Отправлено: 07.02.09 15:29. Заголовок: 6. О пище духовной Ц..
6. О пище духовной Цветочные игры. – Друзья Валентина Конрара. – Французская академия. – Салон маркизы де Рамбуйе. – Злоключения Теофиля де Вио. – Придворные живописцы
Самая старинная Академия в Европе была основана в 1323 году в Тулузе семью богатыми горожанами – семью трубадурами, членами «Братства веселой науки», которые призвали всех труверов и менестрелей Лангедока принять участие в состязании поэтов. Состязание назначили на 1 мая, а вручение приза победителю (золотой фиалки) должно было состояться 3 мая следующего года. Так и повелось из века в век. Впоследствии к золотой фиалке добавились еще два приза: серебряный ноготок и золотой цветок шиповника. Эти призы учредили тулузские капитулы, поощрявшие искусства в Лангедоке и сочинение стихов на своеобразном южном диалекте. С 1515 года «Братство веселой науки» изменило свое название на «Общество цветочных игр». Тогда же заговорили о Клементине Изор (1450—1500), уроженке Тулузы, давшей обет безбрачия из любви к рыцарю, павшему в бою, и неоднократно побеждавшей на поэтических состязаниях. Она стала музой «Цветочных игр», спасла их от забвения и сама вручала призы победителям. После смерти она завещала городу все свое состояние, при условии, что капитулы будут содержать «Общество цветочных игр». Многие сомневались в существовании Клементины, хотя имя ее отца, Луи Изора, было вписано в городской реестр. Чтобы развеять сомнения, капитулы заказали в 1627 году статую благодетельницы. Трудно понять причину, но статую собрали из фрагментов: голову взяли от одного надгробия из церкви Аураты, а тело (кроме одной руки) – от другого надгробия, из семейного склепа Изальгье. На протяжении XVII века популярность «Цветочных игр» сошла на нет. Литературной и художественной столицей стал Париж: туда теперь стремились поэты, художники, музыканты. Там была основана Французская академия, которую Вольтер считал главной заслугой Ришелье. Однако она была создана не вдруг и не на пустом месте: гениальный королевский министр лишь направил события в нужное русло и придал стихийным литературным собраниям упорядоченную форму. Предтечей Академии стал кружок «друзей Валентина Конрара» (1603—1675). Этот человек, коренной парижанин, происходил из буржуазной кальвинистской семьи; отец предназначал его к занятиям финансами, а потому не дал сыну никакого образования. Только после смерти отца Конрар смог удовлетворить свою природную склонность к занятиям изящной словесностью. Он изучил испанский и итальянский, но вот латынь и греческий ему не дались. Подобно ростановскому Рагно из пьесы «Сирано де Бержерак», Конрар привечал у себя литераторов, которым старался подражать, кормил их и ссужал деньгами. В его доме на улице Сен-Мартен, в центре Парижа, собирались Годо, Гомбо, Шаплен, Жири, Абер де Серизи (комиссар артиллерии), его брат аббат Серизи, Мальвиль и Монмар. В 1632 году в этот узкий кружок проникли королевский советник Жан Демаре и кардинальский любимец Франсуа де Буаробер: первый – чтобы прочесть первый том своего романа «Ариадна», а второй – поскольку человек его положения вхож везде. Впрочем, он тоже был литератором: сочинял трагедии, комедии и трагикомедии; впоследствии Мольер позаимствовал две сцены из его пьесы «Прекрасная жалобщица» для своего «Скупого». Франсуа Ле Метель де Буаробер (1592—1662) был записным шутником и остроумцем; в 1630 году он отправился в Рим, и папа Урбан VIII, покоренный его шутками, подарил ему приорство в Бретани. Буаробер принял сан, стал каноником в Руане, но по-прежнему вел развеселую жизнь. Когда его, как положено, представили Ришелье, тот тоже подпал под его обаяние. Веселый аббат передавал кардиналу придворные сплетни, шутил, острил. Однажды Ришелье серьезно заболел, и его личный врач сказал: «Монсеньор, мы сделаем все, что в наших силах, но все наши снадобья бесполезны, если не добавить к ним одну-две драхмы Буаробера». Средство подействовало, и Буаробер стал королевским духовником, государственным советником и получил дворянство для всей семьи. Он-то и донес кардиналу о «тайном обществе», собирающемся на квартире у Конрара. Ришелье, главной заботой которого было укрепление престижа Франции на мировой арене, тотчас пожелал придать этим литературным собраниям законную основу и характер государственного учреждения. Но некоторые из «друзей Конрара» восприняли эту идею без восторга: Серизи, не издававшийся автор, был интендантом герцога де Ларошфуко, который отсидел неделю в Бастилии по милости кардинала; Мальвиль был секретарем Франсуа де Бассомпьера, который из Бастилии еще не вышел, а потому всей душой ненавидел Ришелье. Они призывали товарищей сохранять независимость, но Буаробер запугал Шаплена гневом кардинала, ярко живописав все опасности борьбы с главным министром короля (благо, за примерами далеко ходить было не надо).[17] Второго января 1635 года Ришелье получил жалованные грамоты на учреждение Французской академии за подписью короля. Парижский Парламент из мелкой мести не регистрировал их целых два года. Главный королевский министр мыслил себе Академию как некий интеллектуальный олимп, объединяющий все великие умы своего времени, поэтому, помимо литераторов, ее членами стали дипломаты Ботрю и Сервьен, математик Баше, врач Лашамбр. И все же главной целью этого учреждения было очистить и упорядочить французский язык путем издания Словаря, Поэтики и Грамматики (за все время существования Академии ее члены справились только с первой задачей). Конрар стал ее первым постоянным секретарем и успешно исполнял эту должность целых сорок лет. Поскольку Конрар женился, то, чтобы его не стеснять, собрания перенесли к Демаре, на улицу Клошперс, оттуда – к Шаплену, на улицу Сенк-Диаман, потом к Монмару на улицу Сент-Алуа. Так и переезжали по кругу, пока окончательно не
Отправлено: 07.02.09 15:30. Заголовок: 8. О зрелищах Церков..
8. О зрелищах Церковные праздники и языческие забавы. – Чествование святых покровителей. – Рождение дофина – повод выпить. – Турниры и карусели. – Бродячие актеры. – Корнелъ и кардинал-драматург
«Хлеба и зрелищ!» – простой люд требовал этого от правителей со времен Римской империи. С хлебом во Франции XVII века постоянно возникали перебои, зато в зрелищах недостатка не было. Церковь щедро снабжала верующих поводами для празднования, веселья и разгула. У католиков было пятьдесят праздников в году; протестанты отмечали только те из них, которые были связаны с Христом (Рождество, Страстную пятницу, Пасху, Вознесение, Троицу), предоставляя католикам праздновать события, связанные с жизнью Богородицы (о которых ничего не сказано в Писании), например Непорочное зачатие, Успение, а также День Всех Святых. Не соблюдали гугеноты и Великий пост.[23] Пройдемся вкратце по основным событиям праздничного календаря. На Рождество служили три мессы: в полночь, на рассвете и поутру. Новый год отмечали дома, сообразуясь со своим достатком. Первого января служили мессу кавалеров ордена Святого Духа; 3-го парижане чествовали свою покровительницу святую Женевьеву: по улицам носили ковчег с ее мощами, и король следовал за процессией с непокрытой головой. Шестого января отмечали Богоявление, выясняя, кто на сей раз станет Бобовым королем: в лепешку запекали «боб» и делили ее между гостями; того, кому попадется «боб», провозглашали королем, надевали ему на голову бумажную корону. «Король» выбирал себе «королеву», и каждый раз, когда он поднимал свой кубок, все присутствующие восклицали: «Король пьет!» До XVII века в разных городах Франции в этот день справляли Праздник Дураков – шумный, пьяный, распутный, прямой потомок римских Сатурналий. Все переворачивали с ног на голову; бывало, что прямо в церкви играли в кости; кое-где избирали дурацкого папу или епископа, поили его допьяна, сажали на осла задом наперед и возили по городу. В Гаме избирали князя дураков. Устраивали шутовские процессии, распевали непристойные песни; в Дижоне в этот день маршировала «дурацкая рота»; бывало, что дворяне в масках бросали в толпу яйцами и мукой (но к описываемой нами эпохе это прекратилось, потому что их быстро распознавали в толпе). ЛюдовикXIII не поощрял этого бесстыдства и кощунства и не терпел карнавалов (в отличие от его отца, лично участвовавшего в «ведьмацких маскарадах»), а Ришелье, со своей стороны, принял меры к запрещению дурацких шествий; очень скоро они прекратились по всей стране. Но в Париже до середины 1620-х годов существовало несколько трупп актеров, именовавшихся «Дети Сан-Суси» или «Дети Города», которые участвовали в шутовских представлениях во время карнавалов; их привлекали даже для участия в королевских балетах («Балет о Любви нашего времени», 1620). На Сретение (2 февраля) пекли блины и подбрасывали их на сковородке. Если удастся одновременно подбросить блин, чтобы он перевернулся в воздухе и упал на сковороду другим бочком, а другой рукой подбросить и поймать монетку, деньги не переведутся во весь год. Блины пекли и на «жирный вторник» – последний перед Великим постом; тогда же можно было забить быка, чтобы после целых сорок дней не есть мяса. Королевская канцелярия вела отсчет нового года с Пасхи, которую праздновали в первое воскресенье после полнолуния, следующего за весенним равноденствием. На сороковой день после Пасхи отмечали Вознесение, еще через десять дней – Троицу. В четверг после Троицы наставал католический праздник Тела Господня. В Париже в этот день устраивали пышную процессию с участием всех ремесленных цехов, а также студентов Сорбонны; она отправлялась от королевской приходской церкви Сен-Жермен-л'Осеруа к обновленному Лувру. Впереди с песнопениями несли Святые Дары, за ними шли король с непокрытой головой, принцы крови и весь двор; народ стоял на коленях вдоль пути следования кортежа и подпевал, а потом шел пьянствовать. В воскресенье после Троицы гугеноты отмечали день поминовения усопших, отправляясь на могилки родных и близких; они не молились за спасение души покойных и не считали этот день праздником, в отличие от католиков, пышно справлявших День Всех Святых 1 ноября. А 20 июня католики отмечали праздник всех святых епископов и святых покровителей: сначала отправлялись в церковь к мессе, а затем – веселиться. День летнего солнцестояния официально именовался Днем святого Иоанна, но во Франции, как, впрочем, и везде в мире, Иванов день был в большей степени языческим праздником, чем церковным: люди радовались наступлению лета. В Париже его отмечали очень пышно. Вечером 23 июня к отлогому песчаному берегу Сены у Гревской площади приставали лодки, привозившие с островов бревна, вязанки хвороста и соломы. Их складывали у двадцатиаршинного столба
Отправлено: 07.02.09 17:08. Заголовок: Часть третья Тело и ..
Часть третья Тело и дух
1. Медицина и гигиена Доктора и хирурги. – Зубодеры. – Святые заступники. – Король-целитель. – Болезни детские и взрослые. – Король и кардинал: больные-труженики. – Фитотерапия. – О пользе и вреде табака. – Чума. – Богадельни и святой Винсент де Поль. – Знаменитые безумцы и долгожители
Больными занимались две категории врачей: доктора, обучавшиеся в университетах и имеющие ученую степень (их было мало, и их клиентуру составляли богатые горожане), и хирурги, усвоившие свое ремесло опытным путем: они состояли в ремесленных цехах и лечили от всех болезней. Профессия хирурга считалась ремеслом, а не искусством, и была непрестижной, особенно с религиозной точки зрения, поскольку была связана с пролитием крови; самолюбие хирургов страдало от их уподобления цирюльникам. Медицинские факультеты существовали при университетах двух десятков городов, особенно славились Нанси, Монпелье и Лион. Но преподавание в них велось на латыни по древним текстам и было оторвано от жизни; будущие врачи не имели никакой практики, о строении человеческого тела судили по трудам Галена, восходившим к трактатам Гиппократа. По сути, обучение в университете приносило лишь докторскую степень, а не знания, и этот прискорбный факт нашел свое отражение в поговорке: «Не всяк врач, кто носит мантию». Университет Монпелье был единственным во Франции, признававшим алхимическую медицину, родоначальником которой веком раньше стал Парацельс. Там пользовался большим авторитетом, например, аптекарь Лоран Кателан, автор трактатов «О происхождении, достоинствах, свойствах и употреблении безоара» и «Об истории природы, ловле, достоинствах, свойствах и употреблении единорога». Интересно, что коллеги аптекаря отнюдь не восторгались его трудами, а достоинства безоарового камня и рога единорога как противоядия были раскритикованы еще Амбруазом Паре[31]. Самыми распространенными и универсальными средствами, к которым впоследствии прибегали ученые-лекари, были кровопускание и промывание желудка. Отцом французской хирургии считается Амбруаз Паре, живший в XVI веке и изобретший метод перевязывания артерий при ампутациях, благодаря чему некоторым пациентам удавалось сохранить жизнь. Ампутация была единств
Отправлено: 07.02.09 17:10. Заголовок: 2. Дела семейные Сва..
2. Дела семейные Свадебные обряды. – Браки закон. – Деторождение и бесплодие. – Народные приметы. – Роды и гигиена. – Детская смертность. – Крестины. – Кормилицы. – От младенца к ребенку
Зимние месяцы перед началом Великого поста (январь-февраль) были временем свадеб – люди веселились, чтобы забыть о голоде и холоде. Согласно народным поверьям, праздновать свадьбу в мае не к добру («В мае жениться – век маяться»), не подходили для этой цели также июль, сентябрь и ноябрь – время сенокоса, сбора урожая и винограда. Само собой, в Рождественский и Великий посты свадеб не играли. Хорошими днями для вступления в брак были вторник, четверг и суббота, а вот в понедельник и пятницу от этого было лучше воздержаться. Два брата или две сестры предпочитали не идти под венец в один день: это предвещало несчастье. Число «9» считалось несчастливым, поэтому на 9-е, 19-е и 29-е свадьбу не назначали. Невесты тогда еще не носили белых платьев, а облачались в праздничный национальный костюм. Фаты тоже не было. Цвет подвенечного платья мог быть каким угодно: от синего и коричневого до черного, как у уроженок Арля или Эльзаса, зато его украшали вышивкой, лентами и т. д. Хотя, как правило, девушка должна была сама приготовить себе приданое, сшить своими руками подвенечное платье было нельзя, иначе быть беде. Лучше всего, если платье, изготовленное на заказ, принесут в дом невесты в самое утро свадьбы. Даже если церковь находилась в нескольких километрах от дома, туда полагалось отправляться пешком или в повозках со скамьями по бокам. Впереди шли деревенские музыканты; скрипки увивали лентами. Венчание всегда происходило до полудня. Когда новобрачные опускались на колени перед священником, все примечали: если жених наступит коленом на платье невесты, то хозяином в доме будет он. Но на этот случай у девушек была своя хитрость: если невеста не собиралась оставаться на вторых ролях, то должна была согнуть палец, когда жених станет надевать на него кольцо. Выход из церкви сопровождался разными ритуалами: молодожены должны были пройти под руку под аркой из цветов или перешагнуть через ленту, что символизировало их вступление в новую жизнь; новобрачной вручали сноп колосьев, которыми она должна была осыпать родственников своего супруга, дав тем самым понять, что собирается принести процветание в свою новую семью; в городах муж вручал жене ключ от их дома (если у них был свой дом), и она прицепляла ключ к своему поясу, и т. д. В Бретани на свадьбу старались пригласить как можно больше народа: точно так же, как сельские работы выполняли сообща, обращаясь за помощью к соседям, на свадьбу собирались всей деревней. Праздник длился несколько дней, начинаясь в родной деревне невесты, куда гости отправлялись торжественным шествием под звуки волынок и взрывы петард. У входа в деревню через дорогу натягивали веревку, и за право прохода следовало уплатить несколько су. За пиршественным столом мужчины сидели отдельно от женщин и детей. Хозяйки трудились у плиты несколько дней, чтобы наготовить на всю эту ораву. Каждый приходил со своим ножом, а иногда и со своим стаканчиком. Хлеб был всему голова, а в конце пира подавали бретонский десерт – крем-брюле. Нищих за стол не пускали, но выносили им угощение. До поздней ночи гости отплясывали во дворе, а на следующий день возвращались, чтобы продолжить пир. В центральных провинциях во время свадебного пира молодожены должны были есть суп из одной миски. Затем новобрачной вручали три хлебца; два она отдавала своим родным, а третий – друзьям, что означало, что она будет в первую очередь кормить свою семью, но и друзей тоже не забудет. Если жених был старшим сыном в семье, устраивали особую игру: высоко подвешивали горшок, в котором были засахаренные фрукты, а может быть, мука или вода, а то и живой котенок или цыпленок, и жених, вооружившись шестом, разбивал его над головой у гостей. В первую брачную ночь и жених, и невеста облачались в длинные ночные сорочки с прорезями на причинных местах – последняя дань целомудрию, хотя стыдливостью в те времена не отличался ни простой люд, ни аристократия. Каноническое право определяло брачный возраст двенадцатью годами, однако далеко не все французы шли к алтарю сразу по его достижении. Людовику XIII и Анне Австрийской не было и пятнадцати лет, когда их назвали мужем и женой, но по-настоящему они стали супругами лишь через четыре года. Переселенцы в Новую Францию женились рано, в их семьях рождалось и по двенадцать, и по тринадцать детей, что способствовало заселению колоний. Крестьяне вступали в брак довольно поздно: невестам было по 23—25 лет, женихам – по 27—30. Незамужние девушки во время церковных праздников наряжали статую святой Екатерины, в частности, надевая на нее головной убор. В Париже они торжественно шли по улице к статуе, находившейся на одном из домов, после чего одна из девушек поднималась по приставной лестнице, которую они приносили с собой, и водружала на голову Екатерине венок. Выражение «покрывать голову святой Екатерине» получило смысл «засидеться в девках», получив уточнение: «первую шпильку в шляпку» вставляли в 25 лет, вторую – в 30, а в 35 убор был завершен. Гражданские и церковные законы – дело одно, а в крестьянской среде были свои представления о нравственности. Так, если вдова или вдовец вступали в брак с особой моложе себя, если невеста была беременна или не блюла себя до свадьбы, если у жениха имелся ребенок на стороне, наконец, если брак был неравным по возрасту или по материальному положению новобрачных, деревенские весельчаки целый месяц по вечерам устраивали тарарам вблизи их дома; порой этот дикий шум и грохот было слышно за несколько километров. Жених и невеста должны были вступать в брак по добровольному согласию, но обязательно в присутствии священника и с занесением соответствующей записи в приходскую книгу. (Одной из причин, по которой Генрих IV смог добиться расторжения брака со своей первой женой Маргаритой Валуа, стал тот факт, что Маргариту выдали за него по принуждению.) Кроме того, если им еще не исполнилось тридцати лет, они должны были обязательно получить родительское согласие, без которого брак превращался в похищение, а за это преступление полагалась смертная казнь. В этом плане все любовные увлечения брата короля Гастона Орлеанского – «с серьезными намерениями» – оборачивались авантюрными романами. В 1626 году принца женили на Марии де Бурбон, герцогине де Монпансье, которая родила ему дочь и сконча
Отправлено: 07.02.09 17:19. Заголовок: 4. Образование и нау..
4. Образование и наука Просвещение протестантское и католическое. – «Синяя библиотека». – Крестьянин-академик – Коллежи и университеты. – Иезуитские коллегии. – Декарт, Мерсенн, Паскаль, Ферма. – Кунсткамеры. – Семинария
Создание образовательной системы в национальном масштабе во Франции началось в XVII веке. Религиозные войны завершились, и Церковь повела мощное мирное наступление на Реформацию. Протестанты утверждали, что верующий человек должен самостоятельно читать Священное Писание, для чего требовалось обучиться грамоте. Гугеноты поощряли сельское население учиться читать, и это привлекало к ним новых сторонников. «Гугенотский папа» Филипп Дюплесси-Морней основал в 1599 году «Протестантскую академию», прославившуюся на всю Францию, да и на всю Европу, и привлекавшую многочисленных студентов, местных и иностранных. Протестант Соломон де Кос (1576—1626), талантливый инженер и ученый, был вынужден эмигрировать из страны в 1612 году и поступить на службу к английскому королю, а затем к курфюрсту Пфаль-ца. Он стал пионером в практическом применении движущей силы пара, создав гидравлические и паровые машины. В 1621 году он вернулся во Францию и стал придворным инженером и архитектором. Сознавая опасность, католические епископы бросились просвещать свою паству при помощи приходских кюре и добились в этом определенного успеха – но далеко не сразу. К концу XVIII века только четверть мужского населения умела читать и писать. В рассматриваемую нами эпоху подавляющее большинство деревенских жителей было неспособно даже расписаться. В приходских книгах XVII века существует множество тому доказательств. Под брачными договорами обычно помечали, что супруги на просьбу поставить свои подписи ссылались на свое неумение писать. Под просвещением народа обычно понимали разъяснение ему Святого Писания. Иезуиты были уверены, что светское чтиво – измышление дьявола и молодежь надо от него оберегать. Сам кардинал Ришелье, считавший, что «образованность – лучшее украшение любого государства», вместе с тем был уверен, что «не всякого следует обучать». «Точно так же, как безобразным стало бы человеческое тело, снабженное глазами на всех его частях, так и государство обезобразилось бы, если б все жители стали образованны, ибо вместо послушания они преисполнились бы гордостью и тщеславием, – писал он в своем „Политическом завещании“. – Увлечение науками пошло бы во вред торговле, обогащающей государство, погубило бы земледелие, кормящее народ, в короткий срок опустошило бы армию, которой благотворно, скорее, суровое невежество, нежели мягкость книжного чтения; наконец, Франция заполнилась бы возмутителями народного спокойствия. Всеобщее образование привело бы к тому, что число сеющих сомнения намного превысило бы число способных их разрешить». Примечательно, что ту же мысль веком позже повторил Вольтер. К счастью, во Франции и тогда были просветители. Уроженец города Труа Никола Удо ввел в обращение тоненькие дешевые книжечки, по два су штука, которые быстро снискали большую популярность в городах на северо-западе Франции, в частности в Руане и Кане (Нормандия), а затем в других крупных культурных центрах – Париже, Труа, Лионе. Тоненькие книжечки в синей обложке (их прозвали «синей библиотекой») представляли собой популярное изложение трудов известных авторов, ориентированное на вкусы и запросы простых горожан и грамотных крестьян – богатых фермеров, мелких приходских нотаблей, иногда землепашцев. Сочинители своих имен не проставляли или скрывались под псевдонимами. В сельской среде книги были редкостью, поэтому «голубые книжицы» зачитывали до дыр во время зимних «бдений», неграмотные заучивали их наизусть, а грамотные иногда переписывали от руки. Сюжеты этих книжек часто имели научную основу и должны были способствовать народному просвещению, а также развлечению. Среди них можно было найти сборники пророчеств, описания астрономических явлений, чудес – рукотворных и божественных, лекарственных растений, врачебные советы («Медицина для бедных»), кулинарные рецепты («Французский повар»). Отдельные книжицы были посвящены новомодным товарам (например, табаку и кофе), правилам поведения, любовным секретам. Были среди них и «юмористические» произведения («Искусство пускать ветры»), сказки, рыцарские романы, жития святых и т. д. Общая направленность этой литературы была религиозной: католическая церковь стремилась осуществлять своего рода миссионерскую деятельность среди населения, сформировать «моральный облик» христианина, внушить ему строгую веру, ориентированную на пример людей, известных своей святостью. Образцовый христианин должен быть верен семье и религии, честен перед супругой и друзьями, смиренен перед Богом и королем. С другой стороны, развлекательное чтиво должно было отвлечь от тягостных мыслей о трудной жизни, бедности, налогах и т. д. Нельзя сказать, что социальное положение было безапелляционным приговором. Как говорится, талант всегда пробьет себе дорогу, и во французской глубинке рождались свои Ломоносовы. Жиль Персон (Персонье) (1602—1675), сын бедных крестьян из деревушки Роберваль близ Бове, которого мать родила прямо в поле во время жатвы, единственный из своих братьев и сестер смог получить образование благодаря кюре из соседнего прихода. Священник, бывший духовником Марии Медичи, обратил внимание на смышленого паренька и с четырнадцати лет стал учить его латыни, греческому и математике. Много позже, в 1666 году, его ученик станет одним из основателей Академии наук, а в историю войдет как создатель «весов Роберваля» (с пониженным коромыслом), великий математик и физик. Жиль покинул родную деревню и отправился странствовать по Франции, чтобы пополнить свои знания. Средства на жизнь он добывал частными уроками. В Бордо он познакомился со своим ровесником Пьером Ферма, который к тому времени уже был известным математиком. В 1627 году он присутствовал при осаде Ла-Рошели, сделав для себя много полезных наблюдений из области баллистики и фортификации, а на следующий год приехал в Париж, где свел знакомство с крупными учеными – Мерсенном, Паскалем, Декартом. Ученый-простолюдин получил позволение от господина своей деревни присовокупить ее название к своему имени и стал называться Жиль Персон де Роберваль. В 1631 году он возглавил кафедру философии в коллеже, а вскоре после того выдержал конкурс в престижный Королевский коллеж и получил там кафедру математики. Его лекции пользовались большим успехом, на них порой приходило более сотни учеников, хотя преподаватель и внушал им страх своим властным и непростым характером. Впоследствии он получил там и третью кафедру и стал преподавать арифметику, геометрию, астрономию, оптику, механику и даже музыку. Помимо этого, он читал лекции для государственных секретарей, советников Парламента и чиновников Счетной палаты. Преподавательский состав в Королевском коллеже обновлялся каждые три года, и Роберваль участвовал в конкурсе 41 год подряд, то есть до самой смерти. Чтобы сохранить преимущество перед конкурентами, он всю жизнь замалчивал результаты своих научных исследований, публикуя их лишь изредка. Он активно участвовал в научных диспутах, давая волю своему буйному темпераменту. Но этот самый темперамент, вкупе с его более чем скромным происхождением, деревенской неотесанностью и недостатком красноречия, часто ставил его в невыигрышную позицию. Зато он мог внятно изложить свои мысли на языке, доступном рабочим и мастеровым, даже ученикам и подмастерьям, и написал специально для них «Трактат о механике и особливо об отводе и подъеме вод». Представители привилегированных слоев общества могли получить среднее образование в коллегиях (коллежах), которые основывали монашеские ордены иезуитов и ораторианцев, а также церковные деятели в своих епархиях. Иезуиты обучали юношей; воспитание девушек было доверено монашескому ордену Святой Урсулы, начавшему основывать свои монастыри во Франции с конца XVI века. В коллежах преподавали латынь, грамматику, риторику, философию, математику (механику, оптику, навигацию). Французским нововведением, распространившимся затем по Европе, были «хозяйственные коллежи» (где обучали, например, межеванию) – аналог современных ПТУ. Доктор богословия Ришелье (получивший это звание, как мы увидим ниже, не от хорошей жизни) отдавал предпочтение «полезным» знаниям перед «бесполезными» – гуманитарными, считая, что слишком много молодых людей тратят время, изучая право, философию и литературу, вместо того, чтобы готовить себя к занятиям торговлей. «В хорошо устроенном государстве, – писал он, – наставники технических дисциплин должны преобладать над учителями свободных профессий». Но силу инерции преодолеть было сложно, к тому же занятие торговлей не представлялось дворянам почтенным. Винсент де Поль, бывший одним из шести детей в скромной гасконской семье и пасший в детстве семейное стадо, получил хорошее образование в коллеже кордельеров в Даксе, а шестнадцати лет поступил в Тулузский университет, где в течение семи лет изучал богословие, после чего был рукоположен в священники. Уже упоминавшийся нами Королевский коллеж был основан еще в 15 30 году по инициативе Гильома Бюде и назывался Коллежем королевских лекторов. В нем преподавали дисциплины, отсутствовавшие в программе Сорбонны: греческий и древнееврейский язык, а также математику; его девизом было Docet omnia («учит всему»). Ныне это Коллеж де Франс – одно из престижнейших образовательных учреждений в мире. Кстати, сама Сорбонна изначально была одним из коллежей – наряду с Кальви и Наваррским. Высшее образование и ученую степень бакалавра, лиценциата, магистра и доктора наук можно было получить в университетах, где преподавали богословие, медицину и право – гражданское и каноническое. В университетах, имевшихся в двух десятках французских городов, было самоуправление, королевская власть на них практически не распространялась, и ученые доктора даже позволяли себе «уходить в оппозицию». Например, доктор богословия и синдик парижского Университета Эдмон Рише (1 Завхоз 1) заявил в одной из своих работ, что у недостойных государей власть можно отнять. В 1611 году он опубликовал сочинение «De ecclesiastica et politica potestate» (О власти церковной и политической), в котором излагал доктрину старой парижской школы о вольностях галликанской церкви. За это он подвергся преследованиям и даже был похищен по приказу герцога д'Эпернона, сторонника иезуитов, и заключен в тюрьму Сен-Виктор, откуда его вызволил парижский Парламент. Но вернемся к коллежам. Арман дю Плесси девяти лет поступил в знаменитый Наваррский коллеж, где в свое время учились Генрих III и Генрих IV. Там изучали грамматику и искусства (в общей сложности четыре года) и философию, курс которой включал логику и основы естественных наук (еще два года). Воспитанники овладевали основами стихосложения и прозы, развивали способности к полемике и ученому спору. В 1638 году бывший выпускник, теперь уже кардинал Ришелье, открыл в Наваррском коллеже кафедру теологических диспутов. К моменту окончания коллежа Арман блестяще владел латынью, прилично говорил по-итальянски и по-испански, во всех деталях знал античную историю, а также сформировал свой характер, подчинив себя строгой внутренней дисциплине. В пятнадцать лет он получил титул маркиза де Шиллу и поступил в академию Антуана дю Плювинеля, готовя себя к военной карьере. Плювинель, дворянин из Дофине, бывший военный, непревзойденный наездник и прекрасный фехтовальщик, открыл свою академию, чтобы готовить кавалерийских офицеров для королевской армии. Король доверил ему военное воспитание дофина – будущего Людовика XIII. Королевская казна выделяла от 800 до 1000 экю на каждого студента в год. В академии обучали не только военному делу: Плювинель, талантливый рассказчик, говорил со слушателями о событиях из недавней истории Франции, воспитывая в них патриотизм, а также занимался их светским воспитанием, прививая им хороший вкус. Но в 17 лет жизнь Армана круто изменилась: его брат Альфонс отказался от епископской митры и постригся в монахи; мать уговорила Армана избрать карьеру священника, чтобы семья не лишилась доходов от епископства Люсонского. Маркиз де Шиллу вернулся в Наваррский коллеж и стал аббатом де Ришелье. Параллельно с занятиями в коллеже он брал уроки богословия у Жака Эннекена, преподававшего в коллеже Кальви. В двадцать лет он получил первую ученую степень – магистра богословия, а через год, добившись разрешения на досрочное завершение учебы, защитил в Сорбонне диссертацию на степень доктора богословия. Диссертация называлась «Вопросы теологии» и была посвящена Генриху IV. Два дня спустя епископ Люсонский был официально принят в сообщество докторов Сорбонны, завершив полный курс обучения на четыре года раньше установленного срока. Франсуа Леклерк дю Трамбле (1577—1638), более известный как «серый кардинал» отец Жозеф, был настоящим вундеркиндом. В четыре года он уже знал латынь, а затем быстро овладел древнегреческим. Восьми лет мальчика, получившего титул барона де Мафлиера, отдали в один из лучших парижских коллежей, где он сразу же стал первым учеником. По окончании коллежа он тоже прошел полный курс в академии Плювинеля, а затем отправился путешествовать по Италии и Германии. Вернувшись в Париж, он был приближен ко двору (фаворитка Генриха IV Габриэль д'Эстре называла его «французским Цицероном») и выполнил дипломатическую миссию в Лондоне, после чего вдруг решил постричься в монахи, причем остановил свой выбор на ордене капуцинов. За два года он одолел четырехлетний курс обучения в семинарии капуцинов в Руане, а также в учебных заведениях Орлеана и Парижа. С 1603 года отец Жозеф уже сам преподавал богословие и философию монахам в монастыре Сент-Оноре в Париже, а затем в Медоне и Бурже. Таким образом, мы видим, что у желающих получить образование был широкий выбор. И все же на протяжении двух веков безусловное лидерство в этой области захватили иезуиты. Управление учебными заведениями ордена иезуитов осуществлялось независимо от государства. В иезуитских коллегиях могли учиться представители всех сословий – дети дворян, горожан и крестьян. Программа обучения подразделялась на две части: среднее образование и университетский курс. Сначала следовало пройти обучение в трех грамматических классах. В первом преподавали основные правила латинского синтаксиса на основе самых легких писем Цицерона. Ученики учились читать и писать, постигали начала греческого языка и катехизиса (древнегреческий язык вошел в моду благодаря популярным литераторам – Бюде, Рамю и Ронсару). Во втором классе штудировали латинскую грамматику на основе работ Цицерона и Овидия. В третьем изучение латинской и греческой грамматики заканчивалось: к Цицерону и Овидию добавлялись Катулл, Проперций, Вергилий, Иоанн Златоуст и Эзоп. В классе филологии преподавали иностранные языки и правила риторики, греческий синтаксис, чтение и письмо. В классе риторики – красноречие, ораторское искусство, поэзию, историю, законы риторики на материале произведений Цицерона, Аристотеля, Демосфена, Платона, Фукидида и Гомера, а также основы христианского вероучения. В первом высшем классе, рассчитанном на три года – философском, изучали философию Аристотеля, логику, физику и метафизику, нравственную философию по «Этике» Аристотеля, курс метафизики по Евклиду и географию. Во втором высшем классе – богословском, четырехлетнем – штудировали Святое Писание, древнееврейский язык, схоластическое богословие, основанное на учении Фомы Аквинского, казуистику, греческий, халдейский, сирийский, арабский, индийский языки. Наиболее талантливые ученики учились еще два года, после чего, с разрешения генерала ордена, могли стать учителями или получить докторскую степень. На высших курсах все лекции читали на латыни. Переход из класса в класс осуществлялся на основании экзаменов. Ученики подразделялись на три категории: схоластики, готовившиеся ко вступлению в орден, жили в коллегиях вместе с учителями; дети богатых горожан и аристократов проживали в пансионах, внося умеренную плату; были и приходящие ученики. Учеба продолжалась 190 дней в году. Ученикам запрещалось заниматься больше двух часов без перерыва, а также во время, предназначенное для отдыха и сна. «Работая умеренно, с соблюдением равновесия сил, человек будет в состоянии трудиться более долгое время во славу Божик», – утверждали наставники. Каникулы воспитанники проводили на принадлежащих ордену «дачах», где занимались фехтованием, верховой ездой, музыкой, плаванием, катанием в санях и на коньках, игрой на бильярде (любимой игрой основателя ордена иезуитов Игнатия Лойолы). Карты и кости были строжайше запрещены. «Наука преподается людям для того, чтобы научить их любви к Творцу и Спасителю», – твердили ученикам учителя, побуждая их к частой исповеди, причастию и регулярному присутствию на мессе, внушая отвращение к пороку и любовь к добродетели. Диспуты и театральные представления поощрялись: это было полезно для воспитанников, многие из которых готовили себя к политической карьере. Монахи занимались не только преподавательской, но и научной деятельностью. В 1616 году было официально утверждено общество мавриниан, основанное ученым монахом Дидье де Ванном (святой Мавр был одним из учеников святого Бенедикта). Новиции, вступавшие в конгрегацию, должны были пять лет изучать богословие и философию, затем поступали в одну из академий ордена в качестве преподавателей или для кабинетных ученых работ, по назначению приора. Часто применялся принцип разделения труда: один собирал материал, другой систематизировал, третий обрабатывал, четвертый готовил к печати, пятый наблюдал за печатанием и корректировал издание. На первых порах конгрегация занялась историей ордена бенедиктинцев, его монастырей и великих деятелей, затем расширила круг своих интересов и внесла большой вклад в историю и археологию, собирая и издавая рукописи по древней литературе, в особенности христианской. Кропотливую работу, связанную с собирательством научных знаний, во Франции стали называть «трудом бенедиктинцев». Мавриниане часто были вынуждены вступать в полемику с траппистами, считавшими научные занятия несовместимыми с монашеским званием, и иезуитами, которые видели в издании памятников внецерковной литературы опасность для церкви и «шаг к безусловной свободе разума». В иезуитских коллегиях получили образование принц Конде, герцоги Бульонский, де Роган и де Монморанси, а также Декарт и многие другие. Герцог Энгьенский, будущий Великий Конде (1621—1686), получил образование в иезуитской коллегии Святой Марии в Бурже. В одиннадцать лет он свободно говорил на латыни, через два года освоил философию и естественные науки (в существовавших тогда пределах), после чего обучался праву и истории (чтобы возвыситься над окружавшими его молодыми дворянами), попутно занимаясь игрой в мяч, фехтованием и верховой ездой. В пятнадцать лет он поступил в Военную академию в Париже, на улице Тампль, а завсегдатаи светского салона его матери Шарлотты де Монморанси (Корнель, Вуатюр, мадемуазель де Скюдери и маркиза де Рамбуйе) довершили его образование. Рене Декарт восьми лет поступил в коллегию «Ла Флеш», где преподавали иезуиты, и проучился там десять лет. Мальчик был болезненным, но чрезвычайно способным, а потому пользовался некоторыми послаблениями, например, ему позволяли все утро заниматься, лежа в постели. Он обучился латыни, греческому, риторике, схоластической философии, но последняя не заключала в себе никаких неоспоримых истин, утверждая, напротив, что «нет такой вещи, которую нельзя было бы оспорить». Для максималиста Декарта любое вероятное утверждение было ложным. Поэтому он остался невысокого мнения о полученном образовании, и лишь изучение математики имело какой-то смысл в его глазах. В двадцать лет он стал бакалавром, а потом лиценциатом права в университете Пуатье. Он продолжил научные изыскания, обращаясь уже не к книгам, а к жизненному опыту и собственным размышлениям. Для начала он отправился в Бреду (Голландия) и записался в армию протестанта Морица Нассауского, а по сути, стал вольным слушателем Военной академии Бреды. Странный офицер не получал жалованья, сам себя содержал и располагал множеством свободного времени, занимался математикой с Исааком Бекманом и написал небольшой трактат о музыке. В следующем, 1619 году Декарт поступил в войско католика Максимилиана Баварского, но не принимал участия в Тридцатилетней войне. Армия расположилась на зимние квартиры на берегах Дуная; ничто не мешало Декарту предаваться размышлениям. Он понял, что предназначен соединить все знания в новую, изобретенную им науку. Он был обеспеченным человеком, располагая шестью тысячами ливров ренты (в двадцать раз больше, чем жалованье сельского кюре), и, по его словам, «не чувствовал себя, благодарение Богу, обязанным заниматься ремеслом ученого для облегчения собственной участи». Декарт приехал в Париж, где познакомился с Марином Мерсенном. Отец Мерсенн (1588—1648), монах из ордена минимов, преподававший богословие и философию в Невере и Париже, был увлечен науками и философией и превратил свою келью в монастыре рядом с Пляс-Рояль в один из центров европейского просвещения. Мерсенн публиковал произведения Евклида, Архимеда и других греческих математиков, а также «Диалоги» Галилея и на протяжении двадцати лет переписывался на латыни со всей ученой Европой, включая Гюйгенса, Гоббса, Галилея и Торичелли, способствуя обмену научными знаниями. (После его смерти в его келье нашли письма от 78 разных корреспондентов.) В те времена, когда научных журналов не существовало, эту его деятельность трудно переоценить. Известность ученому монаху принесла работа о «простых числах Мерсенна», однако он писал и на другие темы: опубликовал «Трактат о движении» (1633), «Универсальную гармонию» (1636), «Трактат об универсальной гармонии» (1627) – обширный труд о музыке, музыкальных инструментах и акустике. Мерсенн развил несколько идей Галилея в области акустики, чем подвигнул итальянского ученого на новые открытия; предложил Гюйгенсу использовать маятник для измерения времени, вдохновив того на создание первых часов с балансиром. Он изучал свойства телескопа с параболическим зеркалом, скорость звука, создал чертежи первой подводной лодки, которая так и не была построена, и всеми силами боролся с алхимией и астрологией, считая их лженауками. Летом 1628 года Декарт присутствовал на одном из научных собраний, устроенных Мерсенном, и разгромил там утверждения алхимика (вернее, шарлатана) Шанду (через четыре года его повесили за изготовление фальшивых денег). Кардинал Пьер де Берюль, основатель ордена ораторианцев, распознал гений Декарта и стал побуждать его изучать философию. Для ученых занятий Декарт искал уединения, а потому уехал в Голландию. В Амстердаме он поселился в квартале мясников, что позволяло ему заниматься препарированием, и изучал анатомию. В 1629 году он засел за «Трактат о метафизике» и теорию о создании вечных истин. При этом он продолжал заниматься математикой, в частности, пытался реформировать систему обозначений и ввел в использование буквы латинского алфавита: последние – для обозначения неизвестных, а первые – для обозначения переменных. В 1631 году он открыл принципы аналитической геометрии, применив к этой науке алгебраические методы. Параллельно он изучал астрономию (метеоры), оптику и открыл законы отражения. В его представлении, движение планет вызвано вихревыми потоками эфира, которые увлекают их и удерживают на траекториях. Французские ученые придерживались этой теории и в начале XVIII века. Декарт хотел дать объяснение всем природным явлениям, однако воздержался от публикации своего «Трактата о мире», поскольку труды Галилея о вращении Земли были осуждены папской цензурой в 1633 году В истории Декарт остался как автор «Рассуждения о методе»: в метод он превратил теорию рационализма (противостоящую эмпиризму). «Я мыслю, следовательно, я существую» – этот знаменитый тезис Декарта означает, что человеческое сознание есть данность. Сознание есть мышление и обладает рядом атрибутов: воображением, чувствованием, желанием (волей). Исходное содержание сознания – несколько «врожденных идей»: идея Бога как существа всесовершенного, идея числа, идея фигуры, а также некоторые общие истины. В качестве отправной точки своих философских рассуждений ему требовалось найти нечто незыблемое, непререкаемое, и такой первоосновой всего сущего для него стал Бог. Рассуждение Декарта начиналось с идеи бесконечности, присущей человеку с рождения, и выстраивалось из нескольких аксиом: «Поскольку у каждого следствия есть причина, а причина не менее реальна, чем следствие, необходимо, чтобы идея о бесконечности была порождена неким совершенным существом; следовательно, Бог существует». Поскольку Бог существует, а благодаря врожденным идеям я участвую в его совершенстве, значит, ошибка – не результат вмешательства «лукавого» и не проявление изначальной невозможности всякого познания, а лишь следствие ограниченности моих способностей. Декарт ввел Бога в теорию познания, понимая под природой божественное установление. Даже принцип инерции, объяснение которому он приводит в своей механистической теории движения, звучит следующим образом: Бог сохраняет движение по прямой. Декарт не допускал, что между атомами существуют пустоты, поскольку невозможность деления тела, каким бы малым оно ни было, противоречит всемогуществу Бога. Он отошел от воззрений Аристотеля, утверждавшего единство души и тела, и провозгласил принцип дуализма, по которому душа представляет собой мыслящую субстанцию, а материя – протяженную. Согласно Декарту, наука состоит в том, чтобы конструировать непротиворечивые системы идей относительно «протяженной субстанции». Он и начал создавать модели воображаемого мира, в котором из заданных свойств происходят следствия, наблюдаемые в реальном мире. У Декарта были оппоненты. Например, философ и ученый Пьер Гассенди (1592—1655), одно время преподававший математику в Королевском коллеже в Париже, придерживался атомической и корпускулярной теории Демокрита. Он вступил в спор с Декартом по поводу природы материи. Антуан Арно противопоставлял дуализму Декарта некое монистическое положение, связанное с идеей Бога, – «иерархию сущностей», и не принимал положение о том, что у животных души нет, это «живые механизмы». Согласно Арно, душа у животных есть, только она смертная. Как отмечал впоследствии Лейбниц, Декарт «грубо обходился с гг. Ферма, Гоббсом и Гассенди, хотя они, со своей стороны, были с ним весьма вежливы, потому что его задевал их способ философствования; напротив, он весьма учтиво отнесся к г. Арно, потому что видел, что между ними нет соперничества». Молодой Блез Паскаль (1623—1662), тогда еще не подверженный мистицизму, заметил, что в основе картезианской логики лежит принцип каузальности (причинно-следственной связи), и задался вопросом: действительно ли Декарту был нужен Бог, чтобы основать свою науку. Паскаля можно назвать талантливым самоучкой. В детстве он не имел наставника, а читать и писать выучился благодаря гувернантке; отец сам воспитывал сына и двух дочерей. Он начал учить Блеза латыни, когда мальчику было уже двенадцать лет. По тем временам это было довольно поздно, но отец поступил так намеренно: он хотел, чтобы мальчик уже достаточно созрел в умственном плане, чтобы усваивать знания сознательно. Этьен Паскаль сам был высокообразованным человеком, и его сын получил от отца самые разносторонние знания, от действия пороха до теории звука. В 1635 году семейство Паскалей поселилось в аристократическом предместье Сен-Жермен неподалеку от Люксембургского дворца, что способствовало поддержанию связей с высшим парижским светом. Отец Паскаля был завсегдатаем салона госпожи де Сенк-то – красивой и образованной женщины, сестры поэта Д'Алибре и бывшей любовницы Вуатюра. Там он встретился со своим старым другом Жаком Ле-Пайе-ром – крупным математиком, а также с поэтами Сент-Аманом и Бенсерадом. В том же году отец Мерсенн учредил научное общество, и одними из первых его членов стали Этьен Паскаль, Дезарг и Роберваль. Кружок Мерсенна установил связь с Декартом, проживавшим в Голландии, а также с Ферма – советником тулузского парламента. (В 1636—1637 годах Этьен Паскаль и Роберваль выступили с критикой научных трудов, дополнявших «Рассуждение о методе», приняв сторону Ферма в его споре с Декартом.) Блез Паскаль рано проявил интерес к математике, но начал изучать ее тайком от отца. Пользуясь собственными схемами, он пришел к некоторым геометрическим выводам и пытался построить доказательство 32-й теоремы первой книги Евклида: сумма углов треугольника равна сумме двух прямых углов. Узнав об этом, отец разрешил ему читать Евклида и стал брать с собой на заседания научного кружка. Мальчик на равных обсуждал научные проблемы с крупными учеными. Уже в 1640 году семнадцатилетний Блез написал «Опыт о конических сечениях», основываясь на идеях Дезарга, но выдвинув новую «теорему мистического шестивершинника» (теперь ее называют теоремой Паскаля). С девятнадцати лет Блез стал помогать отцу, назначенному интендантом и «уполномоченным Его Величества в Нормандии для взимания налогов». Подсчеты, связанные со сбором налогов, занимали много времени, и Паскаль создал первую счетную машину для выполнения сложения и вычитания, помещавшуюся в небольшом ящичке и простую в использовании. Он представил ее на суд публики в 1645 году посвятив свое изобретение канцлеру Сегье (Этьен Паскаль вместе с ним участвовал в кровавом подавлении беспорядков в Нормандии, вызванных повышением налогов). Изобретение не принесло ему больших денег, но снискало широкую известность. Сконструировав впоследствии 50 образцов арифметической машины (на четыре и шесть разрядов, для денежных единиц), Блез в 1649 году получил королевскую привилегию на свое изобретение – «Паскалево колесо». Математика и юриста Пьера де Ферма (1601—1665) называли «королем любителей». Его отец был богатым купцом, торговавшим кожей и другими товарами, и стал городским консулом. Пьер получил домашнее образование у своей матери, хорошо разбиравшейся в математике. Впоследствии он изучал право в Тулузе, Бордо и Орлеане. В тридцать лет он купил должность королевского советника в палате исков тулузского парламента и стал быстро взбираться по служебной лестнице, заслужив дворянство и прибавив к своей фамилии частицу «де». Помимо работы в суде он продолжал заниматься математикой (он стал родоначальником дифференциального исчисления), предлагая своим друзьям – Декарту, Паскалю, Робервалю, Торичелли, Гюйгенсу, Мерсенну – доказать выдвигаемые им теории, что вызывало только гнев с их стороны. Кстати, знаменитая теорема Ферма, сформулированная им около 1640 года, была доказана только в 1994 году Э. Уайлсом. Занимался Ферма и физикой, сформулировав «принцип Ферма» в оптике; наряду с Декартом он применил алгебру к геометрии и одновременно с Паскалем заложил основы теории вероятностей. В то время как величайшие умы задумывались об устройстве мира, обычные люди создавали себе представление о вселенной на основе разного рода фантастических трактатов, а также посещая «кунсткамеры». Упоминавшийся нами ранее аптекарь из Монпелье Лоран Кателан обладал «кабинетом диковинок», в котором имелось «бумажное небо с привешенными к нему четырьмя стеклянными шарами и землей, изображавшими четыре стихии. Там были два младенца без ног и один с тремя ногами, хамелеон, менявший цвет, крокодил с червями в зубах и маленькая птичка, прилетавшая без опаски их выклевывать… Небольшой кубок из рога носорога, лампа, которая, если поставить ее перед свечой, освещает вас за пятьдесят шагов, фонтан с одним единственным отверстием для воды, а если повернуть кран, струя брызжет на высоту до трех футов», а также редчайший безоаровый камень величиной с куриное яйцо (хотя обычно они не больше боба) и цельный рог единорога, привезенный из Эфиопии и полностью отвечающий описанию, данному Плинием. Кателан имел честь показать свою коллекцию знатнейшим особам Франции и самым ученым и любознательным людям королевства, священникам и магистратам; когда в Монпелье торжественно вступил король, он тоже хотел посетить этот музей, но врачи его отговорили, опасаясь, что сильный запах от содержащихся там заморских растений, кож и курительниц может повредить его здоровью. В XVII веке такие «кабинеты диковинок» не были редкостью: тот же Кателан в 1609 году подарил Полю Контану ботанику и коллекционеру из Пуату, великолепную редкую птицу – «феникоптерикса». Но все эти «театры природы» походили друг на друга, и в коллекции Пьера Бореля (1620—1689), врача из Кастра, были примерно такие же диковинки, как и у Кателана или его земляка Лорана Жубера, в частности рог единорога и безоар. Некоторым выдающимся личностям удавалось подняться до вершин познания, но основная масса населения пребывала во мраке невежества. Даже священники, которые, по идее, должны были нести прихожанам свет знаний, зачастую были неграмотными. Инспектируя свою епархию, молодой епископ Люсонский Ришелье обнаружил, что приходские священники не знают латыни, обрядов и молитв. Многие из них занимались мирскими делами: сельским хозяйством, торговлей. Молодые кюре одевались по моде и даже носили оружие. Ришелье обязал сельских священников посещать по воскресеньям занятия по катехизису, проводимые монахами-доминиканцами, и задумал открыть в своей епархии духовную семинарию. В 1609 году он приобрел на собственные средства дом неподалеку от кафедрального собора, а спустя два или три года, при содействии кардинала де Берюля, открыл там духовную семинарию, пригласив в качестве преподавателей теологии, философии и естественных наук отцов-ораторианцев и отвергнув услуги иезуитов. Он часто присутствовал на занятиях и даже руководил ими. Жан Эд (1601—1680), канонизированный в 1925 году, посвятил более пятидесяти лет своей жизни подготовке священников. Он был членом ордена ораторианцев, но чтобы достичь своих целей, основал в 1643 году Конгрегацию Иисуса и Марии (эдистов), которая и осуществляла руководство крупными семинариями. Простой народ передавал знания из уст в уста, сводя их к форме примет, пословиц и поговорок. Подданные христианнейшего короля и просвещенного кардинала присутствовали при сожжении еретиков и верили в «серого монаха», то бишь домового.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 17
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме