Хотя этот отрывок приводится в книге Дюма «Жизнь Людовика XIV», на самом деле это исторьетка Тальмана.
«Гийом Ботрю, государственный советник, член Французской академии, происходил из хорошей семьи и женился на дочери генерал-прокурора, которая, поступив ко двору, не хотела носить имя Ботрю, поскольку Мария Медичи, сохранившая итальянское произношение, называла бы ее м-м «Ботру» (*красивая дырка, извиняюсь
). Эта дама слыла чудом непорочности, поскольку никогда не выходила из дома и решительно нигде не бывала, с чем многие поздравляли мужа, называя счастливцем. Но что же! Этот счастливец вдруг узнал, что жена его была домоседкой только потому, что у нее имелся любовник дома, его собственный камердинер. Наказание было соразмерно с преступлением: слугу он сослал на галеры, насладившись сначала собственным мщением, а жену выгнал из дома, и когда она родила, не захотел признать ребенка.
Ботрю прославился своими шутками. Однажды, смеясь, он сказал королеве-матери, что епископ Анжерский творит чудеса; королева спросила, какие, на что Ботрю отвечал — многие, и между прочим епископ исцелил себя от болезни, от которой, особенно сегодня, очень редко исцеляются; епископ, узнав о насмешке, громко жаловался, а Ботрю также громко отвечал:
— Как я мог такое сказать! Ведь епископ все еще болен!
Играя в пикет с неким г-ном Гуссо, глупость которого вошла в поговорку, Ботрю сделал ошибку и, заметив ее, воскликнул:
— Боже! Какой же я Гуссо!
— Милостивый государь, — заметил Гуссо, — вы дурак!
— Разве я не то же сказал? — удивился Ботрю.
— Нет, — ответил собеседник.
— Ну, так я хотел это сказать!
Ботрю публично смеялся над герцогом д'Эперноном и однажды так уязвил его какой-то эпиграммой, что тот велел отколотить шутника палкой. Через несколько дней Ботрю явился во дворец с палкой.
— Что это? У вас подагра? — спросила королева.
— Да нет, — ответил Ботрю.
— Так почему же вы ходите с палкой? — не успокаивалась королева.
— Ах! — вмешался принц Гемене. — Я объясню это вашему величеству. — Ботрю носит палку, как святой Лаврентий носил свою решетку. Это — символ его мученичества!
Ботрю был очень упрям и говорил, что знал только одного человека, который упрямее, одного провинциального судью. Однажды утром этот уже надоевший судья пришел к Ботрю.
— Однако, — сказал Ботрю слуге, — скажи, что я в постели!
— Сударь, — ответил слуга, исполнив поручение, — он говорит, что подождет, пока вы встанете.
— Так скажи ему, что я очень нездоров!
— Сударь, он говорит, что знает превосходные рецепты.
— Передай ему, что я в отчаянном положении и надежды почти нет!
— Сударь, он сказал, что в таком случае не хочет, чтобы вы умерли, не простившись с ним.
— Сообщи ему, что я умер!
— Сударь, он желает окропить вас святой водой!
— Ну, — сказал тогда Ботрю, — вели ему войти, если так!
Ботрю был человеком далеко не набожным и считал Рим химерой апостольства. Однажды ему показали список десяти кардиналов, возведенных в это достоинство папой Урбаном, начинавшийся кардиналом Факинетти.
— Я вижу только девять, между тем как вы говорите, что их десять! — И он прочитал одно за другим девять последних имен.
— Десять и есть, — возразил разговаривавший с ним, — вы пропустили кардинала Факинетти.
— Ах, извините, — сказал Ботрю, — я думал, что это общий их титул!
Однажды вечером, после того, как лошади Ботрю были в разъезде целое утро, а особа, которую он хотел отправить домой в своей карете, отказывалась от его готовности услужить, говоря, что бедные животные устали, Ботрю заметил:
— Хм! Если бы лошади мои были созданы для покоя, то Бог создал бы их канониками.
Впрочем, шутки Ботрю не всегда имели пустой шутовской характер. В Париже рассуждали об английской революции и непрочном положении Карла I.
— Да, — сказал однажды в разговоре об английском короле Ботрю, — это теленок, которого водят с ярмарки на ярмарку и которого, наконец, отведут на бойню. »
- участник сейчас на форуме