Сообщение: 155
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
1
Отправлено: 13.11.08 09:59. Заголовок: Людовик XVI - это жертва революции или символ тиранизма?
Людовик XVI - это жертва революции или символ тиранизма?
Высказываем свои точки зрения.
Людовик XVI (23 августа 1754 — 21 января 1793) — король Франции из династии Бурбонов, сын дофина Людовика Фердинанда, наследовал своему деду Людовику XV в 1774. При нём после созыва Генеральных штатов в 1789 началась Великая Французская революция. Людовик сначала принял конституцию 1791 года, отказался от абсолютизма и стал конституционным монархом, однако вскоре начал нерешительно противодействовать радикальным мерам революционеров и даже попытался бежать из страны. 21 сентября 1792 низложен, предан суду Конвента и казнён на гильотине. После свержения республиканские власти лишили Людовика XVI титула короля и дали ему фамилию Капет (фр. Capet), по имени его предка Гуго Капета, основателя династии Капетингов (ветвью которой является династия Бурбонов).
Характеристика. Начало правления Это был человек доброго сердца, но незначительного ума и нерешительного характера. Людовик XV не любил его за отрицательное отношение к придворному образу жизни и презрение к Дюбарри и держал его вдали от государственных дел. Воспитание, данное Людовику герцогом Вогюйоном, доставило ему мало практических и теоретических знаний. Наибольшую склонность выказывал он к физическим занятиям, особенно к слесарному мастерству и к охоте. Несмотря на разврат окружавшего его двора, он сохранил чистоту нравов, отличался большой честностью, простотой в обращении и ненавистью к роскоши. С самыми добрыми чувствами вступал он на престол с желанием работать на пользу народа и уничтожить существовавшие злоупотребления, но не умел смело идти вперед к сознательно намеченной цели. Он подчинялся влиянию окружающих, то теток, то братьев, то министров, то королевы (Марии Антуанетты), отменял принятые решения, не доводил до конца начатых реформ.
Реформы Тюрго Молва о его честности и хороших намерениях возбудила в народе самые радужные надежды. И действительно, первым действием Людовика было удаление Дюбарри и прежних министров, но сделанный им выбор первого министра оказался неудачным: Морепа, старый царедворец, неохотно пошёл по пути реформ и при первом удобном случае свернул с него в сторону.Отменена была феодальная повинность в 40 млн., droit de joyeux avènement, уничтожены синекуры, сокращены придворные расходы. Во главе управления поставлены были такие талантливые патриоты, как Тюрго и Мальзерб. Первый одновременно с целым рядом финансовых реформ — равномерное распределение податей, распространение поземельного налога на привилегированные сословия, выкуп феодальных повинностей, введение свободы хлебной торговли, отмена внутренних таможен, цехов, торговых монополий — предпринял преобразования во всех отраслях народной жизни, в чём ему помогал Мальзерб, уничтожая lettres de cachet, устанавливая свободу совести и т. д.
Но дворянство, парламент и духовенство восстали против первовозвестников новых идей, крепко держась за свои права и привилегии. Тюрго пал, хотя король отозвался о нём так: «только я и Тюрго любим народ». Со свойственной ему нерешительностью Людовик хотел смягчения злоупотреблений, но не искоренения их. Когда его убедили уничтожить крепостное право в своих владениях, он, «уважая собственность», отказался распространить эту отмену на земли сеньоров, а когда Тюрго подал ему проект об отмене привилегий, он написал на полях его: «какое преступление совершили дворяне, провинциальные штаты и парламенты, чтобы уничтожать их права». После удаления Тюрго в финансах водворилась настоящая анархия. Для исправления их были последовательно призываемы Неккер, Ш.-А. Калонн и Ломени де Бриенн, но за отсутствием определенного плана действий министры не могли достигнуть никаких определенных результатов, а делали то шаг вперед, то шаг назад, то боролись с привилегированными классами и стояли за реформы, то уступали руководящим классам и действовали в духе Людовика XIV.
Контрреформы Первым проявлением реакции был регламент 1781 г., допускавший производство в офицеры только дворян, доказавших древность своего дворянства (4 поколения). Доступ к высшим судебным должностям был закрыт для лиц третьего сословия. Дворянство употребляло все усилия, чтобы освободиться от уплаты не только налогов, созданных Тюрго, но и тех, которые были установлены в 1772 г. Оно одержало верх в споре с земледельцами по поводу dîmes insolites — распространения церковной десятины на картофель, сеяную траву и т. п. Священникам запрещено было собираться без разрешения их начальства, то есть тех, против кого они искали защиты у государства. Такая же реакция замечалась и в феодальных отношениях: сеньоры восстанавливали свои феодальные права, предъявляли новые документы, которые принимались в расчет. Оживление феодализма проявлялось даже в королевских доменах. Доверие к королевской власти ослабело. Между тем, участие Франции в североамериканской войне усилило стремление к политической свободе.
Финансовый кризис и созыв Генеральных штатов Финансы приходили все в большее расстройство: займы не могли покрыть дефицита, который достиг 198 млн. ливров в год, отчасти вследствие неумелого управления финансами, отчасти вследствие расточительности королевы и щедрых даров, которые король под давлением окружающих расточал принцам и придворным. Правительство почувствовало, что оно не в состоянии справиться с затруднениями, и увидело необходимость обратиться за помощью к обществу. Сделана была попытка реформировать областное и местное самоуправление: власть интендантов была ограничена, часть её передана провинциальным собраниям с сохранением сословных отличий — но они введены были лишь кое-где, в виде опыта, и реформа никого не удовлетворила. Созвано было собрание нотаблей, которое согласилось на установление всеобщего поземельного налога и штемпельного сбора, на отмену дорожных повинностей и т. д. Парламент отказался зарегистровать эти постановления, смело указывая на расточительность двора и королевы и впервые потребовав созыва Генеральных штатов. Король в lit de justice заставил парламент зарегистровать эдикты и изгнал его в Труа, но затем обещал созвать через пять лет Генеральные штаты, если парламент утвердит заем на покрытие расходов за это время. Парламент отказался. Тогда король приказал арестовать нескольких его членов и издал 8 января 1788 г. эдикт, уничтожавший парламенты и учреждавший на их место cours plénières из принцев, пэров и высших придворных, судебных и военных чинов. Это возмутило всю страну: Бриенн должен был покинуть свой пост, и на его место назначен был опять Неккер. Парламент был восстановлен. Новое собрание нотаблей ни к чему не привело; тогда наконец были созваны Генеральные штаты.
От Генеральных штатов к Национальному собранию. Начало революции
Односторонний королевский ассигнат 500 ливров с профилем Людовика XVI, 1790Генеральные штаты собрались 5 мая 1789 г. в Версале. Во всех cahiers (см. Госуд. чины) требовалось коренное преобразование старого порядка вещей. На очереди стоял, прежде всего, вопрос о том, должны ли Штаты сохранить свою старую, сословную форму. Третье сословие разрешило его в смысле разрыва с прошлым, объявив себя 17 июня Национальным собранием и пригласив другие сословия к объединению на этой почве. Людовик, поддавшись увещеваниям аристократии, в королев. заседании 23 июня приказал восстановить старый порядок и голосовать по сословиям. Национальное собрание отказалось повиноваться, и король сам вынужден был просить дворянство и духовенство соединиться с третьим сословием. Постоянно колеблясь, Людовик становился то на сторону народа, то на сторону придворных, придумывая с ними вечно не удающиеся планы государственных переворотов. 11 июля он отставил Неккера, что сильно возмутило народ. Сосредоточение 30000 войска около Парижа только подлило масла в огонь: 14 июля в Париже вспыхнуло восстание, Бастилия была взята народом. Напрасно маршал Брольи убеждал монарха стать во главе войск и удалиться в Лотарингию. Король, опасаясь гражданской войны, 15 июля отправился пешком в Национальное собрание и заявил, что он и нация — одно и что войска будут удалены. 17 июля он поехал в Париж, одобрил учреждение национальной гвардии и вернулся в сопровождении ликующей толпы. 18 сентября он утвердил декрет собрания об уничтожении остатков феодализма. После мятежа 5 и 6 октября он переселился в Париж и впал в полную апатию; власть и влияние все больше переходили к учредительному собранию. В действительности он уже не царствовал, а присутствовал, изумленный и встревоженный, при смене событий, то приспособляясь к новым порядкам, то реагируя против них в виде тайных воззваний о помощи к иностранным державам.
Попытка бегства. Конституционный монарх Людовик и вся его семья в ночь на 21 июня 1791 г. тайно выехали в карете в сторону восточной границы. B Варенне Друэ - сын смотрителя одной из почтовых станций, увидел в окне кареты профиль короля, изображение которого чеканилось на монетах и было хорошо знакомо каждому, и поднял тревогу. Король и королева были задержаны и под конвоем возвращены в Париж. Они были встречены гробовым молчанием народа, столпившегося на улицах. 14 сентября 1791 г. Людовик принес присягу новой конституции, но продолжал вести переговоры с эмигрантами и иностранными державами, даже когда официально грозил им через посредство своего жирондистского министерства, и 22 апреля 1792 г., со слезами на глазах, объявил войну Австрии. Отказ Людовика санкционировать декрет собрания против эмигрантов и мятежных священников и удаление навязанного ему патриотического министерства вызвали движение 20 июня 1792 г., а доказанные сношения его с иностранными государствами и эмигрантами привели к восстанию 10 августа и низвержению монархии (21 сентября).
Арест и казнь Людовик был заключен с семьей в Тампль и обвинен в составлении заговора против свободы нации и в ряде покушений против безопасности государства. 11 января 1793 г. начался суд над королем в Конвенте. Людовик держал себя с большим достоинством и, не довольствуясь речами избранных им защитников, сам защищался против взводимых на него обвинений, ссылаясь на права, данные ему конституцией. 20 января он был присужден к смертной казни большинством 383 голосов против 310. Людовик с большим спокойствием выслушал приговор и 21 января взошёл на эшафот. Его последними словами на эшафоте были: «Я умираю невинным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти»
Интересные факты Во время Американской революции в честь короля был назван город Луисвилл в штате Кентукки, так как Франция помогала повстанцам против Англии.
Сообщение: 3470
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
19
Отправлено: 11.01.10 22:14. Заголовок: графиня де Мей пишет..
графиня де Мей пишет:
цитата:
Людовик король-солнце тут совершенно не при чем
Почему не при чём?Если мы говорим о влиянии фаворитизма на величие королевской власти, то в пример можно привести и этого короля. Просто я считаю, что всё зависит от ситуации. Если бы Людовик XIV любил свою жену, то мало что изменилось бы. А вот с Луи XV всё наоборот. Это монарх был выразителем не мужской силы, а откровенного разврата, в который впал от безделья. Людовик же XVI- это разговор отдельный. Ему не повезло с женой, да и задатки государственного деятеля не имелись. И без Антуанетты монархия рано или поздно погибла бы, если не сумела бы приспособиться к изменениям и реформироваться. Памфлеты лишь ускорили дело и воспитали в сознании масс ещё большее отвращение к монархии.
Отправлено: 11.01.10 22:17. Заголовок: МАКСимка пишет: И б..
МАКСимка пишет:
цитата:
И без Антуанетты монархия рано или поздно погибла бы, если не сумела бы приспособиться к изменениям и реформироваться.
Я ни в коей мере не хочу сказать, что отношения с королевой - это основное. Кстати, я об этом писала. Но я высказала точку зрения, что еще "помогло" разрушению монархии. Кстати, ты со мной согласился - по поводу падения авторитета короля.
Отправлено: 13.02.10 22:10. Заголовок: Мне всегда казался н..
Мне всегда казался несчастной жертвой Людовик Шестнадцатый. Такой тихий, трудолюбивый в каком-то смысле... Он был слишком мягким человеком для управления государством, а его личные качества мне лично кажутся вполне и вполне... Добрый он был, даже на эшафот как взошел... Ему надо был проявить в некоторых вопросах твердость, в некоторых гибкость, а он был игрушкой в руках жены. Ришелье на него не хватало, вот кого!
Людовик 16, мягко говоря, не был идеальным монархом. Но он был очень добр и по-настоящему любил французский народ, а это уже многого стоит. В крахе монархии, конечно, есть его вина, но он не хотел революции, не хотел кровопролития, и сам очень от всего этого страдал. Я думаю, что он всё-таки достоин сожаления о его горькой судьбе.
Сообщение: 4973
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
28
Отправлено: 21.06.10 14:07. Заголовок: Воспитание принца С..
Воспитание принца
С расстояния более чем в два столетия фигура Людовика XVI, освободившись от налипшей на нее хулы, панегирических восхвалений и слезливой жалости, представляется одной из самых интересных в истории. В наше время профессия короля уже не считается легкой. Попытаемся же представить себе, чем она должна была обернуться для человека, взращенного на идеалах, весьма отличных пт тех, что исповедовали, к примеру, Филипп-Август или Людовик ХI, и которого угораздило очутиться в самом центре чудовищного вихря политических утопий — утопий, настолько соблазнительных и дерзостных, что ничего более разрушительного не смогли изобрести даже самые передовые из наших современников. Эта ситуация напоминает военный поединок, который в штормящем океане вели бы колумбовых времен каравелла и великолепно оснащенный современный крейсер... Может быть, Наполеону с Макиавелли в придачу и удалось бы выйти из такой переделки, но кому-либо другому!.. Катастрофа была фатально неизбежна. Принц, которому выпал жребий бороться с неразрешимой задачей, в одиннадцать лет потерял отца; то был честный, прямодушный и умный человек, но, не играя в государственных делах ни малейшей роли, он добровольно огрзЕгичил свое существование частной жизнью и благотворительностью. Два тда спустя умерла его жена Мария-Жозефа Саксонская, и дело воспитания будущего короля, тринадцатилетнего круглого сироты, легло на деда — Людовика XV. Не имея на то времени и к тому же сознавая, что по своим моральным качествам абсолютно не подходит для такой задачи, тот устранился от нее полностью. Гувернером дофина с малолетства был старинный друг его отца герцог де ла Вогюйон. Дельный и глубоко набожный офицер, он был человеком ограниченным и тщеславным, не без склонности к интригам и интрижкам. Почтенный знаток грамматики аббат де Радонвилье был наставником принца; высокая обязанность обучать дофина глагольным спряжениям немедленно обеспечила ему место во Французской Академии. В образовании наследника участвовали также два известных проповедника-иезуита: отец Бсртьс и отец Крус; однако вскоре в связи с изгнанием иезуитского ордена их место занял аббат Сольдини, человек достойный, но несколько твердолобый-Ученик обладал ординарными способностями, добрым сердцем, крепким здоровьем, простыми и честными жизненными правилами- Благодаря трудам де Радонвилье он был широко образован: хорошо знал историю, свободно владел латынью, читал и разговаривал по-немецки и по-английски и будто бы испытывал живейший интерес к географии. К сожалению, все его достоинства сводили на нет какая-то душевная апатия, нервная усталость, доводившие его врожденную застенчивость и неловкость до предела. В нем жила болезненная убежденность в собственном ничтожестве, что вовсе не соответствовало действительности. Он считал себя полной посредственностью и абсолютно не верил в себя. Он находил себя гораздо глупее своего младшего брата, сотоварища но занятиям, имевшего склонность к острословию, —будущего Людовика XVIII. Один придворный льстец однажды вслух восхищался ранними успехами дофина. -Вы ошибаетесь, — ответил тот не без горечи, — умен вовсе не я, а мой брат», К несчастью, вместо того чтобы подбадривать юношу, г-н дс Вогюйон его постоянно бранил и унижал, что причиняло наследнику глубокие страдания, Чему же учили этого принца, которому через несколько лет предстояло столкнуться в борьбе с самыми отпетыми реформаторами? Ему внушали, что, став королем, он должен решать все сам, даже если его мнение будет идти вразрез с общим; ему объясняли взаимозависимость государственности, религии и естественного права; в духе Боссюэ и Фенелона ему истолковывали традиции и основные законы французской монархии — эти законы не предусматривали ограничения верховной власти, искони принадлежавшей королю. Короче, все это было старой традицией единовластия, какой ее постепенно выработали Карл VII", Людовик XI, Ришелье и Людовик XIV. Под руководством наставника ученик формулировал в своих "Размышлениях» следующее принципиальное положение: «Основание всякого рода власти покоится только на личности короля. Никакой частный человек, никакое сообщество людей не могут быть независимы от его авторитета». Такие правила — весьма негодный багаж для того, кто первым в истории Франции будет вынужден сражаться с революционной Ассамблеей, страстно желавшей лишить его всех прерогатив. По воле злой судьбы принц был послушен и прилежен; он воспринял этот урок как Евангелие и проникся им до глубины существа. Интересно, читал он по крайней мере, "Дух законов» или «Общественный договор?" Взял ли кто-нибудь на себя труд уведомить его, что на свете рождаются и мгновенно разносятся по миру новые идеи? Я лично вэтом сомневаюсь, и исследование Мариуса Сепе, посвященное жизни и личности Людовика XVI, не дает оснований для положительного ответа. В то время как все умы во Франции двинулись по одной дороге, сознание будущего короля упрямо следовало Б противоположном направлении, а его наставники даже не поставили его в известность о существовании этих других путей. Но все это — из области теорий-.. В практические же дела государства Людовик XV своего внука абсолютно не посвящал. И кто бы мог это делать? Министры тоже держали дофина в стороне, он же при своем пассивном характере смиренно сносил положение политического нуля. Семнадцати лет в пышном и распущенном Версале он вел монотонную и скучную жизнь, часто охотясь, очень много читая, занимаясь благотворительностью и прилежно посещая молебны. И вот еще что: его дед официально держал любовницу низкого происхождения, уличную девку, превращенную в подобие французской королевы. Его не пристало осуждать: ведь он король, а все, что делает король, должно уважать. Но постоянное совместное сосуществование с куртизанкой травмировало религиозное чувство дофина; он часто уходил в кузницу, предпочитая обществу прекрасных дам из королевского окружения беседу с мастером-литейщиком Гаменом" или компанию псарей: их он, ни крайней мере, не стеснялся. Когда же был решен вопрос о предстоящей женитьбе, и он узнал, что ему подыскали самую очаровательную, темпераментную, даровитую, кокетливую, но одновременно и самую ветреную из принцесс, он не ощутил от этой перспективы ни малейшей радости. Он воспринял грядущие события как тягостную повинность, и его застенчивость заранее страдала в предвидении длинной череды обязательных церемоний. И не помешает ли все это его любимым охотам? В момент знакомства с невестой он, как известно, ограничился краткими фразами, пообещав в ближайшем будущем выразить свое расположение более красноречивым образом. Но одинаковое отвращение, питаемое молодоженами к фаворитке, к «этой твари*, породило в них, за неимением любви, взаимопонимание. Они часто злословили о ней наедине, пока не обнаружили случайно, что за дверью их подслушивает де ла Вогюй-он, после чего, впав в привычную меланхолию» дофин вернулся в свою кузницу. Немногие эпизоды нашей истории сравнятся по трагизму с той сценой, что разыгралась в Версале 10 мая 1774 года. В королевской комнате на первом этаже замка агонизирует Людовик XV. Болезнь заразна, и дофин с женою не могут находиться рядом; они томятся в другом крыле дворца. Ежеминутно к ним приносят вести. Конец близок; придворные ждут последнего вздоха как развязки. Дофин меряет комнату большими шагами, с болезненным вниманием ловя перешептывания и громко моля небо отдалить час его вступления на престол. Трон страшит его. «Мне кажется, весь мир сейчас обрушится на меня»,— произносит он. Внезапно зажженная в одном из окон комнаты умирающего свеча гаснет... Это условный сигнал...И немедленно громкий возглас: *Да здравствует король!» — разносится по коридорам и галереям замка; лавина придворных скатывается по лестницам, торопясь к новым властителям. Те, кто в толчее входит первым, застают Людовика XVI и Марию Антуанетту на коленях. *Боже милосердный, защити, сохрани нас, — рыдая, повторяют они. — Мы слишком, слишком молоды и неопытны, чтобы царствовать!» И, кажется, в тот самый миг с проницательностью отчаяния король понял, что именно надлежало ему уметь и чему его так никто и не научил-
Прибыв 9 июня 1775 года в Реймс для предстоящей коронации, Людовик XVI сразу же ощутил тяжесть уготованного ему испытания. Человек сугубо домашний, застенчивый, неловкий, бедный король испытывал перед торжествами и парадами настоящий страх. О том, чтобы избежать их, уже нельзя и мечтать: подготовка к церемонии ведется более полугода, город битком набит съехавшимися со всего света любопытными. У городской заставы короля заставили выйти из берлины", в которой он проделал путь от Компьена, и усадили в восхитительный экипаж из сплошного стекла, внутри обитый алым шелком, — настоящая карста феи. В нее впряжены восемь украшенных роскошными попонами и плюмажами коней. Под звуки фанфар, барабанов, приветственные крики и колокольный звон вслед за сказочным экипажем в путь трогается грандиозный кортеж. Через каждые сто шагов — остановка: король делает вид, что вслушивается в торжественные речи и любуется триумфальными арками. Из-за близорукости он многого не раздичает и, как всегда в этих случаях, усердно изображает восхищение. Но мыслями он далеко; его вера и благочестие слишком искренни, чтобы он был в состоянии относиться равнодушно к чуду, которое вот-вот должно с ним произойти. Он твердо знает, что через два часа сам Господь осенит его своим священным прикосновением: ему предстоит принять помазание тем самым миром, которое тринадцать веков назад в момент коронования Хлодвига" принесла в своем клюве спустившаяся с небес голубка; отныне для доказательства истинного избранничества Божия ему достаточно будет лишь коснуться больных — и те исцелятся. Попробуем вообразить чувства стоящего на пороге такого перевоплощения человека. Вряд ли нам удастся это. Ведь он убежден, что не является простым смертным, как другие, что он — существо высшего порядка, избранное и призванное Богом вести лучший из народов по предначертанному пути, И каждый момент коронационной церемонии имеет своей целью укрепить в новом короле это убеждение. За семь столетий ничто не изменилось в ней, и Людовик XVI собирается подчиниться ритуалу с набожным послушанием. Испытание это нешуточное, оно требует сверхчеловеческой выносливости и отработанной, как в балете, точности движений; сыграть эту роль тем более трудно, что репетиций не бывает. 11 июня все начинается в шесть утра: два прелата, предваряемые процессией из каноников с горящими свечами, детским хором и певчими из главной и нижней церкви, движутся в епископский дворец, где остановился король. Сумел ли он заснуть в ту ночь? Маловероятно. В настоящий момент одетый в сутану из серебряной парчи, он покоится на постели, на голове у него треугольный черный берет с белым плюмажем, в который вставлено несколько темных перьев цапли. Вокруг постели стоят первейшие персоны двора в одеждах времен седой старины. Дверь королевской комнаты заперта. Приблизившись к ней снаружи, главный регент собора стучится своим посохом. Изнутри слышен голос главного камердинера: «Кто надобен вам?* — «Король*. Голос отвечает; «Король почивает». Через несколько мгновений главный певчий стучит снова; тот же вопрос, тот жеответ. Певчий стучит в третий раз, но теперьуточ-ияет: "Нам надобен данный Богом король Людовик XVI». Дверь тут же отворяется; подойдя к монарху, оба прелата помогают ему подняться с ложа и всгать на ноги. Символика действия очень прозрачна: король продолжал спать, поскольку еще не сподобился Божественного помазания, и именно церковные сановники, которые одарят его благодатью, прерывают ритуальную летаргию. Тем временем формируется королевский коргеж: солдаты с алебардами, швейцарская гвардия; музыканты с трубами, барабанами, гобоями, флейтами, дудками; герольды, камергеры, камер-юнкеры, кавалеры ордена Святого Духа, наряженные в серебро, золото, шелк, бархат и кружева. Дивное зрелище! По крайней мере, в пересказе. В действительности многое, конечно же, нарушало благолепие: король маловат ростом, несколько тучен, ходит вразвалку, у него набрякшие веки, мясистый нос и толстые губы. Здесь был бы надобен какой-то более совершенный принц, прекрасный и одухотворенный, как Мессия, Среди участников кортежа тоже слишком много больных и старых. Коннетаблю де Клермон-Тонеру уже восемьдесят шесть; два красавца-при в ратника стерегут его неверную поступь и, замечая, как он пошатывается, волнуются: сможет ли он свою трудную обязанность довести до конца. То тут, то там возникают споры из-за очередности в шествии: вот только что епископ Лапский, в митре и с крестом, занял место епископа из Бове, также обладателя митры и креста; тот противится, они начинают браниться, обвипять друг друга, толкаться, чем весьма шокируют окружающих. Но все это мелочи. Толпы людей, разинув рты, глядят на феерическую процессию, иные в экстазе опускаются на колени. Меж тем кортеж достигает собора и, вливаясь густой массой, заполняет все его пространство. Двери закрываются. Мы не в состоянии не только описать, но даже перечислить все моменты грандиозной церемонии. В продолжение пяти часов король будет раздеваться, одеваться, снова раздеваться, переходить из рук в руки, к нему будут всяческим образом прикасаться, его будут теребить, поворачивать туда-сюда, как манекен; .ему надлежит повергаться ниц, вновь подниматься, неоднократно он должен преклонять колени перед епископом — в память фразы св. Рсмигия, приказавшего Хлодвигу наклонить голову перед крещением: «Склонись, гордый Сикамбр!'» Королю предстоит поочередно подставлять для святого помазания лоб, живот, спину, правое плечо, левое плечо, внутреннюю поверхность локтей, запястий и ладони. Затем ему надо вновь надеть тунику, далматику, мантию и принять тяжесть короны Карла Великого"— момент особо ответственный, поскольку держащий ее священник останавливается на некотором расстоянии от монарха. Теперь по существующей со времен Филиппа-Августа традиции двенадцать пэров Франции должны взять ее одной рукой и возложить на голову короля. Тот чуть не падает под необычайным весом короны- "Она давит меня», — произнесенные им в тот момент слова трагически отзовутся впоследствии. Туг же корону заменяют более легкой, сделанной специально для этой церемонии и осыпанной бриллиантами. Затем ему Б руку влагают «Отраду* — меч все того же Карла Великого; держать его надлежит острием вверх. Его обувают, к его бархатным башмакам прикрепляют золотые шпоры, на палец руки надевают кольцо. Наконец ему вручают скипетр. И вот во всем этом облачении, влача :*а собой тяжелую мантию (тридцать квадратных футов горностая и шитого золотом бархата), мучимый царящей в церкви невыносимой жарой, он должен одолеть сорок ступеней лестницы, ведущей на амвон- Здесь, вознесшись надо всеми присутствующими, наконец он может сесть на особый трон без спинки и подлокотников, что означает: больше оп не нуждается в поддержке. Это был момент необычайно торжественный; зазвучал оркестр, грянули фанфары, загремели пушки, ударил большой колокол, и ко сводам взметнулись сотни выпущенных в церкви птиц„, *Да здравствует король! Слава! Слава!* —возгласы поднимаются из самых недр старого собора, заполненного теперь простолюдинами, и это звучит так потрясающе, что королева (она выглядит очаровательно в своей золоченой ложе) не в силах удержать слезы, а все остальные аплодируют, словно в театре,,. Вслед за тем начинается месса, и длиться она будет долго. Морис Ренар, уроженец и восторженный знаток Реймса, посвятил описанию этого события целый том, где сообщил целый ряд мелких, стыдливо замалчиваемых официальными источниками подробностей. Так, мы узнаем, что восьмидесяти шести летни и коннетабль, изнемогши, все же упал, однако не причинив вреда ни себе, ни мечу Карла Великого, что находился в его трясущихся руках. Архиепископ Реймский, хоть ему было всего семьдесят девять, выглядел не крепче, и казалось, что и он вот-вот упадет в обморок. Оплошность допустил и брат короля граф д'Артуа, куда более озабоченный вниманием дам, чем добросовестным исполнением своей роли: глазея по сторонам, он уронил корону, она покатилась по ковру, а он, ожидая, когда ее снова ему подадут, бормотал в досаде; «Черт, ах черт!" — высказывание по меньшей мере неуместное при столь благолепных обстоятельствах. (Пройдет пятьдесят лет, и этому принцу придется вернуться сюда по личным причинам, чтобы принять помазание под именем Карла X.) Все также пересказывали нелепую фразу дряхлого архиепископа, чья бестолковость была общеизвестна: в конце службы король спросил, не слишком ли он устал, «О нет, Государь! Я готов повторить все сызнова, — прибавил он любезно. В толпе всех этих статистов Людовик XVI чувствует себя неуютно. С какой радостью он предпочел бы быть сейчас на охоте и вдыхать свежую прохладу лесов! Но, хотя нескончаемая церемония его явно утомила, он покорно старается делать все должным образом. И даже в самые торжественные моменты он остается таким же добродушным и непритязательным, как обычно. Он не выступает королевской поступью, а идет вперевалочку, покачиваясь влево-вправо, вместо того чтобы горделиво скользить по прямой- Так что уроки, которые по настоянию королевы он брал в Опере у Гарделя*, не произвели ожидаемого эффекта. В своих бархатах и туниках он задыхается от жары, пот льет с него градом, и все же, оказавшись во время совершаемых эволюции возле трибуны жены, он не упускает случая послать ей ласковую улыбку, Его выдержка поистине железна: ведь и по завершении коронации спектакль отнюдь еще не закончен; теперь объявляется королевский пир. Тут власть ритуального поведения, поклонов, приветствий столь велика, что король не смеет и притронуться к еде, что подносят ему под аккомпанемент труб и барабанов. Он должен еще показаться в городе верхом на коне, в сопровождении великолепной кавалькады. Потом ему надлежит возглавить капитул рыцарей Святого Духа, затем исцелить своим прикосновением две тысячи четыреста золотушных в больнице; это он делает с чувством удовлетворения. Да он просто запрыгает от радости, когда сможет, наконец, снять с себя парадную мантию и расправить плечи; их будет ломить еще двое суток. Переодевшись в повседневное платье, об руку с королевой он отправляется теперь на прогулку в Лес любви, так называется любимое загородное место жителей Реймса. И здесь толпа окружает его и теснит. Ах, как молода и красива королева! Как она приветлива и до чего любезна! Она легко вступает в разговор с простыми людьми: горожанами, мужиками, виноградарями и их женами, ласково обращаясь к ним: *Милая», «милый*. Ее обожают. К Людовику XVI относятся с приязнью, но находят его недостаточно величественным: ведь он совсем не выделяется из окружающей толпы. «Чего? И вот этот-то — наш король?* Чтобы на него взглянуть, многие проделали длинную дорогу. Например, вот этот юноша, лет шестнадцати, не больше, он еще учится в школе. Он прошагал весь путь из Труа, его одежда запылилась, и лицо осунулось от усталости. К тому же он явно некрасив: его портят заячья губа и чересчур выпуклый лоб. Может быть, это он только что разочарованно воскликнул: -Вот тот — король?* И если бы тогда Людовику XVI пришло в голову Дружески спросить его имя, он услышал бы в ответ ломающийся, но уже звучный и властный голос: «Меня зовут Дантон", Ваше Величество- Я весь к Вашим услугам*.
Сообщение: 387
Зарегистрирован: 27.10.08
Откуда: Москва
Репутация:
12
Отправлено: 31.01.11 16:42. Заголовок: МАКСимка Тот же Цвей..
МАКСимка Тот же Цвейг писал, что Людовик был не менее шести футов ростом (и если это французские футы, уже выходит прилично, но 198 см - это очень мощно, особенно учитывая его комплекцию и увлечение кузнечным делом, которое отражается на фигуре).
Как-то не верится, что французский монарх был ростом с Владимира Кличко, выше совсем не маленьких Жака Ширака и Шарля де Голля. Средний рост людей увеличивался с каждым веком. В XVIII веке люди были значительно ниже. По Франции пока не нашла данных, но средний рост призывника в российскую армию при Екатерине II составлял 160 см. А россияне повыше французов будут. Король должен был казаться современникам великаном. Интересно, а в мемуарах отмечали сей факт?
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 16
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет