Мария-Антуанетта, имя, данное при рождении, Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбургско-Лотарингская нем. Maria Antonia Josepha Johanna von Habsburg-Lothringen, во Франции фр. Marie-Antoinette; (2 ноября 1755, Вена, Австрия — 16 октября 1793, Париж, Франция). Королева Франции, младшая дочь императора Франца I и Марии-Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI .
Рождение и первые годы жизни Детство и юность прошли при дворе, в основном во дворце Шенбрунн. Современники отмечали, что принцесса не отличалась большой любовью к знаниям.
Матримониальные планы Династический брак обычно рассматривался как дипломатическое мероприятие. Во второй половине XVIII в. австрийские и французские дипломаты стремились к союзу двух династий: Бурбонов и Габсбургов. Мария Антуанетта в 1770 стала женой дофина Франции (наследника престола), который в 1774 стал королем (Людовик XVI).
Дофина Франции 16 мая 1770 г. 15-летняя Мария была выдана замуж за дофина Людовика (позже короля Людовика XVI), против его желания; лишь постепенно ей удалось возбудить к себе любовь супруга. Образ жизни молодой неопытной королевы, часто нарушавшей церемониал версальского двора и с самого начала, в качестве «австриячки», имевшей против себя общественное мнение, давал повод к многочисленным клеветническим измышлениям. Особенно история с ожерельем королевы чрезвычайно повредила репутации Марии-Антуанетты и дала повод к самым злостным, охотно принимавшимся на веру сплетням. Ревностно поддерживая распущенную, жадную и фанатически враждебную реформам придворную партию, Мария-Антуанетта в сильной степени содействовала падению Тюрго и Мальзерба; она открыто вмешивалась в политику, поддерживая интересы Австрии по поводу событий в Голландии и Баварии.
Королева Франции С самого начала революции королева стала ожесточенным врагом конституционно-демократического режима. При нападении черни на Версаль (5-6 октября 1789 г.) жизни её угрожала серьёзная опасность. Когда она переселилась с королем в Тюильри, она старалась побудить его к решительной деятельности и завязала сношения с Мирабо и др., для спасения монархии; но в решительный момент все планы разбились о ненависть и недоверие Марии к вождю конституционной партии. Несчастная попытка бегства 20 июня 1791 г. сильно ухудшила положение Марии-Антуанетты и её мужа. Она старалась ускорить австрийско-прусское вторжение, в видах спасения трона и королевской семьи; но на самом деле оно привело к противоположному результату. Когда 10 августа 1792 г. тюильрийский дворец был взят, она сохранила спокойствие и достоинство.
Последние дни Марии-Антуанетты Через пять месяцев после казни Людовика XVI революционный Комитет общественного спасения принял решение перевести Марию-Антуанетту из донжона замка Тампль в камеры башни Консьержери на парижском острове Сите. Принимая это решение, революционный трибунал рассчитывал на то, что австрийское правительство срочно приступит к переговорам об окончании войны. Однако ни Австрия, ни другие европейские державы никак не отреагировали на это. Зато некоторые ярые роялисты стали разрабатывать план вызволения королевы из тюрьмы.
Мария-Антуанетта была доставлена в Консьенжери 2 августа 1793 года и заключена в камеру, выходящую окнами на т. н. Женский двор. Камера была обставлена мебелью весьма скупо: кровать с ложем из ремней, раковина, небольшой столик с ящиком, табурет и два стула. На королеве было траурное платье, и она имела с собой немного белья — белую ночную рубашку, пару батистовых блузок, платки, шёлковые чулки, несколько ночных чепчиков и ленты. На шее у неё висел портрет сына и его локон, спрятанный в детскую перчатку.
Ни пера, ни бумаги у королевы не было, и последние дни она проводила за чтением и молитвами. Два раза в день ей приносили еду: в девять утра — завтрак (кофе или шоколад с булочкой), а в полдень — обед (суп, овощное блюдо, дичь или телятину и десерт). Ужинала Мария Антуанетта остатками от обеда. Обычная ширма отделяла королеву от двух приставленных к ней жандармов. Целыми днями они пили, курили и резались в карты. Маркиз Ружевильский строил планы по организации побега королевы: задумано было выкрасть её во время импровизированного мятежа. Чтобы предупредить королеву, маркиз «случайно» обронил футляр от очков, в котором лежала записка с изложением плана. Прочитав записку, Мария-Антуанетта разорвала её на кусочки и нацарапала шпилькой на клочке бумаги: «Доверяюсь вам. Сделаю как вы сказали». Эту записку она дала жандарму с просьбой передать её кому надо, но охранник тут же сообщил своему начальству о готовящемся побеге королевы. После этого были ужесточены условия её содержания в камере и ускорены сроки судебного процесса. 14 сентября её перевели в другую камеру.
Процесс над 38-летней Марией-Антуанеттой начался в 8 утра 15 октября 1793 года. Вдову Людовика Капета прозвали «австриячкой» из-за её родственных связей: она была дочерью императрицы Марии-Терезии. Защитником Марии-Антуанетты на процессе выступил Клод Шово-Лагард, а обвинителем — весьма грубый на язык Фукье-Тенвиль. Полемист Жак Эбер обвинил Марию-Антуанетту в инцесте, но она не стала отвечать ему. Когда один из судей спросил, почему она не отвечает на предъявленные обвинения, Мария-Антуанетта сказала взволнованным голосом: «Если я не отвечаю, то лишь потому что сама природа отказывается отвечать на подобные гнусные обвинения в адрес матери. Я призываю всех, кто может, явиться сюда». По залу прокатился ропот, и заседание суда было прервано. А вскоре с показаниями выступил сорок один свидетель. В конце концов королеву обвинили в том, что она поддерживала связи с заграницей, способствовала победе противника и предала интересы Франции.
На следующий день, 16 октября в 4 часа утра, был зачитан единогласно принятый приговор к высшей мере наказания. После чтения приговора палач Анри Самсон постриг наголо королеву и надел ей оковы на отведённые за спину руки. Мария-Антуанетта в белой пикейной рубашке, с чёрной лентой на запястьях, с платком из белого муслина, наброшенным на плечи, и с чепчиком на голове села в повозку палача. В 12 часов 15 минут пополудни королева была обезглавлена на нынешней площади Согласия. В 1815 г. её останки перенесены в Сен-Дени.
Мария-Антуанетта славилась красотой; лучшие портреты её принадлежат Э. Виже-Лебрен и Rossline; известна картина П. Делароша, изображающая её перед судьями.
Литература При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907). Мария-Антуанетта на Викискладе? Prudhomme, «Les crimes de M.-A.» (П., 1793; революционная брошюра); мемуары г-жи Кампан (XIV, 213); Goncourt, «Histoire de M.-A.» (П., 1863); Huard, «Mémoires sur M.-A.» (Пар., 1865); Chembrier, «M.-A., reine de France» (Пар., 1871); Lescure, «M.-A. et sa famille» (П., 1872); Yonge, «Life of M.-A.» (Л., 1878); Schwarz, «Mirabeau und M.-A.» (Базель, 1891); Stefan Zweig, «Marie Antoinette: Bildnis eines mittleren Charakters», Leipzig, 1932; Стефан Цвейг, «Мария Антуанетта: портрет ординарного характера», Москва, 1990. Антония Фрэзер, «Мария Антуанетта. Жизненный путь»; Москва, изд-ство «АСТ», 2007; Максим de la Rocheterie («Histoire de M.-A.», П., 1890); Nolhac, «La reine M.-A.» (П., 1890), доведено лишь до 5 октября 1789 г. Издания писем М. — Фогта фон Гунольштейна («Correspondance inédite de M.-А.», П., 1864) и Фёлье де Конша («Louis XVI, M.-A. et m-me Elisabeth», 1864-73) — подделки; вполне подлинны перечисленные в т. II, стр. 140, издания Альфреда фон Арнета и издание de la Rocheterie и de Beaucourt, «Lettres de M.-Antoinelle» (1895, т. I). Imbert de Saint-Amand, «La cour de M.-Antoinette» (П., 1895); Prölls, «Königin M.-Antoinette» (Лпц., 1894).
"Если королева и произнесла когда-то печально известную фразу: "Пусть они едят сдобу" ("Qu'il mangent de la brioche"), то это случилось именно в период "мучной войны". На самом деле, она задумчиво рассуждала в письмах к матери об обязанностях королей. Смысл ее суждений был полностью противоположен той самой фразе, одновременно жестокой и свидетельствующей о незнании ситуации (а это часто приписывалось Марии Антуанетте). "Определенно, видя людей, которые так хорошо к нам относятся, несмотря на собственные беды, мы обязаны напряженно работать, больше, чем когда-либо, ради их счастья, - писала она. - Король, похоже, понимает эту истину. Я же знаю, что никогда в жизни (даже если проживу сто лет) не забуду день коронации". Это была добросердечная Мария Антуанетта, которая, единственная из королевской семьи, отказывалась портить крестьянские поля с зерновыми, проезжая по ним верхом, потому что прекрасно знала, как живет беднота. На самом деле, эта вызывающая и беспощадная фраза была известна уже, по крайней мере, столетие. Ее приписывали испанской принцессе Марии Терезии, невесте Людовика XIV, в несколько измененной форме: если нет хлеба, пусть едят корку ("croute") запеченного паштета. Выражение использовал Руссо в 1737 году. Афоризм приписывали одной из тетушек короля, мадам Софии, еще в 1751 году. Так она отреагировала на известие о том, что ее брата, дофина Людовика Фердинанда, во время поездки в Париж преследовали крики: "Хлеба, хлеба!" Графиня де Буань, которая ребенком играла в Версале при Марии Антуанетте, приписывает фразу другой тетушке, мадам Виктории. Но наиболее убедительное доказательство невиновности Марии Антуанетты приводится в мемуарах графа Прованского, опубликованных в 1823 году. Он не был доблестным защитником репутации родственницы, но заметил: когда он ест запеченный паштет, то вспоминает высказываение королевы Марии Терезии из рода его предков. Иными словами, это хорошо известный королевский афоризм".
"Эрцгерцог Макс, младший брат королевы, решил нанести визит в Версаль, инкогнито под именем графа Бургау. Чтобы отметить это событие, Иосиф Крауцингер написал картину. На ней изображена мрачная Мария Антуанетта, ее волосы высоко зачесаны, а на щеках - большое количество румян. Рядом - меланхоличный Людовик XVI и самодовольный эрцгерцог, тучность которого уже в восемнадцать лет помогла ему заработать кличку "Толстый Макс". Французская королевская чета имела основания для депрессии. Эрцгерцог проявил бестактность поведения на всех уровнях. Мария Антуанетта вежливо разговаривала на французском, но он настаивал на том, чтобы отвечать на немецком. Затем брат надел форму, что было строго запрещено для французов при дворе, поскольку поощрялось ношение шелковой гражданской одежды. И Мерси явно предупредил об этом эрцгерцога. Макс оказался настолько бестактен и груб, что это привело в ужас цивилизованных французов. Когда великий натуралист Бюффон лично подарил ему одну из своих работ в Королевском саду, "граф Бургау" отмахнулся от него, небрежно сказав, что не хочет лишать автора его собственной книги. Все это, естественно, стало подарком для австрофобов при дворе. Но бестактное поведение эрцгерцога по отношению к принцам крови, которое допустил Мерси, произвело не только неудачное впечатление о Максе, но и неизбежно способствовало дискредитации королевы. Когда дело касалось ранга, эрцгерцог, сын и брат императора, очевидно, стоял выше, чем французский принц крови. Последний оказывался на один ранг ниже, чем французская королевская семья. Поэтому, если бы Макс прибыл при полном параде, как эрцгерцог, то принцы по правилам этикета были обязаны первыми засвидетельствовать ему свое почтение. Но "граф Бургау" - это совсем иное дело. Поскольку он являлся иностранцем без какого-то особого отличительного ранга, можно предположить, что графу следовало первым засвидетельствовать почтение принцам. Ситуация осложнилась тем, что Мерси потащил Макса за собой к различным министрам, не дождавшись от них первого шага. Поэтому принцы крови надулись и не стали наносить визитов вежливости. Королева, которую ввел в заблуждение посол, одновременно пришла в негодование и расстроилась из-за своей семьи. Что касается самого Макса, то он получил прозвище "Дурак-эрцгерцог".
Сообщение: 224
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
3
Отправлено: 20.11.08 19:16. Заголовок: Мария Антуанетта ht..
Мария Антуанетта
Мария-Антуанетта, имя, данное при рождении, Мария Антония Йозефа Иоганна Габсбургско-Лотарингская (2 ноября 1755, Вена, Австрия — 16 октября 1793, Париж, Франция). Королева Франции, младшая дочь императора Франца I и Марии-Терезии. Супруга короля Франции Людовика XVI .
Мария Терезия - мать Антуанетты
7-летняя Мария
20 июня 1792 год - Тьюлери
Антуанетта , 1779 год
МАКСимка
Сообщение: 225
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
3
Отправлено: 09.12.08 11:03. Заголовок: Письма Марии-Антуан..
Письма Марии-Антуанетты Екатерине Второй
Печатаемые ниже два письма французской королевы Марии-Антуанетты к Екатерине II и проект ответного письма последней хранятся в Архиве феодально-крепостнической эпохи в Москве (ГАФКЭ, отд. IV), входят в состав публикации донесений царского посла в Париже И. Симолина во время великой буржуазной революции 1789 г. (см. сборник «Литературное наследство». Т. XXX—XXXI).
История тайных сношений французской монархии с иностранными державами в целях восстановления абсолютизма освещена значительным количеством архивных публикаций XIX века. Достаточно напомнить изданную Арнетом переписку Марии-Антуанетты с Иосифом II и Леопольдом II (1866), письма Марии-Антуанетты в собрании «De la Rocheterie et de Beaucourt» (Recueil... publie pour la Societe d'histoire contemporaine). Paris. 1895. 2 vol.; Vivenot. A. und Zeissberg, H. «Quellen zur Geschichte der deutschen Kaiserpolitik Oesterreichs 1790—1801». Wien. 1879—1890, секретную переписку Мерси-Аржанто с Иосифом II, изданную Арнетом и Фламмермоном (1889—1890) и др
В XX в. и, в частности, в последнее десятилетие продолжают выходить издания, в которых публикуются материалы, проливающие свет на подготовку вооруженной интервенции в XVIII в. и на участие в ней России (de Рimоdan «Le comte F. С. de Mercy-Argenteau». P. 1911 и др.).
В ряду документов этого рода собственноручные письма Марии-Антуанетты —в которых она тайно обращается к русской императрице, прося ее взять на себя организацию «вооруженного конгресса» держав для подавления революции.
Первое письмо, датированное 3 декабря 1791 г., впервые было опубликовано по копии документов Feuillet de Соnсhеs (Louis XVI, Marie-Antoinette et M-me Elisabeth». T. IV, p. 276—281), без указания местонахождения оригинала. Письмо это было наряду с некоторыми подложными письмами Марии-Антуанетты (Обилие «апокрифических автографов» Марии-Антуанетты, представляющих ходкий товар на рынке коллекционерства, побудило, как известно, de la Rocheterie к изданию строго проверенных аутентичных ее писем) доставлено Екатерине II через посредство секретного агента королевской семьи барона де Бретейля, находившегося в Брюсселе.
Основной задачей этого послания, а также отправленных одновременно с ним секретных писем королям Испании, Швеции и Пруссии, было сообщить этим монархам, что принятие Людовиком XVI после неудавшегося бегства в Варенн конституции отнюдь не является добровольным, не означает примирения с созданным революцией порядком... и потому не только не препятствует их вмешательству в дела Франции, но должно всемерно ускорить его.
Вторая цель письма Марии-Антуанетты — осведомить императрицу Екатерину II о взаимоотношениях и плане действий, как они [113] представлялись Людовику XVI и Марии-Антуанетте. Они опасались, что «партии принцев», группировавшей силы в Кобленце, удастся окончательно привлечь Екатерину II на свою сторону, что они общими силами вторгнутся во Францию для полного восстановления старого строя и что оскорбленное этим национальное чувство заставит слои революционной буржуазии, которые король надеялся постепенно «образумить», отшатнуться от него, и тогда королевской семье не миновать народной расправы.
Опубликованное лишь в 1930 г., письмо Ферзена, организатора ряда попыток бегства королевской семьи (A. Soderhjelm «Fersen et Marie-Antoinette>. Journal intime et correspondance. P. 1930), от 12 августа 1792 г. к своей сестре вполне подтверждает такое освещение истинных чувств Марии-Антуанетты. Он заканчивает это письмо полным тревоги восклицанием: «Пятнадцатого пруссаки вступят во Францию; этот момент будет критическим. Боже, спаси короля и королеву!».
Приняв таким образом все меры к тому, чтобы их «истинные друзья» — монархи — узнали их «настоящие чувства», Людовик XVI и Мария-Антуанетта вступили окончательно на «очень трудный, но верный», по ее выражению, путь. «Очень важно, — пишет она Екатерине II, — чтобы мы сами на конгрессе совершенно не фигурировали, чтобы принцы и все французы вообще оставались на заднем плане, чтобы не вызывать никакого подозрения, постараться внушить доверие».
Следуя этой тактике, Людовик XVI, как известно, произносит в Законодательном собрании торжественную речь, в которой не только вновь заверяет Собрание в своей верности конституции, но даже предъявляет курфюрсту Трирскому ультимативное требование — прекратить группирование на его территории французских эмигрантов. Что касается Марии-Антуанетты, то она, уверяя Барнава в письме от 7 августа 1792 г. в своей «искренности» и «прямоте» в отношении принятия конституции, в тот же день пишет австрийскому посланнику Мерси-Аржанто, что конституция — «сплетение невыполнимых нелепостей» (tissu d'absurdites impraticables»), и настаивает на том, чтобы «державы выступили, имея за собой вооруженную силу». То же повторяет она в письмах к нему же от 21 и 26 августа; «Доклад о конституции, который должен быть сделан в Собрании, — сплетение нелепостей, дерзостей и похвал Собранию...» «Так существовать далее невозможно! — восклицает она. — Нам остается лишь усыплять их бдительность, вызвать их доверие к нам с тем, чтобы затем лучше их обмануть». Несколько позднее, в декабре, она пишет Ферзену: «Какое будет счастье, если настанет день, когда я вновь буду настолько сильной, что смогу доказать этим негодяям, что я не поддалась на их удочку». Единственное свое спасение она видела в выигрыше времени до момента вмешательства иностранных держав. «Необходимо во что бы то ни стало, чтобы они пришли к нам на помощь; но во главе их должен встать и все направлять император».
Император, как известно, обманул надежды Марии-Антуанетты на быструю и реальную помощь, о чем она пишет Екатерине II (Еще более резко выражает она свое негодование по адресу императора в письме Ферзену от 7 декабря: «Какое несчастье, что император предал нас!» (Rocheterie T. II, p. 345).), она перенесла все свои упования на русскую императрицу. Посредником в переписке с ней она избрала русского посла Симолина. Подробности этого сближения мы находим, с одной стороны, в донесениях Симолина из Парижа от 22 декабря 1791 г. — 2 января 1792 г. и из Брюсселя от 31 января — 11 февраля 1792 г.( См. сборник «Литературное наследство».), с другой же — из «Заметок» Крафорда (Quentin [114] Crauford «Notices»). Этот шотландский аристократ, бывший резидент английского короля в Манилле, был еще до революции приятелем Симолина. Он играл видную роль в подготовке вареннского бегства: во дворе его дома стояла знаменитая карета, в которой ехала королевская семья. Вместе с Ферзеном они покинули в ту же ночь Париж и вместе с ним продолжали попытки организации нового бегства королевской семьи, для чего Крафорд ездил к шведскому королю и в качестве уполномоченного последнего — к английскому королю. Поскольку все эти наиболее доверенные люди работали вне Франции, королеве пришлось обратиться за помощью к Симолину.
Симолин пишет Остерману 2 января 1792 г.: «Недавно, когда я был приглашен на карточный вечер к королеве, она сделала мне честь, подозвав и сказав, что желала бы побеседовать со мной, но не решается, так как окружена шпионами, которые непрестанно следят за ней; потом она добавила, что восхищается величием души императрицы и ее благородным и великодушным обращением с французским дворянством» (Имеется в виду письмо Екатерины II к герцогу де Брольи от 22 октября 1791 г в котором она восхваляет доблести французского дворянства, бывшего всегда оплотом монархии. Это письмо было ответом Екатерины II на те адреса которые французские эмигранты во главе с Брольи посылали императрице, стремясь закрепить и расширить ее содействие.). Симолин на это ответил, что «ее величество королева не должна сомневаться в особом интересе ее императорского величества к положению короля и всей королевской семьи и в ее искреннем желании иного порядка вещей». Несколько дней спустя королева предупредила Симолина через императорского поверенного в делах Блуменсдорфа, что она желает передать ему письмо для императрицы.
Однако это первое письмо еще не было доверено Симолину. Когда же 24 декабря в Париж пробрался из Брюсселя для связи с королевой Крафорд, он устроил свидание Симолина с Людовиком XVI, рекомендовав его как самого надежного и обладающего большим тактом дипломата, которого можно послать с поручением к императору.
В своем донесении непосредственно Екатерине Симолин с большими подробностями рассказывает о своем тайном свидании с королевой, а затем и королем, во время которого он взял на себя миссию лично доставить письма императору и его канцлеру, а также второе письмо королевы к императрице.
Как же реагировала Екатерина II на это обращение к ней французских монархов? В ГАФКЭ сохранился проект ее ответа, в котором она обещает сообщить свое решение лишь после получения соответствующих ответов от венского и берлинского дворов на ее обращение к ним по поводу французских дел.
Но это была лишь своего рода отписка, оттяжка окончательного решения вопроса о форме участия в интервенции. Екатерина определенно решила ориентироваться на партию эмигрантов, о чем свидетельствует написанная ею по получении донесения Симолина от 31 января — 11 февраля 1792 г. записка. В этом документе Екатерина II объясняет значение тех нотабене, которыми она отметила ряд мест в указанном донесении. Наиболее интересно двойное нотабене, которым она подчеркивает слова Симолина о том, будто король и королева «признали, что дворянство и парламенты разорили Францию и что банкротство неизбежно». В своей записке Екатерина II раскрывает значение своей пометки. «А вот я, например, не знаю, — пишет она,— каким образом дворянство и парламенты разорили Францию. Им (Людовику XVl и Марии-Антуанетте) это внушают, чтобы отдалить от тех, кто служит поддержкой трона, и от той влиятельной [115] партии, которая могла бы им помочь». Это «выступление против дворянства и парламентов» наряду с предложением «послать графа д-Артура в Испанию», т. е. парализовать деятельность «партии принцев», ей кажется настолько нелепым, что она готова заподозрить самого Симолина, сообщающего ей об этом, в том, что он сделался «орудием демагога». Одобряя поведение Симолина в его готовности сделать «доброе дело» — помочь «несчастным», она в то же время отказывается следовать предлагаемой ими программе действий, считая ее внушенной теми группами, которые «боятся, как бы дворянство, парламенты и принцы не восстановили власти короля». Более того, она ставит в вину королю и королеве то, что они «отстранили всех, кому следовало бы окружать трон, и заявляют, что около них одна сволочь».
(Писанное на имя Принцессы Елизаветы, сестры Людовика XVI)
5 (16) октября (1793) в четыре часа с половиной поутру.
“Пишу к вам, любезнейшая сестра, в последний раз. Я осуждена не на позорную смерть, ибо она существует только, для преступников, но на соединение с вашим братом, Будучи невинна, как и он, надеюсь оказать туже твердость в последние минуты. Я спокойна, ибо совесть ни в чем меня не укоряет. С глубочайшим огорчением оставляю бедных детей моих; вы знаете, что я жила единственно для них. В каком положении, оставляю я вас, добрая и нежная сестра! Вы пожертвовали всем, чтоб не расставаться с нами. Я узнала из актов процесса, что дочь моя разлучена с вами. Ах! Бедное дитя! Не смею писать к ней: она не получит моего письма. Не знаю, получите ли вы сие письмо. Примите для обоих детей моих, мое благословение! Надеюсь, что некогда, пришед в возраст, они будут соединены с вами, и будут в полной мере пользоваться вашими нежными попечениями. Они должны помышлять о правилах, кои я беспрерывно старалась им внушить, что точное дополнение должностей есть важнейшее дело в жизни, что дружба и взаимная доверенность составят их счастье. Дочь моя, в возрасте своем, должна помнить, что она обязана помогать брату своими советами, внушаемыми ей опытностью и дружеством, а сын мой, с своей стороны, обязан оказывать сестре своей все рачения и услуги, внушаемые дружеством. Оба должны чувствовать, что в каком бы состоянии не были, они найдут счастье свое единственно в тесном между собою союзе. Пусть они возьмут нас в пример. Сколько утешений дружба доставляла нам в несчастье! А в счастье, наслаждаемся им вдвое, когда можем, разделить его с другом. И где можешь найти друзей нежнее, любезнее, если не в семействе своем? Сын мой должен всегда помнить последние слова отца своего, которые и я подтверждаю он никогда не должен стараться об отмщении за нашу смерть.
Я должна упомянуть о обстоятельстве, горестном для моего сердца. Знаю, сколько этот ребенок причинил вам огорчений. Простите ему, любезная сестра; вспомните о его возрасте и о том, как легко заставить ребенка говорить, что хотят, и даже то, чего он не понимает. Надеюсь, что наступит день, в который он почувствует всю цену ваших милостей и нежности к ним обоим. Остается сообщить вам последние мои мысли. Я хотела написать их в самом начале процесса; но мне не позволяли писать, и притом процесс производился так скоро, что я не имела для того времени.
Умираю в религии отцов моих, апостольской римско-католической, в которой была воспитана, и которую всегда исповедовала. Не ожидаю никакого духовного утешения, не знаю, есть ли здесь священники сей религии, и притом им опасно входить в место моего заключения.
Усердно молю Бога об отпущении грехов, соделанных мною в жизни моей. Надеюсь, что в благости своей, он услышит последние мои молитвы о принятии души моей в своем милосердии и благости. Прошу прощения у всех, которых я знаю, особенно у сестры моей, в огорчении, которое могла причинить им неумышленно. Прощаю врагам моим зло, которое они мне сделали. Прощаюсь с моими тетками, братьями и сестрами. Я имела друзей; мысль о вечной разлуке с ними и о бедствиях их более всего терзает меня пред кончиной. Пусть они знают, по крайней мере, что я до последней минуты о них помышляла. Простите, добрая и нежная сестра! Желаю, чтоб сие письмо дошло до вас! Помышляйте всегда обо мне. Обнимаю вас и бедных, милых детей моих от всего моего сердца! Боже! Сколь трудно расставаться с ними навсегда! Простите! Простите! Теперь займусь духовными моими обязанностями. Я невольна в делах своих; может быть, приведут ко мне священника, но объявляю, что я не скажу ему ни слова, и что буду поступать с ним, как с человеком совершенно мне чуждым”.
Верно с подлинником, написанным рукою Е. В. Королевы Марии-Антуанетты. Министр общей Полиции Королевства Граф де Каз.
МАКСимка
Сообщение: 724
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
5
Отправлено: 18.12.08 23:51. Заголовок: графиня де Мей Спас..
графиня де Мей Спасибо большое за завещание. Я его давно хотел прочитать, т.к. слышал, что оно существует.
У круглой башни Консьержери В воде расквашены фонари. Антуанетта глядит в окно. Парижа нету: в воде черно.
Тиха стихия без «высших мер»: Листы сухие, да хрип химер. То факел бьётся, то ночь слепа… Потом ворвётся в тюрьму толпа – Ворота – грудью в булыжный двор: Веревки – судьи, нож – прокурор!
Жесток и жуток Париж в ночи, И проституток ждут палачи… Годна в кассандры любая сводня: Причины – завтра, башку – сегодня.
Обратным шагом наш мир творится: Из книг – бумагу, Из фильмов – лица, А из Адама наделать глины Готовы яма и гильотина. Суд? Это завтра.
А нынче – крак! Причины? Завтра, А нынче – так: Судьба готова, Привычный ход Сквозь Гумилёва К Шенье ведёт… Ведь жизнь – козявка, И C’ est exact : Причины завтра, сегодня – факт.
На Гревской площади Бьет барабан, Чернеют лошади И шарабан. Жесток и жуток, Париж – ничей: Ни проституток, ни палачей…
А на бульваре висят вдвоём Две жалких твари: Ночь и Вийон…
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 67
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме