.)
2 Еще в 1629 году в записке Людовику XIII Ришелье прямо ставил вопрос о возвращении этих провинций.
3 См. Черкасов П.П. Кардинал Ришелье. М.1990, стр.276.
4 Паже в книге «Тридцатилетняя война» писал: «…отсутствие единоначалия, стратегические идеи более чем посредственного свойства, прискорбное отсутствие финансовых ресурсов – таковы условия, при которых Франция вступила в войну». (Pagиs G. La guerre de Trente Ans. P. 1949. P.181-182.)
Отправлено: 04.09.09 02:09. Заголовок: Национальная внешняя политика
Батюк В. И. Лекции по истории международных отношений в Новое время (1648–1918 гг.). М., 2003. Отрывок из лекции 2 Лекция 2. Национальное государство
1) Что такое нация?
Нация - это гражданское (т.е. буржуазное) общество, имеющее собственное государство, обслуживающее интересы этого общества. Соответственно, устанавливаются иные, неслыханные в докапиталистическую эпоху, соотношения между личностью, обществом и государством. Государство, которое служит индивиду и обществу - да такое показалось бы богомерзкой ересью в средневековой Европе! Однако Новое время, став периодом становления буржуазии как правящего класса, стало и временем формирования новых национальных (т.е. буржуазных) государств.
2) Формирование буржуазных наций
Этот процесс в Новое время шел двояким путем. Во-первых, новые буржуазные
национальные государства формировались на обломках феодальных империй (Нидерланды). Во-вторых, новые буржуазные нации формировались в ходе преодоления феодальной раздробленности (Франция).
Процесс формирования буржуазных наций был, разумеется, тесно связан с ростом т.н. "третьего сословия", которое объединяло как протобуржуазию, так и протопролетариат и лиц свободных профессий (т.е. тех, кого мы впоследствии будем называть "интеллигенцией"). Именно они способствовали преодолению феодальной раздробленности, образованию единых государств. Но, конечно, не следует впадать в грубый социологизм и судить о политике тех или иных исторических личностей по их классовому происхождению. Мы еще увидим с вами, что нередко деятели с самыми пышными феодальными титулами проводили вполне буржуазно-национальную политику.
Новые буржуазные нации формируются на основе создания единых национальных рынков, преодоления хозяйственной замкнутости и изолированности. Разумеется, решающую роль здесь сыграла буржуазия и провинциальное обуржуазившееся дворянство, а также протопролетариат крупнейших городов - именно эти слои и поддерживали абсолютных монархов в борьбе с феодальной вольницей.
3) Национальная внешняя политика
И именно на эти слои опирались те политики, которые в XVII в. совершили настоящую революцию в дипломатии. К ним относится, прежде всего, Аман Жан дю Плесси, герцог Ришелье. Именно он поставил вопрос о "государственном интересе" как об основном ориентире внешней политики Франции.
Это был беспрецедентный разрыв со всем средневековым мировоззрением. Ведь для жителей Западной Европы в Средние века отношения между суверенными государствами рассматривались как отношения гражданско-правовые, а не как отношения из области публичного права. Унаследовав юридическую систему Римской Империи, средневековые правоведы (да и практические политики) считали единственным сувереном Императора Священной Римской Империи, а единственным духовным лидером - Папу.
Вот почему таким новшеством был провозглашенный Ришелье принцип "государственного" (впоследствии - "национального") "интереса". Действуя в соответствии с этим принципом, Ришелье поддержал протестантских германских князей в ходе Тридцатилетней войны (1618-1648 гг.). Разумеется, не за просто так - Ришелье рассчитывал на выход на западный берег Рейна, рассматривая последний (наряду с Пиренеями, Вогезами и Альпами) в качестве естественных границ Франции. Наемные писаки (вроде Шантеро-Лефевра) разъясняли Европе позицию первого министра Франции, доказывая, что Франция - естественная наследница Галлии и королевства Франков - должна получить эти земли. С другой стороны, Ришелье (и его верный помощник и правая рука, отец Жозеф, т.н. "серый кардинал") полагали, что национальным интересам Франции соответствует слабая и расчлененная Германия (ср. высказывание министра иностранных дел Франции Ролана Дюма в 1990 г., когда встал вопрос об объединении Германии: "Мы так любим Германию, что хотим, чтобы их было две").
Обратите внимание: для Ришелье и его сподвижников не было ни Нормандии, ни Бургундии, ни Гаскони, ни Шампани. Для них не существовало также Священной Римской Империи и папской курии. Для них существовала лишь Франция, и ради нее они были готовы на все. Так, например, они (будучи католическими прелатами) поддержали протестантов - богомерзких еретиков, злейших врагов католической церкви. И против кого - против его апостолического величества, императора Священной Римской Империи Фердинанда II! Деидеологизация (говоря современным языком) тогдашней французской политики не означала, разумеется, что в Париже сидели одни лишь грязные и беспринципные циники; все они (и Ришелье, и отец Жозеф, и кардинал Мазарини, и другие) были людьми своего времени; так, например, отец Жозеф продолжал грезить о новых крестовых походах - но для организации таковых требовалось ведь для начала объединить всю Европу вокруг Франции, а для этого нужно было проводить в высшей степени рациональную и реалистическую внешнюю политику.
Эта поддержка выразилась, в частности, в субсидировании вмешательства протестантской Швеции в германские дела (так, Париж выплачивал шведскому королю 1 млн. ливров ежегодно; а за это Густав-Адольф обязался выставить на театр военных действий 30 тыс. конницы и 6 тыс. пехоты). После гибели Густава-Адольфа Франция сама вмешалась в ход войны, основательно разорив Западную Германию.
Вестфальский мир 1648 г. закрепил результаты политики Ришелье (хотя заключал его уже Мазарини). Франция округлила свои владения, получив Эльзас, Мец, Туль и Верден. Император был вынужден признать существование протестантских княжеств в Германии, которые на многие столетия превратились фактически в вассалов Франции. Но дело было, разумеется, не только в этом.
В международных делах был закреплен принцип - cuius regia eius religio ("чья власть, того и вера"). Нужно понимать, что мировоззрение людей того времени было исключительно религиозным, и поэтому для них этот принцип - а это принцип государственного суверенитета - мог быть изложен исключительно в религиозных терминах.
Как бы то ни было, этот принцип был положен в основу так называемой вестфальской системы международных отношений. Почему "так называемой"? Да потому что этот принцип означал не более не менее как легализацию хаоса в международных отношениях - а хаос не может быть системой.
***
Вот как описывали современную им систему международных отношений такие выдающиеся мыслители XVI - XVII вв.:
Н. Маккиавелли: "Поистине страсть к завоеваниям - дело естественное и обычное, - писал Никколо Макиавелли еще в 1513 г. - и тех, кто учитывает при этом свои возможности, все одобрят или же никто не осудит"(Макиавелли Н. Государь. Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. - Санкт-Петербург: Азбука, 1997. - С. 17.).
Т. Гоббс: "Государства находятся между собой в естественном состоянии, то есть в состоянии вражды. И если они перестали сражаться на поле боя, то это можно назвать не миром, а лишь передышкой, во время которой один враг, следя за действиями и выражением лица другого, оценивает свою безопасность не соглашениями, а силами и замыслами противника"(Гоббс Т. Сочинения в двух томах. Т. 1. - М.: Мысль, 1989. - С. 403).
Д. Локк: "В международных делах государства обладают полной свободой в отношении собственных действий" (Локк Д. Избранные философские произведения в двух томах. Т. 2. - М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. - С. 6, 105).
***
Маленькое отступление. Сам термин "хаос" несет несколько негативный оттенок: считается, что хаос должен быть заменен порядком - вот тогда и будет хорошо. Примерно так и рассуждали люди Нового времени, люди эпохи ренессанса, просвещения и промышленного переворота: по их разумению, в общественных делах должен был быть наведен такой же порядок, который существует в хорошо отлаженном часовом механизме. Современная наука преодолела такие механистические представления; в настоящее время ученые считают, что сложные саморегулирующиеся системы не поддаются линейной экстраполяции; что же касается собственно хаоса, то последний современная, неклассическая наука рассматривает не как антитезу порядку, а как ту среду, где может зародиться порядок (см. Чешков М.А. Глобальный контекст постсоветской России. - М.: Московский общественный научный фонд, 1999. - С. 109-116).
***
Так вот, именно из вестфальского хаоса, как мы увидим в дальнейшем, и зародилась та система международных отношений, которая привнесла в эти отношения порядок и предсказуемость. Это не произошло в результате образования какой-то новой версии Pax Romanum; скорее это произошло в результате создания своего рода кондоминиума великих держав. Идея такого кондоминиума, однако, созрела лишь к 1814-1815 гг., к временам Венского конгресса.
Отправлено: 25.07.11 22:45. Заголовок: В 1615 году царь Мих..
В 1615 году царь Михаил Федорович (1613–1645) отправил послов Ивана Кондырева и подьячего Неерова к Людовику XIII (1610–1643), чтобы сообщить о своем восшествии на Московский престол и просить помощи против шведов и поляков. Но посольство вернулось в Россию без каких-либо результатов: в те годы французы не признавали прочным положение русского царя, так как престол у него оспаривался Владиславом — старшим сыном польского короля Сигизмунда (впоследствии — польский король Владислав IV, 1632–1648).
В те годы Россия уже имела активные торговые и дипломатические отношения с такими европейскими странами, как Англия и Голландия. Французские купцы также желали принять участие в выгодных для них торговых делах с Россией, и в результате их усилий русско-французские связи стали постепенно налаживаться. В 1628 году они подали кардиналу Ришелье документ, в котором утверждали, что “предполагаемая ими (купцами. — Авт.) торговля принесет большую выгоду нашему королевству”. В связи с этим французские купцы просили кардинала Ришелье “написать великому князю Московскому, дабы исходатайствовать для помянутых купцов самые выгодные условия в торговых сношениях, а также право свободно исповедовать католическую религию тем из· них, которые поселятся в Московии”.
Французские купцы знали о миссионерских устремлениях кардинала Ришелье и для обоснования своей просьбы использовали следующий довод: “Поселение французских купцов в Московии облегчит со временем распространение католической религии во всей России, — писали они кардиналу. — Они (русские. — Авт.) придерживаются той же веры, что и греки, исключая того, что не признают (юрисдикцию. — Авт.) Константинопольского патриарха и, следовательно, не имеют такого отвращения к папе; и действительно, нет никакого указа, запрещающего в Московии исповедовать католическую религию”.
Французские купцы знали еще об одной страсти кардинала Ришелье: он собирал редкие книги и рукописи; поэтому они не преминули в своем письме упомянуть и о том, что в России “есть несколько монастырей, имеющих большое количество оригинальных рукописей греческих отцов Церкви, принесенных в эту страну после покорения Греции турками. Если установится торговля с Россией, легко будет получить эти рукописи и другие книги, которых у нас нет”.
Все эти доводы, по-видимому, подействовали на влиятельного кардинала, и в 1629 году в Россию было отправлено ответное посольство. Французским послом был назначен де Гай Курменен (Des Hayes de Courmenin), известный также как Людовик Деганс. Посольство пробыло в Москве несколько месяцев; 12 ноября 1630 года в русской столице был заключен договор с Францией. Михаил Федорович вручил французскому послу грамоту для Людовика ХШ, в которой сообщал о том, что разрешает французам торговать в его владениях; на территории России им дозволялось исповедовать римско-католическую веру, иметь своих священников и монахов для управления делами паствы, с тем, однако, чтобы не отправлять всенародно богослужения по обрядам римско-католической веры.
Эта новость вскоре стала известна другим иностранным посланникам, находившимся тогда в Москве; одним из них был Адам Олеарий, в 1633 году прибывший в Москву в составе голштинского посольства. Он в своих записках сообщал об этом событии, отметив вероисповедный аспект переговоров. “Король французский Людовик XIII прислал посла по имени Луи-де-Гэ к великому князю, с просьбой разрешить французской нации свободу торговли в России, — писал Олеарий. — При этом он сделал попытку добиться постройки для них католической церкви. Однако в этом ему был отказано”. Объясняя причину отказа, Олеарий ссылается на исторические обстоятельства, побуждавшие в то время русских христиан сдержанно относиться к римокатоликам. “Эта древняя и как бы прирожденная ненависть и недружелюбие русских к папистам или Латинской Церкви впитана их предками от греков и их религии, — продолжал Олеарий. — И от них передана потомству и получила дальнейшее развитие. Так как русские являются сторонниками Греческой Церкви, то они полагают, что в этом деле должны разделять вражду, которую Греческая Церковь хранила по отношению к латинской в течение многих сот лет” (Архимандрит Августин (Никитин) Франция и Россия: от Людовика XIII до Петра I Опубликовано в журнале «Нева» 2010, №10)
Отправлено: 31.08.11 20:50. Заголовок: Путь Европы: возврат..
Путь Европы: возврат к системе РишельеАвтор nezloygad August 31st, 1:32
Князь Церкви Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье известен, главным образом, тем, что он первым в истории Европы поставил во главу угла внешней политики то, что будет позже названо национальным интересом. Сам Ришелье пользовался другим термином: raison d'etat. Казалось бы, а чем еще должно руководствоваться государство, если не своими интересами? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо вспомнить, кто были противники кардинала (только не надо про мушкетеров), каковы были их политические взгляды. Эти взгляды были более чем современными! Ришелье занял пост первого министра в 1618 г., когда император Священной Римской империи Фердинанд II был близок к тому, чтобы восстановить почти полный контроль династии Габсбургов над Европой. Германия, Голландия, Испания, часть современной Франции, Чехия, Северная Италия, кроме Венециии - все эти территории контролировались Империей напрямую, а Польша и Венгрия - через союз с Римом и возможности Немецкого ордена госпиталя девы Марии в Иерусалиме (сейчас подлинное название забылось, и мы помним эту организацию как Тевтонский орден). Было лишь одно затруднение, которое казалось несущественным: вражда между католиками и католиками-фундаменталистами (которые позже станут протестантами), внезапно вспыхнувшая в Германии. Вот, что думал по этому поводу Фердинанд: "Горе тому монарху, который не прислушивается к голосу Господа, велящего убивать еретиков. Войну следует начинать не ради самого себя, но во имя Господа. В государственных делах, которые столь важны для нашего священного призвания, нельзя все время иметь в виду соображения человеческие, скорее, следует надеяться на Господа и верить только в него". Выражаясь современным языком, ценности важнее различий и интересов. Для Фердинанда ценностью была религия, Саркози или Обама рассуждают о свободе и демократии, но семантические различия тут несущественны. Специалист по международным отношениям моментально замечает тут подвох: желание заменить международные отношения имперским диктатом, и лишить его работы. У Ришелье был выбор: он мог поступить как кардинал и поддержать Габсбургов в их борьбе за веру и, одновременно, за европейскую гегемонию, либо он мог поступить как политик и начать игру против Церкви и Габсбургов, понимая, что у Франции не будет шансов устоять перед Империей, когда она расправится с еретиками. Это был не просто выбор между моделями поведения. Церковь веками взращивала новую Римскую империю на началах христианства, и любому ее иерарху было очевидно, что в том-то и заключается счастье всего человечества. Было это очевидно и французам, еще не осознавшим себя французами, и, в частности, в окружении короля было у этой идеи много сторонников. Напомним, что женой Людовика была не просто Анна, а Анна Австрийская. А мамой, кстати, итальянка. Однако, Ришелье сделал выбор политика. Поскольку он победил, его слова остались в веках.
"Государство не обладает бессмертной душой. Поэтому спасти себя оно может только при жизни"
Ещё не прочитала, только пробежала глазами, но поняла, что книга очень интересная, относительно новая, 2004 года издания, про испано-французские отношения, дипломатию, шпионаж в первой трети XVII века. Автор, Ален Югон - профессор истории университета Кана, принимает участие в международных проектах, работал совместно с испанскими историками, преподавал в Мадриде. К сожалению, не все страницы отражаются, тем не менее, книга сканирована почти вся.
Отправлено: 09.04.13 00:23. Заголовок: Madeleine Haehl. Les affaires étrangères au temps de Richelieu.
Здесь приведены обложка и оглавление книги «Les affaires étrangères au temps de Richelieu. Le secrétariat d’État, les agents diplomatiques (1624-1642) »
Чтобы бесплатно прочитать статью в режиме онлайн, необходимо зарегистрироваться на сайте и добавить ее "на полку" (on the shelf). Одновременно туда можно добавить лишь три статьи, и они там находятся около 14 дней. В это время другие статьи просматривать нельзя. Затем через две недели " с полки" старые статьи сами удаляются и вы можете добавлять новые и читать.
Чтобы бесплатно прочитать статью в режиме онлайн, необходимо зарегистрироваться на сайте и добавить ее "на полку" (on the shelf). Одновременно туда можно добавить лишь три статьи, и они там находятся около 14 дней. В это время другие статьи просматривать нельзя. Затем через две недели " с полки" старые статьи сами удаляются и вы можете добавлять новые и читать.
«Государственные интересы должны быть единственной целью государей и их советников»
«… Человек, будучи сотворен разумным, должен всегда поступать лишь согласно велениям разума, иначе он пойдет наперекор своей природе, и, следовательно, наперекор тому, кто ее создал».
«… В некоторых ситуациях, когда речь идет о спасении государства, требуется такое мужество, которое иногда выходит за рамки обычных правил благоразумия»
«В государственных делах из всего следует извлекать выгоду, а ко всему, что может пригодиться, никогда нельзя относиться с презрением»
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 34
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Ещё нигде не встречала упоминание, что царь Михаил первый отправил посольство во Францию. Обычно наоборот.
- участник сейчас на форуме