Сообщение: 3420
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 03.01.10 23:18. Заголовок: Марта Волкер Фрир "Замужняя жизнь Анны Австрийской, жены Людовика XIII и матери Людовика XIV"
В этой теме буду постепенно выкладывать перевод этой книги. Надо отметить, что исследование богато ссылками на многочисленные источники.
Замужняя жизнь королевы Анны Австрийской, жены Людовика XIII и матери Людовика XIV Автор – Марта Волкер Фрир
Глава I. 1612-1617.
Анна Австрийская и Людовик XIII:
18 марта 1612 года в Париже была провозглашена весть о помолвке короля Людовика XIII, милостью Божьей короля Франции и Наварры с инфантой Анной Марией Маурицией, дочерью Филиппа III Испанского и Маргариты Австрийской, а также принцессы Елизаветы, дочки Генриха IV и Марии Медичи с принцем Астурийским, старшим сыном Католического короля. Год 1612 , благодаря великолепным праздникам, был назван L'ANNEE DES MAGNIFICENCES.
Празднование заключения благоприятных для страны браков отмечалось всю первую неделю апреля на Королевской площади, за которой последовали блестящие празднества, балы, банкеты в Лувре, в Фонтенбло, и в Сен-Жермене. Испанский посол герцог Пастрана, сын Руи Гомеза де Сильвы, принца Эболи, знаменитого фаворита Филиппа II, прибыл в Лувр, поприветствовал молодую нареченную невесту принца Астурийского и оказал ей все почести, которые полагались супруге испанского наследника. В это же время герцог Майенский был отправлен к мадридскому двору, чтобы отдать почести новой супруге Людовика XIII и выразить искреннее желание Его Величества ускорить её отъезд во Францию.
С подписанием этих брачных контрактов, которые связывают Францию и Испанию двоим супружеским союзом, регентша Мария Медичи и её реакционная фракция отошли от политики Генриха IV и забыли те бедствия, которые принесла Франции Священная Лига, вероломные интриги и махинации, что, в конце концов, привело к убийству «Доброго Анри». В 1609 году аналогичные переговоры о браках были решительно отвергнуты Генрихом IV. И действительно, Генрих испытывал отвращение к такому альянсу: «Бестактный шаг, который вероятно приведёт к ещё большей вражде держав; ибо, так как это унижение для Франции, дать согласие не является возможным. Франция никогда не сможет простить те бедствия и политические катастрофы, нанесённые ей за последние полвека правительством Испании». (Histoire de la Mere et du Fils, t. 1. Этот труд был написан кардиналом Ришелье и издан при его жизни под именем Эда де Мезерей, который был историографом короля). Союзники, к которым склонялся Генрих, были король Англии, Германские протестанты и Голландская республика. Тайной целью его политики было усмирение надменных Габсбургов; уничтожение испанского ярма с шеи Европы; ограничение владений Габсбургов, призывая к восстанию и свободе королевств Венгрии и Богемии; и чтобы сохранить права electors Священной Римской Империи необходимо выбрать и провозгласить Имперского начальника или жандарма. Однако, Мария Медичи, воспитанная в традициях уважения и почитания испанской монархии и, не доверяя министрам и приближённым покойного мужа, предпочла вести совсем иную политику. Огромные подготовки, который Генрих IV проводил ради компании в Германии, были отменены. От альянса с Англией на тот момент отказались; Сюлли находился в опале; был создан маркизат Д’Анкр для Кончини; а Святой Престол получал всяческие заверения в преданности Королевы. Эти меры привели к недовольствам – принц Конде, герцог Бульонский, коннетабль Монморанси и герцог Неверский покинули двор и перебрались в свои владения. «Францией, - сказали они, - управляет в турецкой моде этот флорентийский мерзавец и предатель Кончини, который продает с аукциона честь Франции и осмеливается поставить свою плебейскую ногу на нею нашего Генриха IV». Дюплесси-Морней, «Папа кальвинистов», считает, что появилась возможность, которой нельзя пренебречь: гугенотские крепости вскоре ощетинились, Морней, лелея надежды на успех, вышел из подчинения регентше; и начал примирительные заигрывания со своим врагом, государственным секретарём Виллеруа. Правительство Марии Медичи, таким образом, оказалось в изоляции, и нашло поддержку лишь у герцога Эпернона, у Суассонов и других противников опального Сюлли; те, кто желал власти, должны были потакать Кончини. Принцам крови и более могущественным вассалам Короны; гугенотам; протестантским князьям, единственное, что регентша могла противопоставить, так это унизительный союз с Испанией. Великий герцог Тосканский, дядя Королевы, пытался провести пробные шаги к новому обновленному союзу двух корон. Герцог Лерма, министр Филиппа III дал любезный ответ, и несколько месяцев спустя двойной альянс был заключён.
Инфанта Анна-Мария Мауриция родилась в Эскориале 22 сентября 1601 года, через пять дней после рождения своего будущего супруга Людовика XIII. Её гувернанткой стала графиня де Альтамира, которая и привила девочке крайнее благочестие и познакомила с придворными обязанностями. Анна была приятным и цветущим ребёнком, любимицей всего мадридского двора, её отца и нежной матери Маргариты. Она, похоже, никогда не принимала участия в однообразных традиционных церемониях для королевских детей Испании, но повсюду следовала вместе с матерью. В балах-маскарадах и прочих дворцовых развлечениях изящная маленькая инфанта всегда проявляла участие, находясь часто в позолоченной карете, запряжённой двумя маленькими лошадками; или появлялась в морской раковине, поддерживаемая двумя крошечными нимфами своего возраста.
Анна рано потеряла свою добродетельную мать, которая скончалась в Вальядолиде после рождения третьего ребёнка, инфанты Маргариты. Это рождение стало роковым для королевы Испании, которому предшествовало, как говорили, гудение мистического колокола Виллела. Его звон раздавался по всему полуострову.
В одиннадцать лет Анну была обручена с Людовиком III Французским, и, таким образом, именно в честь неё прибыло в Мадрид великолепное посольство герцога Майенского. Герцог был принят с большим энтузиазмом испанским двором. Он , возможно, помнил, что и его отец, и его дядя Генрих выказывали Испании всегда больше изъявлений в верности, чем собственной стране. 17 июля 1612 года герцог были представлен Филиппу III. Его Величество сердечно принял посла и представил ему принца Астурийского, будущего мужа Елизаветы Французской. Брачный контракт был подписан 22 августа после окончательной доработки испанским советом. В виде приданого Филипп дал своей дочери 500000 золотых и роскошные драгоценности. Деньги должны были быть переданы представителю его Христианнейшего Величества в день, предшествовавший дню заключения брака. Случай, если инфанта вдруг овдовеет, тоже был предусмотрен: она должна была вернуться в Испанию с приданым, драгоценными камнями и гардеробом. Приданое Людовика XIII было таким же, как и у его предшественников с незапамятных времён, и состояло из богатых земель Турени и Шартра; также король дарил своей супруге все драгоценности, наряды и мебель, которые могли накопиться во время их брака. Денежное соглашение удовлетворило Филиппа, инфанта стала рассматриваться в качестве королевы Франции. Когда Майен взял с собой маленькую принцессу, он попросил, чтобы она послала сообщение королю, своему супругу. «Дайте Его Величеству уверенность, - оперативно ответила Анна, - что мне не терпится встретиться с ним». «Ах, мадам, - вставила графиня де Альтамира, - что король Франции подумает, когда ле Дью доложит ему о вашей спешке поскорее выйти замуж? Мадам, я прошу Вас продемонстрировать больше девичьей твёрдости». «Разве Вы не учили меня всегда говорить правду, Мадам? Я не могу отступать назад», - капризно проговорила девочка. После этого она дала послу поцеловать руку, медленно поднося её; герцог нашёл в этом оттенок деликатности.
Сообщение: 3510
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 14.01.10 16:23. Заголовок: Три месяца ранее, в ..
Три месяца ранее, в тот же самый день, Пастрана салютовал Елизавете, невесте принца Астурийского, в Лувре. Мадам Елизавета была одета в сюрко и мантию – разноцветный атлас. Украшениями служили цепочка из жемчуга и алмазный крест. «Господин посол», сказала она, когда посол поклонился, « Я благодарю Короля, вашего Суверена, за честь, которую он оказал мне своей благосклонностью, и я охотно получаю от господина Принца заверения в любви. Я надеюсь оправдать возложенное на меня доверие».
Тем временем избранный жених Донны Анны, Луи, сын Великого Генриха, проводил изнурительные года юности в Лувре, с его развлечениями и радостями. Несчастная и преждевременная кончина Генриха IV не только сыграла роковую роль в политической истории Франции, но и лишила молодого Людовика должной королевской и разумной подготовки к правлению. Жалкая зависть фаворитов и советников Марии Медичи, кроме того, лишала права голоса молодого короля, советников и мудрых друзей его отца. Вместо того чтобы привыкать к оружию или получать опыт по части галантных похождений, или учиться самоотверженности и великодушию, так необходимых монарху, несчастный Людовик был прикован к углу в Лувре. Король был, с одной стороны, жертвой снисходительной слабости матери, а с другой, её прихотей и страстей. Молодой король имел сдержанный и подозрительный характер, был чувствительным к малейшим насмешкам и пренебрежениям, запоминая все, даже самые мелкие оскорбления. Естественно, что его придворные не ставили цель исправить нервную застенчивость и властную гордость Людовика.
Страхи королевы и подлые предосторожности её фаворитов маркиза Д’Анкра и его супруги, заставили Её Величество подбирать молодому королю окружение, не совсем подходящее для его ранга. Такие благородные имена как Роганы, Гизы, Монморанси, Ла Рошфуко, Бульоны никогда не слыли друзьями детства Людовика XIII. Близкими друзьями короля были три брата де Люинь, сыновья дворянина из Прованса.
Людовик отдавал дань многим мальчишеским увлечениям: он хорошо играл в теннис, демонстрировал привязанность к охоте, которой, к несчастью, ему разрешали заниматься только в садах Тюильри, где король подстреливал кроликов. Король страстно любил музыку и обучался игре на спинете и гитаре. Кроме того, он развлекал себя резьбой из слоновой кости, рисованием и раскрашиванием маленьких картинок, подражанием пению птиц. Врач Его Величества, Жан Эруар, который постоянно находился в ожидании в королевской опочивальне, вёл любопытный дневник, куда записывал всё, что говорил, делал или изобретал его господин. Характер записей доходил до нелепостей, Эруар вносил в дневник данные о количестве чихов и покашливаний Его Величества, также поимённо перечислял всё яства, которые ежедневно подавались на стол королю. Отрочество Людовика XIII, однако, предстало в истинном свете именно благодаря заметкам доктора. Разрешилась загадка, почему же сын Генриха IV вырос самым робким, жалким, и подозрительным монархом, который когда-либо занимал трон, хотя король обладал способностями и выказывал признательность хорошим, благородным и истинным вещам.
Эруар пишет:
«Понедельник, 10 марта 1614 года.
Этим утром Его Величество развлекался тем, что сочинял бессмысленные стихи и давал их разбирать мадам де Терм, де Картенво и де Монгла. Молодая дикая свинья содержалась на королевской кухне под присмотром Бонне, водоноса, погибшего в результате падения. Молодая свинья горько жаловалась и плакала по своему хозяину и, наконец, отказалась принимать пищу и умерла от горя. Вслед за этим Король сложил следующий стих:
" II y avait en ma cuisine Une petite marcassine Laquelle est morte de douleur D'avoir perdu son gouverneur!»
«Был в моей кухне Маленький кабан, Который умер от горя, Потеряв своего наставника!»
«Четверг, 20-тое.
Король играл в теннис; затем он удалился в комнату к сьерру де ла Шапелю, его напарнику по игре в спинет».
«28 марта, Страстная пятница.
Слушали проповедь в два часа; после обеда Его Величество велел подать экипаж и посетил монастыри францисканцев и фельянтинцев. Затем он отправился в Тюильри, где полакомился кистью белого винограда. Он вернулся в Лувр без четверти семь, поужинал овсяной кашей и миндальным молоком, заедая это всё спинками двух больших камбал. Его Величество сказал, «Я ем эту рыбу потому, как больше нечего».
«4 июня.
Его Величество обедал в Рюэле. В полдень король ездил верхом, и подстрелил из аркебузы несколько маленьких птичек. Затем он отправился в столярную мастерскую, где собственноручно смастерил две раки, куда он заключил маленьких подстреленных птичек».
«14 ноября, пятница.
Его Величество начал этот день с обучения. Так как урок показался ему долгим и нудным, он спросил своего наставника, месье Флеранса, «Если бы я предложил Вам епископство, Вы бы согласились сократить мой урок?» «Нет, Сир». Вскоре после этого прибыл господин де Бельгард. Его Величество оказал ему радушный приём и сопроводил его к Королеве».
«20 ноября.
После ужина Его Величество отправился спать в девять часов. В одиннадцать он вдруг встал на колени, с широко раскрытыми глазами, и громко крикнул, «Он! Играть! Играть!» В предшествующий день он играл в бильярд в галерее Лувра, а потом в теннис».
«22 декабря.
Его Величество поехал охотиться на равнину Сен-Дени; он страдал от зубной боли, но не признавался в этом, чтобы охота не сорвалась. По возвращении Его Величество жаловался на боль в ухе, и примочка из золы пальмовых листьев и уксуса была наложена позади уха. Внутрь рта были сделаны припарки с отваром уксуса и лепестками роз, после чего боль прекратилась».
«31 декабря, среда.
Вечером Король выказал желание своему духовнику, отцу Коттону, коснуться 330 больных в галерее Лувра».
Большую часть этого журнала до сих пор составляют рукописи. Усердный Эруар продолжает, аналогичным образом, передавать во всех деталях подробности жизни своего царственного хозяина. Дневник даёт сведения о некоторых инцидентах, которые были связаны с жизнью королевского супруга Анны, за год до празднования свадьбы.
Сообщение: 3598
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
21
Отправлено: 22.01.10 19:29. Заголовок: В августе 1615 года ..
В августе 1615 года герцогиня Неверская Катерина де Лоррен и герцог де Гиз сопровождали Мадам в Бордо, а оттуда в Сен-Жан-де-Люз, где на берегу реки Бидасоа невесты встретились с послами, которые и должны были их представить будущим суверенам. Король и Регентша прибыли в Бордо и вошли в город с декоративно отделанного плавучего дома-корабля. Они были окружены блестящими придворными и получали рукоплескания от населения. Однако, эти радости смотрелись скучными и рискованными: гражданская война опустошила плодородные юго-западные провинции; вид бедных жителей и их сожженных деревень представлялся для Короля крайне печальным и зловещим. Кортеж Короля защищал маршал де Бриссак и артиллерийcкая дивизия: многие опорные пункты гугенотов лежали на маршруте между Парижем и Бордо; радостные и блестящие кавалеры дворы Регентши нередко вступали в ожесточённые конфликты с отрядами из Сомюра и Ла Рошели, которые, вероятно, выступали против проезда королевского кортежа. В королевской процессии принимали участие принцессы де Конде и де Конти, герцогини де Гиз, де Вандом и де Монбазон. Мадам прибыла в Бордо 17 ноября, а Их Величества три дня спустя, где они с нетерпением ждали прибытия Филиппа III и его двора. В начале ноября 1615 года король Филипп вместе со своей дочерью и толпой придворных неторопливо отправился из Вальядолида в Бургос и поселился в знаменитом монастыре Лас Хьюлгас де Бургос. Брак по доверенности короля Людовика и испанской инфанты отмечался в великолепном соборе города Бургоса, 18-го числа того же месяца; представителем испанского Короля был герцог де Лерма. За два дня до этого торжества, Анна официально отказалась от своего права наследования испанской короны и от имущества и денег своей умершей матери, королевы Маргариты Австрийской:
«Я, донна Анна, инфанта Испании, и божьей милостью Королева Франции, находящаяся в пятнадцатилетнем возрасте и, следовательно, способная понять характер и значение вышеуказанных статей, заявляю, что я довольствуюсь приданным, обеспеченным мне, которое большее, чем когда-либо было у инфант Испании. Чтобы придать больше значимости моему отказу, клянусь, кладя правую руку на Святое Евангелие, которое будет залогом моего отказа; я подписываюсь в присутствии моего Господина и отца, моих братьев, которые были рады оказать мне помощь в этой торжественной церемонии».
Король Людовик, тем временем, отправил своего фаворита Люиня из Бордо в Бургос, чтобы оказать приветствие его супруге и передать письмо. Миссия этого молодого кавалера вызвало у придворных очередной всплеск недовольства по поводу милостей, который Король оказывал Люиню. Люинь и его братья Кадене и Брант отлично выгладили и имели прекрасную осанку; но они были обязаны своим успехом при дворе многозначительной самонадеянностью и нечувствительностью к пренебрежению, с которым к ним часто обращались гранды двора. Люинь кланялся в ноги Марии Медичи и Кончини и смиренно выслушивал постоянные упрёки; в то время Король чувствовал удовлетворение от сдержанности и застенчивости, находясь в обществе своего фаворита. Месье де Люинь был приглашён к высокомерному испанскому двору; он был заласкан королём Филиппом, герцог де Лерма ему покровительствовал и был вежливо принят будущей королевской любовницей. Люинь представил королевское послание Её Величеству, заключённое в папку из розового шёлка, на котором жемчугом были вышиты Л и А.
«Мадам», - писал Людовик XIII, «Это не в моей власти, хотя моё предпочтение побуждает меня встретить Вас при Вашем въезде в моё королевство, положить в Ваши руки мою королевскую власть, что требует от меня искренняя привязанность, в которой я заверяю Вас. Поэтому я отправляю к Вам Люиня, одного из самых доверенных слуг, поприветствовать Вас от моего имени и заверить, с каким восторгом Вас ждут; я страстно желаю сказать Вам всё это сам. Я уверяю Вас верить всему, что господин де Люинь скажет от имени Вашего дорогого друга и слуги Людовика».
Молодая Королева улыбалась, когда прочитывала это послание; судьба, несомненно, благоволила к неё так, как только могла, и с ребячьим задором она наслаждалась фестивалями и различными пышностями, на которых неизменно присутствовала. Если ли бы зловещие тени, омрачающие это великолепия, промелькнули в её воображении, то она должна была бы испытать дурные предчувствия. Будущее, однако, представлялось спокойным и безмятежным. Анна, ответила таким образом, своим собственным мелодичным языком, на галантное приветствие:
Анна Австрийская Людовику XIII:
«Монсеньер, я очень довольна теми известиями, которые принёс господин де Люинь по поводу вашего здоровья и по поводу желания, с каким вы желаете видеть меня. Люинь очень взволновал меня теме удобствами, с которыми мне предстоит двигаться в путь. Я целую руку Вашего Величества, кому с божьей помощью готова служить. Анна».
Королева преподнесла её суверену прекрасные чётки в качестве подарка, а также список фрейлин и испанского окружения молодой королевы, которым разрешено будет отправиться с госпожой в Лувр. Герцогиня де ла Торрес, донна Луиза де Озорио и донна Маргарита де Кордова были главными в этом списке. Её духовник, отец Фринсиско де Рибейра, и священник отец де Кастро также были частью эскорта Анны. Мария Медичи дала согласия на эти неразумные разрешения. Король был беспечным и пользовался временным раскрепощением и свободой от монотонности Лувра. Люинь и Кончини являлись вульгарными фаворитами, чьё положение при дворе, в тот период, не было достаточно прочным, побоялись перечить Его Католическому Величеству.
Потрясающей красоты павильоны воздвигли на островке посреди реки Бидасоа для передачи принцесс и им не дали завершить последние детальные приготовления перед погрузкой на корабль, который и должен был переправить девушек на их новую родину. Берега реки охранялись эскадроном лёгкой кавалерии и королевскими телохранителями. Их численность равнялась 500 человек, командовал ими маршал де Бриссак. Королевские лейб-гвардейцы были размещены на небольшом расстоянии друг от друга, в то время как тысячи зрителей занимали свои места, чтобы стать свидетелями этого грандиозного события. А сцена обмена была поистине чудесной и уступала лишь напыщенной церемонии, которая когда-то прошла на берегах Бидасоа с участием Елизаветы Валуа, Екатерины Медичи и Карлом IX. По берегу реки, ниже места погрузки, вырастали красивейшие павильоны и платформы, затянутые белыми и жёлтыми драпировками.
Анна покинула Бургос 20 ноября и после скорбного прощания с отцом начался её путь в Ирун. Её встретил герцог де Сесса, который являлся специальным уполномоченным представить молодую Королеву посланнику Людовика XIII и сопроводить её в Гвадалахару. В свите молодой Королевы находились герцог де Уседа, сын министра-кардинала Лерна, также герцоги де Сесса, Макьеда, Инфантадо, Оливарес и маркиз де Ментелеоне, новый посол Испании в Париже; кроме того, огромный штат фрейлин, который включал в себя и тех, кто последовал за Её Величеством во Францию. Путешествие Анны было тяжким и утомительным, дороги все были разбиты, лошадей с трудом можно было достать для перевозки огромной поклажи, которая представляла собой брачную экипировку принцессу и драгоценности. Багаж транспортировали сотни колесниц, в каждую были запряжены по три лошади. Более того, в королевском распоряжении имелось две сотни вьючных мулов, нагруженных бархатными сундуками с гербами Испании. Можно себе представить, что такой эскорт передвигался по улицам Бордо девять часов. В цитадели Ируна Анна провела ночь 23 ноября. На следующий день на рассвете эскорт пересёк реку Битасоа, и к середине дня испанский двор собрался, кавалера и дамы спускались со скалистых вершин Ируна к берегу реки. В час дня молодая избранница принца Астурийского прибыла, сопровождаемая герцогиней Неверской, герцогом Гизом, Эльбефом, Граммоном и принцем де Жуанвилем. Среди бурных аплодисментов и залпов артиллерии принцесса села в лодку, причалила на остров Фазанов и немедленно вступила в павильон, увенчанный флагом Бурбонов. В то же время Королева Анна находилась в лодке на противоположном берегу реки, причалила и также вошла в павильон под флагом Испании. Тут же французское дворянство получило аудиенцию у Её Величества, а испанские подданные оказывали те же знаки почтения мадам Елизавете. Герцогиня Неверская и герцог де Гиз представили Королеве её новую свиту. Её Величество села на великолепный трон, одетая в мантию из зеленого атласа, расшитую золотом, с широкими и свисающими рукавами, которые были в свою очередь украшены алмазами. Маленький воротник из фламандского кружева прекрасно смотрелся на утончённой шее Королевы. Её светлые волосы ниспадали локонами, на голове была небольшая кокетливая шляпка из зелёного атласа, украшенная жемчугом и перьями цапли. Свежее и цветущее личико Анны приветствовало привередливых придворных; ослепительный блеск её лица не имел аналогов в Европе. У Королевы были голубые глаза, дугообразные брови, фигурка маленькая и изящная, хотя немного испорченная огромными кринолинами. Напротив Анны расположилась герцогиня де Сесса и герцогиня де ла Торрес. Фрейлины и гувернантки образовали полукруг, сидя на мавританских бархатных подушках и флиртуя со своими поклонниками. Церемония приветствия свершилась, и Её Величество встала и покинула павильон. Мадам Елизавета прошла через такую же церемонию, и принцессы обменялись сердечными поцелуями, отошли немного в сторону и беседовали, пока их сопровождающие перебрасывались длинными напыщенными речами. Всё закончилось, герцог де Уседа приблизился к королеве Анне и поцеловал её руку; потом герцог де Гиз отвёл её на лодку с французским флагом. Затем Гиз повторил ту же церемонию и доставил мадам Елизавету герцогу де Уседа. Герцогиня Неверская заняла место подле Королевы, а герцогиня де Сесса подле принцессы Астурийской, которая не могла удержаться от горьких слёз, прощаясь с французской свитой. Затем лодки отъехали, сопровождаемые артиллерийскими залпами и криками зрителей.
Её Величество провела ночь в цитадели города Байонна и ранним утром двинулась в Бордо, где Людовик в беспокойстве её ожидал. Королевской резиденцией в Бордо являлся дворец архиепископа. Анна была встречена в прекрасном холле дворца Королевой-регентшей, окруженной многочисленной свитой. Мария обняла свою «дочку», и через несколько секунд Анну проводили во внутренние апартаменты, где её ожидал Людовик XIII вместе с Люинем. Людовик был одет в великолепную мантию, подпоясан мечём, с орденом святого духа на груди. Король взял супругу за руку, погладив её по лбу. «Все были поражены тем взаимопониманием, которое существовало между королевской парой. Его Величество часто поглядывал на Королеву, при этом улыбаясь; в то время как Её Величество, вопреки тому, что она выглядела довольно уставшей из-за размера и веса одеяния, она не могла также любезно не улыбаться. Людовик продолжал стоять и поглядывать на милое личико невесты до тех пор, пока по знаку Марии Медичи, он робко не взял руку Королевы и не подвёл её к углублённой оконной нише; там молодожёны беседовали больше получаса, пока к ним не присоединился де Люинь. Потом Анне предстояла церемония приветствия женского штата двора, от лица которых выступала герцогиня Неверская; затем Её Величество представила свою испанскую свиту Королю. Однако, Людовик принял их присягу с холодной сдержанностью, и поворачиваясь к месье де Люиню, прошептал ему язвительное замечание по поводу приветствия герцогини де ла Торрес.
Саму свадьбы сыграли в кафедральном соборе города Бордо. Принцесса де Конти и герцогини де Гиз и де Вандом несли мантию Королевы из серебряной ткани. На Королеве была алмазная богато украшенная корона, подарок её отца; волосы были уложены согласно французскому стилю; зрители восхищались её девичьей благодатью, пока она изящно положила головку на плечо герцога де Гиза, который, вместе с герцогом де Эльбефом, сопровождали её к алтарю. На церемонии присутствовала Регентша, одетая в траурную мантию. Свадебное благословение была дано епископом Сента, старшим викарным епископом, в отсутствии кардинала архиепископа Бордо. Августейшая пара покинула собор в шесть часов вечера и не без помощи факельного освещения отправилась в своё место пребывания.
Сообщение: 3737
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
21
Отправлено: 03.02.10 18:51. Заголовок: Двор покинул Бордо 2..
Двор покинул Бордо 29 ноября и направился в Тур, где Их Величества провели зимние месяцы в уединении. В это время регентшей был подписан Луденский договор; очень важный во многих аспектах, он хотя бы внешне примирил правительство и министров-приверженцев политики Генриха IV. Договор подтвердил почти неограниченную власть маркиза Д’Анкра, вернув в Лувр лордов королевства; договор также умиротворил гугенотскую группировку и смягчил яростные опасения по поводу альянса с Испанией. Договор был выдвинут месье де Люинем, который с этого времени отважился начать борьбу со всемогущим влиянием маркиза Д’Анкра и его жены. Для Марии Медичи успокоение было также на руку, хотя Конде и был поставлен во главе Совета. С помощью этого договора регентша надеялась найти противоядие Испанскому влиянию в её доме и чрезмерному влиянию молодой супруги на сына. В целом Король был удовлетворён, так как его фаворит самолично объявил договор, хотя и выглядел уязвимым о того, что мир был заключён без его вмешательства. По Луденскому договору гугенотская вера ещё раз получила чёткое признание правительством, и гугеноты теперь могли заседать в Парижском парламенте. Впредь ни один иностранец не мог участвовать в управлении государством; Конде заверял и скреплял эдикты Совета; все владения и имущества, конфискованные во время прошлых мятежей, должны были вернуться бывшим владельцам. Маркиз Д’Анкр отказался от своего губернаторства в Нормандии в пользу месье де Лонгвилля и уступил цитадель в Амьене. Тем не менее, столь популярные меры были неприятны молодой Королеве, которую опрометчиво убедил испанский посол, маркиз де Ментелеоне, направить свой влияние против королевы Марии и месье де Люиня ради обеспечения их падения. Положение Королевы на тот момент требовало благоразумия, добрых намерений и изысканного такта. Ещё ребёнок, молодая Королева сторонилась политики и уклонялась от участия в различных партиях, которые вели борьбу между собой. Однако Королеву убеждали в том, что её миссией являлось произвести коренные перемены в политике её новой родины, ввести силой или убеждением испанские идеалы, привычки и соблюдать правило – служить своей родной стране, религии и династии. Пропитанная насквозь наставлениями своего отца короля Филиппа и братьев, Анна посветила себя настолько, насколько позволяют способности, выполнению тайных рекомендаций, отправляемых ей Монтелеоном, который в тот период имел беспрепятственный доступ во дворец. Анне советовали льстить Королеве-матери, умиротворять маркиза Д’Анкра и его жену, презирать месье де Люиня, расположить к себе супруга-Короля повиновением и учтивостью, но демонстрировать непреклонную решимость в тех вопросах, которые касались чести и интересов Испании. Таким образом, хотя её призывали к верности и секретности, когда государственные дела долетали до её уха, но Её Величеству было необходимо сделать исключение для Монтелеоне, доверять ему все вопросы, даже самого частного характера. Поэтому вскоре Анна стала марионеткой в руках Монтелеоне, в то время как ей казалось, что она выполняет обязанности Королевы и утверждает свою независимость подчинением воле, которую диктует отец, Король Испании.
Однако испепеляющий взгляд Марии Медичи ложился на невестку сына, чью девичью самонадеянность она решила наказать. Более фатальным, однако, к счастью Анны Австрийской была вражда с де Люинем; фаворит гневно возмущался неуважением к своей молодой любовнице. Поэтому Людовик XIII должен был быть осторожным по отношению к обаянию Анны; тем более, что усердное внимание испанского посла к маркизу Д’Анкру свидетельствовало о готовности Его Католического Величества узурпировать власть Кончини. Король провёл несколько дней в апатии, находясь в покоях супруги и вовлекая её во многие мальчишеские развлечения. Иногда испанское окружение Королеву вызывало у Людовика раздражение, и он вдруг покидал апартаменты Анны и запирался в своих собственных, поклявшись, что больше никогда не посетит Королеву, пока её мрачные гувернантки не будут удалены из дворца.
В первые годы замужества, Анна завладела апартаментами в Лувре; в то время как Регентша расположилась в Люксембургском дворце, который своим благородством был обязан вкусу и щедротам Марии Медичи. «Двор нашей молодой Королевы,» пишет Монтелеоне, « ещё не обозначился. Её апартаменты в Лувре достойны её высокого положения. Графини де Кастро и де Торрес (последняя – ангел, чья добродетель вызывает восхищение) находятся рядом со своей госпожой. Королева каждый день вызывает восторг у своих подданных. Несмотря на внешний блеск, привязанность Анны направлена на Испанию, на её прекрасные дворцы, благоговейный двор, солнечный климат, но, прежде всего, она тосковала по взаимному пониманию, которым её окружали.
«Скажите моему отца», пишет она в тот период, « что ничего, кроме моей любимой Испании не может утешить меня». Среди жалоб отцу было многообразие советов, которыми её одаривают и французы, и испанцы. Мария Медичи, через мадам Д’Анкр пишет Анне о том, что необходимо подчиняться французской моде, окроплять светлые волосы пудрой, отказаться от гигантской фижмы; также Её величеству необходимо понять, что французы любят беззаботных и весёлых женщин, способных говорить и гибких в танце, но такое поведение не должно задевать их высокомерие и формальность. Поэтому Анна охотно наряжала себя согласно французской моде, и, поддавшись живости своего характера, очаровывала придворных своими выходками и принимала живое участие в развлечениях двора. Следующее письмо, которое отправилось в Мадрид, было написано мадам де Ла Торрес и послом, Монтелеоне, которые выражали сожаление по поводу того, что их госпожа предпочитает французское одеяние костюмам её родины. Также посол сделал свои комментарии по поводу ссор королевской четы, «которые часто ссорятся, как упрямые дети». Затем он переходит к порицаниям неправомерного влияния со стороны Марии Медичи на Короля; особенно сетуя, что Королева-мать и месье де Люинь не дают Его Величеству демонстрировать надлежащую супружескую верность, выказывая опасения по поводу рождения потомства у ещё не совсем зрелых детей. «Очень горько констатировать тот факт, что Их Величества живут как брат с сестрой», продолжает Монтелеоне. « Её Величество в отличном здравии; мы всячески желаем исправить все шероховатости характера, чтобы сделать из Её Величества совершенство, хотя каждый предписывает её ветреность крайней молодости. Её Величество никогда не говорит без подшучивания, словно ребёнок; мы не в силах заставить её задуматься над серьёзными вещами; она с невероятной лёгкостью забывает все советы и инструкции; её раздражительность такова, что мы не имеем ни свободы, ни мужества, чтобы вмешаться. Я должен добавить, что, хотя мы постоянно стараемся исправить ситуацию и заставить эту молодую Королеву усвоить манеры, достойные своего происхождения и положения, но мы проявляем осторожность, чтобы не раздражать и не отдалить её от нас. Мы уже договорились, что духовник должен навещать Её Величество ежедневно и вести с ней беседы; но я опасаюсь усталости и нетерпения, которые эти разговоры, несомненно, породят».
Иногда праздники вносили разнообразие в скучную дворцовую жизнь. Король дал превосходный бал-маскарад в Лувре в 1616 году, во время которого Их Величества вместе танцевали. Они танцевали сарабанду, и Анна смотрелась великолепно. Обремененная душа Марии Медичи, однако, находила немного удовольствия в этом пышном зрелище, которое очаровывало Анну. Мария узрела, как её драгоценная, но немного поколебленная власть уплывает, и впала в глубокое уныние. Луденский договор немного уменьшил её тревоги. После подписания этого соглашения, она стала бороться с мятежниками в провинциях: все старые министры Генриха IV, вожди гугенотов, вельможи королевства, покинувшие Париж, не склонившиеся перед выскочкой Кончини, кишели в салонах Лувра и кричали, что все привилегии, данные согласно Луденскому договору, должны быть подтверждены. Конде тиранил Совет, бросая вызов приказам Её Величества, принуждал Кончини после того, как отнял самые главные губернаторства, покинуть Париж к горю и ужасу Марии Медичи.
Людовик, по-видимому, воспринимал эти разногласия с полным спокойствием, хотя на самом деле он был глубоко недоволен. Посол Испании, месье де Люинь и папский нунций направили внимание Короля к союзу, который формировался из герцогов де Гиз, де Буйонн, де Вандом и де Майенн под знаменем принца Конде с целью ограничения королевской власти; происхождение этого союза целиком и полностью связано с завистью по отношению к Кончини. Мария, доведённая до крайности, предпринимает арест Конде; это грандиозное событие состоялось в Лувре и было произведено месье де Темином в тот момент, когда Конде покинул Её Величество. Затем был выдан приказ арестовать «коллег» Конде, но герцоги Вандом и Майен при первых признаках волнения бежали из Парижа; Буйон получил от Шарантона своевременное предупреждение и умчался в Суассон. За арестом Конде последовали беспорядки в Париже; окна в отеле Кончини были разбиты; взбешённая толпа напала на Люксембургский дворец, сожгла и уничтожила дорогую мебель стоимостью 200000 золотых. Был спешно сформирован военный совет и приняты меры для подавления мятежа беглых принцев и ареста их приспешников. Темин и Бассомпьер перевели Конде в Бастилию, первый из которых за свои заслуги был произведён в маршалы.
Тем временем, молодая Королева радовалась действиям регентши и во время того смятения, которое охватило общество после ареста принца, оставалась спокойной и радостной, «как если бы, Сир, она в данный момент находилась в Вашем дворце в Мадриде».
После свержения Конде, Анне показалось, что она спасла своё испанское окружение от угроз еретиков и от наглого Люиня. Мария, однако, не была обманута успехом своего опасного предприятия. Мрачное молчание сына, который с полунасмешливой серьёзностью отказался принять на себя ведение дел, наполнило Регентшу предчувствиями. Франция находилась на гране гражданской войны; вожди мощных провинций – Лонгвилль, Невер, Гиз, Буйон, Майен, Вандом, Ла Рошфуко, Суассон подняли мятеж против правительства Кончини, флорентийского мошенника. Гугеноты собирали армии для спасения Конде: Сюлли, Виллеруа, Дюплесси-Морней, Роан призывали народ спасти монархию и Короля. Париж поднялся, чтобы отомстить за «вероломный» арест Конде; в Парламенте многих членов видели в слезах.
Тем временем, Король, по возвращении из Сен-Жермена, впал в эпилепсию в день Всех Святых 1616 года. Регентша принимала участие в богослужении в часовне монастыря Фельянтинцев, когда её в спешке вызвали в Лувр. Во время паники Кончини с женой схватили маленького герцога Орлеанского, наследника трона, приказали королевской гвардии окружить основные части дворца и выбить оттуда солдат Витри. Через несколько часов Людовик пришёл в себя и выздоравливал три дня. Королева Мария, беседую с дю Вейером, хранителем печати, спросила его, что он думает о внезапном приступе Его Величества. Дю Вейер ответил, что боится как бы приступ не повторился предстоящей весной; его мнение Мария со своей обычной осторожностью повторила Эруару, первому врачу Людовика, который по её приказу вёл наблюдение за Люинем. Последний искал своего хозяина с притворным ужасом и старался убедить, что планируется заговор с целью убийства Его Величества с помощью медленного яда; всё это должно было произойти на банкете, который устраивает герцог де Вандом по наущению Кончини.
«Сир, проговорил хитрый фаворит, «господа Принцы не участвуют в предполагаемом заговоре; но Королева-мать преследуют их из уважения к Кончини. Сир, единодушный вопль скорби отзывался во всех провинциях во время Вашей последней болезни».
Шум предстоящей катастрофы, тем временем, ошеломил несчастных супругов Кончини; иногда маркиз Д’Анкр молил об исчезновении ради безопасности их жизни, жизни сына и сохранению богатств. Последнее временное изгнание по требованию принцев наполнило фаворита тревогой; в преждевременной смерти дочери он видел грозное предзнаменование. Порой казалось, что Кончини может бросить вызов несчастьям; он с гордостью заявлял, что не бросит Королеву, но хочет проверить, «насколько далеко может зайти удача авантюриста».
Хитрый Люинь не забывал сообщать Его Величеству о смене настроения своего врага, будь то смирение или высокомерие. В момент отчаяния, маркиз признался Бассомпьеру, что обладает огромной суммой в шесть миллионов золотых. Более того, он недавно предложил Папе 600000 ливров за пожизненный доход от герцогства Феррара.
Сообщение: 3908
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
21
Отправлено: 21.02.10 00:16. Заголовок: «Сир, затем проговор..
«Сир, затем проговорил Люинь, «Кончини – король на самом деле, он обладает абсолютной властью в этом королевстве, он бросает вызов вашей власти и желает разорения принцев. Он завладел умом Королевы, вашей матушки, подчинил своей воле, помимо влияния её сердца на Монсеньера, вашего брата. Кончини ежедневно консультируется у астрологов и мудрецов о вероятной продолжительности своей жизни. Ваш совет предан ему; когда мы просим денег на личные расходы Вашего Величества, ничего не происходит. Его возращение из Нормандии без вашего разрешения, Сир, неоправданная дерзость. Что касается Её Величества Королевы-матери, Вы, Сир, можете себе представить, какой мощной может стать её власть, ведь восстание принцев подавлено».
Эти слова терзали раздражённого короля, помимо ещё и зависти брата Гастона.
«Три брата Люини», писал посол Монтелеоне в Мадрид, «кавалеры с благими намерениями, но без таланта и одарённости, но, тем не менее, король сильно привязан к ним. Однако, Вашему Величеству следует быть осведомлённым о том, что в данным момент существует непримиримая вражда между маркизом Д’Анкром и месье де Люинем. Молодой Королеве необходимо проявлять чрезвычайную осмотрительность в поведении, но пока она не совершила никаких оплошностей».
Затем из Мадрида прибыли приказания вести себя с «братьями» уважительно.
Монтелеоне, выражая амбициозному фавориту лестные гарантия доброго расположения Его Католического Величества, получил в ответ от Люиня, сопровождавшийся выразительными жестикуляциями:
« Я понял Ваше Превосходительство, и в подходящий момент вы поймёте, что я принял ваше предложение».
Благодаря тонкому коварству, Люинь стал посредником между Его Величеством и некоторыми восставшими лордами, желавшими отправить Кончини в ссылку; по их словам, один этот человек виновен в тирании, поборах и их временном бегстве. Витри, капитан королевских гвардейцев, наконец, получил приказ арестовать Кончини и препроводить его в Бастилию. Приказ был передан Витри из вторых рук; он выразил своё изумление по поводу получения столь важных сведений из уст двух заведующих гардеробом и одного садовника Тюильри, бывшего в милости у Людовика XIII благодаря успехам в поимке маленьких птичек.
Ненависть к несчастному маркизу, страх перед всемогущим фаворитом и возможность стать маршалом Франции побудили Витри поклясться хранить секрет от Королевы Марии и, конечно, согласиться с возложенной на него миссией.
Заговорщики стали спешить из-за внезапной и своевременной энергии со стороны Королевы. Опасаясь махинаций Люиня, Мария, хотя несколько раз и намеривалась сложить с себя полномочия, настаивала на изгнании фаворита сына и фактически выпустила указ, по которому братья де Люинь не могли являться в Лувр без специального указа Короля, на том основании, что «они составили заговор с целью удаления Короля из Парижа»; благодаря этим мера Её Величество надеялась поднять свою популярность среди Парижан. Эти новые неприятности обострили гнев Короля. До этих пор Его Величество сопротивлялся кровавым замыслам Люиня, но сейчас Людовик дал разрешение использовать оружие в случае сопротивления Кончини. Планы успешно притворились в жизнь 24 апреля 1617 года. Маркиз Д’Анкр проходил по подъёмному мосту Лувра в направлении к воротам, ведущим во двор дворца, когда Витри в сопровождении двадцати лучников арестовал Кончини от имени Короля. Маркиз резко обернулся и, положив руку на рукоять шпаги, воскликнул: «Я? Пленник?». Эти слова были произнесены в тот момент, когда последовали три выстрела из пистолета господами Витри, Дюалье и де Парраном; Кончини упал замертво у ног Витри. Ужасающая тишина длилось несколько секунд. Наконец, Людовик показался из окна, приветствуемый Люинем, который поднял створки окна; послышали выкрики «Да здравствует Король! Долой тирана!». Молодой Король поднял шляпу и воскликнул, обращаясь к заговорщикам: «Большое Вам спасибо. Теперь я настоящий Король!» Затем Люинь приказал закрыть ворота Лувра, и гвардейцы удалились. Тело несчастного Кончини подтащили за волосы к сторожке и бросили на кучу соломы. Затем Витри вошёл во дворец и публично получил благодарность Короля, предварительно извинившись за содеянное, говоря, что «месье Д’Анкр оказал такое сопротивление, что арест его оказался невозможным». Тем временем, большая галерея Лувра заполнилась толпой придворных, ошеломлённых случившемся. Собственной персоной появился епископ Люсона, который украдкой собирал вести для своей госпожи Королевы Марии. Король, по словам Ришелье, стоял на бильярдном столе, взволнованно говоря и получая поздравления от подданных. Спустя несколько часов, Витри поручили арестовать маркизу Д’Анкр. Несчастная женщина находилась в постели, её грубо подняли и препроводили в тюремную камеру Лувра, и через несколько дней перевезли в Бастилию после серьёзного допроса, а оттуда уже в Консьержери, что служило плохим предзнаменованием. Марии Медичи было запрещено покидать свои апартаменты, её гвардейский полк расформировали; сохранность Её Величество поручили уже маршалу де Витри. Тело погибшего маркиза завернули в саван и похоронили в полночь в уединённой могиле под органом в церкви Сен-Жермен-Л’Оксерруа. Однако толпа, на следующее утро, разрушила могилу и, вытащив оттуда тело, поволокла его по улицам Парижа и повесила за ноги на виселице. Через три дня вышел королевский указ, конфисковывающий всё имущество маркиза Д’Анкра в пользу месье де Люиня; алмазы и гарнитур маркизу были столько великолепны, что могли сравниться с сокровищами Королевы Марии. Месье де Люинь достиг пика своего могущества, он достиг огромного богатства и нуждался только в подходящем супружеском союзе, чтобы подтвердить своё превосходство и получит, как он надеялся, благосклонность Королевы Анны.
Глава II 1617-1625 года.
Анна Австрийская и герцог Бекингем.
Катастрофа, которая сменила правящие силы во Франции, поначалу никак не отразилась на жизни Анны. Король и де Люинь, в тайне сомневаясь в прочности своего положения, искали утешения, взывая к сочувствию Анны, и призывали к сотрудничеству. В день смерти маркиза, Людовик обедал со своей супругой и страдал от лёгкости и веселья, которые ему были чужды.
После переворота произошли многочисленные аресты: все основные приверженцы Королевы-матери были сосланы или потеряли должности. Что до самой Марии, то она оставалась в своих апартаментах под охраной. Людовик направил матери послание, заявив о намерении взять дела по управлению на себя и умоляя Её Величество покинуть на время Париж; исполнив это, она даст возможность ему проявить себя послушным и преданным сыном. Сильный страх овладел Люинем, так как Людовика предстояла встреча с матерью. Король демонстрировал неестественное безразличие по поводу позиции его матери и придворные имели довольно большую свободу открыть обсуждать недостатки и промахи Марии Медичи. Наконец, было решено сослать Королеву в Блуа, где она будет жить в состоянии полу-заключения. Мария угрюмо согласилась, но попросила разрешение перед отъездом повидать Короля и попрощаться с принцессами и придворными. Аудиенция было неохотно предоставлена Королём или разрешена Люинем. Было решено, что прощание пройдёт в жесткой форме, и что Марии не следует лично обращаться к сыну, кроме как посредством слов, написанных под руководством епископа Люсонского. Эти условия были для Королевы ударом; к новоиспечённым министрам она испытывала жгучую неприязнь и вскоре, после своего возращения к власти, отправила их в отставку. Большинство из них – старые министры Генриха IV, которые были радушно встречены после переворота.
Король вошёл в апартаменты матери рука об руку с Люинем, их сопровождали также два брата последнего - Кадене и Брант, а также Виллеруа, Жаннен, Силлери и другие. Королева произнесла обещанную речь: она лишь стремиться к славе Его Величества и сожалела о понесенных им страданиях. Затем Королева понизила голос и произнесла несколько слов молитвы. Однако, Король поспешно заверил в расположении к матери, но теперь он стал Королём и не допустит присутствие неугодных лиц в правительстве. Затем Его Величество, низко поклонившись, удалился. Далее приблизился Люинь и поцеловал подол платья Королевы. Мария произнесла несколько слов шёпотом; затем она попросила о милости к её приказчику месье де Барбину. Перед тем, как Люинь успел ответить, послышался голос Короля: «Люинь, Люинь», и он в молчании удалился к своему царственному хозяину. Двери в покои Марии Медичи были широко распахнуты, и в течение второй половины дня она прощалась с придворными. Выдержка Марии была поразительной, утверждали, что за это время она ни разу не прослезилась.
Эта твёрдость обеспокоила трусливого Люиня, и он относил спокойствие Её Величества к ещё вынашиваемой мести, которая и поглотила все её эмоции и чувства. Как утверждали, именно эта мысль побудила его применить санкции к слугам Марии; после этого стало понятно, что примирение невозможно. Некоторые придворные дамы даже плакали во время прощания с повелительницей.
Мария холодно заметила:
«Дамы, не плачьте по мне, я давно просила Короля освободить меня от этого бремени. Если мои действия вызвали неудовольствие Короля, я чувствую себя недовольной самой собой; однако, я убеждена, что однажды Его Величество признает, что всё, что я совершила, было справедливым и благоразумным. Что касается маркиза Д’Анкра, то я молюсь за его душу; я также молюсь за то, чтобы Король был прощён за те преступления, которые его принудили совершить».
Мария всплакнула, прощаясь со своим маленьким сыном Гастоном Орлеанским; ему тогда шёл девятый год; также она нежно поцеловала дочерей Кристину и Генриетту-Марию.
Молодая Королева, по-видимому, не попрощалась с Королевой-матерью, но так как Мария Медичи покидала Париж вечером в её карете, Король и Королева следили за отправлением кортежа из окна и поклонились на прощание. Улицы Парижа были переполнены зеваками, тысячи любопытных глаз следили за отъездом Королевы-матери. Ни энтузиазма, ни слова сочувствия не удостоилась Королева, покидая столицу, где так долго и властно царила. Королеву сопровождали члены её окружения, в том числе и епископ Люсона, который затем станет её секретарём. Король и Королева тоже покинули Париж, отправившись в Венсен. Там были изданы указы, которые низложили многих деятелей регентства. Барбин, доверенный слуга Королевы-матери, отправился в Бастилию; также возобновили процесс против Д’Анкра, но его прекратили, так как маркиз уже был обезглавлен. Указ был обнародованы 7 июля 1617 года, а супруга маркиза была осуждена и признана виновной в государственной измене перед Богом и людьми.
«Бедный маленький Альбер» теперь стал самым могущественным вельможей королевства, и владельцы самых родовитых имён Франции склонились перед великолепием Люиня. Получивший богатства Кончини, обожаемый Королём, Люин находился на пике могущества. Однако блистательный союз был необходим для поддержания постоянного блеска этого величия. Хотя жалкий маленький сын маршала Д’Анкра, который когда-то носил имя графа Пефия, превратился в нищего, ему милостиво дали приют в отеле графини де Фиеск; после жесткой казни матери, он был вынужден исполнить сарабанду с одной из испанских девиц Анны ради развлечения Её Величества; де Люинь воспользовался богатством Кончини, чтобы заполучить жену, происхождение которое могло бы соответствовать его состоянию.
Эркюль де Роан, герцог де Монбазон, губернатор Парижа и Иль-де-Франс в тот период имел только одну дочку от своей покойной жены Мадлен де Лаваль Ленонкур – Марию де Роан. Мадмуазель де Монбазон, которая только достигла семнадцатилетнего возраста, являлась обаятельной и красивой девушкой, одарённая недюжинным интеллектом, но упрямая, своенравная, смелая, гордая и склонная оспаривать преимущества с любой дамой при дворе. Мария была остроумной и дерзкой на язык, она любила роскошь и великолепные одежды, которые подчёркивали её превосходную фигуру. Она принадлежала к фрейлинам Королевы, но до сих пор юмор мадмуазель не Монбазон натыкался на преграду в лице её королевской госпожи, чьё воспитание в условиях жестокого испанского этикета не позволяли предаваться уловкам Мари. Эта будущая фаворитка Анны Австрийской была привязана ко двору уже около восемнадцати месяцев, не получив ни одного намёка на расположения Королевы, когда де Люинь попросил её руки. Придворные находились в недоумении, ведь сын «маленького капитана Люиня» стремился к союзу со знатнейшим родом Роанов, родственниками Его Величества Людовика XIII. Герцог де Монбазон был добродушным снисходительным дворянином, но известным благодаря своим смешным невежественным просчетам и отсутствию разграничений между знатью и простыми людьми.
Оплошности герцога были настолько широко известными, что его объявляли героем каждого забавного несчастного случая, которые так развлекали двор. Месье де Монбазон находился полностью под влиянием своей жизнерадостной дочери и боготворил вещи, не характерные для миропонимания того времени; осознав, что выскочка де Люинь достиг небывалых высот и великолепия, в котором отказывали семейству де Роанов, он любезно согласился на альянс, предложенный государем. Симпатичный молодой человек произвёл весьма благоприятное впечатление на мадмуазель де Монбазон:
«Чтобы ненавидеть месье де Люиня», пишет современник, «необходимо было никогда с ним не встречаться, ибо его выражение лица было таким приятным и приветливым, что многие враги после разговора с ним становились его друзьями».
Более того, счастливый фаворит обладал достаточным могуществом, чтобы льстить и умилостивить слабости надменный Мари. Король пообещал возвести имение Майль вблизи Тура, приобретённое Люинем, в герцогство, если свадьба состоится. Большинство высоких постов, занимаемых маркизом Д’Анкром, были переданы Люиню. Кроме того, Людовик пообещал назначить герцогиню де Люинь управляющей домом Королевы – должность, которая давала практически абсолютную власть над хозяйством и имуществом Королевы и обладание которой, как считалось, в значительной степени повлияло на решение мадмуазель де Монбазон. К тому же, Люинь подкупил невесту великолепными подарками и олицетворяя венец преданности, он добился для неё столь желанный табурет в присутствии Королевы, право на который не имела ни одна принцесса из рода Роанов, и, наконец, он положил к ногам своей возлюбленной шкатулку с бриллиантами несчастного маркиза Д’Анкра, которой могла бы гордиться сама Королева. Бракосочетание состоялось в августе 1617 года, и Король, выполнив своё обещание, сделал Люиня герцогом и первым министром королевства. Людовик также выполнил обещания по отношению к новой герцогине де Люинь, назначив её главой двора Королевы. Женщины воспротивились этому назначению. Анна наотрез отказалась принимать услуги от принцессы, которая, по её словам, была ей лично неприятна. Графиня де ла Торрес высказалась против вступления мадам де Люинь в должность старшей над всеми камеристками: хорошая и добродетельная герцогиня де Монморанси, первая дама дворца, подала в отставку, «так как будучи вдовой покойного коннетабля де Монморанси не смогла удержать в должном повиновении подчиненныеей службы королевского двора».
Результатом этих ссор было то, что Король не посещал супругу в течение шести недель. Испанский посол, движимый отчаянием Королевы, искал аудиенцию у герцога де Люиня, чтобы быть официально проинформированным об источнике скандала. Люинь ответил, что Король ненавидит испанских дам Королевы, в особенности мадам де ла Торрес и старую герцогиню де Виллькерес, бывшую гувернантку Её Величества; последняя дама так противна Королю, что он решил не наносить визиты Её Величеству до тех пор, пока герцогиня не уедет. Монтелеоне честно отправил отчёт Филиппу III, который без дальнейших разговоров и к большому неудовольствию Королевы, отозвал всех испанских дам. Тем временем, Анна, сильно потрясённая тягостными событиями, в ноябре заболела. Король выказал большую заботу и часто навещал Её Величество. Узнав о болезни своей молодой госпожи, герцогиня де Монморанси вернулась в Лувр и много помогала мадам де Люинь должным образом справляться со своими задачами; этикет требовал замены Мари герцогиней де Монморанси, когда был необходим отдых супруге Люиня для восстановления сил.
Восстановление Анны проходило медленно. Посол Монтелеоне еженедельно отправлял в Испанию отчёт о здоровье Королевы. Он умоляет Филиппа послать дочери апельсинов, «таких же, какие Ваше Величество отправлял в прошлом году, они прибыли такими свежими, как будто их только что сорвали с дерева». Монтелеоне поздравил Короля Филиппа с улучшением отношений во французской королевской семье и утверждал, что Король несомненно восхищается супругой, которая выросла красивой и изящной женщиной, также Король часто с гордостью говорит о превосходной фигуре Анны и как-то заметил по поводу прекрасных светлых волос супруги, что «в этом отношении у неё нет соперников во Франции». В это время Людовик преодолел порог восемнадцатилетия, но монарх, который только что отправил свою мать в ссылку, который держал первого принца крови в Бастилии и который возвысил любимого фаворита до высоты герцога и главного министра, описывается Бассомпьером как «развлекающий себя играми, рисованием мелких картин, пением, созданием моделей из трубчатых стержней фонтанов Сен-Жермена и искусно барабанящего на барабане». «Бассомпьер», сказал как-то Его Величество, «мне следует начать практиковаться в искусстве игры на рожке, когда-нибудь я разбужу эхо в лесу». «Государь», ответил опытный придворный, «я вам не советую это. Говорят, что Карл IX разорвал кровеносный сосуд от звука трубы!» «Вы ошибаетесь», ответил быстро Его Величество, «Король просто поссорился со своей матерью Екатериной Медичи и держал её в Монсо. Если бы Король последовал доброму совету господина де Реца и не вернул свою мать, он бы не умер в столь раннем возрасте». «С этого периода», заметил Бассомпьер, «я никогда не упоминал о Королеве-матери в присутствии Короля».
В то время Марии Медичи надоели ежедневные оскорбления, и она бежала из Блуа с помощью своего старого друга Эпернона в Лош, где она стала угрожать Людовику гражданской войной. 21 февраля 1619 года Королева убежала из замка, используя окно и верёвочную лестницу, ведь окно находилось на высоте 120 метров от земли. Её сопровождали две дамы и граф де Брен. Карета уже была подана, и Её Величество отправилась в Монтришар. За пределами Блуа она встретилась кардиналом де ла Валлетом, затем с архиепископом Тулузы, который и сопроводил Королеву в крепость Лош, где Марию восторженно поприветствовал Эпернон и после этого последовала присяга на верность солдат гарнизона. Когда Король и министры узнали об этом событии, их охватила паника. Чтобы провести совет, Людовик вернулся из Сен-Жермена в Париж, где было решено отправить на переговоры Пьера Берюлля, его образованность и искусность соответствовали уровню Ришелье, которого, по прибытии в Лош, Королева призвала к себе. Бентивольё, который стал нунцием во Франции, выдвинул это предложение на обсуждение в совете. Хотя большинство пэров Франции вернулось к исполнению свою обязанностей после падения Кончини, тем не менее, волнения Францию не оставили. Более того, парламенты по всей стране заступились за Королеву-мать, вдову Генриха IV, и призывали Короля примириться с ней. При дворе она имела много горячих приверженцев, таких как Бассомпьер, Гиз, Бельгард и другие. Следовательно, де Люинь взял курс на разоружение Марии Медичи путём переговоров и предложил заключить перемирие с Королём. Кардинала де ла Рошфуко отправили с предложением Королеве губернаторства в Анжу с крепостями в Анже, Понт-де-Се и Шиноне, но при условии, что она даст согласие на отказ от губернаторства в Нормандии. Принц Пьемонта, за которого выдали дочь Королевы Кристину без её участия и согласия, стал свидетелем недовольства Марии, а теперь возмещал их, посетив Королеву в Ангулеме. Герцог де Монбазон совершил такое же паломничество от имени мужа своей дочери де Люиня, выразив искреннее стремление последнего к примирению. Мария, по совету Ришелье, приняла предложения сына, пообещав присоединиться ко двору в Туре. Молодая Королева отправилась из Парижа в Тур, где она пробыла три месяца. После встречи и примирения, Король отправился на юг Франции, сопровождаемый фаворитом, чтобы восстановить в Беарне католический культ, а Анна в то время вернулась в Париж, получив обещание Королевы-матери присоединиться к ней там после того, как она посетить своё новое губернаторство в Анжу и осмотрит крепости.
В течение следующих двух лет в жизни молодой Королевы произошли события, достойные внимания. Главной темой испанского посла маркиза де Мирабеля, который сменил в должности Монтелеоне, стала преданность, которую Король оказывал молодой и блестящей герцогини де Люинь, впервые взволновавшей сердце Луи XIII и научившей его испытывать прекрасные чувства. «Король», пишет посол, «изобилует любезностями и вниманием по отношению к герцогине де Люинь: тем не менее, я надеюсь, что наихудшие подозрения возникли лишь в возбуждённом воображении молодой Королевы и её злобных дам-сплетниц. Я нахожу Короля слишком мудрым и добродетельным, чтобы заслужить подобное обвинение. Вашему Величеству следует убедить Королеву умиротворить супруга и сделать себя милой и необходимой ему». Анна была слишком надменной и обиженной, чтобы попросту это принять, она стала вести себя с герцогиней де Люинь холодно, но по отношению к Королю она выказывала уважение. В тот период, Людовик демонстрировал на публике большое внимание к супруге, но это продолжалось до тех пор, пока он снова не попал под влияние Королевы-матери. Папский нунций Бентивольё упоминает даже, что в отсутствии в Париже в 1620 году, Его величество позволил молодой Королеве «на радость всем» лично председательствовать в Государственном Совете. Эти дни стали самыми яркими в супружеской жизни Анны.
Сообщение: 4379
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
24
Отправлено: 03.04.10 23:30. Заголовок: Но, тем не менее, вс..
Но, тем не менее, вскоре, на Анну пала тень, гнев Людовика обрушился в связи со знаками внимания, оказываемыми Королеве герцогом де Монморанси и Бельгардом. Однажды де Люинь был вынужден покинуть общество Королевы по строжайшему приказу Людовика в связи с тем, что он прижал к губам цветок, упавший с букета Её Величества. Эта ребяческая раздражительность и пренебрежение в частной жизни раздражало Королеву, которая к тому времени стала женщиной и вполне осознавала силу своих прелестей. Тем временем, герцогиня де Люинь жила в полной гармонии со своим выскочкой-господином, не смотря на распространённые слухи об её близости с каким-то вассалом. Она придерживалась интересов герцога с той энергией, которая была ей свойственна, под её влиянием дворец стал образцом порядка и дисциплины; тем не менее, в тот период ей не удалось добиться даже холодного одобрения со стороны Анны. Королева была остра на язык; следовательно, она, в собственном кругу, в самой наивной манере ссылалась на воспоминания, о которых великолепный министр желал бы забыть. Однако его четырёхлетнее правление ослабило влияние на Короля, не выдерживающего яркость света, которую сам зажёг. Губы Людовика часто бледнели от сильного душевного волнения, так как он замечал выказанное Люиню уважение, «Король Люинь», как он горько шептал. Тем не менее, со странным непостоянством Людовик в 1621 году присвоил с чрезвычайной помпой Люиню звание коннетабля Франции. Меч нового коннетабля, который предоставил ему Король, оценивался в тридцать тысяч золотых. Впоследствии, в бывшем особняке Д’Анкра, коннетабль Франции устраивал развлечения для двора; это особняк позже был известен как Отель де Труа Руа, так как в начале карьеры Люиня его братья жили с ним. Для всех этих персонажей Людовик, с крайней неосторожностью, создал герцогство пэрство. Каденете заключил брак с наследницей Пикиньи и стал герцогом Шоном; Брант совершил ещё более блистательный альянс и женился не наследнице Люксембургской Шарлотте-Маргарите, единственной дочке герцога Люксембургского, титул которого он, в конце концов, получит.
Тем временем новоиспечённый коннетабль находился со своим господином на осаде Монтобана, одного из оплотов гугенотов; крепость защищал маркиз де ла Форс с невероятным упорством. Осада длилась три месяца и закончилась отступлением королевской армии. Недовольство и неприязнь Короля к Люиню увеличилась в связи с этими событиями, его надменный эгоизм приводил Людовика в бешенство. Бассомпьер в то время стал конфидентом Его Величества.
«Я заставлю его, неблагодарного человека низкого происхождения, вернуть всё награбленное; он желает сделать себя Королём, но я предупрежу его замыслы! Бедный искатель приключений!», усмехнулся капризный мальчик-Король.
Отвращение Людовика достигло пика, однажды он публично сказал коннетаблю, что герцог де Шеврез безумно влюблён в мадам де Люинь, поэтому следует быть начеку.
«Но Сир», возразил добродушный Бассомпьер, «я слышал, что это страшный грех сеять рознь между мужем и женой». «Пусть Боже, пожалуйста, меня простит», ответил Его Величество, «но это такая радость – досадить господину коннетаблю!»
Настроение Короля говорило о скорой опале коннетабля. Королевское отвращение ничуть не уменьшалось благодаря постоянным увещеваниям Марии Медичи, которая, помирившись с сыном, проживала в Люксембургском дворце. Во время осады Монтобана в лагере свирепствовала лихорадка; Люинь остановился в Лонгвилле, почувствовав себя нездоровым. Страшный мор охватил его за несколько часов. Неуютное жилище и постоянное раздражение пагубно сказалось на Люине, и смерть вскоре пришла за человеком, которого Людовик так возненавидел. Люинь скончался 21 декабря 1621 года после болезни, которая продолжалась несколько часов. Его могущество длилось несколько лет. Его дурные поступки помешали карьере: Люинь был слабым и хвастливым; его величайшая заслуга, пожалуй, заключалась в том, что он разглядел гений епископа Люсона и во время болезни вёл переговоры с Ришелье на предмет отказа последнего от службы Марии Медичи, предлагая епископу место в Совете. После смерти Люинь оставил вдову, сына и дочь. Король позволил молодому герцогу наследовать огромное состояние отца, но под опекой своей матери. В течение следующего, 1622-го года, мадам де Люинь вышла замуж за Клода Лотарингского, герцога де Шевреза, сына Генриха де Гиза, убитого в Блуа. Этот союз стал знаменитым. Месье де Шеврез, однако, был слабым и немощным и никак не мог руководить своей способной и остроумной женой. Также он был богатым и ленивым, и, наслаждался размеренной жизнью Отеля де Шеврез, его мало заботили интриги супруги. Перед своим вторым супружеством, герцогиня де Люинь испытала небольшой позор. Королева, к великой радости подданных, забеременела. На территории Франции и Испании совершались богослужения во имя успешного исхода срока, и Анну отдали на попечение Королеве-матери; царственный супруг приказал ей не нарушать этот порядок. Так случилось, что принцесса де Конде была вынуждена остаться в своих апартаментах в Лувре в силу недомогания. Анна и придворные, включая овдовевшую управляющую её домом и мадмуазель де Верней, посетили больную. Вечер прошёл весело, остроумные и забавные рассказы маршала де Бассомпьера и герцога де Бельгарда освежали его. В десять часов Королева покинула мадам Конде. Чтобы пройти в свои апартаменты, необходимо было пересечь большую галерею Лувра, в конце которой возвышался трон; в это вечер его частично задрапировали для торжественного приёма на следующий день. Войдя в апартаменты мадам де Люинь, мадмуазель де Верней взяла руку Королевы и предложила продолжить веселье – Её Величество должна пробежаться с ними по галерее. Анна убеждала себя в их назойливости, но, к несчастью, её дамы, вдруг, отпустили её в тот момент, когда они приблизились к трону; Королева упала лицом на скамеечку для ног. Позднее, через несколько часов, произошла катастрофа, которая встревожила придворных и вызвала в Короле очередной взрыв, которым он был подвержен. Собственноручно, Людовик написал герцогине де Люинь и мадмуазель де Верней, выслав их из Лувра и запретив проведать Королеву для прощения. Письма правонарушителям доставила Королева-мать, которая сделала им строгий выговор и уволила под горькие рыдания. Затем герцогиня де Монморанси стала управляющей домом Королевы на долгие годы, расположив к себе каждого с помощью нежного и выигрышного поведения.
Возвращение Королевы-матери в Париж сопровождалось неприятностями по отношению к её невестке, Королеве. После смерти коннетабля де Люиня Мария снова става воспринимать себя главой двора, управляя также властно, как и до свержения маркиза Д’Анкра. Людовик снова стал икать убежища у волевой и решительной матери, в то время как сама Мария пользовалась скрытой поддержкой Ришелье, епископа Люсона. Недовольство знати всё ещё угрожало королевской власти. Конде был освобождён из заключения в Бастилии Люинем, чтобы противопоставить принца, как он надеялся, влиянию Королевы-матери после примирения с ней в Туре. Принц считался один из мудрейших и наиболее разумных мужчин; его военные таланты не были великими, но его имя, альянсы, связи со многими могуществами представители гугенотской знати, в дополнении к коварному характеру, увеличили его репутацию. В течение первых шести месяцев после смерти Люиня, Конде занял вакантное место королевского наставника; в этот промежуток времени Мария находилась в союзе с Королевой Анной, Их Величества часто появлялись вместе на публике и дружелюбно покровительствовали принцессе Конде. Молодой герцог Орлеанский, под влиянием матери, ежедневно посещал Анну. Гастон был красивым мальчиком четырнадцати лет, обоготворяемый Марией Медичи за живой ум и за кажущуюся ей преданность. Братья имели совершенно противоположные характеры. Людовик был похож на отца Генриха IV в нелюбви к роскоши; он готов терпеть временные лишения. Монсеньер, напротив, был брезглив, любил роскошь и искал удовольствия. Его одежда надушена и сделана из дорогих тканей, кольца блестели на его белых пальцах и длинные волосы убраны в совершенстве. Молодой принц танцевал с изяществом, имел певучий голос, отличался при придумывании шарад, также он хорошо говорил. Под этим женственным внешним видом, тем не менее, прятался воинственный дух предков. Принц рано пристрастился к оружию, его фехтование было превосходным; он являлся экспертом по стрельбе из лука и ехал верхом с такой лёгкостью и грацией, что всегда вызывал зависть у Короля. Склонность Монсеньера к роскоши и великолепию наносила отпечаток и на его поступках. Пока его брат довольствовался охотой на сорок и мелких птиц, Гастон, в то время только достиг совершеннолетия, и, следовательно, стал хозяином своего состояния, создал в замке Монтаржи все условия для охоты – он построил питомники и конюшни, которые, через несколько лет, были стёрты с лица земли, так как он велел перенести конюшни в Вилле-Котре, чтобы охотиться в лесу Суассона. В Париже герцог делил свой досуг между Лувром и Люксембургом, где Мария Медичи часами беседовала с Рубенсом, которого заманила к себе из Антверпена, чтобы он украсил её дворец своими бессмертными полотнами. Находясь в Лувре, Гастон проводил много времени с Анной и её дамами. Вскоре наибольшим утешением для молодой Королевы стала общество прекрасного Гастона, который, более того, корректировал маленькие споры, возникающие между Анной и Марией Медичи. Известное недоразумение между ними произошло тогда, когда Мария стала утверждать, что государственные приёмы следует проводить в её апартаментах, и через Ришелье, она старалась убедить своего царственного сына, что это предложение поможет избежать многих зол, которых следует ожидать от молодой и неопытной супруги. Анна ответила, что такое попечительство задевало её положение правящей Королевы и инфанты Испании. Следовательно, Его Величество твердо отказался присутствовать в Люксембурге всякий раз, когда двор выражал своё почтение Марии Медичи. Эту резолюцию поддержала герцогиня де Шеврез, которая, после замужества, снова появилась при дворе в должности главной фрейлины. Мария также жаловалась на то, что Анна, адресуя ей письмо, заканчивала его словами «ваша любящая дочь» вместо «смиренной и преданной». Королеве докучала холодность Королевы-матери и вспыльчивость Короля, который снова находился под властью своей матери; в тот период Ришелье по-прежнему действовал в угоду Марии. Королева-мать и её канцлер постоянно преуменьшали ум и способности Анны, потому как они опасались её влияния на Людовика.
«Тем не менее», говорит восторженный современник, «Анна поистине набожная, у неё благородное сердце, ей присущи постоянство и самообладание, она с сожалением вспоминает о причинённых несчастьях, но и легко поддаётся на похвалы и ласковые призывы». Дружба между Анной и Монсеньером была не слишком приятной для Людовика XIII, его мрачная природа не понимает искренней дружбы. На Анну, к сожалению, повлияли максимы знаменитой маркизы де Сабле (1599-1678), очень знаменитой в тот момент, но которая являлась, тем не менее, одной из самых эгоистичных и бессердечных из всех блестящих женщин, составлявших славу Парижских салонов XVII-XVIII веков.
Маркиза де Сабле. Автор Даниэль Демунстье:
«Я убеждена», сказала госпожа де Сабле, «что невиновный мужчина может чувствовать и выказывать нежность к даме сердца. Я утверждаю, что желание нравиться женщине вдохновляет на величайшие и благородные поступки; это придаёт ума, щедрости и бесчисленное множество достоинств».
«Женщины, будучи драгоценными камнями и украшениями мира, созданы для того, чтобы стать получателями такой чести, поэтому они могут принять и должны содействовать обожанию и службе, что, тем не менее, должно быть отплачено только снисхождением к ним».
Такие слова были неприятны ревнивому Королю; изолированная и живущая в Лувре, как и Королева Испании в уединении Эскориала, Анна могла бы править Людовиком XIII и Францией, но шалости двора и легкомыслие Королевы задевали Короля.
«Восхищение, выказанное мне герцогами де Монморанси и де Бельгардом, всего лишь дань Королеве», - воскликнула гордо Анна.
Людовик также сделал супруге жестокий выговор за разрешение Монсеньеру ухаживать за ней, поскольку её заигрывание и насмешки, оказываемые герцогу, более неприятны, чем когда-либо, ведь у Гастона имеются обязательства перед невестой Марией де Бурбон-Монпасье; альянс утверждён, Королева-мать и он сам желают его. Мадмуазель де Монпасье была самой богатой невестой Франции; Генрих IV считал необходимым, что герцогства такого масштабы не должны переходить по наследству, также иностранные принцы не должны были ими владеть. Генриетта, герцогиня де Жуаез вдовствующая Монпасье вышла второй раз замуж за герцога де Гиза; таким образом, Мария воспитывалась со своим сводными братьями и сестрами из Лотарингии. Маленькая наследница была некрасивой, бледной, вялой и неэнергичной. Королева с предубеждением относилась к Марии Монпасье и сделала всё возможное, чтобы вызвать у Монсеньера полное равнодушие к невесте, «потому что», как утверждала Королева, «если в будущем Мадам подарит мужу детей, я упаду в глазах общественности и буду страдать». Но, тем не менее, под напором Анна уговаривала герцога обручиться.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 66
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме