Сообщение: 28
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
0
Отправлено: 23.10.08 18:52. Заголовок: Гигиена
Гигиена Людовика XIII
Генрих IV крайним равнодушием к требованиям гигиены; мылся он крайне редко и источал сильный запах пота. В дневнике Жана Эруара, бывшего личным врачом Людовика XIII и наблюдавшего за королем с самого рождения (27 сентября 1601 года), имеется много подробностей, касающихся того, какие нормы гигиены соблюдались в отношении маленького дофина: «11 ноября 1601 года ему впервые натерли голову. 17 ноября 1601 года ему натерли лоб и лицо свежим сливочным маслом и миндальным молочком, поскольку там появилась грязь. 4 июля 1602 года его впервые причесали, ему это нравилось, и он поворачивался головой там, где у него чесалось. 3 октября 1606 года ему омыли ноги теплой водой в первый раз. 2 августа 1608 года впервые искупали».
Иногда Генрих IV купался в речке и брал с собой сына.
При этом, и будучи ребенком, и став взрослым человеком, Людовик XIII с трудом переносил дурные запахи Парижа и нередко лишался чувств от затхлого воздуха.
Достигнув разумного возраста, Людовик XIII становится крайне чистоплотным. С трудом переносит неряшливость некоторых придворных.
Каждое утро он принимает ванну- иногда по часу с лишним, а перед сном обтирается влажной губкой. Любит омывать ноги водой, настоянной на лепестках роз. Королевский медик Эруар во время многочисленных болезней короля предписывает ему принимать лечебные ванны.
Сообщение: 1361
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
7
Отправлено: 04.02.09 23:51. Заголовок: Для современных пред..
Для современных представителей североамериканского среднего класса "чистый" человек – это тот, кто каждый день ходит в душ и пользуется дезодорантом. У французских аристократов XVII века чистым считался тот, кто каждый день меняет льняную рубаху и поливает руки водой, пускай вода и мыло никогда не касаются других частей его тела. У римлян в первом тысячелетии, чтобы называться чистым, нужно было потратить не менее двух часов на купание, отмокание и отпаривание в воде различных температур, счистить пот и масло металлическим скребком, а напоследок намазаться маслом – это делали ежедневно, в компании друзей, но без мыла.
Чистота в первую очередь определяется не с помощью взгляда или обоняния. Главное – это человеческое восприятие. В каждой культуре ее понимают по-своему, выбирая некую золотую середину между неряшливостью и изнеженностью.
Гигиена всегда была удобным "кнутом", позволявшим ударить тех, кто понимает ее "неправильно". Чужаков обычно считали более грязными. Так, египтяне были уверены, что сидеть грязным в стоячей воде, как греки, глупо. Американцы в конце XIX века поражались тому, насколько неухожены европейцы. Нацисты утверждали, что евреи нечистоплотны. По меньшей мере со Средних веков путешественники в Европе пытались определить самую неопрятную страну – обычно этот титул доставался Франции или Испании. В то же время, представителей некоторых народов воспринимали как подозрительно чистых – например, европейцы многие века относились так к мусульманам, которые старательно очищали тела и мыли гениталии. Мусульмане отвечали той же монетой, считая европейцев откровенно мерзкими.
В большинстве своем наши современники считают, что до XX века люди особо не мылись. Во время работы над книгой мне не раз приходилось отвечать на вопрос, который задают с нескрываемым отвращением: "Разве от них не пахло?" Как говорил святой Бернар, там, где все пахнут, никто не принюхивается. Запах человеческого тела окружал наших предков повсюду, и они были привычны к постоянному аромату высохшего пота. Он был частью тогдашнего мира, равно как запах еды, цветов, мусора, соснового леса или навоза. Двадцать лет назад в самолетах, ресторанах, гостиничных номерах и в большинстве общественных заведений держался устойчивый запах сигаретного дыма. Большинство из нас его не замечало. Но теперь, когда чаще всего в подобных местах курить запрещено, мы вздрагиваем от негодования, если кто-то курит в помещении. Обоняние способно адаптироваться и учиться.
Нам, жителям современного Запада, определение чистоты кажется очевидным, универсальным и вневременным. В действительности ни одно из этих определений не соответствует истине. Чистота – это сложное порождение культуры, и ее понимание постоянно меняется.
Самое страшное в "грязных" запахах, как нас предупреждают, – то, что мы можем их распространять, сами того не сознавая. Нельзя быть абсолютно уверенным, что ты достаточно чист. Для меня символом женской утонченности в свое время была модель с обложки буклета Kotex о менструации, который назывался "Теперь ты юная леди". Эта совершенная голубоглазая блондинка с длинными волосами в платье спортивного покроя явно не допускала ни одного лишнего волоска на теле и всегда источала запах детской присыпки. Я понимала, что мне никогда не стать такой безукоризненной блондинкой, хотя весь мир доказывал, что к этому нужно стремиться.
Реклама учит мужчин, что они не продвинутся по службе без помощи мыла и дезодоранта, а женщинам постоянно напоминают, что никто не захочет заниматься с ними сексом, если не поддерживать тело абсолютно чистым. Неудивительно, что второй по популярности вопрос из тех, что мне задавали во время работы над книгой (почти всегда это делали женщины), был риторическим: "Как же они выносили секс друг с другом?"
На самом деле, никаких доказательств того, что рождаемость когда-либо падала по той причине, что люди слишком сильно пахли, не существует. И пускай нашим современникам трудно это принять, связь между сексом, отсутствием запаха и чистотой не всегда была такой, как теперь, и строить догадки на эту тему невозможно. Древние египтяне уделяли чистоте большое внимание, но и мужчины, и женщины обрабатывали гениталии духами, которые были призваны усилить их природный запах.
Древние в большинстве своем считали само собой разумеющимся, что в должных обстоятельствах здоровый запах человеческого тела может послужить мощным афродизиаком. Наполеон и его супруга Жозефина были для своего времени весьма привередливыми людьми и каждый день подолгу принимали горячие ванны. Однако из военного похода император писал жене: "Я вернусь в Париж завтра вечером. Не мойся". Когда я занялась изучением чистоты, люди стали периодически отзывать меня в сторону и признаваться в различных грехах: кто-то не пользуется дезодорантом, а просто моется с мылом, кто-то не каждый день принимает душ или ванну. Два писателя независимо друг от друга рассказали о суеверии: когда близится завершение важного проекта, они прекращают мыть волосы и не пользуются шампунем, пока дело не будет сделано. Одна женщина рассказала, что ее муж, с которым она живет уже почти 20 лет, моется по три раза в день. А она бы, по собственным словам, хотела узнать, как тот пахнет "на самом деле".
То, в какой тайне люди рассказывали мне о своих "отклонениях", показывает, в каких жестких рамках мы живем. Пахнуть как человек – едва ли не преступление, нужно пахнуть экзотическими фруктами или печеньем. Стандарты, которые мы видим в журналах и на телевидении, – стерильные и искусственные.
Что может быть более обыденным, чем взять воды, кусок мыла и умыться? Тем не менее, умывание связано с одним из самых глубоко заложенных в нас чувств. Почти во всех религиях вода и чистота служат символами благодати, прощения и возрождения. По всему миру верующие совершают омовение перед молитвой – буквальное, как мусульмане, или символическое, как католики, опускающие пальцы в сосуд со святой водой при входе в церковь.
Устойчивая связь между грязью и виной, равно как между чистотой и невиновностью, укоренилась в нашем языке, если не в сознании. Мы говорим о "грязных шутках" и об "отмывании денег". Столкнувшись с чем-то морально неприемлемым, мы говорим: "Пойду помою руки". Понтий Пилат умывал руки, приговорив Иисуса к смерти, а леди Макбет неубедительно говорит после того, как подговорила мужа убить Дункана: "Немножечко воды все смоет с нас". Погружение в воду, крещение водой всегда связывается с переходом, сменой одного состояния на другое – превращением из безымянного младенца в члена общества, наделенного именем, вступлением в брак, уходом из жизни.
Один из самых распространенных похоронных ритуалов – омовение покойного. Это действие лишено практического смысла, но имеет глубокое символическое значение. У иудеев последнее омовение – торжественный ритуал, в ходе которого представители похоронного товарищества поднимают тело и выливают на него двадцать литров воды. У других народов – японцев, ирландцев, яванцев, русских – принято, чтобы труп омывали родственники или близкие соседи умершего. Все это означает, что забота об усопшем должна сделать его чистым перед последним путешествием к месту упокоения. Климат, религия, отношение к частной жизни и личности также сказываются на том, как мы моемся. Для многих сегодняшних жителей Запада мытье – один из самых интимных процессов. Однако для древних римлян оно служило поводом для общения, как и для современных японцев, турок, финнов.
В культурах, где групповая солидарность важнее индивидуальности, нагота вызывает меньше проблем, а необходимость очищать тело и избавляться от запаха не так необходима. Сообразно с тем, как меняются эти ценности, меняется и понимание слова "чистый".
Отправлено: 20.03.10 00:45. Заголовок: Интимная гигиена и г..
Интимная гигиена и гигиеническая традиция: от античности до наших дней Автор: Саид Ягья, Санкт-Петербург. Отрывок
Падение Рима, создание в Европе германских государств означали глубокие перемены в социальной, культурной и религиозной жизни. В течение последующих почти полутора тысяч лет в Европе существовали крайне редуцированные гигиенические обычаи и правила. И простолюдины, и знать чрезвычайно редко заботились об общей гигиене, годами не принимали ванну, не совершали туалет половых органов. Так было в VI веке, так было в XIII веке, так было в конце XVIII века нашей эры! «Счастлив ваш нос, не обоняющий запах германца», - говорил в конце V века нашей эры галло-римский аристократ Сидоний Аполлинарий, обращаясь к своим родным, французский философ Монтень (XVI век) сетовал на то, что соотечественники не принимают ванну, а в середине XIX века Бальзак писал о «страшном зловонии и грязи» парижских улиц, домов и самих парижан. Не стоит думать, что такое небрежение гигиеною было вызвано недоступностью воды или моющих средств. Развитое мыловаренное производство существовало в Марселе, в Венеции, в городах Германии и Англии. Вместо мыла могли использовать щелок, пемзу, ячменную закваску, бобовую муку и глину (нынешний «гоммаж»!). Европейский «санитарно-гигиенический упадок» обусловлен тем, что в рамках новой религиозной традиции, распространившейся в европейском регионе, «телесное» называлось греховным. Поэтому заботу о теле, его чистоте и красоте считали занятием сомнительным или порочным. В течение веков те же религиозные положения определяли медицинскую и гигиеническую традицию, девизом которых стала латинская максима «Saepe manus, raro pedes, nunquam caput» («Руки - часто, ноги - редко, голову -никогда»).
Иначе говоря, веками европейцы считали тщательные и регулярные омовения опасными или вредными процедурами. И проказники Бокаччо, и герои Шекспира, и мушкетеры Дюма, и фрейлины Марии Антуанетты мылись чрезвычайно редко. Полагали, что вода сквозь поры может проникнуть внутрь тела и «затопить» его, поэтому после ванны, которую принимали 2-3 раза в год (XV век!), рекомендовали неделю провести в постели, укрывшись периною. Даже в XIX веке существовали похожие предрассудки. «Не следует принимать ванну чаще 1 раза в месяц, - рекомендовали лекари 1850 года.- Долгое сидение в ванне, развивает праздность, вызывает снижение работоспособности» (Perrot Ph., 1981). В середине XIX столетия медики предупреждали: «Мытье часто является причиной головной и зубной боли» ( Vigarello G., 1985). Жирный блеск причесок красавиц XIX века (посмотрите на портреты Брюллова !) обусловлен тем, что волосы редко мыли, но часто смазывали жиром и затем посыпали крахмальной пудрой.
Страсть к цветам и ароматам европейских королевских дворов (например, двор Людовика XV называли «парфюмированным») обусловлена не «куртуазностью» или «галантностью» нравов, а необходимостью скрыть смрад.
Как показали историки Жорж Вигарелло и Ален Корбен, в Европе XVII – XVIII столетий общей практикой была так называемая «сухая чистка»: при дворе Людовика XIV лицо и руки протирали надушенными салфетками (прообраз нынешних гигиенических салфеток!), об общей гигиене не беспокоились, а на блестящих балах в воздухе стоял запах немытого тела. Редкие «чистюли» тех времен (к ним, например, относилась мадам Помпадур) нарочно не использовали духи, дабы подчеркнуть чистоту своего тела. В те времена много свадеб играли в июне, поскольку в мае было принято мыться, и в течение месяца человек пах сносно. Правда, на всякий случай невеста имела при себе пучок цветов, с тех пор и существует традиция свадебных букетов. Цветы использовали непосредственно на теле: например, французский врач Жером де Мерибель советовал натирать подмышки розами, если «они воняют козлом». Известный немецкий драматург Патрик Зюскинд, наш современник, в своем романе «Парфюмер» точно и верно писал о Франции XVIII столетия: «В городах того времени стояла вонь, почти невообразимая…»
Отправлено: 20.03.10 00:52. Заголовок: «МЕСТО ДЕЙСТВИЯ «ПАР..
«МЕСТО ДЕЙСТВИЯ «ПАРФЮМЕРА» (средневековые парфюмерные фабрики в Грасе во Франции)
Тихий, спокойный городок в приморских Альпах – таких много. Ратуша, церкви, мощеные площади и улицы, черепичные крыши. Однако же был век, когда Париж не мог жить без Граса… да что там, вся Европа не понимала, как она раньше могла обходиться без Граса!
Средневековая Европа пахла плохо. Канализацию еще не придумали – ее роль выполняли канавки на улицах, где струились зловонные ручьи помоев. Ночные горшки стояли под кроватями по целой ночи. К мытью тела тогдашний люд относился подозрительно: нагота – грех, да и простудиться можно… Выход нашли такой: пользоваться духами.
В сущности, Европа уже немного разбиралась в ароматах – после крестовых походов. Дамы были весьма довольны, когда кавалеры привозили ароматические вещества из дальних поездок или же покупали их у венецианских и кордовских торговцев благовониями. Кипр дарил Европе сандал, Сирия – камедь, Африка – сабур, выпаренный сок листьев алоэ, Индия – пачули, Средняя Азия – амбру и мускус…
Но секретов дистилляции, известных арабским парфюмерам, Европа еще не открыла. Придворные алхимики, конечно, скрупулезно работали над созданием собственных рецептов. Полагая, что чем ингредиенты контрастнее, тем интереснее результат, они смешивали настой левкоя с сушеными толчеными лапками жаб или варили лепестки роз с конским навозом… Легко представить «прелесть» этих смесей – но алхимикам их безудержная изобретательность сходила с рук: хоть чем-то надо было душиться! В лексиконе прочное место заняли слова «опопанакс» и «асафетида», которая носила и другое название – «вонючая камедь». Слово «пахнет» мало подходит к асафетиде, уж скорее «смердит» - но вкусы не были тогда слишком избирательными.
Гигиену так и не признавали. К чему? Есть духи, есть пудры, есть благовонные масла, и этим набором можно пользоваться хоть сто раз на дню. Чем больше намешано разных запахов – тем обольстительнее – так диктовала мода. Сохранилась записка, посланная Генрихом Наваррским своей возлюбленной, Габриэль д'Эстре: «Не мойся, милая, я буду у тебя через три недели». Что такое три недели без ванны для любящего сердца в XVI веке? Сущие пустячки.
Душили все: лицо, тело, прическу, одежду, перчатки… Кожаные перчатки – это было модно и ново, их начали производить совсем недавно. Но запах натуральной кожи считался грубым и неприличным, и поэтому перчаточники вымачивали продукцию в сандаловой, мускусной, ванильной эссенциях.
Перчатки и легли в основу истории возвышения и процветания города Граса. Жители его испокон века делились на тех, кто дубил телячьи кожи и тех, кто взращивал ароматические растения – жимолости, кассии, гиацинты, лилии. С XVI века обе корпорации неустанно искали способы промышленного (как мы бы сказали теперь) производства эфирных масел. Упорные поиски увенчались успехом – заработали перегонные кубы, тайну которых ревностно скрывали арабские мастера, и по всему городу разнесся аромат благовоний. В скором времени грасские парфюмеры получили признание, а близость к морским портам обеспечила им доступ к самым разным сортам заморских кож и душистым растениям всего мира.
О перчатках можно было заботиться меньше: главным стало обилие ароматов. Каждая знатная дама желала иметь личное благоухание, отличное от всех прочих. Выполнить такие заказы можно было только научившись смешивать эссенции: розмарин и гиацинт, резеду и лилию, дубовый мох и бергамот. Искусство композиции духов, известное нынче повсеместно, тоже зародилось в перегонных мастерских Граса.
Метод дистилляции поистине стал универсальным, но с наиболее тонкими цветами – например, с туберозой, с жасмином – обращались по-особому, с наивысшей деликатностью. Лепестки раскладывали на деревянной раме, обильно вымазанной говяжьим нутряным жиром, затем смывали получившийся крем спиртом и выдерживали настой строго определенное время – цветы отдавали свой запах без температурного воздействия. Этот способ получил название «анфлераж».
В 1614 году грасские перчаточники из рук самого Людовика XIII получили патенты на производство духов, а через столетие Европа уже не могла без содрогания представить свою жизнь без грасских ароматов! Парфюмерные лавки наводнили столицы. Версаль получил прозвание «двора духов», положение обязывало менять ароматы каждый день, последним криком моды стал «красный крепон» - бант из ленты, вымоченной в вине с благовониями…
Мужчины не отставали от женщин – даже (в особенности!) великие мира сего. Известно, что даже Наполеон возил за собою в походы солидный кофр, набитый приятно пахнущими горшочками и кувшинчиками, а в мирное время изводил на себя ежемесячно до шести десятков флаконов духов!
Парфюмеры создавали духи для любого слоя общества, даже для отдельных районов. Были духи для модисток и швей, для королевских особ и для простолюдинов, для дам полусвета и дам на покаянии, душистая вода для предместья Сен-Жермен и притирание для прогулок в Булонском лесу…
В конце XIX века химия догнала парфюмерию. С помощью синтеза удалось получить приятные запахи от искусственных веществ: кумарин стал пахнуть свежим сеном, терпинеол – сиренью, названия ванилина и гелиотропина говорили сами за себя… Грасские зелья растаяли в море новых композиций. Но доски для «анфлеража» источают тончайшие ароматы грасской розы до сих пор…
Отправлено: 20.03.10 01:03. Заголовок: Анник Ле Герер Аром..
Анник Ле Герер Ароматы Версаля в ХVII-XVIII вв. эпистемологический подход
Когда говорят о ароматах Версаля, то на ум первым делом приходит королевский двор, где искусство казаться достигло своего апогея. В подобном контексте не вызывает удивления широкое использование как собственно духов, так и разнообразных душистых аксессуаров — саше, перчаток, надушенных вееров. Распространяясь в воздухе, аромат образует вокруг человека своеобразный ореол, продлевающий и возвеличивающий его присутствие. Он расширяет бытие и социальную сферу придворного.
Непосредственный контрапункт этому благоуханию — чудовищная вонь вокруг дворца, не ведающего отхожих мест. Тому имеются весьма красноречивые подтверждения, в частности, следующее свидетельство Ла Морандьер, относящееся к 1764 году: «Парки, сады и сам замок вызывают отвращение своей мерзостной вонью. Проходы, дворы, строения и коридоры наполнены мочой и фекалиями; возле крыла, где живут министры, колбасник каждое утро забивает и жарит свиней; а вся улица Сен-Клу залита гнилой водой и усеяна дохлыми кошками». * Le Guérer A. Les parfumus à Versailles aux XVII et XVIII siècles: approche épistémologique // Odeurs et parfums / Textes rassemblés et publiés par D. Musset et Cl. Fabre-Vassas. P.: Ed. du CTHS, 1999, p. 133-141. 293
Широкое применение духов легко объяснить их статусом предмета роскоши, указывающего на общественное положение человека, а также необходимостью бороться против вони, — однако, как мне кажется, из всего этого не вполне ясно, почему такое небывалое распространение получают ароматические составы. Во времена Людовика XV французский двор так пропитался ими, что в Европе его стали называть «надушенным двором». Тут требуется иное объяснение, которое бы сопрягалось с уже имеющимися. Его логика менее очевидна, хотя мне оно представляется решающим. Эту логику я попытаюсь прояснить, рассматривая ароматические смеси той эпохи и их применение с позиций не столько исторического, сколько эпистемологического подхода.
Чтобы лучше понять роль, отводившуюся духам, начнем с церемонии туалета: в данном случае она весьма показательна, ибо в ней прочитывается теория гигиены, во многом отличная от современных представлений. Туалет Людовика XIV, описанный герцогом Сен-Симоном *, не предполагает использования воды. Единственный ритуал, которому следует король-Солнце, — это омовение рук винным спиртом. В XVII веке туалет совершался в соответствии с совсем иными предписаниями, нежели в наше время. Его цель — обойтись без воды, считавшейся вредоносной, и, напротив, широко использовать душистые составы.
Напомним, что эта тенденция восходит к 1348 году, времени великой эпидемии черной чумы. С тех пор врачи настоятельно рекомендуют избегать мытья горячей водой, полагая, что оно ослабляет организм, открывая кожные поры воздействию зачумленного воздуха. Этот страх перед водой и мытьем
* Мемуары Луи де Рувруа, герцога де Сен-Симона (1675—1755), посвящены последним десятилетиям царствования Людовика XIV и началу Регентства (1691—1723 гг.). Описание туалета Людовика см. в изд.: Сен-Симон. Мемуары. М., Прогресс, 1991. Т. II. С. 317—319. (Здесь и далее знаком * отмечены примечания переводчика.) 294
нарастает на протяжении XVI века и достигает наивысшей точки в XVII столетии. Ароматические продукты должны были заменить воду при совершении туалета. Однако они не только очищают кожу извне: считается, что они чистят также внутренности тела и предохраняют его от воздействия дурного воздуха.
Эти представления сегодня могут показаться удивительными, однако в основе их лежат две главных идеи: первая связана с тем, что можно обозначить как «реализм запаха»2, а вторая — с особыми свойствами, которыми наделяли ароматы еще со времен античности.
Действительно, проникая в нас, запах, независимо от нашего желания, заставляет вступить с его носителем в прямой и очень личный контакт. Поэтому очень рано сложилось представление о том, что запах, в силу своей всепроникающей способности, обладает большой эффективностью. Кроме того, считалось, что запах заключает в себе принцип и действенность любого вещества. Из этого следовало, что запах — не только верный глашатай материальной действительности, не только активная, но и индивидуализированная реальность. Поэтому каждое вещество отмечено своим особым запахом: философ Гастон Башляр назвал это убеждение «субстанциалистским»3. Тем самым запахи цветов, дерева или камеди несут в себе энергию соответствующего растения.
Согласно унаследованной от Древней Греции традиции, ароматы, выделяющиеся под действием солнца, имеют огненную и противогнилостную природу, а значит, способны препятствовать разложению. Это важнейшее свойство уже само по себе определяет многообразие применений ароматических веществ: в них есть особая сила, позволяющая очищать, оздоровлять и укреплять душу и тело. Считается даже, что ароматические вещества увеличивают естественные защитные силы организма, изгоняя такие печальные и благоприятствующие недугам страсти, как страх и тоска.
2 Bachelard G. La formation de l'esprit scientifique. P.: Vrin, 1980. Р. 115. 3 Ibid. Р. 102. 295
Все это позволяет объяснить, почему в эпоху, когда опрятность мыслилась в терминах «очищения» и «защиты» от дурных запахов, основополагающая роль отводилась духам. По мнению врачей, они были способны избавить организм от отбросов и одновременно создать защитную преграду между кожей и зачумленным воздухом. В XVII и XVIII вв. опасения вызывает не грязь как таковая, но загрязнение органов гуморальными жидкостями, застойным брожением, зловонными испарениями. Настоящее отсутстие чистоты — это не вши и блохи, а внутреннее разложение и миазмы. С точки зрения внутренней гигиены, духи действуют примерно так же, как кровопускание или прием слабительного: препятствуя излишнему полнокровию, они помогают содержать в чистоте внутренние органы и кровь. А впридачу они должны очищать кожу извне без ущерба для ее прочности и защищать ее от воздействия воздуха.
Усиленное применение благовоний объясняется именно этой верой в их гигиенические и профилактические свойства. Быть опрятным значит протирать кожу душистым болонским мылом с лимонным или апельсиновым запахом; ополаскивать лицо и руки ароматическим уксусом; опрыскиваться «Императорской водой», «Венценосной водой», «Великолепной водой». Надо наносить на руки мази из ириса, росного ладана и сладкого миндаля, очищающие их, но не повреждающие. Непременно нужно натирать зубы коричной, апельсиновой, гвоздичной или лимонной пастой. Волосы рекомендуется содержать в чистоте при помощи сандалового, розового, лавандового, жасминового масла или мази. 296
Фактически в эту эпоху медицинские средства и парфюмерия не разделялись. Показательный факт: именно по приказу Антуана д'Акена*, первого медика Людовика XIV, Бленьи, врач Месье, брата короля, сверяет формулы различных ароматических составов и публикует их собрание, озаглавив его, между прочим, «Секреты красоты и здоровья».
Возьмем для примера один из самых знаменитых составов — «Воду королевы Венгерской»; неразличение медицины и парфюмерии проявляется здесь особенно наглядно. Эта душистая вода на основе розмарина широко использовалась как средство туалета и при этом наделялась удивительными профилактическими и целебными свойствами. По легенде, когда-то семидесятидвухлетняя королева Венгрии излечилась с ее помощью от всех немощей, вернула себе красоту и здоровье и была просватана за польского короля. Бленьи оглашает внушительный перечень целебных свойств этого состава, предназначенного как для наружного, так и для внутреннего применения:
• если смочить им затылок, виски и запястья, то он восстанавливает испарившиеся телесные духи, прочищает застойные нервы, улучшает память, придает рассудительности, силы и веселья, бодрит чувства; • один лишь его запах излечивает головную боль и «пары»; • если вложить в уши ватку, пропитанную им, это избавит от мокроты и шума в ушах; • если нанести его на живот, это облегчит почти все брюшные боли; • если нанести его на веки, это укрепит зрение; • если омыть им все тело, это великолепно поможет при апоплексии, параличе, подагре и ревматизмах.
* Антуан д'Акен (1620-1696), первый медик Людовика XIV с 1672 по 1693 гг. Выступал против использования хины, ставшей модным средством в 1680-е гг. Современники считали его неловкость одной из причин смерти королевы Марии-Терезии, супруги Людовика XIV (1683). 297
«Вода королевы Венгерской» помогает также при опухолях, ушибах и ожогах. Одно время ею очень часто пользуется госпожа де Севинье*. А госпожа де Ментенон** настолько уверовала в благодетельные качества «Воды», что рекомендовала маленьким пансионеркам Сен-Сира*** регулярно использовать ее для защиты от дурного воздуха.
Врачи единодушно уделяют столь важное место ароматам, духам и благовонным испарениям, поскольку убеждены в их удивительном свойстве: запахи как ничто иное способны обволакивать человека и проникать в глубину его тела. Когда в 1686 г. у Людовика XIV развивается опухоль, Антуан д'Акен лечит его душистым пластырем, куда, помимо прочих ингредиентов, входят галбанум, опопонакс, мирра, олибан и мастика. Как и все врачи того времени, первый придворный медик Его Величества считает, что жизненные силы этих пахучих благовоний могут, проникнув внутрь тела, исцелить от опухоли. По замечанию эпистемолога Франсуа Дагонье, «глубинная философия» от- нюдь не чужда древним фармакологическим рецептам. * Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье (1626-1696): ее письма к дочери, содержащие большое количество бытовых деталей, в основном относятся к 1670-м гг. ** Франсуаза д'0бинье, маркиза де Ментенон (1635-1719), воспитательница незаконнорожденных детей Людовика XIV и маркизы де Монтеспан, со временем занявшая место последней. По-видимому, с 1684 г. - морганатическая супруга Людовика. *** Женское учебное заведение, основанное в 1686 г. госпожой де Ментенон. Для его воспитанниц написаны две «библейские» пьесы Расина — «Эсфирь» и «Гофолия». 298
Эта вера в действенность душистых, легких, воздушных эманации безусловно способствовала распространению ароматических составов и их разнообразному применению. Когда один из придворных медиков Людовика XIV создает распылитель для благовоний, он спешит подчеркнуть терапевтическое значение своего изобретения. Благодаря этому небольшому прибору, именуемому «королевской курильницей», уверяет он, душистые составы будут проникать непосредственно в легкие, сердце и кровеносные сосуды, полностью сохраняя все свои целебные свойства.
Об этой общности медицины и парфюмерии свидетельствует и множество иных, не столь многофункциональных продуктов. Например, «кюкюфы», лечебные колпаки, начиненные, в зависимости от финансовых возможностей владельца, либо благовониями, камедью и древесной смолой, либо мускусом и амброй. Их носят как ночью, так и днем, надевая под шляпу: похоже, они весьма полезны старикам, чувствительным к холоду и страдающим от головокружений, катаров, провалов памяти «и других старческих немощей». Существуют также косметические ткани и платки. Венерин платок — это кусок полотна, вымоченный на протяжении многих дней в ароматических составах; высушенный, он используется для сухого умывания лица. По тому же принципу изготавливаются ночные чепцы и повязки, предохраняющие от морщин.
В ароматических составах вымачивают и белье, используемое в чисто медицинских целях. Упомяну лишь несколько подобных приспособлений, где благовония применяются для точечной профилактики. Это и «бодрящие повязки», которые защищают лицо врача у изголовья больного чумой, и «защитные рубашки», специально ароматизированные для работы в госпитале и призванные оберегать от опасных испарений, которые исходят от зачумленных. Для последних предназначены пропитанные благовониями саваны. Все эти средства должны воспрепятствовать распространению чумного духа, «нейтрализуя» его хорошими запахами. 299
Подобная логика, равно характерная для медицинского и для парфюмерного искусства, просматривается и в использовании животных и минеральных веществ, добавляемых к благовониям для усиления их действия. Стремясь повысить эффективность ароматических составов, врачи и фармацевты без колебаний прибегают к субстанциям животного и минерального происхождения. В 1655 г. Валло* изготавливает для Людовика XIV мазь, в состав которой входит перуанский бальзам, муравьиная эссенция и раковый спирт. Два последних компонента, весьма сложные в изготовлении, добавлены отнюдь не случайно, но в соответствии с определенной логикой. Лечение запахами и косметические приемы прошлого вполне «рациональны». Когда в ароматические составы добавляют легкое лисицы, волчью печень, медвежий жир, скорпионов, измельченных мокриц, белое мясо кита, пепел саламандры, масло из земляных червей, олений рог, золото, серебро или жемчуг, либо даже кровь, мочу и экскременты, то делается это для усиления их лечебных свойств. Считается, что они впитывают силу других ингредиентов и переносят их внутрь организма, охваченного недугом или подвергающегося опасности. Например, добавление мяса гадюки в знаменитый териак должно сообщить этому сложному ароматическому составу свойства противоядия.
Другой пример — собачатина, которая входит в состав и мази против веснушек, и ароматического средства против ревматизма, именуемого «маслом рыжей собаки» и включающего шафран, алтей и зверобой. * Первый медик короля вплоть до 1671 г. 300
Однако введение животных или минеральных ингредиентов не должно заслонять того факта, что и в лекарственных, и в косметических составах важен прежде всего запах. Как утверждал один из медиков Людовика XIV, аббат Руссо: «Все действие лекарства состоит в передаче им [...] определенного запаха». Это относится и к целебным составам, включающим вещества животного или человеческого происхождения с тошнотворным духом. Таково, например, «универсальное средство», рекомендуемое аббатом Руссо. Несмотря на такие компоненты, как яички, половой орган и почки оленя, человеческие экскременты, моча и кровь, этот бальзам должен обладать приятным ароматом.
Теми же предписаниями диктуется и выбор весьма мрачного лекарственного материала, высоко ценимого в эту эпоху, мумие; обращение к нему — это доведенная до пароксизма попытка усилить жизненную энергию ароматов. Аббат Руссо прямо говорит об этом: «Поскольку человек — повелитель всех тварей, то ни одно животное по своим целебным свойствам не может сравниться с человеческим телом».
Считалось, что это древнее средство пришло из Египта: расхитители гробниц собирали в саркофагах фараонов пахучую жидкость, по консистенции напоминавшую мед. Однако повальное увлечение мумие вкупе с жаждой наживы очень быстро привели к распространению более чем сомнительных составов, которые уже в XVI веке клеймил великий хирург Амбруаз Паре*. Но поскольку поклонников этого средства не могли переубедить никакие предупреждения, медики принялись за создание современных соста- * Амбруаз Паре (ок. 1509-1590), известный хирург, близкий ко двору последних Валуа (Генриха II, Франциска II, Карла IX и Генриха III). Известен своими трудами о кровообращении. 301
вов, которые бы обеспечивали больных качественным мумие. В XVII веке, когда увлечение мумие достигло своего апогея, одним из самых удачных рецептов его изготовления считался рецепт Кроллиуса. Действие входящих в него благовоний многократно усилено за счет ингредиента, максимально близкого к жизни — тела молодого человека, умершего насильственной смертью. Согласно Кроллиусу, необходимо обзавестись трупом казненного преступника — молодого и желательно рыжего, поскольку рыжина есть символ жизненной силы. Затем отделить мясистые части, вытопить жир, хорошо промыть винным спиртом и держать под солнечными и лунными лучами два дня и две ночи, чтобы очистить содержащиеся в плоти жизненные принципы. Далее натереть их миррой, шафраном и алоэ и, наконец, подвесить над огнем, «как это делают с бычьими языками и свиными окороками, которые подвешивают над очагом, чтобы они приобрели восхитительный аромат»8.
Запах — «душа лекарства». Медики эпохи настолько в этом убеждены, что Фуркруа*, член Королевского медицинского общества, профессор химии Королевского Ботанического сада, незадолго до Революции разрабатывает классификацию лекарственных средств, основанную на их запахах. Его номенклатура состоит из семи классов. Она содержит прежде всего амброзийные средства, которые благодаря сильному и очень действенному аромату стимулируют нервы и сердце. Подобным эффектом обладают серая амбра, мускус, циветта и сандаловое дерево. Есть и такие благовонные лекарства, как лилия, жасмин, тубероза, шафран, чей стимулирующий эффект * Антуан Франсуа, граф де Фуркруа (1755-1809) - политический деятель, химик и натуралист. 302
проявляется еще быстрее. Ароматических лекарств очень много, и их свойства весьма разнообразны. Растения с терпким запахом — чеснок, лук-порей, галбанум, опопонакс — провозглашаются действенным защитным средством от чумы.
Многообразные достоинства, которые приписывали запахам медики, фармацевты и парфюмеры, естественно, поощряли неумеренное использование духов при версальском дворе. Для Людовика XIV это пристрастие в конце концов обернулось аллергией. Но прежде король лично наблюдал за изготовлением предназначенных для него благовоний, которым занимался знаменитый парфюмер Марсиаль. В XVIII веке, когда вода постепенно вновь начнет применяться при туалете, это не нанесет духам никакого ущерба: они широко используются для ароматизации ванны. И хотя при Людовике XV в версальском замке появляется несколько ванных комнат, это не отменяет широкого использования душистых смесей, ценимых за очищающий, предохраняющий и терапевтический эффект.
Решительный перелом происходит во второй половине XVIII века. Развитие химии мало-помалу заставляет усомниться в профилактической действенности ароматов, тогда как усовершенствование дистилляционных процессов позволяет создавать все более тонкие благовония. Все это ведет к обособлению парфюмерии, которая, отдаляясь от медицины и фармацевтики, обретает новый размах. В эпоху торжества сенсуалистской философии парфюмеры стремятся прежде всего потакать чувству обоняния, мало заботясь о том, чтобы защищать или исцелять от недугов. Этот разрыв с прошлым настойчиво подчеркивается в «Трактате о запахах» (1777) Антуана Дежана, парфюмера и специалиста по дистилляции: он сразу заявляет, что намерен вести речь только о благовониях и стремится угодить лишь здоровым людям. 303
Больные же, нуждающиеся в целительных ароматах, найдут их в трудах медиков и фармацевтов. Постепенно сходит на нет и использование целого ряда веществ животного и минерального происхождения, которые ранее добавлялись к благовониям для усиления их действия. Парфюмеры перестают упоминать и о профилактических и терапевтических достоинствах таких популярных прежде составов, как «Вода королевы Венгерской». Жан-Луи Фаржон, бывший парфюмер Марии-Антуанетты, а затем штатный парфюмер Наполеона, в своем знаменитом трактате «Искусство парфюмера» (1809) почти не упоминает о традиционных способах применения ароматических составов в терапии и профилактике.
Но хотя наступление рационализма лишило благовония былого значения, многовековая память об их сверхъестественных способностях жива и у современных парфюмеров. Нередко о былом «могуществе» напоминают названия духов: «Тайна» («Муstère») от Rосhas, «Черная магия» («Маgie noire») от Lancômе, «Чародейство» («Sortilègе») от Le Galion. Так что когда кутюрье Кристиан Лакруа выпускает духи «Жизнь» («La vie»), а Кларенс восхваляет достоинства своей туалетной «Живительной воды» («Еаu dynamisantе»), мы можем констатировать, что старинная вера в действенность ароматов по-прежнему остается частью нашей системы ольфакторных ценностей.
Перевод М. Неклюдовой Ароматы и запахи в культуре. Книга 1/ Cост. О.Б. Вайнштейн. М.: НЛО, 2003, с. 293-303.
Червинская Кристина Зубная паста, щетка, жевательная резинка... Как все начиналось. Отрывок
В средневековой Европе были популярны зубные эликсиры, производимые монахами и лекарями. Самым долговечным оказался эликсир отцов бенедиктинцев, изобретенный в 1373 году, который встречался в аптеках и в начале двадцатого века. Амбруаз Паре, популярный хирург 16 века, советовал обязательную гигиену полости, пропагандировал удаление зубного камня и отбеливание слабым раствором азотной кислоты. Впрочем, в Англии, в эпоху Елизаветы Первой кривые и черные зубы стали необыкновенно модными, так как сахар был одним их самых дорогостоящих товаров. Поэтому чтобы создать впечатление о себе, как о человеке богатом, знатные английские аристократы натирали их специальной мазью, чтобы придать им коричневый оттенок.
Бедные слои населения 17 века чистили свои зубы солью, с помощью палочки, обернутой тряпкой. Сохранился и рецепт зубной пасты из 1,5 унции драконьей крови, столько же корицы, и 1 унции обожженного алюминия. Надо полагать, что массового распространения такая зубная паста не получила из-за явного дефицита драконьей крови, носителей которых средневековые рыцари совершенно уничтожили.
Петр I в приказном порядке рекомендовал боярам чистить зубы толченым мелом и влажной тряпочкой. А народ повсеместно использовал угли из березовой древесины, которые отлично отбеливали зубы. Единственным условием было тщательно полоскать рот после такой процедуры. Придворный же стоматолог Людовика XV приучил всю французскую знать использовать мягкую морскую губку, смоченную в соленой воде.
Почти современные зубной порошок и зубная паста впервые возникли в конце 18 века в Великобритании. Они имели весьма приличную тару в форме керамического сосуда. Люди обеспеченные наносили пасту на щетку, а те, у кого на щетку не хватало денег, пользовались собственными пальцами. Невзирая на то, что авторами рецептов были дантисты, лекари и химики, в состав входили такие абразивные вещества, как кирпичная пыль, измельченный фарфор, глиняные осколки, мыло и мел. Так или иначе, эти порошки не имели успеха среди широкого круга потребителей, а журналы советовали чистить зубы раз в две недели палочкой, вымазанной оружейным порохом. Бабушку всех европейских зубных щеток нашли немецкие археологи при раскопках на месте бывшей больницы в городе Минден. Ее возраст составляет 250 лет, а длина десять сантиметров. Она была сделана из кости животного и была похожа на свою предшественницу, обнаруженную ранее, поэтому специалисты пришли к выводу, что в середине 18 века в этих окрестностях находилась мастерская, которая изготавливала костяные щетки со свиной щетиной, крепившейся с помощью проволоки. Тогда началось ее триумфальное шествие, по-видимому, из-за того, что богатые европейцы включили в свой рацион сахар.
В 1292 г. в Париже существовало как минимум 26 банных заведений» - эта фраза из Жака ле Гоффа кочует из одной статьи в другую, показывая, что в средневековье с банным делом обстояло если не лучше, то, по крайней мере, не хуже, чем во времена Римской империи. Мантра «26 парижских бань» уже давно запоминается лучше, чем «26 Бакинских комиссаров», несмотря на картину Исаака Бродского. Просто сакральное число какое-то:) Откуда оно?
Итак, оказывается, бани были просто публичными домами. Уточняем, а вдруг ле Гофф что-то не то имел ввиду (не забывайте, мы по условию задачи ничего толком о средневековье не знаем, даже такую «тайну полишинеля» про бани). Да, все правильно, бордели. Как в Германии1, так и во Франции2,7. Или, выразимся высокопарней, «салоны секс услуг». Сегодня они назывались бы «массажный салон». В принципе, там, конечно, и массаж сделать можно. В средневековых банях тоже было можно помыться заодно, ванны (кадушки) в этих «банях» присутствовали3.
Параллельно мы уточним, когда эти бани в Европе вообще были. Нам будет несложно выяснить, что бани приходят в Европу после крестовых походов, в XIII веке4, а к 1500 году практически исчезают5,6,7. То есть были они в Европе чуть больше двухсот лет и были не совсем бани. И даже в эти двести лет бани периодически закрывались на время чумы (кроме немецких).
Дальнейший поиск быстро выведет нас на статью Жукова Д.В. «Гигена в Средние Века». Это как раз тот автор, который нам нужен. Жуков Д. В. в 1995 окончил исторический факультет РГПУ им. А.И. Герцена, с 2000 аспирант кафедры педагогики и андрагогики Университета педагогического мастерства, учитель II категории. Автор и преподаватель курсов “История рыцарства”, “Дама в средние века”. Вот уж он-то очернять средневековье точно не будет.
Статья, кстати, написана грамотно, с попыткой объективной подачи материала, без явных передергиваний (до вывода;) и т.п. и начинается с констатации того факта, что «в историографии вопроса существуют два различных течения: признающих и не признающих успехи гигиены в средние века». К какому течению принадлежит сам историк, думаю, понятно. После многочисленных цитат автор приходит к вполне прогнозируемому выводу:
«Таким образом, как видим, в XII-XIII веках сложился устойчивый идеал чистоты и гигиены, во многом совпадающем с современными понятиями».
Я бы не сказал, что мне ясно, каким образом этот однозначный вывод может появиться после приведенных самим автором цитат, вроде:
«Монах Монтаудонский (ок.1193-1210) пишет, сколь претит ему «ждать ночью мойщицу горшка» (60,с.124). Если это ночной горшок, то, как вывод, существует специальная должность (женская). Если монах ждет ее не как женщину, а как мойщицу, то либо она делала обход ночью, либо ее вызывали по мере надобности. Другой клирик в городе обходится и без мойщицы запросто: «Выльешь грязный горшок – и платишь опачканной бабе, Чтобы конец положить злобной ее воркотне» (56,47-48,с.382).
На мой взгляд, упомянутая «опачканная баба» вряд ли бы согласилась с тем, что ее состояние - это «устойчивый идеал чистоты и гигиены», да еще и схожий с современными понятиями:). Или если из горшка поливает священник, то это уже вроде окропления святой водой? Ну да я отвлекся. Нас интересует количество бань в Париже:
«В 1292 году в Париже при населении примерно 150 тысяч* было не менее 26 бань (120,с.130). В 1296 г в Париже было не менее 11 бань, в 1297 – 20, в 1313 – 16 (122,149). Они работали ежедневно, кроме воскресенья. Богатые буржуа предпочитали мыться дома. Водопровода в Париже не было, и воду доставляли за небольшую плату уличные водоносы (120,с.130).»
Итак: в 1292 - 26 бань, четыре года спустя - 11 бань, еще через год - 20 штук. Еще через шесть лет - 16. Спасибо за объективность Д. Жукову, не скрыл. Мы тоже теперь можем сделать свои выводы.
Первый - 26 бань всегда цитируются любителями средневековья только потому, что это их наибольшее возможное число. То есть вроде и врать не надо ничего, а только процитировать правильно, умолчать чуть-чуть - и все повернулось нужной стороной. Было, мол, много бань, аж 26, причем - суггестия - всегда.
Второй - это не вывод, а закономерный вопрос: что же это за строения такие, которых сегодня 20, завтра 10, послезавтра опять двадцать пять:). Какова их капитальность и размеры? Можно ли представить, что римских терм сегодня 15, завтра 5, через год - десять. Нет, это невозможно. Их как 15 было в Риме, так столетиями и стояли. Как было по Европе 300 терм 8, так и стояли - пока христиане их не разрушили или в церкви 9 и особняки монахов 10 не переделали.
А вот кооперативных ларьков у метро - сегодня 20, а завтра 10 - это мы представить можем запросто. И современных полуподпольных маленьких «массажных салонов» типа «бабочка» и «мотылек» - тоже. А бани у нас что? То-то. Только сейчас их «закрывают» менты, а тогда - Церковь. Как у Броделя о закрытии бань и написано: «И несомненно, также по причине деятельности проповедников, католиков или кальвинистов, яростно обличавших бани как рассадник бесстыдства и угрозу морали». Сколько же посетителей эти заведения с "кабинетами" могли обслужить одновременно? Пять, десять? Сколько было в них номеров?
*(учитывая, что в Париже в 1200 население 120 тыс. чел., а в 1328 году ок. 200 тыс.(Colin Jones, Paris: Biograpfy of a City), цифра 150 тыс. на 1292 г. выглядит несколько заниженной, но мы даже не будем к этому придираться).
*** Так, может, лучше посмотреть на эти бани вживую, чего гадать-то? Может, не такие они маленькие были, как кажется? Историки ссылаются на какие-то туманные литературные источники, но ведь стоит просто измерить эту баню, какая она была, сколько людей вмещала, и вопросы сами отпадут. Правильно, может и стоило бы. Если бы они были. Но их, как на зло, почему-то нет. Развалины римских бань все время находят, в основном их еще к началу прошлого века, как я уже упомянул, раскопали и посчитали - получилось терм более 300 штук, а средневековые бани как корова языком слизнула. И не только во Франции. По всей Европе. Если найдется где в Испании еще не раскопанная ранее баня - то мавры до реконкисты построили. Или римская, дохристианская. Других нет. Вот в прошлом году, наконец, нашли-таки одну баню в Эрфурте. Я уж было обрадовался, не так все плохо, значит, было. Ведь славен был Эрфурт своими банями. И было их там, якобы, целых 10 штук. Какой только романтик не цитировал строки из того же ле Гоффа о хорошеньких Эрфуртских банщицах: «Кто же не сорвет у нее поцелуй, если только захочет, поскольку она отнюдь не сопротивляется? А когда у вас потребуют платы, то хватит и одного денье». (ibid)
Не знаю, указано ли это у ле Гоффа где-нибудь в примечаниях, но оставил нам это вдохновенное описание очередного борделя немецкий поэт Николай де Бибера (Nicolaus de Bibera). С гневом отбросив предположение о поэтической гиперболе или фантазии поэта, мы только спросим: ну и где же она, эта баня? Не ее ли как раз нашли в Эрфурте? Увы, при ближайшем рассмотрении раскопанная баня опять оказалась средневековой еврейской миквой 1250 года (см. Шпигель или здесь). Как отмечено в статье, это отнюдь не первая раскопанная средневековая миква в Германии. А где же обыкновенные бани? Куда подевались?
*** Но мы отвлеклись от Парижа. Вернемся во Францию.
Властям такие «бани» тоже не нравятся. В XIII веке в регистре ремесел появляется запись об уставе банщиков, согласно которой банщик «не должен устраивать из своих домов днем и ночью публичных домов»11 и вообще даже не может открывать бани по воскресениям и праздникам. Там же, кстати, регламентируются и расценки: «Любой человек своему банщику платит за мытье 2 денье, а если он еще купается, он платит 4 денье».
Вообще говоря, я не очень понимаю, что значит баня без купания. Протирание влажной тряпкой? Или «мытье» - просто эвфемизм секса? Или что? Может, кто-нибудь мне поможет расшифровать? Есть какие-нибудь мысли?;-)
Предварительно же вырисовывается примерно такая картина, которая может изменяться в процессе поступлении дополнительных данных:
На рубеже 13 и 14 веков в Париже на 150 тыс. населения появляются в среднем 18 маленьких частных «комплексов досуга» (по недоразумению называемых банями) с несколькими номерами - "кабинетами", оборудованными ванными-кадушками. Также в них предоставляются услуги парикмахеров. Об услугах кровопускания применительно к парижским баням прямых сведений нет, хотя такая услуга была стандартной практикой банщиков того времени. О дальнейшей судьбе этих заведений ничего не известно, кроме того, что к началу 16 века их уже не было точно. Никаких следов их существования археологами на сегодня не найдено.
(формулировка черновая, поправки принимаются)
Но это все только присказка, наша задача - посмотреть динамику развития. То, что с банями позже будет еще хуже (казалось бы, куда еще хуже?), мы уже знаем: «В том что касается мытья в бане и чистоплотности, Запад в 15 - 17 вв. познал фантастических масштабов регресс» (Ф. Бродель). А вот как в Париже с банями было раньше, в дохристианскую его историю? (завтра допишу)
2. «В этих заведениях клиентам предлагались также услуги парикмахеров и многочисленного женского персонала, среди которого проституток было более чем достаточно. А в кабинете, рассчитанном на двух человек, иногда заказывали еду из харчевен». (Мари-Анн Поло де Болье. Средневековая Франция)
3. «На нескольких дошедших до нас миниатюрах изображены общественные бани, где женщины и мужчины совместно принимали банные процедуры, сидя в одной ванне и лаская друг друга, после чего направлялись к здесь же расположенным постелям. Около ванн стояли накрытые столы, и купающиеся сочетали удовольствия от вкушения яств с "банными радостями".» (ibid)
5. «С конца XV в. число общественных бань в городах резко сокращается, уменьшается вообще притягательная сила бани как гигиенического средства: «грим и пудра вытесняют мыло. Немалую роль играл, как уже упоминалось, страх перед заражением сифилисом». (Филиппов Б. О Европейском мире X-XV в)
6. «Начиная с XVI века общественные бани становятся все более редки, почти исчезают, по причине, как говорили, распространения заразы и страшного сифилиса. И несомненно, также по причине деятельности проповедников, католиков или кальвинистов, яростно обличавших бани как рассадник бесстыдства и угрозу морали». (Ф. Бродель. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. Т.1.)
7. «В каждом средневековом городе существовали бани и парные, закрытые после 1500 г. как распространители "неаполитанской заразы" (т.е. сифилиса). И действительно, предоставление услуг проституток было одной из "банных" функций». (Мари-Анн Поло де Болье "Средневековая Франция".)
8. «В 1920-е гг. группа немецких ученых составила сравнительный атлас всех известных к их времени римских терм по всем провинциям империи - их оказалось более трехсот. См.: Krencker D., Kruger Е., Lehman H., Wachtter H. Die trierer Kaiserthermen. Augsburg, 1929». Г.С. Кнабе. Древний Рим. 9. «Некоторые итальянские церкви строились на месте древних палеохристианских, как здесь их называют, построек римского периода. Часть пола таких церквей открыто и огорожено, чтобы можно было посмотреть остатки древних сооружений. Мы съездили в одну такую церковь недалеко от дома Сузанны в местечке Palazzo Pegnano. Даже по остатком можно судить, что архитектура того времени была своеобразной и интересной. В некоторых местах сохранилась мозаика. Очень часто палеохристианские храмы переделывались из бывших терм - бань римского периода» (Palazzo Pegnano), также, напр., церковь Санта Мария дельи Анжели - бывшие термы Диоклетиана, в Византии - Церковь Богородицы Кариотиссы и т.д. 10. Напр., резиденция аббатов Клюни в Париже - бывшие термы Клюни и т.д. 11. РЕГИСТРЫ РЕМЕСЕЛ И ТОРГОВЛИ ГОРОДА ПАРИЖА Стaтут LXXIII Уставы банщиков. http://www.vostlit.narod.ru/Texts/Dokumenty/France/XIII/Registry/text3.htm
Отправлено: 20.03.10 02:36. Заголовок: Библиотека сайта XI..
Библиотека сайта XIII век
РЕГИСТРЫ РЕМЕСЕЛ И ТОРГОВЛИ ГОРОДА ПАРИЖА
Стamут LXXIII Это уставы банщиков
Каждый, кто хочет быть банщиком в городе Париже, может им быть свободно, лишь бы работал по обычаям и кутюмам цеха, установленным всем цехом, которые таковы: никто, мужчина или женщина, не выкрикивает и не заставляет выкрикивать свои бани до того, как наступит день, из-за бедствий, которые могут случиться с теми, кто поднимается при этом крике, чтобы идти в бани; ...не должен устраивать из своих домов днем и ночью публичных домов и держать там ночью прокаженных мужчин или женщин, бродяг и других опасных людей; ...не должны затапливать баню в воскресенье или в праздничные дни, когда весь город празднует.
Любой человек своему банщику платит за мытье 2 денье, а если он еще купается, он платит 4 денье; и поскольку иногда дрова и уголь бывают дороже, чем в другое время, и кто-нибудь пожалуется, парижский прево устанавливает подходящую умеренную цену соответственно времени по донесению и клятве добрых людей этого цеха, каковые условия банщики и банщицы обещались и поклялись выполнять твердо и постоянно, без нарушений. Каждый, кто нарушит в этом цехе что-нибудь из установленного, платит штраф 10 пар. су, из которых королю — 6 су, а остальные 4 — старшинам, охраняющим цех, за их труды.
Этот цех будет иметь трех прюдомов цеха, выбранных нами с согласия всех или большинства [членов цеха], каковые поклянутся парижскому прево или его помощникам, что будут хорошо и честно охранять цех и обо всех нарушениях, о которых они могут знать или обнаружат в цехе, они сообщат парижскому прево или его помощникам, и их парижский прево будет назначать и смещать всякий раз, как ему будет угодно. Если случится, что кто-нибудь из этого цеха сдаст свой дом или баню какому-нибудь человеку, который поступит против указанных статей, и при этом будут сделаны какие-либо расходы, чтобы охранить права цеха, расходы падут на всех членов цеха или на того, кому это надлежит. Эти вышеуказанные постановления были составлены и приняты с согласия членов этого цеха.
«Черные мушкетеры» квартировали сначала в Немуре, неподалеку от королевской резиденции Фонтенбло, а в 1699-1701 годах архитектор Робер де Котт выстроил для них по планам знаменитого Жюля Мансара просторный особняк на улице Шарантон в Сент-Антуанском предместье Парижа. Здесь проходил «свои университеты» Лафайет, будущий герой Гражданской войны в Америке, но с 1775 года здание было заброшено, и в 1780 году в бывшую казарму перевели больницу для слепых. От первоначального здания сохранились лишь портик с пилястрами и треугольным фронтоном да часовня (дом 26-28 по улице Шарантон).
Надо отметить, что этот квартал был начисто лишен источников воды, и лишь в 1719 году здесь соорудили четыре фонтана, один из которых находился как раз напротив «Дома мушкетеров». Впрочем, отсутствие воды не расценивалось военными как большое неудобство: пили вино, грязное белье отдавали в стирку прачкам, а ежедневно мыться было не принято. Считалось, что вместе с водой в тело через поры кожи проникают болезни и что вода уменьшает мужскую силу. Вместо мытья полагалось несколько раз на дню менять рубашки, но и этим зачастую пренебрегали. Во французском языке до сих пор сохранилось выражение «устроить стирку по-гасконски»: это значит попросту надеть грязную сорочку наизнанку. В лучшем случае водой ополаскивали руки и лицо. Бани на улице Нев-Монмартр использовались в медицинских целях, как последнее средство врачевания. Чтобы заглушить запах немытого тела, поливались духами (считалось, что они проникают внутрь организма, оберегая его от заболеваний), дыхание освежали анисовыми пастилками. Мыла не было: парижскую мыловарню еще в 1627 году преобразовали в ковровую мануфактуру, а марсельские могли обеспечить своей продукцией (предназначавшейся исключительно для стирки) только сам Марсель и его окрестности. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло: война с Испанией положила конец импорту мыла и марсельцам пришлось развивать собственное производство. К 1660 году в Марселе было уже семь фабрик; мыло (зеленого цвета) продавали брусками по пять килограммов или кусками по двадцать килограммов, не только снабжая им север Франции, но и отправляя на экспорт – в Голландию, Англию и Германию. В 1673 году Людовик XIV объявил чистоту общественно полезной, но только в 1761 году, почти век спустя, некий Пуатевен установил в Париже, у Королевского моста, ведущего к Лувру «банный корабль» с ванными. Судя по всему, гигиена была личным делом каждого, в казармах не устраивали «банный день». Любопытный факт: в 1761 году была разоблачена некая Маргарита Гублер, называвшая себя Жаном и отслужившая почти год в королевском кавалерийском полку. Все это время она проживала в казарме со своими товарищами, которые догадались о ее половой принадлежности совершенно случайно, во время… танцев.
Канализации, как можно догадаться, не было вовсе: для физиологических нужд использовали «ночные вазы», которые потом опорожняли в повозку золотаря, каждый день проезжавшую по улицам с колокольчиком. Отбросы и нечистоты сваливали за городом, не слишком от него удаляясь. В 1750 году, уезжая из Парижа, Руссо в сердцах бросил: «Прощай, город грязи!» Парижская грязь была особенной: черной, жирной и вонючей, она отдавала серой и даже прожигала ткань при попадании на одежду. Кое-какой порядок удалось навести только Габриэлю Никола Ла Рейни (1625-1709), возглавлявшему парижскую полицию, – он заставил-таки горожан платить налог «на грязь и фонари», учрежденный еще в 1506 году. Этот налог подлежал к уплате каждые двадцать лет, им облагались домовладельцы, а полученные средства использовались для вывоза мусора с улиц и уличного освещения. До 1756 года улицы французской столицы освещали восемь тысяч фонарей, которые часто задувало ветром, да и света от них было далеко не достаточно. (Екатерина Глаголева Повседневная жизнь королевских мушкетеров)
Отправлено: 19.07.10 16:09. Заголовок: Не знаю как для женщ..
Не знаю как для женщин, но для мужчин в те времена существовали стереотипы о том, что часто купаясь, они смывают мужскую силу. Наверное, в то время все люди считали частое мытье не совсем здоровой вещью, ведь о вредных микроорганизмах и бактериях узнали лишь в 19 веке...
Отправлено: 16.12.10 14:01. Заголовок: Нашла в ЖЖ ответ ист..
Нашла в ЖЖ ответ историка на пост "Грязное Средневековье". Автор обижен за Средневековье, и я его понимаю. И мне приятнее думать, что мой любимый король Филипп V Длинный мылся хотя бы раз в неделю. Ссылка на пост:http://kate-kapella.livejournal.com/43422.html Я не знаю из каких коньюктурных целей автор написал все это, но посоветовала бы ему выпячивать свое Эго в чем-нибудь другом и оставить несчастную историю в покое. Еще раз повторюсь - я историк. И в отличии от автора данной статейки ориентируюсь не на книги для чтения по истории средних веков, а на документальные источники. Поэтому, прошу не тыкать мне в нос так называемой "правдой жизни" за которой скрывается желание всякого быдла (прошу не принимать на свой счет, это я об авторе статьи) быть более "культурными" чем короли и герцоги. Всем, кто любит истории "с душком" про "грязное средневековье" советую прочитать историю мыловарения в Европе и прикинуть - для чего нужно было столько мыла, если все ходили грязными. И прикиньте, пожалуйста, размеры Темзы, к примеру, и количество населения средневекового Лондона. Надо обладать очень и очень богатой фантазией, чтобы представить, как этот городишко превратил большую реку в поток нечистот. Я уж молчу про откровенную чушь насчет достраивания стены против нечистот (по-видимому, там за несколько поколений не прошло ни одного дождя?). Также советую историю ванн - очень познавательно. И предлагаю подумать о том, надо ли было жителям средневековья с его не загрязненным воздухом и отсутствием канцерогенов, мыться так же часто, как современному человеку. Пройдитесь по улицам Италии - там все потные от жары, но никто не воняет, потому что вся гадость выходит в первые же дни, а потом люди потеют практически одной водой. Посмотрите на картины - бани и вообще процесс мытья изображали настолько часто, что это ну никак не могло быть исключением. Почитайте мемуары - Людовик III каждый день по часу принимал ванну, а Людовик XIV ежедневно обтирался лосьоном и коньяком. Да, понятия о гигиене были другие и иногда просто дикие на наш взгляд. Но все-таки стоит отделять асептику и антисептику от элементарной гигиены. Единственная толковая ссылка в данной статейке - на письма, где наши послы жалуются, что от французов сильно "смердит". Я очень не хочу разбивать чьи-то иллюзии, но то же самое писали немецкие принцессы о невесте своего брата. И причина была одна и та же. На Руси не было традиции душиться и нормальным запахом считался запах тела (чистого тела). Поэтому обильно надушенные французы казались русским жутко вонючими. Кто ездил в метро вплотную прижатый к кому-нибудь, сильно пахнущему плохими духами, тот поймет:)) И как меня все-таки поражает, как умные люди ведутся на такое вот и верят словно им свыше сказали, что такие вот авторы истину глаголят. Я уж не говорю о модном псевдоисторическом кино, где любят добавлять чернухи по максимуму и утверждать потом, что это мол правда жизни, что так оно и было. А сами тоже таких вот статеек начитались и по ним ставят, словно по учебникам. А мы смотрим и ведемся, словно дети малые, думаем, что уж дядя-режиссер такой умный, он знает, как было на самом деле.
А это - комментарий на мой пост в ЖЖ: Да, тема старая, интересная и животрепещущая. Мы в Польше, в Мальборке, замке рыцарей Тевтонского ордена Мариенбург (XIV век) и были просто потрясены отношением к туалетному вопросу рыцарей: под отхожие места отводилась специальная башня в некотором отдалении от замка, там по периметру располагались толчки - без кабинок, ессно, так как у рыцарей были в ходу светские беседы во время справления нужд (ну, как сейчас чтение книжек и журналов, видимо). Фишка туалета заключалась в том, что башня была спроектирована так, что продукты жизнедеятельности сразу падали вниз, где их уносила река, поэтому даже вонь не особо поднималась наверх. А по всей территории замка находятся специальные горгульи-указатели: бесенок в скрючившейся позе и указывающий пальцем на желанное место. Во Золочевском замке подо Львовом (примерно 16 век) под отхожие места отводились потайные ходы в стенах (специальные помещения довольно глубоко в стене). Так что все же было не так уж и плохо, если подумать.
Отправлено: 17.12.10 02:03. Заголовок: Еще раз повторюсь - ..
цитата:
Еще раз повторюсь - я историк.
цитата:
Поэтому, прошу не тыкать мне в нос так называемой "правдой жизни" за которой скрывается желание всякого быдла (прошу не принимать на свой счет, это я об авторе статьи) быть более "культурными" чем короли и герцоги.
Интересно, это на историческом факультете учат вести дискуссию, обзывая оппонента быдлом? Аргументов не приведено, тон крайне агрессивный, знанием источников и не пахнет.
Можно поспорить с каждой фразой: и не канцерогенами воняет наш современник, пренебрегающий гигиеной, и не было в Средние века сколько-нибудь развитой промышленности вообще и мыловаренной в частности и т.д, и т.п. Но не хочется, потому что неприятно ввязываться в общение такого тона и стиля.
Madame de Verneuil l'appela un jour Capitaine bon vouloir; et une autre fois, car elle le grondoit cruellement, elle lui dit que bien lui prenoit d'être roi, que sans cela on ne le pourroit souffrir, et qu'il puoit comme charogne. Elle disoit vrai, il avoit les pieds et le gousset fins ; et .quand la feue Reine-mère coucha avec lui la première fois, quelque bien garnie qu'elle fût d'essences de son pays, elle nelaissa pas que d'en être terriblement parfumée.Le feu Roi pensant faire le bon compagnon, disoit « Je tiens de mon père, moi, je sens le gousset, »
Отправлено: 17.12.10 09:52. Заголовок: Э... по всему осталь..
Э... по всему остальному не возражаю (про скотобойни и отсутствие холодильников я как-то уж совсем забыла!), но историей мыловарения я озаботилась. И прочитала, что мыловаренная промышленность начала развиваться в 14 веке. Ссылок сейчас не дам, я на работе, увы. А вам - спасибо, обязательно почитаю.
мыловаренная промышленность начала развиваться в 14 веке. Ссыло
Да, мыло было. Марсель, насколько я знаю, славился этой продукцией. Но вопрос в другом. Можем ли мы говорить о том, что мыло было в каждом доме, было доступным по цене, было средством ежедневной гигиены. Сколько его производилось? Думаю, очень мало. Мыло было предметом роскоши, возможно, придворные дамы и любовницы короля могли себе позволить помыться с ним. А вот большинству населения, безусловно, оно было недоступно. Если ещё в XVII веке молодой Мазарини дарил жене Шавиньи мыло из Неаполя, это значит, что оно было весьма недёшево.
Сообщение: 5682
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
28
Отправлено: 17.12.10 14:12. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Если ещё в XVII веке молодой Мазарини дарил жене Шавиньи мыло из Неаполя, это значит, что оно было весьма недёшево.
Думаю, что Мазарини дарил жене Шавиньи мыло, соответствующее её положению: с приятным запахом, маслами, ароматами. А простые люди может и пользовались совершенно простым мылом, и, соответственно, более доступным.
Отправлено: 18.12.10 03:55. Заголовок: Да и Мазарини мог пр..
Да и Мазарини мог привезти мыло из Италии, поскольку сам - итальянец. Мол, вот, мадам, какое мыло производят на моей солнечной Родине! И сейчас, когда мы не имеем проблем с гигиеной, можно подарить хорошее мыло, если отношения близкие. И вспомнилось: "По примеру святой Жанны, мойтесь, дамы, только в бане!" - Жанна имеется в виду д'Арк.
Если столь ужасающим было санитарное состояние улиц в относительно цивилизованных XVIII и XIX веках, что говорить о Средневековье! И лишь к концу XIX века города начали побеждать грязь. Да здравствует канализация, водопровод и прочие великие изобретения человечества!
Отправлено: 25.07.11 17:53. Заголовок: Юджин Вебер От гряз..
Юджин Вебер От грязи — к порядку
Eugene Weber, "From Ordure to Order"/ The New Republic, July 1, 1991 [«Юджин Вебер - выдающийся историк, книги которого по Франции и современной Европе повлияли на целое поколение ученых и студентов». (Вашингтон Пост)]
Попадая в великий исторический город, люди склонны относиться к нему, как к разновидности музея. За подобное неуважение город обрекает приезжего на диету из законсервированных фантазий, привезенных в туристском багаже. Особенно неаппетитны они в Париже. Истории в нем действительно много, старины - меньше... Это первый современный европейский город.
Посмотрите на лифт в подъезде. На мусорный ящик во дворе. Зайдите в туалет своей квартиры. Это наследники Второй Великой Французской революции, свершившейся полтораста лет тому назад в Париже.
Борьба за воду - одна из самых замечательных глав в истории XIX века. В эту эпоху вода превращается в товар, становится сырьем для нарождающейся промышленности, фактором городской и государственной политики. Создание системы сбора, доставки, распределения, очистки воды требовало гигантских капиталовложений. Однако еще более сложной, требующей не только денег, но и колоссальных общественных усилий, оказалась вторая часть задачи - как избавляться от использованной воды и других отходов.
В своей небольшой, но содержательной книге Дональд Рейд обращается к предмету, названному в "Отверженных" Гюго "утробой Левиафана": парижской канализации, к тем, кто ее строил и обслуживал. На протяжении 180 страниц текста и 50 страниц примечаний читатель совершает путешествие по Парижу - от былой грязи и зловония к его нынешнему состоянию. Закрывая книгу, осознаешь, что современным экологам следовало бы дважды подумать, прежде чем стремиться назад, в "старые, добрые, чистые" времена.
Города были средоточием грязи и смрада: дома стояли меж зловонных болот. У порогов гнили отбросы, здания утопали в них все глубже и глубже. Прежде чем стать Городом Света - и даже какое-то время спустя, - Париж был городом грязи, вони, мусора, пыли и сажи. В 1780-х годах с городских улиц вывозили по 270 тысяч кубометров мусора в год, еще около 30 тысяч приходилось на содержимое отхожих мест. Санитарные условия конца XVIII века мало отличались от предыдущих столетий, разве что количеством отходов да появлением профессии "мусорщик". С шестнадцатого века Париж стоял на выгребных ямах, они источали миазмы и зловоние: смрадный дух Мефистофиля и его свиты.
Бытовой мусор вперемешку с требухой, испражнениями и падалью сваливали в тянувшиеся вдоль улиц сточные канавы. Туда же выбрасывали трупы недоношенных младенцев. Еще в конце XIX века префекты издавали циркуляр за циркуляром, предписывавшие обязательное захоронение мертвого плода. (Трупы младенцев выбрасывали в канавы, реки, оставляли в общественных уборных или, после 1900 года, в коридорах метро, потому что за самые дешевые похороны надо было отдать пятидневную зарплату.) Только дождь да небольшие товарищества, занимавшиеся продажей удобрений, заботились о чистоте улиц. Сточные канавы напоминали овраги, во время ливней по ним с ревом неслись грязевые потоки, и вплоть до XIX века бедняки промышляли тем, что помогали своим богатым согражданам одолевать эти препятствия, переводя их за небольшую плату по самодельным мосткам. Из канав помои стекали в Сену. Нестерпимое зловоние реки в районе Лувра побудило короля Франциска купить замок Тюильри ниже по течению. Впрочем, там пахло не многим лучше.
Выгребные ямы чистили по ночам: шум стоял как при артобстреле. Трубы текли; тяжелые телеги корежили здания, продавливали тротуары, беспокоили спящих. Однако в ямах скапливалась лишь часть отходов. Судебные архивы 1840-х годов содержат немало дел о привлечении к ответственности домовладельцев и слуг за опорожнение ночных горшков из окон верхних этажей. В этом же десятилетии появились первые общественные уборные (pissotieres или vespasiennes), но мужчины и некоторые женщины продолжали мочиться, а иногда испражняться у порогов домов, возле столбов, церквей, статуй и даже у витрин магазинов.
Содержимое выгребных ям просачивалось в землю, заражая питьевую воду в колодцах, а воздух дымился от гнилых испарений. В повести "Златоокая девушка" (1834 год) Бальзак описывает дома, стоящие по колени в грязи и мусоре. Ученик Фурье инженер Виктор Консидеран называл Париж фабрикой нечистот. Тридцать лет спустя забастовка золотарей вдохновила Флобера на создание оды в характерном для той эпохи натуралистическом стиле. Начиналась ода с "Хора какающих", а заканчивалась извержением выгребных ям - Париж оказывался погребенным под слоем нечистот, "как Геркуланум под лавой".
Однако к концу 1860-х годов фантазии Флобера уже потеряли свою актуальность. Железнодорожная мания, охватившая страну в сороковые годы, к пятидесятым сменилась чем-то вроде водомании. Люди боялись эпидемий, вспыхивавших из-за грязной воды и воздуха. Но только радикальное обновление французских городов - как над, так и под землей - в эпоху Второй империи сделало проблему воды и уничтожения отходов первоочередной.
Идея пришла на континент с Британских островов. Антисанитария терзала Англию веками. В 1844 году под Виндзорским замком обнаружили 53 переполненные выгребные ямы - причину постоянных хворей и недомоганий обитателей дворца. В 1849 году сточные трубы и канавы сбрасывали в Темзу более 9 миллионов кубических футов жидких отходов, а место слива находилось по соседству с главным лондонским водозаборником. В тот год более 14 тысяч жителей столицы умерли от холеры (а в 1854 году - еще 10 тысяч), и журнал "Spectator" обвинил водопроводные компании в том, что они поят людей "раствором экскрементов разной концентрации". Несколько лет спустя начнут всерьез подумывать о строительстве нового здания для Британского парламента - уж слишком сильно воняла под окнами Темза. К счастью, как раз в это время (1849 год) постановлением парламента выгребные ямы были запрещены. В начале пятидесятых годов вместо них начали активно сооружать систему сточных труб, и, когда в 1865 году она заработала, кривая смертности в Лондоне резко пошла вниз.
Рейд только мельком упоминает, что Наполеон III и префект Парижа барон Османн следовали примеру лондонцев; он также - в отличие от меня - не рисует столь ужасающих картин доканализационной эпохи. Предмет его повествования - новшества (Гюго назвал их революциями) времен Второй империи. Кое-что делали и до 1848 года: закрывали открытые стоки; строили новые, выгибали их дно, чтобы обеспечить бесперебойное течение воды, сооружали шлюзы. Но во время ливней содержимое стоков продолжало выплескиваться на улицы, и по-настоящему за канализацию взялись в 1850-1860-е гг., когда Османн разрушил Париж, чтобы выстроить его заново.
Однако санитарные реформы не сводились лишь к созданию новой канализации. Отдельная история - рассказ о том, как Париж избавлялся от своих свалок. С 1781 года Монфокон, расположенный на северо-востоке, был единственной городской свалкой. Прежде там стояли виселицы, и трупы преступников разлагались вместе с дохлым зверьем среди вздымавшихся все выше гор мусора. С навозной вонью мешалась вонь гниющих туш, которые привозили со скотобоен. К 1840-му году здесь образовался громадный пятиметровый пласт из жирных белых червей, питавшихся неиссякающими потоками крови. Червей продавали рыбакам, а процесс естественного гниения превратил Монфокон в огромный смердящий пруд. Большая часть этого месива просачивалась в землю, оттуда - в колодцы северной части Парижа, ветер же разносил зловоние по всему городу.
И все же, как говорят жители графства Йоркшир, "где грязь, там и карась". Нашлись желающие превратить отходы в доходы. Считалось, что человеческие экскременты - наилучшее удобрение, а в литре мочи достаточно азота, чтобы вырастить килограмм пшеницы. Если же содержимое выгребной ямы соединить с углеродом, получится сырье для парфюмерной промышленности. Сеть ужасных канав, до краев заполненных испражнениями, предлагалось превратить в промышленный поселок. Аммониаполис. Впрочем, даже розы, выращенные на фекальных удобрениях и подаренные мадам Османн, не убедили упрямого префекта. Он не уступил. Сначала Монфокон закрыли для живодеров и ночных золотарей. Затем, уже в 1860-е годы, свалку превратили в живописный парк Бют-Шомон, входящий в кольцо зеленых насаждений, которыми Наполеон III окружил Париж.
Но как ни занимательна тема Монфокона, внимание Рейда остается прикованным к канализации и к той исторической перспективе, которая открывается во взгляде из подземного мира: неожиданной, очистительной, вдохновляющей.
Одна из наиболее оригинальных глав книги описывает использование отходов человеческого бытия в сельском хозяйстве. Чуть выше мы вскользь упомянули о предпринимателях, наживавшихся на отходах. Инженеры и политические мыслители справедливо заслуживают большего внимания. Вслед за Сен-Симоном они полагали, что технологический и социальный прогресс обязательно идут рука об руку. Так, появляется идея использовать тепло, выделяющееся при брожении фекалий, для отопления города, а сожженный мусор - для производства удобрений. Однако наиболее перспективным делом был поиск надежных способов очистки воды, которые сделали бы ее пригодной для повторного использования или, по крайней мере, для орошения.
В 1842 году великий реформатор санитарного дела в Англии Эдвин Чедвик предложил перекачивать сточные воды для удобрения полей. Таким образом, городские отходы возвращались бы обратно в город уже в виде продуктов питания. Десять лет спустя социалист-утопист Пьер Леру (было известно, что он использует в качестве удобрений собственные экскременты) предложил проект, названный им circulus. Леру задумал ввести подоходный налог экскрементами, в результате чего, по его мнению, повысилась бы урожайность, исчезла нищета, а отходы способствовали бы общественному процветанию. Виктор Гюго, посетивший Леру в Джерси, где оба они скрывались от преследований Наполеона III, намеревался обнародовать эту теорию в романе "Отверженные", целая часть которого посвящена канализации - клоаке, куда Париж, по мнению писателя, в буквальном смысле выбрасывал миллионы, полагая, что город очищается, - в то время как на самом деле он лишался своего богатства.
Вдохновясь подобными идеями, инженеры городка Женвилье основали в 1869 году плодово-огородную ферму, орошение которой производилось канализационными водами. Сейчас население этого города, расположенного на полуострове в излучине Сены ниже Клиши и Аньера, превышает 50 тысяч, а в 1870-х годах это была деревенька посреди невзрачной долины с чахлой растительностью, где проживало менее 2 тысяч человек. Предприятие оказалось на редкость успешным, и у противников канализационной ирригации остался лишь один аргумент: Париж не сможет съесть все овощи, выращенные на этих фермах. В 1878 году, к великой радости французских патриотов, муниципальные власти Берлина отказались от химической очистки канализации в пользу системы, применявшейся в Женвилье. Годом позже Жюль Верн упоминает фильтрацию и ирригацию сточными водами при описании идеальной модели современного города. Даже анархист князь Петр Кропоткин счел пример Женвилье основой здорового сотрудничества города и деревни. С этих пор фермы такого типа регулярно поставляли продукты на парижские рынки - пока их не разорил рост цен на землю. К 80-м годам XIX века осталось лишь несколько сот гектаров, орошаемых сточными водами.
Канализационная система, созданная во времена Второй империи, стала не только триумфом инженерной мысли, но победой моральных и эстетических ценностей развитого общества над варварством. Цивилизация в равной степени зиждется на технологии и нравах, поэтому, решая инженерные проблемы, общество преодолевало психологические комплексы: страх, брезгливость, отвращение. Рейд описывает жизнь подземного мира - пристанище изгоев и отверженных, в котором время от времени вскипает чумная или революционная пена. Он напоминает, что политические катаклизмы всегда сопровождались эпидемиями: революция в 1830 году - холера в 1832; революция в 1848 - холера в 1849. Эпизод в "Отверженных", когда Жан Вальжан пробирается с Мариусом через парижскую клоаку, происходит в 1832, холерном году. Эти ассоциации не новы. Революция и Реставрация породили в обществе страх перед вызревающими в подземельях "пороховыми заговорами", перед революционерами типа Марата и Бланки, которые казались исчадьями бездонного городского чрева. И хотя революционеры вынашивали свои планы в более уютных местах, клоака продолжала оставаться символом социальной патологии, объединяя в себе признаки физиологического и морального распада. Это во многом соответствовало действительности: подземные туннели служили пристанищем бродягам, ворам, бандитам и шайкам бездомных детей.
XIX век был веком грязи и страданий, но именно в этом столетии правящие классы, в прошлом привычные и к тому и к другому, стали более чувствительными. Оказалось, что жестокость - удел зверей, а не людей, публичные казни - нравственно неприемлемы, а подземный мир следует осветить и очистить. В 1850-1860-е годы длина парижских улиц удвоилась, а протяженность канализации выросла в пять раз. Созданная при бароне Османне система водоснабжения позволила включить в санитарное обслуживание города новые районы. Энергия воды (в промышленности она уже была заменена энергией пара) одержала в канализационной системе свою последнюю и триумфальную победу. В туннелях - как и на поверхности - благодаря вентиляции стало больше свежего воздуха, и от тошнотворных испарений сороковых годов остался лишь легкий запашок.
Канализация стала символом и вместилищем прогресса. По ее туннелям (1214 километров в 1911 году, 2100 километров в 1985 году) сначала проложили трубы, затем телеграфные и телефонные провода, пневматическую почту, а со временем электропроводку, регулирующую работу светофоров. По мере усовершенствования городского чрева, вытеснения из него бродяг и бандитов, страх и отвращение в обществе сменились любопытством. Первые экскурсии по канализационным туннелям состоялись во время Всемирной выставки 1867 года, и проводятся до сих пор. Мужчины в цилиндрах, дамы в шляпках, на высоких каблуках, привыкшие к удобным экипажам с мягкими сиденьями, теперь находили интересным этот еще недавно дикий, полный таинственности мир.
Впрочем, отходы никуда не могли исчезнуть, только борьба с ними переместилась в пригороды. Еще в 1870-х годах содержимое разросшейся канализационной системы по-прежнему сбрасывалось в Сену. "От Клиши до Пуасси, - писал журналист "Revue des Deux Mondes" в 1880 году, - река пузырится, пучится и представляет собой постоянный источник заражения". Хуже всего было в Клиши и Сен-Дени, мимо которых ежедневно проплывало 450 тонн неочищенной, бурлящей от газов массы. Она загрязняла берега, мешала судоходству, а зимой не позволяла реке покрыться льдом. Однажды отходы попытались использовать для укрепления набережной в Аньере, но новые берега стали гнить и смердеть. Прелестная река, знакомая нам по полотнам импрессионистов, на деле была отвратительным месивом - вплоть до Мелана и Медона (соответственно 75 и 100 км от Парижа вниз по течению). К середине 1880-х годов, когда Сера писал свою картину "Купание в Аньере", проблема была уже почти решена, но никто, даже Рейд, не обратил внимания на то, что большинство импрессионистских пейзажей созданы в Аржантее, Шату, Понтуазе и Буживале, - потому что эти места отделяла от вонючего Аньера крутая излучина Сены.
Свет в конце туннеля появился лишь к лету 1880 года, когда люди, измученные отвратительными испарениями реки, подняли шум в прессе и потребовали прекратить сброс неочищенных отходов в Сену. Клоаку в Клиши закрыли в 1899 году. Последняя эпидемия холеры в 1892 году заставила принять закон (1894), обязывавший всех домовладельцев подсоединиться к городской канализации. Однако даже в 1904 году большинство зданий в Париже еще не имели отводных труб, и лишь к 1910 году 60% хозяев установят все необходимое, а в пригородах начнут использовать другое (английское) изобретение: септические емкости. Только накануне Первой мировой войны водоснабжение Парижа придет в соответствие с потребностями города, а единая канализационная система появится много позже. Но времена, когда Сена представляла собой "открытую канализационную трубу" (из речи в Парламенте в 1885 году), остались в прошлом - вместе с компаниями, заставлявшими людей оплачивать "их собственные экскременты, выдаваемые за питьевую воду" (отчет Медицинской академии, 1884 год).
Тут бы мне и закончить, но это было бы несправедливо по отношению к Рейду. Дело в том, что почти половина его книги посвящена не техническим проблемам, а людям, которые были призваны их решать: сначала золотарям, первым чистильщикам выгребных ям, людям буйным и непокорным, затем санитарным инженерам, отважным и преданным своему делу. Именно они - герои книги, и Рейд с увлечением описывает условия их тяжелой, опасной работы, их положительный образ в глазах общества, стойкость, солидарность, традиции взаимопомощи. В 1887 году был основан первый профсоюз муниципальных работников, все дела которого бесплатно, но умело вел один из рабочих, продолжавший трудиться в туннелях наравне с товарищами. Они добились зарплаты, обеспечивавшей достойный уровень жизни. В 1893 году профсоюз отвоевал полную оплату по бюллетеню, в 1888 - девятичасовой, в 1899 - восьмичасовой, а в 1936 году - шестичасовой рабочий день, на много лет опередив представителей других профессий. Для членов профсоюза была организована ссудная касса, им читались лекции, вдовам предоставлялась пенсия, а сирот и стариков отправляли жить на ферму, приобретенную на профсоюзные средства.
Сами же условия работы легче не становились: внезапные ливни по-прежнему вызывали в туннелях наводнения; по стенам ползали ядовитые насекомые, под ногами бегали крысы величиной с котенка, вокруг роились тучи мух. Легковоспламеняющийся мусор приводил к пожарам, взрывам, выбросам пара, рабочие страдали от ожогов и отравлений, среди них были весьма распространены легочные заболевания. И мало что с тех пор изменилось. "Наши деды, - писал один рабочий в 1977 году, - выполняли в точности ту же работу, что и мы сейчас". Вторая часть книги посвящена истории ремесла, она написана с уважением и любовью. Рейд воздвиг достойный памятник канализации и ее слугам.
Donald Reid. Paris Sewers and Sewermen: Realities and Represenations. Harvard University Press, 235 pp.
Библиография:
1) David P. Jordan. Transforming Paris: The Life and Labors of Baron Haussmann. Free Press. 1995.
2) Howard Saalman. Haussmann: Paris Transformed. George Braziller. 1971.
3) J.M. Chapman & Brian. The Life and Times of Baron Haussmann: Paris in the Second Empire. London, Weidenfeld & Nicolson. 1957.
4) David H. Pinkney. Napoleon III and rebuilding of Paris. Princeton University Press. 1958.
Тоби Грин Мытье считалось еретическим действом Грин, Т. Инквизиция: царство страха / Тоби Грин; пер. с англ. Н.И.Смирновой. - М.: АСТ, 2010. С. 246-248
Психологически иберийское общество гордилось тем, что, по предположениям испанцев и португальцев, нации становились все чище. Но физически дело обстояло иначе. От Мадрида до Лиссабона, от Мурсии до Коимбры, чтобы прослыть истинным католиком, следовало провонять.
Один из свидетелей приводит подробное описание «исламского поведения» мориски Марии де Мендосы в районе города Куэнка: «Однажды в рабочий день после вечернего приема пищи этот свидетель увидел, как названная Мария де Мендоса набрала в фонтане сада кувшин воды... Она унесла его с собой в самую высокую часть дома около дымохода, так как днем там готовили варенье и оставили фонарь. Через час после как она унесла с собой кувшин воды, этот свидетель поднялся наверх к дымоходу, увидев, что дверь комнаты закрыта. Поэтому свидетель открыл ее и, заглянув в комнату, увидел, что названная Мария была в чем мать родила и стояла босиком, хотя время было летнее, шел июнь или июль. Она стояла на коленях и мыла свои волосы».
Этот отрывок можно прочитать несколько раз, чтобы понять, где здесь ересь, если не знать (хотя такое может показаться невероятным): мытье и в самом деле считалось еретическим действом. В обществе, живущем по доктринам чистоты, морисков часто обвиняли в том, что они мылись. Это считали подозрительным из-за ритуальных омовений, предписываемых мусульманской верой. При обвинениях они строили свою защиту на том, что «всего лишь» мылись, смывая с себя грязь.
Омовения и соблюдение элементарной гигиенической чистоты тела начали быстро считать одним и тем же. В конце концов, люди должны были источать один и тот же дурной запах. Мориска из Гранады Бермудеса де Педроса обвинили в том, что он мылся, «хотя стоял декабрь». В 1603 г. в Валенсии мориск Франсиско Мансана покаялся в том, что намочил кусок ткани и протер им лицо, шею и гениталии, хотя он и отрицал, что это какая-то церемония.
Об уровне отвратительного запаха в Иберии можно судить по разоблачениям скандального «старого христианина» из Сан-Клименте около Куэнки. Он рассказал, что «не только среди морисков было принято мыться не только в тех случаях, когда вступали в брак и когда умирали, но также и много раз в году». Конечно, не следует забывать: в Европе XVI века мытье было значительно более редким явлением, чем в наше время. Но следствием подобных взглядов на чистоту оказался необычно дурной запах.
Так что особое отношение к чистоте вообще и чистоте крови было чисто метафорическим. Любопытное расхождение между идеологией чистоты и смрадом реальности ясно указывает: статут чистоты стал иррациональной навязчивой идеей. Страх перед истинной чистотой (а вероятно, и подсознательное понимание, что идеал - лишь фантазия) прекрасно отражает ужас перед умыванием. И этот ужас распространился на самые простые и незначительные бытовые дела. Французский священнослужитель Бартоломе Жоли в начале XVII века писал, что люди в Испании никогда не мыли руки перед едой.
Ереси «врагов» (конверсос и морисков) были, как правило, вымышленными. Аналогично тому придумали и миф о том, будто у них нечистая кровь. В XVI веке, сразу после избавления Испании от большинства конверсос, произошел фактически настоящий взрыв мании загрязнения. В течение определенного времени эта мания находила выражение только в том, что она была связана с морисками, детьми морисков, а также с теми «старыми христианами», которых считали «нечистыми». Но после изгнания морисков преследования за нечистоту крови стали напоминать борьбу с чем-то столь же «реальным», как ветряные мельницы Дон Кихота - с плодом разыгравшегося воображения.
Как показывает это враждебное отношение к чистоте тела, имеется множество различных типов и стилей загрязнения. Некоторым морискам, вероятно, концепция чистоты крови, принятая «старыми христианами», казалась совершенно непонятной, учитывая то, какое большое значение в исламской религии придавали ритуальным омовениям.
Симона Ру "Повседневная жизнь Парижа в средние века":
"В описях домов (*речь идет о XIII-XV веках) названы чаны для купания, тазы для мытья головы или ног и умывальники на ножке, устанавливаемые в зале, чтобы всегда можно было помыть руки. Поскольку ели руками, используя только нож для разрезания мяса на тарелке, обычай требовал, чтобы в конце трапезы гостям подавали кувшин, наполненный благоуханной водой, и те могли сполоснуть руки. Умывались, наверное, каждый день. Ванну принимали дома, если там имелись соответствующие емкости и служанки, чтобы принести и нагреть воды. Самые бедные должны были довольствоваться купанием в Сене — летом. Для обеспеченных парижан в столице имелись публичные бани: там парились или купались в горячей воде. В банях можно было заказать еду и вино и, как говорили проповедники, там околачивались проститутки, предлагая свои услуги. Однако, по имеющимся сведениям, не похоже, чтобы бани были исключительно «борделями», и в XIII—XIV веках ремесло банщика было признано наравне с другими; в бани пускали мужчин и женщин по очереди, но существовали и отдельные мужские и женские бани. В конце Средневековья много таких учреждений закрылось из страха перед болезнями (вполне обоснованного) и из заботы о нравственности, утверждаемой Церковью. В Средние века нагота считалась не столь возмутительной, как в последующие времена, уход за телом воспринимался как форма отдыха или лечения. Если всё как следует взвесить, то в средневековый период гигиена находилась не в столь плачевном состоянии, как в Новое время".
Почему-то считается, что в Средние века люди совсем не мылись. Распространенное заблуждение: мылись, да еще как! Хотя человеческое тело считалось сосудом греховным, и приветствовалось всяческое уничижение плоти, хотя монахи твердили, что чистота и сладострастие взаимосвязаны и вместе должны быть искоренены, — все равно культура мытья утрачена еще не была, ведь существовали общественные бани. Все еще сохранились те римские термы, которые римляне-захватчики настроили по всей Европе: они умели строить на века и даже на тысячелетия. Имелись так же бани, которые построенные позже, по образу и подобию терм, но меньше масштабом и не так богато украшенные.
В бани ходили и мужчины, и женщины. Некоторые историки утверждают, что в отличие от терм или русских общественных бань, в средневековой Европе мужчины и женщины мылись вместе, не считая это зазорным. Другие в этом сомневаются: все же нравы были суровые, какое уж тут совместное мытье...
Однако существует несколько гравюр – не то обличающих банный разврат, не то фиксирующих банные традиции – на которых мужчины и женщины купаются в бассейне вместе.
Там работали профессиональные банщики, умеющие не только как следует отскрести грязь с клиента, но вправить вывих или грыжу, отварить кровь или поставить клизму, в общем – на все руки мастера!
Вместо мочалок использовались куски жесткой льняной ткани.
Вместо мыла – мыльный корень или корень аптечной мыльнянки: его добывали из Saponaria officinalis, многолетнего растения из семейства гвоздичных, которое содержит острое вещество, называемое сапонином, слизь и камедь. В воде корень дает пену, хорошо отмывает и даже служит для вывода пятен. Конечно, для кожи такое мыло было не слишком полезно, поэтому знатным господам на кожу наносили миндальное или овсяное молоко: кашицу из распаренного миндаля или овса.
Монахи и монашки в бани не ходили, мылись в монастырской мыльне, причем – не снимая рубашки, чтобы не обнажать срамных мест. Такое мытье, само собой, было не слишком качественным.
Некоторые рыцари во времена Крестовых походов давали обет не мыться, пока Гроб Господень не вернется в руки праведных. Особенно этим злоупотребляли рыцари-тамплиеры. Сохранилось немало воспоминаний о том, что этих славных рыцарей сопровождал скверный запах.
Вообще же – даже в придорожных гостиницах имелись рядом с кухней небольшие мыльни, где гости могли ополоснуться из кувшина и обтереться полотном.
А вот навык чистки зубов был полностью утрачен, поэтому в Средневековье были так востребованы бродячие зубодеры, приходившие в город во время ярмарки: к ним всегда выстраивались очереди страждущих, потому что предложенные лекарями средства от зубной боли не помогали, да и помочь не могли – лечить предлагали паутиной, печеным чесноком, да червивыми яблоками. Часто к зрелым годам люди теряли половину зубов, если не все вообще.
Дамы в средние века тело прятали под просторным плотным и многослойным одеянием, волосы прятали под сложным головным убором, и казалось бы – не так уж много оставалось для разглядывания...
Однако же мужчины всегда исхитрялись разглядеть все, что им было нужно. А в Средние века за красоту почитались все признаки аристократизма и юности: белизна и гладкость кожи, хрупкое телосложение, узкая талия, маленькая грудь, миниатюрные ручки и ножки.
Поскольку замуж тогда выдавали едва созревших девочек одиннадцати-двенадцати лет, с хрупкостью у признанных красавиц проблем не было. А вот белизны и гладкости кожи приходилось добиваться искусственными способами. Все разумные рецепты времен Древнего Мира были забыты. Аптекари не хуже ведьм смешивали в своих котлах сернистый мышьяк, негашеную известь, пепел ежа, кровь летучей мыши, пчелиный яд, ртуть, слизь улиток... В лучшем случае все это хотя бы не приносило вреда. Но чаще приносило, да еще какой! Для придания коже необходимой белизны в ход шли все те же свинцовые белила.
Но существовал и менее вредный способ отбеливания и смягчения кожи: с помощью миндального молочка, взбитого с яичным белком, а в южных странах – сок лимона, так же взбитый с яичным белком.
Монахи и монашки в бани не ходили, мылись в монастырской мыльне, причем – не снимая рубашки, чтобы не обнажать срамных мест. Такое мытье, само собой, было не слишком качественным.
Бэлль пишет:
цитата:
Почему-то считается, что в Средние века люди совсем не мылись. Распространенное заблуждение: мылись, да еще как!
Спасибо за статью! Я много где читал, что культура мытья в средневековой Европе, и во Франции в частности, присутствовала. Это с XV века, в связи с распространением эпидемий, бани закрылись, и культура была утрачена.
Хотя, думаю, в деревнях дело обстояло не так хорошо...
Да, наверное. Но были реки и озера! И если культура мытья существовала в принципе, то почему крестьяне должны были игнорировать природные водные ресурсы?
Отправлено: 20.10.11 11:53. Заголовок: А пока – попробуем о..
Отрывок из книги Эмиля Маня «Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII »
А пока – попробуем определить, к каким неудобствам и к каким нежелательным последствиям, несмотря на наличие в доме и беспрестанные налеты честного, преданного и отличающегося рвением в работе дворецкого, мог привести неудачный подбор слуг в семейном доме XVII столетия. Дневной свет с трудом просачивался в комнаты этого жилища, в помещениях с окнами лишь с трудом можно было что-то рассмотреть, в тех, что находились внутри – без отверстий, выходящих во двор или на улицу, вообще царила тьма. Для того чтобы проверить, насколько тщательно была произведена уборка в этих затемненных помещениях, их освещали прямо с утра либо лампами, залитыми рапсовым маслом, либо сальными свечами, причем как от тех, так и от других, вони было куда больше, чем света[*чтобы избавиться от этой вони, в масляные лампы подливали росный ладан, а сальные свечи смазывали смесью камфары и ладана], либо, наконец, ничем не пахнущими, но весьма дорогостоящими восковыми свечами. Вполне возможно, при таком скудном освещении удавалось смахнуть пыль, но никак не избавиться от клопов, находивших укрытие в щелях мебели, в матрасах, циновках и буквально кишевших в драпировках, украшавших постели.
Еще одно обстоятельство мешало прислуге добросовестно делать свое дело – нехватка воды. Около двухсот пятидесяти парижских домов (монастыри, коллежи, общественные здания, частные особняки принцев, знатных сеньоров и высокопоставленых чиновников) получали благодаря специальной системе канализации, на основании привилегий, пожалованных королем или эшевенами, понемножку чистой воды из источников, расположенных в Бельвиле-сюр-Саблон, Ренжи или Пре-Сен-Жерве, которые, кроме того, пополняли весьма малыми количествами благословенной жидкости три десятка общественных водоемов города[*в Париже в 1639 г. их было двадцать девять, а тридцать стало только к 1643 г.]. Обитатели очень небольшого числа других строений пользовались весьма редко очищавшимися колодцами, которые непрерывно загрязнялись из-за проникновения в них навозной жижи, стекавшей из близлежащих конюшен, и, поскольку вода из них в связи с этим становилась скорее опасной для употребления, чем полезной, к колодцам этим жители окрестных домов относились чрезвычайно подозрительно.
Но допустим, что пользователям канализационных систем и тем, кто жил поблизости от колодцев, все-таки повезло: в том или ином виде вода до них все-таки доходила. А остальные? Остальным столичным жителям приходилось посылать своих слуг искать драгоценную влагу подчас очень далеко от дома – иногда они отправлялись за ней к квартальному фонтану или водоему, иногда покупали ее у снующих, криками восхваляя свой товар, по улицам водоносов – по денье за ведро. Как же это было трудно – запастись водой! Слуги теряли целое утро, выстаивая в огромных очередях у общественных «водопоев». И при этом им едва удавалось добиться того, чтобы в хозяйстве ежедневно набиралось как максимум хотя бы пятнадцать ведер воды. Ее разливали в сосуды из меди или бронзы, накрытые крышками, сосуды эти были снабжены краниками, их ставили на пол или прикрепляли к стене, а называли все равно – «родниками»[*в таких прозванных «родниками» сосудах – а их насчитывалось в частных особняках по три-четыре, в более или менее обеспеченных семьях по два, в то время как у ремесленников их не было вовсе – могло содержаться от трех до шести ведер воды.]. Народ зачерпывал воду ведрами прямо из реки, оттуда же, несмотря на строгий запрет, слишком часто брали воду и не имевшие ни стыда ни совести разносчики, стремившиеся побольше и поскорее заработать на жизнь.
Как ни сложно было зимой раздобыть питьевую воду и воду из Сены, летом сделать это оказывалось еще сложнее, потому что с наступлением жарких дней источники высыхали или мелели, а в русле Сены можно было найти разве что вязкую и весьма вредную для здоровья жижу. Уже привыкнув к тому, что воды либо мало, либо совсем мало, парижане старались экономить, сокращая ее потребление до того, что это уже приводило к нарушению требований личной гигиены. То, что они называли умыванием, был процесс более чем краткий. Они использовали для этого тряпочки, в лучшем случае – полотенца, почти даже и не смоченные водой. Очень немногие владели оловянными тазиками, еще меньше народу (может быть, один человек на тысячу) – ванной[*упоминавшаяся выше мадам де Монгла, вероятно, какое-то время наслаждалась обладанием ванной, а потом каким-то образом избавилась от нее, во всяком случае, в инвентарной описи ее имущества фигурирует «балдахин из льняной ткани, используемый при купании», иными словами покрывало с кружевами, которое служило для украшения ванны]. Когда парижане испытывали непреодолимое желание помыться как следует, они отправлялись за этим к цирюльнику-банщику, владевшему парильней. А в принципе, чтобы не распространять вокруг себя, подобно всегда учтивому и галантному Бассомпьеру, неповторимый аромат «изящных ног», или, подобно неким дамам высокого происхождения, запах подмышек, способный перебить вонь любого зоопарка, пользовались – даже в чрезмерных количествах – самыми разными притирками, маслами, душистыми пудрами, эссенциями и мешочками с травами.
Эдмон Поньон "Повседневная жизнь Европы в 1000 году":
"Гигиена монахов знаменитого и влиятельного монастыря Клюни:
Одной из сторон повседневной жизни клюнийцев и достаточно новой для монастырской жизни было поддержание себя в подобающем состоянии. В середине IX века аббат Одон предписал монахам каждую субботу чистить обувь. К 1000 году суббота стала также днем, когда они мыли ноги и стригли ногти. Если плохое зрение или ревматизм не позволяли монаху делать это самому, он должен был просить других братьев о помощи. Каждый день следовало мыть лицо и руки. Купания были редким явлением: два раза в год — перед Рождеством и перед Пасхой. Мылись поодиночке в чанах, вода в которых подогревалась на костре. Наконец, поскольку устав запрещал монахам носить бороду, ее следовало брить. По правде говоря, эта процедура проделывалась нечасто: приблизительно 14 раз в год, перед большими праздниками и днями наиболее почитаемых святых, причем летом чаще, чем зимой. Эта процедура регламентировалась особым образом. В назначенный день монахи выстраивались в две шеренги: одна — под сводом внутреннего здания монастыря, другая — вдоль его стены. Брат-раздатчик милостыни раздавал одной стороне бритвы, а другой — чаши для бритья. Каждый брил стоящего напротив. Тот, кто брил, был в подряснике; тот, кого брили, снимал его, однако оставался в рясе. Орудуя бритвой, они пели псалмы, а когда заканчивали, устанавливалась полная тишина. Было запрещено в ожидании своей очереди мыть голову, стричь себе волосы или ногти... Чистота тела неотделима от чистоты одежды. В одном из помещений имелась прачечная с отдельными резервуарами для рубах и для кальсон. Каждый мог пользоваться ею для своих нужд. Утром, перед капитулом, белье замачивали в большой лохани с горячей водой, нагретой на кухне. Стирали днем, «в часы, когда можно говорить». Затем белье сушили на веревке, протянутой во внутреннем помещении, но это было разрешено только после «цены» или после вечерни.
Гигиена феодала:
Трудно представить, что в то время в маленьких деревянных замках соблюдались правила гигиены. Вспомним, что даже монахи Клюни принимали ванну только два раза в год. Невозможно представить, чтобы владелец замка и его «домочадцы» делали это чаще или хотя бы столь же часто. То же можно сказать об отправлении естественных надобностей. Вместо туалетов использовались рвы. Лишь очень крупные феодалы в больших замках и дворцах, которые мы опишем ниже, располагали такими же удобствами, как монахи наиболее значительных аббатств.
По правде сказать, хорошие гигиенические условия в доме были нужны в основном именно монахам, потому что и мелкие, и крупные сеньоры большую часть жизни проводили вне дома. Как их основная профессия (военное дело), так и их развлечения были связаны с действиями на свежем воздухе".
Мишель Кармона пишет, что при Капетингах и Валуа во Франции имелась культура мытья. Естественно, из-за нехватки проточной воды в городах (а только богатые позволяли себе частные ванны), организовывали бани, парильни, которые посещались часто. Это были комнаты, где вместе, от двадцати до тридцати мужчин и женщин мылись. Со временем, уже в XVI столетии и католикам, и протестантам такие нравы показались совершенно неуместными. Последние общественные бани исчезли в конце XVI века. В результате культура умывания была утрачена. Маргарита Валуа, первая супруга Генриха IV шутила, что она не мыла руки уже в течение восьми дней. Напомню, что даже в 1000 году монахам Клюнийского ордена приписывалось каждый день мыть лицо и руки. В начале XVII века известный медик Жан Рену рекомендовал мыть руки каждый день, ноги не так часто, а голову не мыть вовсе. Путешественники замечали, что французы никогда не моют руки, хотя опускают их каждую трапезу в соус или жир. Интересно, что и Мария Медичи, и Анна Австрийская отличались чистоплотностью. После каждого прихода в спальню Генриха IV, Мария приказывала сменить постельное бельё.
После каждого прихода в спальню Генриха IV, Мария приказывала сменить постельное бельё.
Представляю, сколько дней его отстирывали потом, за неимением всяких тайдов, асов и прочих линоров.
А каково было чистоплотной флорентийке с ним ... ну, вы меня поняли... Да к тому же, если он приехал от какой-нибудь любовницы.
Вообще, не представляю, если почти все дворяне ездили верхом, в длинных сапогах, а на дворе, к примеру, июль и около тридцати градусов. Взмокший, потный, пыльный, провонявший вдобавок лошадиным потом, и в объятия дамы. Как мне кажется, всякие жеманницы и прециозницы выступали не столько против близости с мужчиной, а против всего сопровождающего зловония.
Отправлено: 24.12.11 22:21. Заголовок: Не совсем понятно по..
Не совсем понятно почему в средневековье мылись, а потом вдруг перестали. Они тогда микробов еще не знали.
А в средневековье мылись, как понимаю, чтобы не вонять. Если так, то все равно не верится, что в 17 веке люди были совсем не чистоплотные. По портретам, по крайней мере, точно не скажешь.
Отправлено: 24.12.11 22:55. Заголовок: Дмитрий, я думаю, чт..
Дмитрий, я думаю, что у нечистоплотности несколько причин. Во-первых, дорого стоили дрова. Во-вторых, при отсутствии водопровода были проблемы с водой, особенно в городах. А вода в реках, кишащих микробами из-за отсутствия канализации и очистных сооружений, была грязной. Младенцы столь часто умирали, что их боялись мыть, значит, те, кто выжил, был с детства не приучен к водным процедурам. Да и где было мыться? Отдельная ванная комната стала доступной широким слоям населения лишь в середине XX века. Если люди были достаточно богаты, могли мешать религиозные предрассудки. Те же монашки-янсенистки были весьма нечистоплотны, даже кишели паразитами. Возможно, их светские последователи рассуждали также - зачем набожному человеку холить тело, вымывать его и прочее? Чтобы оно соблазняло на грех представителей противоположного пола? Помните, что чистоплотная Анна Австрийская мылась только в рубашке - лишь бы не самой, ни служанкам лишний раз не увидеть наготу, грех.
Сообщение: 7533
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 24.12.11 23:03. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Взмокший, потный, пыльный, провонявший вдобавок лошадиным потом, и в объятия дамы.
Как мы знаем из источников, некоторые дамы от мужчин тоже не отставали.
Дмитрий пишет:
цитата:
Не совсем понятно почему в средневековье мылись, а потом вдруг перестали. Они тогда микробов еще не знали.
«Водные ванны утепляют тело, но ослабляют организм и расширяют поры. Поэтому они могут вызвать болезни и даже смерть», — утверждал медицинский трактат ХV века. В поздние Средние века стало считаться, что в очищенные поры может проникнуть зараженный инфекцией воздух. Вот почему высочайшим декретом были упразднены общественные бани. И если в ХV — ХVI веках богатые горожане мылись хотя бы раз в полгода, в ХVII — ХVIII веках они вообще перестали принимать ванну. Правда, иногда приходилось ею пользоваться — но только в лечебных целях.
В XVI веке стало также считаться, что горячая ванна была обязательной прелюдией к любовным играм. Купание и уход за телом были расценены моралистами подозрительными, большей частью потому, что они обнажали тела. Купание считалось прелюдией для греха. В то время как смешанному купанию препятствовала Церковь, есть данные, что в банях проводились обеды и свадебные банкеты, соединяемые с принятием ванны. И безусловно, что изображения пар, моющихся в ванне, предполагают, что это была не столько социальная, сколько сексуальная деятельность.
Интересная статья об общественных банях Средних Веков:
Уже в середине 1200-ых многие города имели собственные общественные бани. Воду грели на огне, но это приводило к появлению двух проблем. Во-первых, вышедший из-под контроля огонь мог истребить несколько кварталов. Во-вторых, численность лесов стала уменьшатся, дрова подорожали, и повышающиеся затраты на нагревание воды вынудили большинство бань закрыться. Некоторые бани пробовали жечь вместо дерева уголь, но его пары оказались вредными для здоровья. К середине 1300-ых, только самый богатый мог позволять себе зимой дрова для нагревания воды. Остальная часть населения была вынуждена большинство времени ходить грязными. Зачастую в качестве ванны использовались бочки, где все семейство мылось в одной и той же воде.
Наиболее предпочитаемым способом мытья в бане – была парилка. Основные способы её организации были одинаковыми в большинстве стран Северной и Восточной Европы: сначала нагревались камни или печи в замкнутом пространстве. На камни лилась вода для создания пара. И люди сидели на скамьях возле этих камней обнаженными. Во время посещения парилки рекомендовалось хлестать себя связками листьев, чтобы усилить кровообращение.
Банщики нанимали специальных глашатаев. Которые возвещали народу о том, что вода в бане нагрета: "Глашатай патрулировал улицы Парижа 13-го столетия, чтобы позвать людей к нагретым паровым ваннам и баням. Этих учреждений уже насчитывалось двадцать шесть в 1292. Ванны принимались в комнате, часто отдельной. Паровая ванна не обязательно подразумевала погружение. Например, в шести ваннах в Saint-Vivien в 1380 было три кровати и сиденья. Обстановка бани в пятнадцатом столетии на миниатюре Valerius Maximus включала в себя роскошные скатерти, картины на стенах и плиточный пол. Вот описание эрфуртских бань XIII в.: «Бани в этом городе доставят вам истинное удовольствие. Если вам необходимо помыться и вы любите удобства, то можете входить туда спокойно. Вас примут любезно. Красивая молодая девушка как следует разотрет вас своими нежными ручками. Опытный брадобрей побреет вас, не уронив вам на лицо ни капельки пота. Утомившись ванной, вы найдете кровать, чтобы отдохнуть. Хорошенькая женщина, которая не причинит вам беспокойства, с видом девственным искусно расчешет вам волосы. Кто же не сорвет у нее поцелуй, если только захочет, поскольку она отнюдь не сопротивляется? А когда у вас потребуют платы, то хватит и одного денье».
Чаще всего купальщики были голы; в большинстве случаев на них надеты только головные уборы, хотя иногда и набедренные повязки. Poggio Bracciolini в 1416 говорит относительно купальщиков в ваннах Baden " мужчины носят только кожаный передник, а женщины - льняные рубашки до колен, столь вырезанные с обеих сторон, что они оставляют раскрытую шею, грудь, руки и плечи. " Uglino da Montecatini написал, что на курорте Pisan Bagno Acqua (приблизительно 1400), " женщины на протяжении лечения - прилично одеты и многие мужчины прикрыты тонким и светлыми одеяниями. " Иллюстрации показывают, что даже в частных ваннах, и мужчины и женщины носили головные уборы, чтобы не навредить здоровью, а женщины носят все их драгоценные камни; «Вы могли бы подумать, что они шли не в ванны, а на фешенебельную свадьбу».
В монастырских уставах указывалось максимальное количество дозволенных ванн и туалетных процедур, поскольку все это считалось роскошью и проявлением изнеженности. Монастырские ванны, которые часто имели отдельные кабинки, а люди в них, предполагалось, должны купаться в холодной воде и не более, чем один раз в неделю. Это должно было оградить монахов от получения чувственного удовольствия от купания. Некоторые монастыри имели фонтаны для мытья рук (иногда называемые ' умывальник'), вода откуда вытекала текла из нескольких отверстий в круглый бассейн.
Есть множество иллюстраций, изображающих группы людей или отдельных личностей, купающимися в фонтанах и. Трудно определить, являются ли они артистическими фантазиями или показателем обычной практики. Однако нам известно, что в фонтанах мыли одежду, охлаждали вино и использовали для других хозяйственных целей.
Сообщение: 7534
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 24.12.11 23:06. Заголовок: Дмитрий пишет: Помн..
Дмитрий пишет:
цитата:
Помнится в сериале "Ришелье" был момент где он принимал ванну с кардиналом де Лавалетом.
Если о чистоплотности Марии Медичи, Анны Австрийской, Людовика XIII известно, то вот о кардинале Ришелье и его отношении к гигиене ничего нигде не встречал.
Отправлено: 24.12.11 23:13. Заголовок: Дмитрий пишет: Помн..
Дмитрий пишет:
цитата:
Помнится в сериале "Ришелье" был момент, где он принимал ванну с кардиналом де Лавалетом.
Как Вы понимаете, это на совести сценариста. Не существует документальных подтверждений такой сцены.
К тому же, эти люди принадлежали к элите. У них были деньги и на дрова, и на ванны, и на воду, и на слуг, одним словом, на капризы.
МАКСимка пишет:
цитата:
в ХVII — ХVIII веках они вообще перестали принимать ванну. Правда, иногда приходилось ею пользоваться — но только в лечебных целях.
Да, помните, в письмах Ришелье к мадам Бутийе, что я переводила, говорится, что врачи прописывали ей ванны на курорте Бурбон. Она так лечила больную руку, хотя неясно, что конкретно было с рукой, ревматизм или что-то другое.
Сообщение: 7593
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 03.01.12 18:41. Заголовок: Глава о гигиене мона..
Глава о гигиене монахов из книги Лео Мулена "Повседневная жизнь средневековых монахов Западной Европы (X—XV вв.)":
Баня
Трудно сказать, откуда пошла молва о монахах как о чрезвычайно нечистоплотных людях. Правда, некоторые из них действительно заходили далеко в своем стремлении к умерщвлению плоти таким способом. О св. Бенедикте Аньянском рассказывали, что «множество вшей ползало по его шероховатой коже, пожирая его тело, истощенное постами». Но это следует признать чем-то совершенно исключительным, вроде рекорда, как в спорте. Говорили еще, что он никогда не мылся. Это позволяет предположить, что так вел себя только он один, иначе, в чем же тогда заключалась его заслуга? Впрочем, компетентный ученый Кальме в своем «Комментарии к Уставу св. Бенедикта» едва ли выражает симпатии к бане (но это XVIII век). Он с удовольствием перечисляет свидетельства недоверия монахов к гигиене тела: цистерцианцы отлучали от причастия того, кто мылся без разрешения (но речь здесь шла об общественных банях, пользовавшихся дурной репутацией). Картезианцам запрещалось купаться в реках и прудах (то есть опять-таки публично, тогда как они имели воду в кельях). Монахам Монте-Кассино позволялось мыться только в крайних случаях, для чего требовалось разрешение генерального капитула! Пожилые монахи конгрегации Бурсфельда ходили в баню четыре раза в год, а молодые – два раза. Монахи Гирсау мылись два раза в год. В других местах мылись на Рождество, на Пасху и Пятидесятницу. В Фарфа мылись ежемесячно. Те же правила касались и монахинь, соблюдавших устав св. Августина. И лишь больные имели право помыться, когда только почувствуют такую необходимость.
Дом Кальме радуется, что бани были редкостью. Он объясняет это тем, что нательное белье монахи могли стирать сколько угодно. В прежние времена монахи спали одетые, не снимая своих грубых шерстяных одеяний, поэтому грязь, запах, кожные заболевания были обычными явлениями. Теперь же, утверждает он, нательное белье изменило ситуацию. Желая опереться на авторитет, Кальме цитирует св. Иеронима, который предписывал не стремиться к горячей бане тем, кто хочет потушить «жар плоти холодом поста».
К этому предубеждению, порожденному стремлением к умерщвлению плоти (ибо, в отличие, например, от хиппи, монахи всегда рассматривали телесную нечистоту как испытание), добавлялся также тот факт, что в обществе убежденных «холостяков» неизбежно пропадает вкус к чистоте, но это, скорее всего, было реакцией на скрупулезную регламентацию, которую так тщательно внедряли сборники обычаев. В конце концов, вся эпоха Средневековья пронизана подобными упреками (даже в сравнении с веком Людовика XIV); и если некоторые тексты рекомендуют мыться летом и осенью, то в них не упоминается зима или, что любопытно, весна; да и советуют они мыться только один-два раза в месяц людям в возрасте после 36 лет.
На самом же деле во всех средневековых монастырях царила большая забота о чистоте тела, по крайней мере, если опираться на то, что пишут и бесконечно повторяют сборники обычаев того времени. С первых же десятилетий существования ордена картезианцев в монашеские кельи была проведена вода, дабы монахи никуда не выходили. И вот результат: ко всеобщему удивлению в монастыре не водилось клопов, хотя некоторые обстоятельства должны были бы способствовать их появлению: монашеский образ жизни (отсутствие нательного белья), манера спать одетыми, деревянные постройки, редко сменяемые постели и соломенные тюфяки. Правда, клопы водились у братьев-конверзов (как, впрочем, и у остальных людей в Средние века). По этому поводу возникали споры. Некоторые усматривали здесь особую милость Небес, оказанную этому наиболее строгому из монашеских орденов. Другие считали отсутствие клопов результатом того, что здесь не ели мяса. Однако проще всего предположить, что картезианцы вывели всех клопов благодаря поддержанию чистоты.
Начиная с VII века в некоторых монастырях существовали бани, в которых мылись горячей водой. В аббатстве Сен-Галль бани располагались рядом со спальней, и в них мылся каждый, кто хотел. Однако час, день и сам процесс мытья были строго регламентированы. Монахам предписывалось раздеваться, как в спальне, то есть по правилам целомудрия (чтобы лучше соблюдать эти правила, монахи и стали носить нижнее белье). Им не разрешалось опаздывать в баню. Вымывшись, монахи надевали выданное им чистое одеяние и возвращались в монастырь. Вся процедура проходила под наблюдением старшего брата, «благочестивого и целомудренного».
Умывание
Помимо мытья в банях (правила посещения которых, как мы уже видели, были самыми разнообразными), монахам предписывалось мыть руки перед едой и после еды; после сиесты; перед тем, как отправиться на хоры для совершения утрени; после мессы (в аббатстве Флёри горячей водой мыли и руки, и ноги); перед тем, как совершить омовение ног тринадцати бедным в Чистый четверг на Страстной неделе.
Сборник обычаев аббатства Бек упоминает слово «умывание» («ablotorium») более пятнадцати раз. Существовал специальный удар в колокол, возвещавший о том, что готова вода для умывания (об этом говорится в сборниках Бек и Эйнсхема). У мирян «звонить к воде» означало время обеда. Великим постом монахи некоторых аббатств не мыли ноги и не ходили в баню. Но Устав законоучителя устанавливал, что следует омыть ноги пришельцам, постучавшимся у ворот монастыря, в воспоминание о той женщине, которая омыла слезами ноги Иисуса Христа. Устав Ланфранка уточнял, что необходимо вовремя менять загрязнившиеся полотенца для ног.
Борода
В эпоху классической античности бороды носили философы и следом за ними некоторые римские императоры. Борода отпускалась в знак презрения к роскоши и социальным условностям. На Востоке борода служила признаком мудрости. На Западе же, наоборот, варварские народы вряд ли заботились о том, чтобы выглядеть «мудрецами», и борода вновь сделалась здесь синонимом грубости и непросвещенности. Конверзам в монастыре было позволено носить бороду, но отцы ее брили. Однако, как и в случае с баней и мытьем головы, в разных орденах бритье (rasura) совершалось по-разному: у одних бороду брили пять-шесть раз в год; у других – раз в три недели, каждый месяц или каждые пятнадцать дней, перед Пасхой и за два дня до Рождества. Некоторые сборники обычаев запрещали бриться в течение всего Великого поста или сорока дней (надо полагать, что монахи с радостью отказывались от бритья, и перспектива вновь подвергнуться этой процедуре выглядела не самой радужной). Действительно, совершить эту операцию бритвами того времени – немалое испытание, да еще когда это дело поручалось неумелым людям (даже если, в общем-то, каждый монах должен был научиться сам делать это), к тому же и бритье происходило без специального мыла. Я сильно подозреваю, что обычай петь псалмы во время бритья ввели с целью заглушить вопли «клиентов». Отметим, что какими бы аскетами ни были монахи, они не доходили до того, чтобы жертвовать своими щеками ради бритвы подростков, воспитывавшихся в монастыре. Они говорили, что наставники не должны подвергаться этой пытке, если юноши не владеют искусством брадобрея, и, как правило, мэтры сами брили друг друга. Зимой в холодных северных странах это испытание было столь жестоким, что вопрос о бритье принимался капитулом.
У картезианцев подобных проблем не возникало: они вели отшельническую жизнь, и их устав предусматривал, что при входе в келью каждый из них должен был получить гребень, щетку, камень и ремень для правки бритвы.
Мартен оставил нам описание церемонии бритья в аббатстве Фарфа. Вот как, вкратце, все это происходило. Сначала раздавались бритвы, хранившиеся в ларце возле спальни, предварительно наточенные камерарием. Бритье совершали в самом монастыре (в Клюни – в теплой комнате). Братья сидели лицом друг к другу в два ряда. Одни держали в руках бритвы, другие – миски с горячей водой (надеюсь, с мыльной пеной). Тот брат, который брил, снимал рясу и «оперировал» в куколе. Тот, кого брили, снимал рясу и куколь и клал их рядом. Во время бритья пели псалмы, а конкретно – пятый псалом, как уточняет автор. Но стричь ногти или волосы было нельзя до тех пор, пока продолжали петь или пока снова не надевали куколь…
Как быть, если уже звонят к службе, а процесс бритья еще не завершен? В сборниках обычаев предусмотрено и это: монахи должны отправиться в храм, надев свой куколь, но не занимать свои места на хорах и не обнажать голову.
Прическа
В одном старинном сборнике обычаев говорится, что монахи обязаны мыть голову перед Вербным воскресеньем. При этом не уточняется, мыли ли они голову при других обстоятельствах (последнее вполне вероятно).
Бенедиктинцы, бернардинцы, картезианцы, которые не стригли волос, как пишет Кальме, часто мыли голову.
В аббатстве Фарфа каждый желающий мог вымыть голову в день бритья без особого разрешения. Но в другой день делать этого было нельзя. Почему? Я не ведаю. Не известно мне и то, почему монахи должны были спрашивать разрешения вымыть голову; и почему, если в большинстве случаев их брил один из братьев, они не могли заодно помыть и голову. И вообще, для чего была разработана эта сложная и тщательно расписанная церемония для таких обыденных действий, как стрижка волос и ногтей, бритье (целых три страницы, 85 строк в сборнике Эйнсхема!) и кровопускание. К примеру, указывалось, что в день бритья в трапезной должны быть заменены скатерти. Почему? Записано также, что в то время, когда дети, больные и монахи, перенесшие кровопускание, получают свой «mixtum», рефекторарии должны побрить друг друга под пение псалмов. И пока они поют, никто не может ни мыться, ни стричь волосы, ни заниматься своими ногтями, ни покидать монастырь без разрешения.
Мыло и лосьон
Галлы пользовались смесью жира и золы, чтобы красить свои волосы в рыжий цвет. Германцам было известно мыло: жидкое («Schaum») и твердое («Seife», по-английски «soap», по-латински «saipo»). Упоминается раздача мыла в поместьях Карла Великого. Известно и о том, что часть оброка выплачивалась мылом. У Петрарки говорится о «едком» мыле. Стало быть, в Средние века мыло знали. Употребляли ли мыло монахи? В одном из текстов того времени сообщается, что монахи мыли голову водой со щелоком после того, как в ней кипятили белье. В другом тексте речь идет о «мыльном жире», что указывает на употребление некоей жирной субстанции. Говорится также о траве, из которой делали брикеты под названием «herbacos» (травяные); в высушенном виде их использовали в качестве мыла. Это наша сапонария или мыльнянка.
В аббатстве Эйнзидельн мыло раздавалось в маленьких коробочках. Дом Жак Лекрек указал мне на текст, в котором говорится об использовании мыла после того, как монах уже вымылся. Вероятно, сначала в чистой воде монахи смывали основную грязь с рук и ног, а затем уже использовали мыло как ценный продукт, завершая мытье.
Монахи изобрели и первый лосьон. Они испытывали в нем необходимость. Текст 1305 года говорит о том, что монахи употребляли душистую воду на травах, выращиваемых в саду рядом с трапезной и больницей; это были шалфей, майоран, базилик, мята, рута, розмарин. Вступив на путь элегантности, человек уже никогда не остановится. Перед сном гранмонтанцы, эти образцы строгих правил, ежедневно мыли бороду, расчесывали ее и укладывали красивыми волнами! На кого и уповать, если даже эти монахи, более суровые, чем сами цистерцианцы, занимались подобными вещами!
Ногти
Ногти не полагалось стричь ни в воскресенье, ни в праздничные дни. В сборнике Эйнсхема сказано, что можно стричь ногти на ногах, не испрашивая особого позволения, всякий раз, когда моют ноги. Что же касается ногтей на руках, то те, кто решил заняться этим, занимались маникюром перед вечерней или после капитула, спросив разрешения у соседей. Все это совершалось в полной тишине. Если же случалось, что кто-то заговаривал, когда стриг ногти, следовало обратиться к ближнему брату с Benedicite.
Тонзура
Изначально тонзура служила отличительным признаком монаха более, чем его одежда. Макушка головы брилась, а оставшиеся волосы образовывали кружок в подражание «венцу» апостола Петра. Картезианцы выбривали тонзуру шесть раз в год.
Монашеская тонзура (не путать с тонзурой клириков) – знак и свидетельство «священника и короля» – выстригалась ножницами. Волосы венчика достигали середины уха. В основном эта процедура совершалась в тишине. В основном… Когда же выстригали первую тонзуру у новициев, что в Эйнсхеме производили в больнице, то читали семь псалмов.
Находились и такие монахи, которые выделялись своими необычными, если не сказать авангардными, тонзурами. Поэтому сборники обычаев предписывали возврат к единообразию и традиции: «И пусть никто не украшает себя иной тонзурой, кроме принятой у нас».
Кровопускание
В Средние века все прибегали к кровопусканию (minutio) ради укрепления здоровья. Считалось, что производить кровопускание и очищение желудка лучше всего в определенное время, поэтому советовались с врачом, сведущим в астрологии. Весна и осень считались наиболее благоприятным временем для такого лечения. Старикам, пьяным, а также беременным кровопускание не делалось. Различные вены человеческого тела служили разным целям. Например, вена мизинца руки «отвечала» за исцеление печени, а вена правой руки гарантировала целомудрие.
Монахи уважали обычаи своего века. Поначалу они не соблюдали ни ритма, ни определенных дней, установленных для этой процедуры. Они действовали по потребности, но затем, как и во многих других областях, появилась более точная регламентация. Картезианцы Дижона производили кровопускание в пасхальную октаву, после праздника св. Петра, во вторую неделю сентября, за неделю до первого воскресенья Рождественского поста и за неделю до первого из трех воскресений до Великого поста. Четыре раза в год кровопускание делали августинцы, доминиканцы, кармелиты и монахи Бурсфельда; три раза – камальдолийцы, пять раз – викторинцы Парижа, премонстранты и каноники Арруэз; двенадцать раз – в других конгрегациях (как и у мирян).
В Эйнзидельне монахи являлись на операцию в ночной одежде. Зажигали яркий огонь. Перевязав руки, они пускали друг другу кровь, выказывая тем самым чувство милосердия. Эта процедура позволяет предположить наличие у монахов определенных медицинских навыков. Все происходило в полной тишине. По окончании кровопускания раздавали хлеб и вино или, по обычаям этого аббатства, воду, которая, по мнению средневековых врачей, более полезна в данном случае!
Летом операция происходила после девятого канонического часа, а зимой – после вечерни. Разумеется, только с разрешения старшего во избежание крайностей. Кажется странным, что можно проявить крайность в таком деле, как кровопускание. Но все объясняется просто: дни после операции назывались «днями болезни» или «днями запаса крови» и означали нечто вроде отпуска или каникул. Перед операцией монах получал дополнительные хлеб и вино, а после нее – освобождался от всенощных бдений в течение двух дней; ему разрешалось разговаривать с другими монахами, которые находились в сходном положении, и с гостями монастыря. В течение двух-трех суток (в разных орденах по-разному) он имел право на вечерний паек, получал вино и лучшую пищу: пшеничные лепешки, оладьи, овощной суп, жареную рыбу или мясо – такое меню было у строгих камальдолийцев; в Клюни – яйца, дополнительную порцию сыра, три блюда жареного; в Сито – белый хлеб. У викторинцев в XIV веке в течение первых двух дней после операции полагались совершенно немыслимые деликатесы: жареный цыпленок на двоих, гусь – на четверых в полдень, а на третий день – цыпленок на одну персону сверх того, что полагалось обычно! В Шартрез на три дня прерывали пост, и монах в первые два дня получал вечером три яйца.
В другом тексте, относящемся к монастырю Сен-Витон в Вердене (X век), говорится о блюде из яиц и угрей, о щуке с черным перцем и других рыбных яствах, приготовленных на свином сале, весьма жирном. Вечером братья получали вафли и сверх того двойную порцию кларета. И все это из лучших побуждений, здравия ради. Монахи чувствовали себя знатоками в искусстве врачевания и с полным правом давали рекомендации. В другом тексте говорится, что за неимением рыбы больным давали жидкую, жирную смесь вина, яиц и топленого свиного сала. Так что монахи прошлых веков были склонны к энергичному «восстановлению сил». Только одно суровое аббатство Бек ничего не предусматривало для дней после операции.
Кровопускание начали практиковать с VII века. Ни причины, ни истоки этой процедуры не известны. Возможно, попытка преодолеть плачевные результаты несбалансированного питания и малоподвижного образа жизни? Если так, то уровень науки в Средние века был близок к нашему. Во всяком случае, обильная пища после кровопускания быстро ликвидировала ощущение блаженства, действительного или воображаемого, какое наступало после операции. Может, это был способ победить плотские искушения? Но подобный механический образ действия совершенно противоположен самому духу обета целомудрия, основанному на воле и самоконтроле. Кто поверит, что для борьбы с искушениями не достаточно трудов, отказа от сна, суровых постов и воздержания?
Возможно, что практика кровопускания была принята, как сказано в одном старом тексте, по «медицинским» соображениям: лекарств существовало мало, или они отсутствовали вообще. На самом деле, эта операция попросту была модной на протяжении IX—XVII веков (вспомним Людовика XIV) и как любая мода прекратила свое существование без видимых причин. Некоторые монашеские ордена довольно рано отказались от кровопусканий, например, картезианцы еще до 1373 года. У других эта метода оставалась в уставах до XV—XVI веков. Достаточно долго хранили верность такой моде миряне. Они составляли клиентуру «минутора». Нередко целыми семьями они отправлялись на несколько дней в монастырь для участия в церемонии, скажем даже, празднике с отдыхом после каждого сеанса. Кроме того, люди прибегали к пиявкам, так, восемнадцать мансов аббатства Прюм посылали монахам по тридцать пиявок каждый.
Судя по тому обильному питанию, какое получали монахи после кровопускания, можно сделать вывод: они лишались значительного количества крови. Рассказывают, что св. Жерар из аббатства Сов-Мажер, страдавший невыносимыми головными болями, попросил сделать ему кровопускание и затем отправился в путешествие, хотя его разрезы закрылись еще не полностью. Следует предположить, что они были глубокими.
Как же потом поступали с кровью? В одном тексте 1336 года говорится, что бенедиктинцы Сент-Андре во Фландрии даровали городу Брюгге поле, предназначенное для выливания крови после операций, чтобы «не отдавать ее свиньям»! Вероятно, наши монахи всегда проявляли уважение к ценности человеческой крови.
Отправлено: 26.01.12 23:14. Заголовок: Даже для того, чтобы..
Даже для того, чтобы вкратце набросать историю напитков, требуется затронуть старинные и новые, народные и утонченные, с учетом различных изменений тех и других на протяжении веков. Напитки-это не только питание. Они всегда играли роль возбуждающих средств, средства забвения: порой, как у некоторых индейских племен, опьянение было даже средством общения со сверхъестественными силами. Как бы то ни было, в течение веков, которые нас занимают, алкоголизм в Европе не переставал расти. Затем к нему добавились экзотические возбуждающие средства: чай, кофе -и в не меньшей степени такой трудноклассифицируемый «возбудитель»-ни еда, ни питье,-как табак во всех его видах.
ВОДА Как ни парадоксально, приходится начать с воды. Ее не всегда бывало вволю и, несмотря на точные рекомендации врачей, советовавших такую-то воду предпочитать такой-то в зависимости от заболевания, надо было довольствоваться той, какая есть под рукой: дождевой, речной, из фонтана, из водоема, колодца, бочки или из медного резервуара, в котором благоразумно держать запас воды во всяком предусмотрительном доме. В крайних случаях-морской водой, которую в испанских пресидиос в Северной Африке в XVI в. опресняли перегонкой, иначе бы пришлось доставлять воду из Испании или Италии. Еще одна крайность, окрашенный отчаянием случай с путешествовавшими по Конго в 1648 г.: изголодавшиеся, падавшие с ног от усталости, спавшие на голой земле, эти люди вынуждены были «пить воду, [каковая] напоминала конскую мочу». Еще одно мучение-с пресной водой на борту кораблей. Сохранить ее в пригодном для употребления виде было неразрешимой задачей, невзирая на множество рецептов и ревниво охранявшихся секретов, Впрочем, целые города, хоть и очень богатые, плохо снабжались водой. Так было в Венеции, колодцы на площадях или во дворах дворцов которой не выкопаны, как обычно думают, до уровня пласта пресной воды, которого можно было бы достичь под дном лагуны, а представляют резервуары, до половины заполненные мелким песком, через который фильтруется и осветляется дождевая вода, затем собирающаяся в колодце, пронизывающем резервуар посередине. Если дождя не бывает в течение многих недель, резервуары высыхают, как это было во время пребывания в городе Стендаля. Если дует штормовой ветер, в них попадает соленая вода. В нормальное время их было недостаточно для огромного населения города. Пресная вода должна была поступать и поступала извне-не по акведукам, но в барках, наполнявшихся на Бренте и ежедневно приходивших по каналам в Венецию. И эти речные водовозы, acquaroli, даже образовывали в Венеции особый ремесленный цех. Такое же неприятное положение было и во всех голландских городах, располагавших только резервуарами для дождевой воды, мелкими колодцами и сомнительной чистоты водою каналов. В целом водопроводов было мало. Знамениты, и заслуженно, были стамбульские акведуки, да еще Puente в Сеговии (отремонтированный в 1841 г. и восходящий к римлянам), который восхищает приезжих. В Португалии в XVII в. функционировали (и это было рекордом) водопроводы в Коимбре, Томаре, Виладу-Конди, Элваше. В Лиссабоне новый водопровод Агуаш-Виваш, сооруженный в 1729-1748 гг., доставлял воду на удаленную от центра площадь Рату. И все наперебой стремились получить воду из этого фонтана, куда водоносы приходили наполнять свои красные бочонки с железными ручками: такие бочонки они носили на шее. И вполне логично, что первой заботой папы Мартина V, вновь поселившегося в Ватикане после Великого раскола, было восстановление разрушенных римских акведуков. Позднее, в конце XVI в., чтобы обеспечить водою великий город, потребуется построить два новых водовода: aqua Felice и aqua Paola. В Генуе питание фонтанов обеспечивал в основном водопровод Скуффара, вода которого вращала мельничные колеса внутри городской стены, а затем расходилась между различными кварталами восточной части города. Ключи и подземные резервуары питали его западную часть 153. В Париже в 1457 г. был починен бельвильский водовод; вместе с акведуком Пре-Сен-Жервэ он будет снабжать город водой до XVII в. Аркёйский акведук, перестроенный при Марии Медичи, доводил воду из Рэнжи до Люксембургского дворца. Порой воду для снабжения горожан поднимали из рек большие водяные колеса (Толедо, 1526 г.; Аугсбург, 1548 г.), и для этой же цели применяли мощные всасывающие и нагнетательные насосы. Насос у Самаритянки, построенный в 1603-1608 гг., ежедневно подавал 700 кубометров воды, взятой из Сены и распределявшейся между Лувром и Тюильри. В 1670 г. насосы у моста Нотр-Дам подавали из Сены 2 тыс. кубометров воды. Затем вода из акведуков и от насосов перераспределялась по глиняным (как в римские времена), или деревянным (из выдолбленных и состыкованных друг с другом древесных стволов-так было в Северной Италии с XIV в., во Вроцлаве-с 1471 г.), или даже свинцовым трубам; но свинцовые трубопроводы, отмеченные в Англии с 1236 г., не получат широкого распространения. В 1770 г. вода Темзы, «которая вовсе не хороша», поступала во все лондонские дома по подземным деревянным трубопроводам, но не так, как представляем себе мы проточную воду из водопровода. Она «регулярно распределяется трижды в неделю в соответствии с потреблением в каждом доме... ее получают и хранят в больших бочках с железными обручами». В Париже главным источником воды оставалась сама Сена. Ее вода, которую продавали водоносы, считалась обладающей всеми достоинствами: будучи заиленной и, следовательно, густой (что отмечал в 1641 г. португальский посланник), она лучше держит лодки (что, правда, мало интересовало пьющих ее), превосходна для здоровья -а вот в этом можно на законном основании усомниться. В 1771 г. очевидец писал: «В рукаве реки, омывающем набережную Пеллетье, и между двумя мостами многие красильщики три раза в неделю выливают свою краску... Изгиб реки, образующий набережную Жевр-очаг заразы. Вся эта часть города пьет омерзительную воду» . Успокойтесь, это вскоре будет исправлено. И уж лучше вода из Сены, чем из колодцев левого берега, никогда не бывших защищенными от фильтрации ужасающих нечистот,вода, на которой булочники замешивали свой хлеб. Эта речная вода, естественно действовавшая послабляюще, была, несомненно, «непригодна для иностранцев»; но они могли в нее добавить несколько капель уксуса, покупать профильтрованную и «облагороженную» воду, даже так называемую королевскую или же ту, лучшую из всех воду, называвшуюся бристольской, «каковая к тому же еще и намного дороже». Вплоть до 1760 г. этими изысками пренебрегали: «Пили воду [Сены], не обращая на то особого внимания» . Это парижское водоснабжение обеспечивало жизнь (впрочем, неважную) 20 тыс. водоносов, ежедневно поднимавших по три десятка «носок» (т. е. по два ведра за раз) вплоть до самых верхних этажей (по два су за носку). Так что когда в 1782 г. братья Перье установили в Шайо два паровых насоса, «прелюбопытные машины», которые поднимали воду на 110 футов над меженным уровнем Сены «простым паром от кипящей воды», это означало революцию. То было повторение опыта Лондона, который уже несколько лет располагал девятью такими насосами. Первым обеспечили район Сент-Оноре, самый богатый и, следовательно, более всего способный оплатить такой прогресс. Но если число этих машин увеличится, беспокоились современники, что станется с 20 тыс. водоносов? Впрочем, это предприятие вскоре (в 1788 г.) обернулось финансовым скандалом. Но это неважно! С XVIII в. была ясно поставлена проблема подвода питьевой воды, наметились и порой оказались достигнуты ее решения. И не в одних лишь столицах: скажем, проект водоснабжения для Ульма (1713 г.) доказывает обратное. Но, несмотря на все это, прогресс наступил поздно. До того во всех городах мира обязательно приходилось пользоваться услугами водоноса. Упоминавшийся уже португальский путешественник расхваливал великолепную воду, которая во времена Филиппа III продавалась в Вальядолиде в очаровательных бутылях или в глиняных кувшинах всех форм и расцветок. Водонос в Китае пользовался, как и парижский, двумя ведрами на двух оконечностях шеста, уравновешивая таким образом тяжесть ведер. Но на рисунке 1800 г. мы обнаруживаем, также в Пекине, большую бочку на колесах со втулкой сзади. Около того же времени одна гравюра показывает нам «способ, каким женщины носят воду в Египте»,-двумя кувшинами, напоминавшими античные амфоры; большой ставился на голову и удерживался левой рукой, а маленький размещался на ладони изящным жестом изогнутой правой руки. В Стамбуле религиозные предписания, требовавшие многочисленных ежедневных омовений проточной водой, вызвали повсюду увеличение числа фонтанов. И несомненно, там пили более чистую воду, чем в других местах. Не по этой ли причине турки еще и сегодня гордятся тем, будто умеют распознавать вкус воды разных источников, как француз похваляется умением узнавать вина разных местностей? Что до китайцев, так они не только приписывали воде разные достоинства в зависимости от ее происхождения-обычной дождевой воде, воде дождя грозового (она опасна), воде первого весеннего дождя (благодетельной), талой воде из градин или зимнего инея, воде, собранной в сталактитовых пещерах (главнейшее лекарство), воде речной, из источника, из колодца,-но еще и обсуждали опасности загрязнения и полезность кипячения любой подозрительной воды. Впрочем, в Китае пили только горячие напитки (были даже продавцы кипятка на улицах), и, вне сомнения, эта привычка значительно способствовала поддержанию здоровья китайского населения. Напротив, в Стамбуле летом повсюду продавали чашечками на улицах снеговую воду за мелкую монетку. Португалец Бартоломе Пиньейру да Вега восторгался тем, что в начале XVII в. в Вальядолиде тоже можно было за умеренную цену позволить себе в жаркие месяцы насладиться «холодной водой и замороженными фруктами». Но чаще всего снеговая вода была большой роскошью, предназначенной для зажиточных. Так было во Франции, например, где вкус к такой воде появился лишь в результате причуды Генриха III. И в прилегающих к Средиземному морю странах, где корабли, груженные льдом, порой совершали довольно продолжительные плавания. Скажем, мальтийские рыцари заставляли снабжать себя через Неаполь, и одна из их жалоб утверждала в 1754 г., что они-де умерли бы, не располагай они против своей лихорадки «этим превосходным лекарством». (Бродель Ф Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв.)
Сообщение: 7793
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 05.02.12 21:11. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Насос у Самаритянки, построенный в 1603-1608 гг., ежедневно подавал 700 кубометров воды, взятой из Сены и распределявшейся между Лувром и Тюильри.
Что интересно, а ведь этот насос находился на Новом Мосту. В январе 1602-го года король Генрих IV повелел начать его строительство. Это был небольшой дом на сваях, между которыми вращались два колеса мельницы. Строение было увенчано часами с курантами, определяющими ритм жизни парижан. Насос был назван в честь встречи между Иисусом и самаритянкой у колодца Иакова. Насос был реконструирован Робером де Коттом в период между 1712 и 1719-ми годами, а затем обновлен Суффло в 1771-м. В 1813-м году сооружение разрушили. От него остался лишь один колокол, который передали церкви Сент-Эсташ.
Сообщение: 8327
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
31
Отправлено: 27.03.12 21:17. Заголовок: О гигиене из книги Э..
О гигиене из книги Эдмона Фараля "Повседневная жизнь в эпоху Людовика Святого":
"Тогда принимали горячие ванны, и не только обитатели замков, но также бюргеры и даже простонародье. К этому способу восстановления сил часто прибегали после путешествия или трудного испытания. Любопытно, что порой в ванну направлялись прямо из-за стола. Правда, в частных жилищах не было специальных зал для этой цели либо они встречались очень редко: ванну нагревали на очаге или заказывали где-то и вносили в комнату. Но можно было также ходить в общественные бани, в парильни.
В Париже банных заведений было много; в 1292 г. существовало не менее двадцати шести бань, раскиданных по разным кварталам. Они были открыты каждый день, кроме воскресений и праздников. Когда баня была нагрета, об этом объявляли глашатаи, ее работа начиналась утром, но не слишком рано, потому что так велели уставы — ведь тот, кто пошел бы в парильню до рассвета, рисковал впотьмах встретиться с лихими людьми. Клиенты могли довольствоваться парной, могли принять ванну с теплой водой, по желанию их могли побрить или вымыть им голову. Стоимость посещения парной в 1268 г. составляла два денье, ванны с теплой водой — четыре денье; в случае подорожания дров и угля прево города имел право поднять эти цены.
Этот промысел настолько процветал, что банщики организовали свой цех: их мастера избирали троих присяжных, и все они подчинялись уставам, одни из которых включали гигиенические требовании, а другие — моральные.
Из гигиенических соображений запрещалось посещать бани больным и прокаженным; особой заботой хранителей ремесла было наблюдение за состоянием труб и хорошим функционированием стоков — в интересах как самих бань, так и соседних домов.
Ситуация с моралью была несколько сложной. Люди ходили в бани не только ради чистоты и гигиены, но и затем, чтобы получить удовольствие; в результате появились довольно любопытные обычаи. Они возникли даже в частных домах. Некоторые женщины, сидя в ванне, требовали подать себе обильное угощение и не спешили, извлекая из этого положения все возможное удовольствие. В одном и том же ушате, в одной и той же ванне часто находились одновременно мужчина и женщина. Аллергический персонаж — Богатство, описывающий герою одного романа наслаждения рая, будучи хранителем ключей от него, говорит: «Там мои друзья ходят плясать короле, танцевать и веселиться; там к их услугам наслаждение трешей и эспенгери (виды танцев) под звуки барабанов и виелл и под новые песни; там они играют в кости, шахматы и в тавлеи; им встречаются юноши и девицы, которые гуляют по лугам и садам, а потом идут в бани, где вместе купаться, надев цветочные венки».
Меры по поддержанию порядка, принимавшиеся в общественных заведениях Парижа, означают, что злоупотребления существовали. Устав цеха банщиков и 1268 г. предписывал, что двери бань должны быть закрыты не только для больных, но и для всех людей дурного нрава, как мужчин, так и женщин. Одна статья, добавленная к первоначальным статутам чуть позже, указывает, что заведения должны быть предназначены либо только для мужчин, либо только для женщин, по выбору владельца, обосновывая это тем, что слишком часто мужчины приходят в баню вечером и проводят там ночь, а утром туда по неведению попадают женщины, «и происходит еще многое, о чем лучше не говорить». Но было бы ошибкой полагать, что осуждаемые здесь обычаи были свойственны только парижским баням. Один немецкий поэт XIII в., писавший на латыни, описывает бани Эрфурта, приводя кое-какие детали, заставляющие призадуматься. «Бани этого города, — пишет он, — вам очень понравятся. Если вам нужно вымыться и вы любите удобства, можете смело входить сюда. Вас любезно примут. Хорошенькая девушка сделает вам массаж, с благими намерениями, своей нежной рукой. Опытный цирюльник побреет вас так, что на вашем лице не выступит ни капли пота. Утомившись от бани, вы найдете постель для отдыха. После миловидная женщина с девичьей внешностью, которая не будет вам неприятна, затейливым гребнем приведет вам в порядок волосы. Кто не подарит ей поцелуев, если ему охота и если она не противится? Что касается оплаты, то довольно простого денария, и то ежели вы особенно пожелаете его дать: ведь никто не потребует его от вас, и все предпочли бы умереть, нежели услышать от вас неблагозвучное слово».
Но бывали такие ванны, принимать которые ездили далеко, на курорты с минеральными водами. Например, воды Бурбона во Франции привлекали в город множество больных, хромых (éclopés — больных той болезнью, которую мы называем артритом), в том числе и французов, но еще и многих иностранцев. Содержателям местных постоялых дворов эксплуатация этих мощных источников приносила большую выгоду. Среди заведений различного класса, которые они здесь держали, некоторые, рассчитанные на богачей были оборудованы с максимальным комфортом. Каждую ванную устраивали в отдельном доме, в ванну текла горячая и холодная вода, имелись смежные комнаты для отдыха. Здесь бывали и городские дамы, а также мужчины. К чему было пренебрегать местными заведениями, позволявшими дамам при помощи служанок совершать свой туалет тщательно и с удовольствием (несмотря на дурной запах этих вод), а также лечить некоторые недомогания, выбирая подходящий день (благотворное действие оказывает молодая луна). Но в первую очередь содержатели владельцы гостиниц жили за счет приезжих. Они ожидали тех прямо на пороге, умели к ним обращаться на языке их страны, делали множество предложений и были крайне услужливы; поселившись на полном пансионе, гость мог начинать лечение; но он уже был предуведомлен, и надписи на видных местах напоминали ему о том же, — на исцеление можно рассчитывать только в случае достаточно долгого пребывания здесь.
Баня не была гигиеническим учреждением, доступным для любого кошелька, — в какой-то мере она была роскошью; с другой стороны, нельзя сказать, что вода в домах имелась в изобилии: ее туда носили люди, чьим ремеслом было таскать вёдра и у которых в саду имелся колодец. Но самой несовершенной была система слива воды. Ручьи к северу от Сены, стекавшиеся в район Маре и долгое время применявшиеся для орошения садов, позже стали использовать как сточные канавы. Но поскольку перепад высот был недостаточен, они становились рассадниками инфекции. Очистка канав, на чем специализировались бретонцы, поселившиеся в Париже, производилась примитивными методами, однако, похоже, в середине XIII в. были предприняты энергичные меры по организации очистных сооружений и некий мэтр Орри, не то чиновник, получивший широкое поручение, не то подрядчик, приобрел в то время курьезную известность среди парижан".
Отправлено: 02.07.12 13:48. Заголовок: Хочу здесь привести ..
Хочу здесь привести интересную теорию происхождения групп крови.
Священная тайна крови Молостов Валерий
Инфекционная теория.
Эта теория объясняет причину возникновения четырех групп крови по причине воздействия различных видов инфекций на организм человека на протяжении 3 миллионов лет его существования. Человеческий организм имеет только один ответ на внедрение инфекции – он синтезирует специфические белки в печени и в костном мозгу, которые заполняют русло крови. Белковые антитела (гамма глобулины) с током крови достигают микроба (или вируса) и уничтожают именно тот штамм микроорганизма, на матрице которого антитела были синтезированы. Каждая инфекция «заставляет» иммунную систему организма вырабатывать свои, специфические белки. Вот почему состав белков крови человека, переболевшего дизентерией, скарлатиной и ангиной, будет отличается от белкового состава крови человека, переболевшего другими инфекциями (корью, гриппом и герпесом). Если смешивать два вида крови с различным белковым составом, то происходит ее свертывание, агглютинация. Именно эта мысль является «базой для создания всего здания» инфекционной теории возникновения четырех групп крови.
Первая группа крови была единственной группой крови первобытного человека 0,1 – 3 миллиона лет назад. Самыми распространенными болезнями у древнего человека были две: крупозное воспаление легких и пищевые отравления. Обе эти болезни вызываются гноеродными микробами – стрептококками и стафилококками. В то время люди не имели достаточного количества одежды из шкур животных для женщин, стариков, детей, а поэтому во время зимних холодов многие члены племени очень часто замерзали, у других развивалось воспаление легких.
Летом наши древние предки повсеместно болели пищевыми отравлениями, так как отсутствовали элементарные правила гигиены во время потребления пищи. Благодаря коллективной охоте древний человек получал «горы» мяса при разделке тушей мамонтов, коней, коров и оленей. Мясо разделывалось кремневыми ножами, которые, конечно, никто и никогда не дезинфицировал. В летнюю жару мясо было негде хранить, поэтому оно быстро портилось. Потребление мяса уже через день после забоя животного могло вызвать отравление. Фрукты и овощи плохо мылись водой, руки также перед едой никто не мыл. Исходя из этих соображений, можно утверждать, что у первобытных людей была очень развита банальная болезнь желудочно-кишечного тракта в виде пищевого отравления. Логично утверждать, что в племенах с полным отсутствием навыков гигиены питания, кроме пищевых отравлений процветала дизентерия, сальмонеллез, гельминтозы. Травмы грязных рук и ног часто сопровождались возникновением гнойных инфекций, которые также вызываются стрептококками и стафилококками.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод, что древние люди в 95 % случаев имели болезни, которые вызывались гноеродными кокками в виде стрептококков и стафилококков. Ответная реакция иммунной системы была в виде насыщения русла крови соответствующими белками, способными связать токсины стрептококков и стафилококков и нарушить их жизнедеятельность. Такой состав белков крови воспринимается нашими современниками, как первая группа крови.
Вторая группа крови возникла внутри человечества в период 2 – 100 тысяч лет назад, когда человек стал скотоводом. Цивилизация началась с того момента, когда человек приручил и одомашнил сотни видов животных и стал их разводить, кормить, охранять от хищников. На протяжении тысячелетий у человечества продолжалась эпоха тесного соприкосновения с домашними животными: конем, коровой, овцой, козой, собакой, кошкой, свиньей, верблюдом, курами, утками, гусями и так далее. Животные также болеют бактериальными и вирусными инфекциями, многие из которых передаются человеку. Это сейчас человек живет отдельно от животных, а первобытный человек жил вместе с домашними животными под одной крышей, «в одной комнате». Особенно тесный контакт человека и домашнего животного происходил в зимние месяцы. В пищу попадал кал и моча животных, человек дышал воздухом, который выдыхал конь и корова. В зимний сезон в отдаленных уголках грязного жилища человека находили убежище крысы, мыши, клопы, вши, блохи и другие насекомые, которые переносят инфекцию от животного к человеку. При отсутствии элементарных гигиенических правил человечество начало тотально заражаться зоонозами: сибирской язвой, сальмонеллезом, туберкулезом, глистами, малярией, возвратным тифом и так далее. На мощную атаку новых микроорганизмов иммунная система людей ответила появлением специфических белков крови, которая представляются современной медицине как вторая группа крови.
Третья группа крови возникла внутри человечества в период 2 тысяч лет до нашей эры до 1500 год нашей эры. В этот период жизни человечества началось его компактное проживание в крупных городах, которое сопровождалось отсутствием элементарных гигиенических правил. Нечистоты выливались на узкие улицы. Мыло, бани и рукомойники отсутствовали. Поэтому по континентам прокатывались волны мощных эпидемий чумы, холеры, сифилиса, натуральной оспы, брюшного тифа и так далее. Исторические источники рассказывают, что многие цветущие государства прекращали свое существование по причине полной гибели населения от эпидемий. Особенно много людей погибло в разное время от эпидемий чумы и холеры. Эпидемии уносили в могилы слабых, но выживали люди с сильной иммунной системой. По причине длительного воздействия на иммунную систему человечества специфических микроорганизмов, вызывающих эпидемии, у многих людей появился новый состав крови, который современниками определен как третья группа крови.
Четвертая группа крови возникла внутри человечества после 1500 года как ответ на поражения организма многочисленными вирусными инфекциями. Обращаю пристальное внимание читателя на тот факт, что до 1500 года человечество не болело никакими вирусными болезнями. Болезни вызывались исключительно микроорганизмами, которые по размеру больше вирусов в тысячи раз. Только в последние 500 лет на человечества обрушился шквал совершенно новых для иммунной системы вирусных заболеваний в виде эпидемий гриппа, ОРЗ, вирусных ринитов и фарингитов, корь, свинка, краснуха, полиомиелит, натуральная оспа, вирусные энцефалиты, эпидемический гепатит, герпес, желтая и гемморрагическая лихорадка, бешенство, СПИД (с 1990 года) и неспецифическая пневмония (с 2003 года), птичий грипп (2006), свиной грипп (2007). С крупными патогенными микроорганизмами человечество хорошо научилось бороться антибиотиками и другими лекарствами. Но нет ни одного вещества, который бы убивал патогенные вирусы, так как они располагаются внутри клеток наших органов. Пока человек не заполнит свою кровеносную систему специфическими гамма-глобулинами, до тех пор излечение от вирусной инфекции не произойдет! Иммунная система пяти поколений человечества на протяжении 500 лет кардинально меняло белковый состав крови, реагируя тем самым на засилье вирусных инфекций. Вирусы являются виновниками возникновения четвертой группы крови у людей.
В будущем, через тысячи лет, человечество начнет поглощать полезные ископаемые других планет. Все свое время человек будет находиться в космосе. С этого момента и последующие миллионы лет человек будет всегда находиться в скафандре, а поэтому он будет полностью «отрезан» от бактериальной окружающей среды, исчезнут все пути передачи инфекций от человека к человеку. В космосе под действием губительных космических лучей произойдет гибель всех вирусов и бактерий внутри космической ракеты, и тем более - снаружи, на поверхности стального корпуса. Чисто физическими методами и тотальной изоляцией людей друг от друга будут ликвидированы все пути передачи микробных и вирусных инфекций. Космическое человечество будет жить в абсолютно стерильных условий. В космическую стерильную эпоху не надо будет выделять в кровь белки, убивающие микробы, и белковый состав крови резко изменится. Я полагаю, что тогда появится совершенно новый состав крови, который вызовет возникновение пятой группы крови.
Так вкратце выглядит теория о бактериальном генезе четырех групп крови.
Наступала пора распространения гигиены, она входила в обиход прежде всего в городах. В 1292 г. в Париже существовало как минимум 26 банных заведений. Причем парильни являлись местом наслаждений и даже пристанищем разврата. Вот описание эрфуртских бань XIII в.: «Бани в этом городе доставят вам истинное удовольствие. Если вам необходимо помыться и вы любите удобства, то можете входить туда спокойно. Вас примут любезно. Красивая молодая девушка как следует разотрет вас своими нежными ручками. Опытный брадобрей побреет вас, не уронив вам на лицо ни капельки пота. Утомившись ванной, вы найдете кровать, чтобы отдохнуть. Хорошенькая женщина, которая не причинит вам беспокойства, с видом девственным искусно расчешет вам волосы. Кто же не сорвет у нее поцелуй, если только захочет, поскольку она отнюдь не сопротивляется? А когда у вас потребуют платы, то хватит и одного денье».
Впрочем, и монастырская литература внесла свой вклад в заботу о теле. Ценный эльзасский манускрипт 1154 г. представляет собой учебник по диетологии, написанный монахиней из Шварцентхана и иллюстрированный Зинтрамом, монастырским каноником из Мирбаха. Этот календарь предписывал особый режим для каждого месяца. В начале XIII в. был широко распространен «Справочник здоровья», написанный в Салерно.
По Жак Ле Гофф "Цивилизация Средневекового Запада"
Отправлено: 06.11.12 00:59. Заголовок: В издании Janssen&#..
цитата:
В издании Janssen's History of the German People есть множество деталей относительно популярности использования ванн в Германии. Люди купались по несколько раз каждый день; некоторые тратили целые дни внутри. С 20-ого мая по 9-е июня 1511, Lucas Rem купался сто двадцать семь раз, как мы можем вычислить по его дневнику "
Цитата из одной статьи, ссылки на которые привёл МАКСимка. В это мало верится. Даже в наших условиях, в домах с ваннами и горячей водой из-под крана, почти никто не принимает ванну несколько раз в день. Это слишком обременительно. Но в те времена... Даже в наши дни, где-нибудь в сельской местности, в России, где нет водопровода и бытовые условия в чём-то напоминают средневековье, хотя и отличаются в лучшую сторону наличием электричества, никто вообще не принимает ванну. Моются в бане раз в неделю, и всё. А тут, в средневековой Германии, и ванны имеются у всех, и воду запросто натаскать 100-200 литров, а потом грязную в том же количестве слить, вряд ли в ванне имелась пробочка, ведь канализации не было, и топлива напастись на нагревание воды было возможным. Фантастика какая-то ненаучная.
цитата:
В моем городе был закон (в XIII-XVвека) в котором говорилось, что каждый гражданин должен посетить общественную баню один раз в неделю. Если кто-то не хотел следовать этому закону, он был заключен в ' башню ' или платил штраф
Сомнительно всё это. Как проверяли, кто, на сколько в башню вонючек сажали, на пожизненное, надеюсь? Они, видимо, ещё и жадюгами были, раз штрафу предпочитали заключение. А вот в наше цивилизованное время таких законов нет. Странно как-то.
цитата:
К середине 1300-ых, только самый богатый мог позволять себе зимой дрова для нагревания воды. Остальная часть населения была вынуждена большинство времени ходить грязными. Зачастую в качестве ванны использовались бочки, где все семейство мылось в одной и той же воде.
Цитата из той же статьи. Вот это уже похоже на правду.
Сообщение: 9835
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
34
Отправлено: 06.11.12 01:11. Заголовок: Amie du cardinal, ед..
Amie du cardinal, единственный вывод, который можно сделать из всего материала, постоянно встречающегося, что примерно до середины XIV века (1347—1351 - ужаснейшая эпидемия чумы в Европе) культура мытья существовала. Об этом пишут все авторы исследований о Париже времен Людовика Святого, к примеру. В монастырях также было принято соблюдать гигиену. Другое дело, что из-за эпидемий чумы, Столетней войны, а затем религиозных распрей (ведь фанатичные протестанты уж явно культуру мытья не прививали, где-то я об этом читал) мыться перестали, общественные бани закрылись. Лишь в XIX веке всё стало постепенно возвращаться.
Отправлено: 06.11.12 01:19. Заголовок: В другой статье одна..
В другой статье одна наша современница показала себя весьма безрассудной, проверяя на себе рецепты средневековых гигиенистов по уходу за зубами. И всё ей понравилось, и всё показалось таким полезным и правильным, и во рту такое приятное ощущение,и зубки радуются. Что же именно делала смелая рецептоиспытательница?
цитата:
Мятная жидкость для полоскания рта
Bankes' Herbal, 1525
" Если у вас пахнет изо рта, а ваши зубы и десны грязны, вымойте ваш рот и десны с уксусом, в котором предварительно была вымочена мята; после этого, протрите зубы порошком мяты или высушенной мятой. "
Что необходимо: 1-пинтовая фляга, заполненная веточками мяты (Mentha Citrata, оранжевая бергамотовая мята) 1-пинта красного винного уксуса Уксус залили в мяту и оставили для того, чтобы он пропитался, на всю зиму; после чего уксус слили и применили для полоскания рта. Мелко нарезанную, высушенную мяту можно применять для протирки зубов.
Что происходило, когда я пробовала этот рецепт? О, мой рот прекрасно себя чувствовал! Я ополаскивала рот настоем, чтобы удалить едкий вкус. Я не знаю, уменьшило ли полоскание содержание зубного камня, но я чувствовала, что все микробы убиты. Изо рта у меня пахло мятой в течение приблизительно 15 минут.
Работало ли это? Кислая природа уксуса препятствовала появлению некоторых бактерий также, как и появлению зубного налета, а мятный аромат освежал дыхание; средство помогало в случаях ран на деснах. Протирка зубов помогала удалять накопленный сахар и грязь.
цитата:
Винное Полоскание и Травы для жевания
Trotula, 11-ое столетие, On Women's Cosmetics (книга 3)
" Женщина должна прополоскать рот после обеда очень хорошим вином. После чего, она должна просушить [свои зубы] и вытереть [их] свежей белой тканью. Наконец, позвольте ей жевать в течение дня сладкий укроп, любисток или петрушку, которые очень хороши для зубов, потому что обладают хорошим запахом, очищают десны и отбеливают зубы."
Что необходимо: Кубок с белым вином, белая ткань для полировки зубов и зеленые травы для жевания.
Я выбрала именно белое вино, потому что в тех немногих случаях, где в рецептах был определен тип вина - это было именно белое вино. Я использовала сладкий укроп и петрушку, так как они доступны в это время года. Любисток, родственник сельдерея, был мне коммерчески не доступен.
Что происходило, когда я пробовала этот рецепт? Ополаскивание рта с вином избавило меня от остатков еды между зубами и уменьшило количество грязи, но это могло произойти под влиянием белого вина. Я подозреваю, что чистящий эффект изменяется в зависимости от того, насколько сухое вино используется. Протирка зубов тканью удалила большее количество остатков пищи и зубного камня. Жевание сладкого укропа или петрушки добавило запаха этих трав и не оставило запаха съеденной пищи.
Работало ли это? По существу, Вы промываете рот с алкоголем (хоть и слегка сладким) и жуете зеленые травы с высоким уровнем хлорофилла. В течение длительного времени было установлено, что хлорофилл – это то, что позволяет растениям уничтожать плохое дыхание даже от рыбы или чеснока. Сладкий укроп и любисток также добавили пряный аромат к дыханию. Так что вино убивало бактерии и удаляло остатки пищи, а хлорофилл уничтожал любое плохое дыхание
.
А вот мнение современных стоматологов:
цитата:
6 способов уберечь зубы от вредного воздействия кислой пищи и напитков
То когда и как часто вы принимаете кислую пищу и напитки, влияет на здоровье ваших зубов. Cахар, кислота, присутствующая в диетической и обычной газировке, энергетических напитках, соках и вине, разрушают зубную эмаль и приводят к кариесу. Предлагаем вашему вниманию 6 полезных советов, чтобы сократить риск повреждения зубов.
1. Ограничьте потребление: Необходимо сократить потребление газировки, вина, энергетических напитков и соков, кислой пищи, включая кислые конфеты, цитрусовые и пищу, содержащую уксус.
2. Выбирайте время потребления: Употребление кислых продуктов с другой пищей помогает нейтрализовать или уменьшить кислотность. Употребление кислых продуктов перед сном особо не рекомендуется, так как во время сна количество выделений слюны сокращается. А, как известно, слюна нейтрализует и ослабляет действие кислоты.
3. Правильно пейте: Пейте газировку или сок через трубочку, так как это помогает сократить контакт с зубами. Так же предпочтительно пить быстро, а не потягивать маленькими глоточками, чтобы предотвратить вредное воздействие кислоты на зубную эмаль.
4. Нейтрализация: После принятия кислой пищи и напитков, съешьте кусочек сыра или запейте водой, или прополощите рот специальным средством для полоскания, содержащим фтор, чтобы нейтрализовать кислоту.
5. Выбирайте время для чистки зубов: За 30 минут до потребления кислой пищи или напитков почистите зубы фторосодержащей пастой. Избегайте чистить зубы сразу после принятия кислой пищи, напитков.
6. Жевательная резинка: Потребление жевательной резинки без сахара помогает стимулировать выделение слюны, которая нейтрализует и ослабляет вредное воздействие кислоты.
цитата:
Но не забывайте, что уксус, как любая другая кислота, разъедает кислотно-щелочную среду желудка (если принимать его натощак), тем самым нанося вред слизистой оболочке желудка, а также эмали зубов. Так что после принятия уксуса нужно обязательно прополоскать рот. Долгое время принимать яблочный уксус тоже не следует.
цитата:
Алкоголь пагубно воздействует на организм в целом, не щадя и зубы. Спиртные напитки негативно влияют на состояние десен и полости рта, способствуя возникновению эрозии эмали зубов. Эрозия твердых тканей зубов – это одно из поражений, развивающихся после их прорезывания. Бывает несколько форм эрозии – патологическая, хроническая, локализованная (например, когда твердая ткань зуба утрачивается под действием алкогольных кислот). В связи с тем, что сегодня потреблять алкоголь начинают едва ли не с детского возраста, распространенность этого заболевания в последнее время возросла (она составляет примерно 47 %).
цитата:
Традиционно считается, что окрашивает зубную эмаль также и красное вино . Но, как выяснилось, для зубной эмали гораздо вреднее безобидное на первый взгляд белое. Белые вина быстрее вымывают эмаль с поверхности зубов, делают их более чувствительными к горячим и холодным продуктам. Причина заключается в том, что сорта винограда, используемые для изготовления белого вина, имею самый низкий уровень PH, однако можно минимизировать негативное воздействие этого напитка на зубы, если употреблять его вместе с сыром, который содержит кальций, защищающий зубы от кислоты. А вот употребление, например, клубники или смешивание игристых вин с соками кислых фруктов увеличивает количество кислот и усиливает негативное воздействие напитка. Поэтому старайтесь заедать белое вино с сыром, и ни в коем случае не чистите зубы сразу после того, как вы выпьете. Должно пройти, по меньшей мере, 30 минут, в противном случае вы механически еще сильнее разрушите размягченную кислотами эмаль.
Сообщение: 10484
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 22.02.13 00:06. Заголовок: Читая роман "Пра..
Читая роман "Правдивое комическое жизнеописание Франсиона" Шарля Сореля, в описании приготовлений, которые английский дворянин в Париже совершал перед визитом к даме, мне встретилось: "Все его тело было на диво вымыто и надушено, ибо, намереваясь провести ночь с полюбовницей знатного вельможи, избалованной роскошествами, почел он за нужное прифасониться таким образом, дабы не уронить себя в моих глазах". То есть писатель XVII столетия ведет речь о том, что дворянин гигиену соблюдал в определенной мере.
Сообщение: 10921
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 03.05.13 21:48. Заголовок: Леонид Петрушенко в ..
Леонид Петрушенко в "Повседневной жизни Средневековой Европы" указывает на поразительное количество бань в городах того времени. В Риге в XIII веке при населении две тысячи человек уже было три городских бани. В Майнце в XIV веке их было четыре, в Вюрцбурге -семь, в Нюрнберге - 12, в Вене - 29. Зажиточные горожане считали необходимым хотя бы раз в две недели посещать баню. В баню в значительной мере ходили для развлечения и удовольствия, как теперь в ресторан. К услугам посетителей были еда, выпивка, массаж и услуги проституток, которых часто называли "банщицами".
Здесь приведены впечатления современников, а не беллетристов и фантастов.
Жан-Жак Бушар "Путешествие из Парижа в Рим" (1630)
цитата:
Lyon – 1630 La ville est en soi fort laide, triste, et puante; les rues étant très étroites, obscures et pleines de boue, et les maisons hautes, obscures, mal bâties, sans être ornées ni même enduites extérieurement; tous les entours des portes et des fenêtres sont jaunis d'ocre, et la plupart des fenêtres ne sont que des châssis de papier, qui se haussent et se baissent comme des auvents, par-dehors, avec des ficelles. La pente des toits n'est pas reprise du côté de la rue, mais va se joindre à la maison voisine; l'eau est portée par de grandes gouttières de bois qui s'avancent jusqu'au milieu de la rue, ce qui est extrêmement vilain pour la vue, et plus incommode encore aux épaules de ceux qui passent lorsqu'il pleut.
Город сам по себе очень некрасивый, жалкий и зловонный...
Франсуа Берто о Мадриде. «Дневник путешествия в Испанию » (1659)
цитата:
Les rues sont pour la plupart larges, mais je ne crois pas que jamais on en ait ôté un tombereau de boue, tant il y en a partout, et si infecte à cause des ordures que l'on y jette, que je crois que c'est pour ce sujet que les Espagnols ont tant de soin d'avoir du parfum
Улицы по большей части широкие, но я не думаю, что их когда-либо избавляли от грязи, поскольку она повсюду, и если смрад исходит от мусора, который выбрасывают на улицы, то я считаю, что именно поэтому испанцы так старательно пользуются духами.
Отрывок из отчёта специальной комиссии для парламента Гренобля (1659)
цитата:
La rue Pailleret est remplie de boues, eaux croupies, pailles pourries, plumes, tripailles et autres vilaines et puantes ordures provenant des auberges et écuries.
La rue du Boeuf est beaucoup plus puante et infecte que d'autres, à cause des bouchers et charcutiers (...) et que le sang, tripailles et débris de toutes sortes qui n'en sont pas enlevés.
Devant diverses maisons de la rue Bournolenc, se trouvent plusieurs tas d'ordures comme vidanges de caves, graviers, fumier cendres et mâchefer.
Улица Пайере полна грязи, гниющей воды, тухлой соломы, перьев, требухи и других мерзких и вонючих отбросов, происходящих от постоялых дворов и конюшен.
Улица дю Бёф (*Бычья) гораздо более смрадная и вонючая, чем другие, из-за мясников и колбасников (...) и чем кровь, кишки и отбросы всех видов, которые оттуда не вывезены.
Перед различными домами улицы Бурноланк находится ряд куч мусора, как нечистоты из подвалов, песок, зола и нагар.
А вот и про Лувр, который, оказывается, благоухал, вопреки предположениям некоторых извращенцев.
Отрывок из петиции, адресованной Луи XIV около 1670 года.
цитата:
Aux environs du Louvre, en plusieurs endroits de la cour et sur les grands degrés, dans les allées d’en haut, derrière les portes et presque partout, on y voit mille ordures, on y sent mille puanteurs insupportables, causées par les nécessités naturelles que chacun y va faire tous les jours, tant ceux qui sont logés dans le Louvre que ceux qui y fréquentent ordinairement et qui le traverse ...
В окрестностях Лувра, в нескольких местах двора и на больших лестницах, в галереях, за дверями и почти везде, видно множество мусора, чувствуется множество невыносимых запахов, вызванных естественными потребностями, которые каждый там собирается справлять ежедневно, как те, кто обитает в Лувре, так и те, кто его обычно посещает и кто через него проезжает.
И в Версале не гламурненько как-то.
Впечатления господина Ла Морандьера 1764 года.
цитата:
Le parc, les jardins, le château même font soulever le coeur par les mauvaises odeurs. Les passages de communication, les cours, les bâtiments en ailes, les corridors sont remplis d’urine et de matières fécales; au pied même de l’aile des ministres, un charcutier saigne et grille ses porcs tous les matins; l’avenue de Saint-Cloud est couverte d’eau croupissante et de chats morts.
Парк, сады, сам замок вызывает тошноту дурными запахами. Переходы, дворы, флигеля, коридоры переполнены мочой и экскрементами; у подножья министерского крыла колбасник каждое утро режет и жарит своих свиней; аллея Сен-Клу покрыта стоячей водой и дохлыми кошками.
Письмо Вольтера доктору Поле от 2 апреля 1768 года
цитата:
Vous avez des boucheries dans de petites rues sans issue qui répandent en été une odeur cadavéreuse capable d’empoisonner tout un quartier.
У вас имеются скотобойни в маленьких тупичках, которые летом распространяют трупный запах, способный отравить воздух целого квартала.
Дени Дидро в «Путешествии в Голландию» пишет в 1774 году:
цитата:
Amsterdam est une ville infecte.
Амстердам - город вонючий.
Аббат Жан-Пьер Папон в «Путешествии в Прованс» отмечает, что в Грассе в 1780 году:
цитата:
Les rues y sont étroites et irrégulières, sans ornements, et toujours couvertes de fumier, comme le sont celles de beaucoup de villes et de tous les villages de Provence.
Улицы здесь узкие и беспорядочные, без прикрас, и всегда покрыты навозом, как улицы многих городов и всех деревень Прованса.
И так далее... Тут уже господа ревизионисты не смогут заявить, что это фантазии и выдумки.
Сообщение: 11169
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 10.06.13 01:35. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
А вот и про Лувр, который, оказывается, благоухал, вопреки предположениям некоторых извращенцев.
Amie du cardinal пишет:
цитата:
И в Версале не гламурненько как-то.
Помню, что и про Лувр, и про Версаль еще писали многие историки в своих трудах о повседневной жизни. Да и что говорить, они писали и о Париже в целом. Воняло и во времена Филиппа-Августа, и во времена Людовика XV. И я думаю, что в Средние века нечистот было меньше, поскольку и размер города, и количество населения значительно уступали Парижу XVII-XVIII столетий. И мылись в XIII веке, определенно.
Детская смертность во Франции. Перевод отрывка из статьи La mortalité infantile en France с сайта Institut National d'Etudes Démographiques
Очень частая прежде, смерть детей до одного года стала редкой во Франции. В 2009 году менее четырёх новорожденных на тысячу (3,7) умерли до своего первого дня рождения. Два века снижения.
В XVIII веке во Франции приблизительно один новорожденный из трёх умирал до того, как достигал одного года, будучи чаще всего жертвой инфекционной болезни. Ситуация изменится в конце XVIII века: детская смертность начнёт снижаться быстрее, и к 1850 году смерть будет поражать не более одного новорожденного из шести. Основными движущими силами этого снижения являются успешная вакцинация от одной из основных причин смерти детей в это время, оспы, и прогресс, достигнутый как в искусстве родовспоможения, так и в первоначальном уходе, даваемом новорожденному.
Вред от стихийной индустриализации XIX века.
Но в течение второй половины 19 века детская смертность увеличится снова, поскольку стихийная индустриализация и скученность в городах благоприятствует эпидемиям. Появляется новая болезнь, холера, которая вызывает несколько эпидемий. К тому же дети, отданные кормилице в сельскую местность, подвержены очень значительной смертности.
Начиная с конца XIX века, благодаря распространению практики асептики и государственной политики контроля за детьми и кормилицами, детская смертность вновь начинает снижаться. Это движение не прекратится. Единственные исключения, пик 1911 года, связанный с жарким летом, в течение которого смертность от диареи была очень сильной, затем пик, вызванный войной 1914-1918 года, усиленный эпидемией испанского гриппа, и пик смертности 1945 года, связанный с дезорганизацией системы распределения молока, которая сопровождала освобождение от гитлеровской оккупации.
За последнюю тысячу лет бактерия - возбудитель проказы Mycobacterium leprae с генетической точки зрения не претерпела никаких существенных изменений и значит уменьшение числа случаев этого заболевания в Европе к 16 веку связано не с ослаблением вирулентности возбудителя, а с улучшением социальных условий жизни людей. К такому выводу пришла международная группа специалистов, которой удалось полностью секвенировать древний геном этого патогена, выделив его из останков людей, погибших от проказы в Средние века. Результаты исследования опубликованы в журнале Science.
Скелеты средневековых прокаженных, найденные во время раскопок у лепрозория Святой Марии Магдалины в Винчестере, Великобритания. Фото Винчестерского университета
Отправлено: 15.06.13 20:22. Заголовок: Тем, кто считает, чт..
Тем, кто считает, что в средние века царила некая гигиеническая идиллия, полезно будет узнать следующие сведения - ещё в 1954 году 81% парижских квартир не имел ванной, 55% - туалета. Об этом сообщает Иван Комбо в книге «История Парижа», 2002. Между войнами жилищное строительство было запущено, а во время второй мировой приостановлено, хотя население Парижа увеличивалось на 50 тысяч в год. 100 тысяч парижских квартир были признаны вредными для здоровья. В послевоенные годы свирепствовал туберкулёз - от него ежегодно умирало 33 жителя квартала Елисейских полей, 142 человека в других кварталах, а смертность среди квартирантов лишённых удобств меблированных комнат составляла 877 человек на 100 тысяч населения.
Любопытные отрывки из книги Юхнёвой Е.Д. «Петербургские доходные дома» М.:Центрполиграф, 2008
Умывальники
Спектр приборов для пользования водой в гигиенических целях был достаточно широк: фаянсовые или металлические кувшины с тазами; простейший металлический рукомойник в виде чайника с носиком, висевший на веревке, для пользования его надо наклонять; цилиндрический или плоский металлический рукомойник, закрепленный на стене, мы поныне продолжаем пользоваться им на дачах. Это и сложнейший комплекс (вспомните изображение Мойдодыра из детской книжки) — плоский прямоугольный резервуар для воды, укрепленный на стене, закрытый декоративной панелью (мраморной, металлической или крашенный масляной краской деревянной) с зеркалом, от низа резервуара отходила коротенькая труба, она могла заканчиваться простым дозирующим устройством дачного рукомойника, вентильным краном или даже шаровым, появившимся в конце XIX века. Грязная вода попадала в таз или в фаянсовую, металлическую или мраморную раковину (они распространились с 1860-х годов). Из раковины вода сливалась в ведро, которое приходилось выносить или по трубе домовой канализации сливать в выгребную яму. Раковины соединялись прямыми, без сифона и решетки, трубами с выгребными ямами, и поэтому, как вспоминали современники, «снабжали квартиры воздухом, профильтрованным через экскременты и клоачную жидкость».
Ванны
В XVIII веке в возведенных по иностранному образцу петербургских дворцах знати как редкостные диковинки стали появляться ванны. Делались они или из мрамора, или из зеленой меди. А императрица Елизавета Петровна заказала себе на Стеклянном заводе хрустальную ванну, вкладываемую в медную.
Лишь в царствование Николая I, во второй четверти XIX века, ванны стали обязательными в дворцовом быту. Для них стали отводиться специальные комнаты. Правда, по этикетным соображениям санитарно-гигиенические предметы маскировали. Например, представьте себе ванную комнату в виде библиотеки. Посередине — стол, покрытый сукном, но стоило лишь поднять столешницу, то под ней обнаруживалась ванна. Вдоль стен — шкафы с книгами, но подойдя к одному из них и легко открыв дверь-обманку, на которой искусно нарисованы корешки книг, вы попадаете в душ. В петергофском Фермерском дворце наследника престола, будущего Александра II, архитектор А. Штакеншнейдер углубленную в полу ванну замаскировал сверху диваном, а душ спрятал в стенном шкафу. Душ частенько маскировали под люстру, вернее сказать, это была душ-люстра. Она освещала помещение при помощи вставленных в нее свечей, а из дырочек, расположенных внизу резервуара, шла вода. Сегодня воссозданная люстра-душ демонстрируется в помещении холодной ванны Банного корпуса в Петергофе.
Лишь в последней четверти XIX века ванны начали появляться в квартирах петербуржцев, но из всех квартирных удобств они были наименее распространены. По данным переписи 1890 года, ваннами оборудована только одна из тысячи однокомнатных квартир и одна из трехсот двухкомнатных квартир. В средних по размеру (3-5-комнатных) квартирах ванны имелись в одной из десяти квартир. Зато более половины «барских» квартир оснащались ваннами (ванны были в 57 % 6-10-комнатных квартир и в 70 % квартир из более чем 10 комнат).
Рассматривая обмерные планы петербургских квартир, можно заметить, что площадь ванных комнат обычно около 8 кв. м, а самые маленькие — около 6 кв. м. Ванные комнаты практически всегда делались с окном, поэтому в них отсутствовал избыточный пар и духота.
Ванны изготавливались из различных материалов: мраморные, фаянсовые, чугунно-эмалированные, медные (луженые), оцинкованные. Независимо от материала при пользовании ванной ее обычно внутри выстилали простыней, поскольку соприкосновение корпуса ванны с телом считалось неприятным и негигиеничным, а потом заполняли водой.
Вода для мытья нагревалась на плите в ведрах или баках, и ванна наполнялась при помощи черпаков. Изредка бак вмуровывался сбоку в топку плиты. Такие плиты нельзя было топить, не наполнив бак водой, поскольку швы у него расходились, и для исправления требовался лудильщик.
К концу XIX века получает распространение дровяной водонагреватель (подобие гигантского самовара). Он представлял собой резервуар для воды цилиндрической формы с внутренней нагревательной трубой-дымоходом, высотой до одной сажени (то есть чуть более двух метров). Вода в него могла подаваться по водопроводным трубам или, там, где водопровод отсутствовал, воду наливали вручную ведрами. Под резервуаром была встроена топка, она обычно топилась дровами, чрезвычайно редко — углем. Горячие газообразные продукты сгорания, проходя через внутреннюю трубу-дымоход, нагревали воду. Иногда для комфорта рядом устраивался резервуар для холодной воды. Из резервуаров через краны вода поступала в ванну. Для перемешивания воды в ваннах пользовались небольшими металлическими или деревянными «веслами» с дырочками. Душ был скорее исключением в квартирах петербуржцев.
В домах существовали и общественные ванны. Ими, поданным переписи 1881 года, оборудовалось 5 % домовладений (из 9261 — в 435). В частных домах общест венные ванны имелись в 4 домах из 100, тогда как в благотворительных заведениях — в каждом десятом. В среднем приходилось по три общественные ванны на дом.
Появление водопровода не внесло резких изменений во внешний вид ванн и умывальников.
Со второй половины XIX века врачи обнаружили в ваннах лечебную силу. Так, лейб-медик императрицы Марии Александровны, супруги Александра II, академик С. Боткин назначал ей, страдавшей частыми бронхитами впоследствии перешедшими в чахотку, водолечение. Сначала больную заворачивали в мокрую простыню и, укрыв периной, ждали, когда она покроется потом, затем ее ставили на несколько секунд под холодный душ или погружали в прохладную ванну. После этого больная чувствовала себя лучше: снижался жар, учащенный пульс выравнивался, дыхание становилось глубоким. При расстройстве нервов, как тогда говорили, врачи рекомендовали хвойные ванны с добавлением в воду сосновых или можжевеловых веток и шишек.
Имели ванны и косметический эффект. Красавицы XIX века принимали ванны из минеральных вод, с миндальным молочком. В начале XX века рекомендовались «ванны красоты» с добавлением в воду ароматических трав (мяты, эвкалипта, шалфея, розмарина, тмина), розовых лепестков и одной бутылки одеколона.
Чаще добавляли в ванну овсяный отвар или сенную труху — общедоступно, но какой бархатистой после этого делалась кожа!
КАНАЛИЗАЦИЯ
Отхожие места
«Отхожие места», «ретирадники» или «нужники» служили для сбора человеческих испражнений. Слова «уборная» или «туалет» для обозначения этого места стали употребляться лишь в XX веке. Для XIX века слово «уборная» обозначало помещение для одевания, а слово «туалет» имело несколько значений: женский наряд, или приведение в порядок своего внешнего вида («совершать туалет»), или столик с зеркалом, за которым причесываются и накладывают макияж.
Устройство отхожих мест Петербурга XVIII века хорошо известно. Они представлены в музейных экспозициях в Летнем дворце Петра I и в петергофском Монплезире. К началу XIX века они не видоизменились. Чрезвычайно подробное описание отхожих мест дал капитан японской шхуны Дайкокуя Кодаю, попавший после кораблекрушения в Россию и в 1791 году привезенный в Петербург. После возвращения на родину Кодаю подвергли тщательному допросу, и он дал письменные показания о разнообразных сторонах русской жизни. Книга показаний Кодаю, составленная Кацурагавой Хосю, хранилась как государственная тайна и до 1937 года оставалась секретной. Ее русский перевод (переводчик — В.Т. Константинов) издали лишь в 1978 году (X. Кацурагава. «Краткие вести о скитаниях в северных водах»).
Цитирую: «Уборные называются [по-русски] нудзуне, или нужник. Даже в 4-5-этажных домах нужники имеются на каждом этаже. Они устраиваются в углу дома, снаружи огораживаются двух-трехслойной [стенкой], чтобы оттуда не проникал дурной запах. Вверху устраивается труба вроде дымовой, в середине она обложена медью, конец [трубы] выступает высоко над крышей, и через нее выходит плохой запах. В отличие от дымовой трубы в ней посредине нет заслонки, и поэтому для защиты от дождя над трубой делается медный навес вроде зонтика.
Над полом в нужнике имеется сиденье вроде ящика высотой 1 сяку 4-5 сунов [сяку = 30,3 см или 37,8 см; 1 сун = 3,03 см]. В этом [сиденье] вверху прорезано отверстие овальной формы, края которого закругляются и выстругиваются до полной гладкости. При нужде усаживаются поудобнее на это отверстие, так, чтобы в него попадали и заднее, и переднее тайное место, и так отправляют нужду. Такое [устройство] объясняется тем, что [в России] штаны надеваются очень туго, так что сидеть на корточках, как делают у нас, неудобно. Для детей устраиваются специальные сиденья пониже.
Нужники бывают большие, с четырьмя и пятью отверстиями, так что одновременно могут пользоваться три-четыре человека. У благородных людей даже в уборных бывают печи, чтобы не мерзнуть. Под отверстиями сделаны большие воронки из меди, [а дальше] имеется большая вертикальная труба, в которую все стекает из этих воронок, а оттуда идет в большую выгребную яму, которая выкопана глубоко под домом и обложена камнем.
Испражнения выгребают самые подлые люди за плату. Плата с людей среднего сословия и выше — по 25 рублей серебром с человека в год. Очистка производится один раз в месяц после полуночи, когда на улицах мало народа. Все это затем погружается на суда, отвозится в море на 2-3 версты и там выбрасывается».
Отхожие места, расположенные вне дома, во дворе, назывались ретирадниками, они представляли собой небольшой деревянный домик с отверстием в полу над выгребной ямой, очень похожий на современное дачное «удобство». Этими дворовыми ретирадниками пользовались дворники, швейцары, уличные торговцы и жильцы подвальных этажей. В 1881 году в 90 % дворов были выгреба (из 9261 — в 8100). В среднем на двор приходилось 6 ретирадников.
Аристократы по отхожим местам не ходили. Отправление естественных надобностей в XVIII веке могло происходить прилюдно, почти не таясь. Существовали переносные сундучки, сидя на которых, даже можно было принимать гостей. Этому способствовало отсутствие у женщин панталон и мода на кринолины, продержавшаяся в России более полутора веков. Один подобный сундучок экспонируется в Туалетной комнате Банного корпуса в Петергофе. Там рядом с ним — фаянсовая с цветочным орнаментом «ночная ваза». У представителей высших и средних городских слоев для отправления естественных надобностей служили фарфоровые или фаянсовые предметы по форме похожие на вазы или супницы, а у низших — простой горшок, жестянка или ведро. Кстати, отсюда и название «детский горшок», использующийся до сих пор.
Интересно, что, отправляясь куда-либо, знатная дама могла прихватить с собой, спрятав в муфту, «бурдалю». Это подкладные судна, обычно фаянсовые, продолговатые, с одной ручкой, формой немного напоминающие соусники. Свое название они получили от имени известного оратора Франции времен Людовика XIV. Во время его длинных выступлений придворные дамы пользовались этими устройствами. Два бурдалю можно увидеть в помещении теплой ванной комнаты петергофского Банного корпуса.
В первой половине XIX века по мере роста этажности домов в них на черных лестницах стали появляться отхожие места пролетной системы. Находились отхожие места на площадке черной лестницы рядом с окном в неглубокой нише без дверки. Кое-где в старинных домах, не подвергшихся капитальному ремонту, эти ниши и каменные стульчаки с заложенными дырками сохранились по сию пору. Нам трудно представить, как можно пользоваться туалетом без дверей. Но приличие — достаточно условное понятие. К тому же надо учесть, что движение по черным лестницам было более оживленным. Сейчас мы пользуемся лестницей только когда выходим на улицу, все наши бытовые нужды мы удовлетворяем внутри квартиры. А в ХVІІІ-ХІХ веках: и дрова принеси, и воды натаскай, и в погреб да в ледник за провизией сбегай, и в подвал постирать сходи, да на чердаке выстиранное развесь — так целый день вверх-вниз и бегали.
Когда в квартирах стали появляться клозеты, а потом ватерклозеты, отхожими местами на лестницах продолжали пользоваться жильцы квартир верхних этажей и мансард, не имевших этих удобств, и прислуга из квартир, где клозеты имелись, но пользовались ими лишь «господа».
Клозеты и ватерклозеты
С середины XIX века начались попытки перенесения отхожих мест внутрь квартиры в виде клозета. В отличие от незамысловатых упомянутых выше «удобств» клозеты благодаря специальному клапану не пропускали канализационных запахов, и поэтому они устраивались внутри квартир в специальных небольших помещениях, обычно с окном. Клозет представлял собой металлическую воронкообразную чашу, ее выходная труба в месте присоединения к вертикальной трубе домовой канализации перекрывалась специальным клапаном при помощи педали или ручки. Аналогичным устройством мы пользуемся до сих пор в поездах дальнего следования, но там есть водяной смыв, а в клозетах его не было.
Ватерклозеты — это клозеты с водяным смывом. Подобную конструкцию впервые применили в Китае примерно в I веке до н.э., во второй половине XVI века крестник королевы Елизаветы I — поэт и переводчик сэр Джон Харрингтон — изобрел ватерклозет. Изготовили всего два экземпляра этого устройства: для королевы и для самого автора. Он описал его в сатирической книге «Метаморфозы Аякса», кстати, за злые политические пассажи, там содержавшиеся, автора удалили от двора — сослали в родовое поместье.
Только в 1775 году английский часовой мастер А. Камминг получил первый патент на туалет с клапанным смывным устройством. Патент на механизм с шаровым поплавком, автоматически отмеряющим очередную порцию воды в бачке после смыва, выдали в начале XIX века англичанину Т. Крапперу, занимавшемуся изготовлением водопроводной арматуры. Понадобились десятилетия на то, чтобы догадаться сделать гидравлический затвор с S-образной трубой. Без него неприятные запахи из канализации очень легко проникали в помещение. Конечно, далеко не сразу унитазы вытеснили привычные выгребные ямы. В Париже, например, последние вместилища нечистот засыпали только в 1959 году.
Первым в Петербурге появился ватерклозет системы «Монитор» по цене 6 рублей. Этот тип ватерклозетов не имел сливного бачка, и при нажатии специальной ручки (реже — педали) вода из водопроводной трубы поступала прямо в приемную чашу и затем в открывшееся отверстие. Когда ручку отпускали, вода переставала поступать, и клапан-заслонка закрывался, почти не пропуская в квартиру канализационных газов.
Вскоре «Монитор» вытеснило устройство, названное «русской системой», или «русским горшком», по цене 6 рублей 73 копейки, состоявшее из чугунного воронкообразного горшка, соединенного трубой с накопительным бачком для воды. Нововведение восторженные современники сравнивали с Ниагарским водопадом. Вторым нововведением стало колено — гидравлический затвор фановой трубы. Оставшаяся в нем часть воды абсолютно не пропускала в квартиру никаких запахов. «Теперь в туалетных комнатах благоухают только розы», — высокопарно заключали современники.
Этой конструкцией мы пользуемся до сих пор, и вот уже 100 лет ничего принципиально нового не придумано. Дизайнерские же изыски начались еще в конце XIX века. Постепенно стали входить в обиход английские ватерклозеты «Торнадо» и «Пьедестал» с «фаянсовыми чашками особой ладьеобразной формы» и «оригинальной каплевидной формы ручкой, свисающей с бачка на изящной цепочке», она заменила ручку на самом ватерклозете.
По данным переписи 1890 года, ватерклозетами оборудованы были каждая восьмая однокомнатная квартира и каждая третья из двухкомнатных квартир. Две трети средних по размеру (3-5-комнатных) квартир имели ватерклозет. А вот в «барских» квартирах ватерклозеты устанавливались практически в каждой — ватерклозеты имелись в 92 % от общего количества 6-10-комнатных квартир и в 96 % квартирах из более 10 комнат.
Слово «унитаз», вытеснившее слово «ватерклозет», пришло в русский язык много позже из Испании, где началось производство первых фаянсовые унитазов современной конструкции акционерным обществом «Unitas» (что по-испански — «Союз»).
Всемирный день туалета отмечается 19 ноября. Во многих странах мира открылись музеи, посвященные туалетному делу и его орудиям. Пожалуй, самая полная коллекция унитазов всех времен и народов представлена в Гладстонском музее в Англии. В России историю отхожих мест можно узнать на выставке «Эволюция общественного туалета» в петербургском Музее воды. Здесь представлены унитазы от старинного английского до современного «биуни» (то есть биде-унитаза), оборудованного не только душем, но и феном.
Однако в реальности для подавляющего большинства петербуржцев проблема была вовсе не в том, что блестят или нет у них полы, а в элементарном отсутствии воды, за которую надо платить водовозу; в невозможности залить кипятком кишащих насекомых по чисто экономическим причинам — приготовление кипятка требовало дров, а за пользование хозяйской дровяной плитой брали отдельную плату, ее растапливали традиционно, один раз в день, и чтобы лишний раз вскипятить воду, требовались лишние дрова. Часто даже кипяток для чая покупали с утра у разносчика.
Но не только беднейшее население не могло поддерживать чистоту своего жилища. «Часто, входя в переднюю хорошего дома, вы находите ее грязною, безобразною, в беспорядке, и здесь уже запах ламп, кухни неприятно поражает ваше обоняние. Вы удивитесь, видя, напротив того, в приемных отличный порядок, приятную чистоту, лоск, свежесть всех предметов. В другом доме вы тотчас заметите, что прекрасный обед сервирован на чрезвычайно дурной посуде или обратно; в другом — при роскоши всех принадлежностей вам бросится в глаза худо одетая, неисправная, хотя многочисленная прислуга».
Домовая канализация
Междуэтажные трубы для спуска нечистот изготавливались в основном из дерева (80 %), реже — так называемых «каменные», то есть кирпичные (20 %) выкладывались при строительстве дома. Остатки канализационных кирпичных труб сегодня иногда можно увидеть на стенах старых домов: два параллельно торчащих ряда кирпичей, идущих сверху вниз вдоль лестничных окон, внешняя стенка трубы обычно отбита. Крайне редко встречались гончарные трубы, и как нечто удивительное упоминаются железные трубы, эмалированные внутри. Трубы эти вели в выгребные ямы.
Только 20 % выгребных ям сооружалось из влагонепроницаемых материалов: из цемента, реже из керамики или железа, остальные выгреба делались из барочного леса и, за редким исключением, даже не обмазывались глиной, как требовалось по Обязательному постановлению 1884 года. Нечистоты свободно впитывались в окружающую почву. По этой причине при быстром росте количества населения и все более уплотняющейся застройке в последней трети XIX века санитарно-эпидемиологическое положение становилось крайне опасным.
Выгреба. Золотари
Канализационные трубы вели к выгребным ямам, устраиваемым во дворах, рядом с помойными ямами, в подвалах здания или в виде боковых пристроек к нему. Из-за отсутствия городской сливной канализации воздух дворов наполняли запахи нечистот из негерметично закрытых выгребных ям. Выгреба обшивались деревом, количество непроницаемых (цементных, кирпичных или железных) выгребов, требуемых санитарной службой, существенно выросло только к концу XIX века.
По городской переписи 1900 года можно представить, какое огромное количеств выгребов (32 тысячи) накопилось в Петербурге к началу XX века. С ростом этажности домов в одном дворе устраивалось уже не по одной-двум выгребным ямам, их число доходило до нескольких десятков.
По переписи 1881 года в 90 % дворов были выгреба (из 9261 — в 8242, в среднем — 3 на двор), а опорожнялись они значительно реже, чем требовалось по предписаниям медицинской полиции, о чем свидетельствовали многочисленные штрафы. Обязательная принадлежность дворов — ретирадники, располагавшиеся над выгребной ямой.
Город задыхался от миазмов, поднимавшихся из выгребных ям. Удалением экскрементов из города занимались специальные люди — золотари. Они вычерпывали нечистоты по несколько раз в год из выгребных ям специальными черпаками (в редчайших случаях — насосами) в открытые бочки или ящики. Для дезинфекции выгребные и помойные ямы поливались карболовой кислотой, хлорной и едкой известью и т. п.
Кроме городского ассенизационного обоза, размещавшегося на Васильевском острове, работало множество частных золотарей. Для открытия подобного промысла не требовалось никаких особых разрешений. Имеется у человека лошадь, телега и возможность купить ящик ценой в 40 рублей, вот он и становится золотарем. Зимой отходы вывозились на свалки, имеющиеся во всех районах. Крупными были свалка на Гутуевском острове, Смоленское поле к западу от Смоленского кладбища, Куликово поле на Выборгской стороне.
В летнее время нечистоты удалялись из города при помощи городских и частных особых ассенизационных (вывозных) лодок, стоявших по рекам Смоленке и Ждановке. Лодки эти имели особое устройство: фекальной массой наполнялась только средняя их часть, носовая и кормовая части оставались свободными. В носовой части чаще всего устраивалось временное жилье для рабочих. Каждая лодка вмещала до 300 возов нечистот, с воза бралась плата — 30 копеек. Увозились нечистоты ранним утром далеко за Лахту, где их сливали в море.
Наряду с выгребными ямами в Петербурге в нескольких общественных зданиях использовалась и пневматическая канализация по методу Бурова, когда нечистоты удалялись по трубам давлением воздуха, без смыва водой. Санитарные службы пропагандировали бессливные системы (земляные клозеты инженера Тимоховича и торфклозеты Надеина), поскольку из ватерклозетов нечистоты попадали в реки и каналы.
Отсутствие городской сливной канализации
Канализация — система удаления сточных вод: хозяйственно-фекальных (бытовых), производственных (от промышленных предприятий), атмосферных (от таяния снега и дождей). По способу удаления различают сливную и вывозную (ассенизационную) канализацию. Как показывала практика, ассенизационными средствами вывозилось в лучшем случае около 1/3 жидких нечистот, остальные просачивались в грунт, загрязняли и заражали почву и грунтовые воды городов. Стоимость вывоза нечистот обходилось почти в 100 раз дороже, чем слив их по системе канализационных труб. Но, несмотря на то что сливная бытовая канализация более гигиенична и экономична, ее не существовало в Петербурге до начала XX века. Имелись только общегородская дождевая канализация и множество производственных.
Необходимость городской канализации для спуска нечистот в Петербурге ощущалась очень остро. С 1868 по 1917 год предлагалось 48 проектов ее устройства, но ни один из них не реализовали.
Первая система городской сливной канализации появилась в Гатчине и Царском Селе. В 1902 году учреждается Вневедомственная комиссия по улучшению санитарных условий в Царском Селе. Под ее руководством в течение 1902-1904 годов после разработки проекта проложили канализационную сеть из керамических труб протяженностью 45 верст.
Пять лет (1903-1908) ушло на сооружение из бетона очистной биологической станции, занимавшей площадь около 5 тыс. кв. саженей и рассчитанной на обслуживание 40 тыс. человек. Располагалась станция на реке Славянке ниже деревень Липицы и Ново-Веси. Ближайшая деревня ниже по течению — Московская Славянка — находилась на расстоянии шести верст. Очистную станцию построили в крытом помещении, чтобы избежать замерзания нечистот в зимние месяцы. Очистка осуществлялась биологическим методом: загнивание жидкости с применением септиков и окислителей разного рода. Частичная эксплуатация канализации с очистными сооружениями началась 1 декабря 1905 года. Планировалось создание еще и озонной станции для обеззараживания сточных вод в периоды эпидемий, но этот проект не осуществили. Первая городская канализация успешно функционировала в Царском Селе, назрело создание канализационной системы для всего Петербурга, но наступил 1917 год...
Отправлено: 16.06.13 20:13. Заголовок: Вот что писал маркиз..
Вот что писал маркиз Астольф де Кюстин в 1839 году:
Хотя русские и притязают на элегантность, во всем Петербурге невозможно найти сносную гостиницу. Знатные вельможи, приезжая в столицу из глубины империи, привозят с собой многочисленную дворню: поскольку люди являются их собственностью, они держат их за предметы роскоши. Оставшись одни в господских покоях, слуги как истинные уроженцы Востока немедленно разваливаются в креслах и на диванах, оставляя повсюду клопов, которые из-под диванной обивки переползают в деревянные подлокотники и ножки мебели, а оттуда - на стены, пол и потолки; несколько дней спустя они заполняют все жилище, причем невозможность проветрить комнаты в зимнее время лишь усугубляет зло.
Новый императорский дворец, восстановленный такой дорогой ценой, уже кишит этими тварями; можно подумать, будто несчастные рабочие, расстававшиеся с жизнью ради того, чтобы поскорее отделать палаты своего повелителя, заранее отомстили за свою гибель, заразив эти гибельные стены мерзостными насекомыми; некоторые комнаты дворца пришлось закрыть еще прежде, чем в них вселились хозяева. Если эти ночные супостаты не миновали даже дворца, каково же придется мне у Кулона? Отчаяние овладевает мной, но белые ночи заставляют забыть обо всех невзгодах.
В 1815 году было принято решение вывести канализацию в Темзу и в течение 7-ми лет туда сливались канализационные стоки со всего города. И это несмотря на то, что из Темзы все так же продолжали брать воду для бытовых нужд и приготовления пищи в частности.
В Лондоне насчитывалось не менее 200 тысяч сточных ям, которые необходимо было регулярно чистить, но поскольку цена за это была крайне высока, часто это не делалось вовсе, что прибавляло смрада в и без того не самый свежий воздух Лондона.
Отрывок из книги Лайзы Пикард «Викторианский Лондон» (Victorian London: The Life of a City: 1840-1870.), изданной у нас в 2011 году
Писатель может использовать слова, чтобы описать какую-то сцену. Художник может нарисовать ее. Композитор, используя звуковые эффекты, созданные в студии, может в какой-то мере воспроизвести звуки прошлого. Но самое мощное из чувств, обоняние, лишено своего языка. Как ни одно другое, совместно с памятью оно может воскресить прошлое человека. Но без помощи памяти, действуя само по себе, как оно может вернуть прошлое? Чтобы описать запахи прошлого, существуют лишь слова. Вот почему эта книга начинается именно так.
Подумайте о самом худшем запахе, какой вы когда-либо ощущали. Теперь представьте, что вы обоняете его день и ночь, по всему Лондону. Но дело обстояло еще хуже. Любое зловонное дуновение было опасным. Вредные испарения, дурной воздух или, как говорят итальянцы, mal aria, приносили болезнь. Флоренс Найтингейл, вполне сознавая это, спроектировала свою новую больницу Св. Фомы как отдельные здания с открытыми террасами, чтобы больничные запахи не могли накапливаться в палатах и отравлять пациентов.
Темза воняла. Основной составляющей были человеческие отходы. В прежние века Темза действительно «текла светло», и в ней во множестве водились лосось и лебедь. Люди, очищавшие выгребные ямы, продавали человеческие экскременты как полезное удобрение для питомников и ферм за пределами Лондона.[5] Иногда из окна на незадачливых прохожих или на улицу выливали ночной горшок, его содержимое добавлялось к разнообразной мешанине из дохлых собак, лошадиного и коровьего навоза, гниющих овощей. Дождь смывал большую часть всего этого в Темзу. Существовали, правда, сточные трубы, но они предназначались только для поверхностных вод, и сбрасывать туда нечистоты было запрещено законом.
Затем Лондон изменился. К 1842 году, согласно переписи, в Лондоне насчитывалось 1 945 000 человек, и, вероятно, больше, если включить сюда тех, кто не стремился попасться на глаза чиновникам. В городе насчитывалось 200 000 выгребных ям,[6] полных и переливающихся через край. Чистильщики выгребных ям просили шиллинг за то, чтобы опорожнить яму, и многие жалели денег. В старых частях Лондона дома стояли на краю грязевых озер. Сточные трубы не справлялись с плавающим в них мусором, они разрывались и переливались через край. Один обеспокоенный горожанин в 1840 году написал в Министерство внутренних дел письмо с настоятельной просьбой улучшить канализацию в Пимлико, «где вряд ли существует какая-либо дренажная или канализационная система, где есть только канавы, наполненные на фут или больше песком, растительными отбросами и мусором, отчего здесь стоит жуткая вонь, порождающая малярию и лихорадку, и откуда расстояние по прямой до Букингемского дворца около ста ярдов». На письме лаконичная надпись дворцового эконома: «по сути, верно»,[7] но основания для каких-либо действий он не увидел.
В 1843 году инспектор канализации в Холборне и Финсбери, где под землей было проложено 98 миль сточных труб, не сливавшихся в Темзу, сообщал, что «в большей части зарытых труб скопившаяся грязь гниет по много лет и служит причиной самых неприятных и нездоровых испарений… средство… поднять на поверхность эту грязь ведрами, опорожнить их на улицу, затем вывезти на телегах», в этой операции не должны участвовать люди с тонким обонянием.[8] Иногда, но не всегда, сточные трубы увеличивали, чтобы они могли справиться с возросшим потоком. В 1849 году меняли сточную трубу под Флит-стрит: у новой трубы была большая пропускная способность, ее зарывали глубже, причем на время работы эта жизненно важная транспортная магистраль города была перекрыта почти полностью. В Вестминстере — в то время это был район трущоб, несмотря на то, что там стоял великолепный Вестминстерский дворец, — от сточной трубы, по данным обследования 1849 года, «тошнотворный запах проникал в дома и дворы, которым она служила».[9]
В Белгрейвии, на Гровенор-сквер, Ганновер-сквер и Беркли-сквер — в аристократических районах «в канализационных трубах было много повреждений, где скапливались вредные вещества, во многих местах трубы засорялись, и ужасно пахло»,[10] даже внутри, в домах высшего общества. Но ничего не делалось. Чернорабочий, работавший под самим Букингемским дворцом, говорил, что ему «никогда раньше не доводилось ощущать такую вонь, как в канализационных трубах и подземных помещениях дворца».[11] Часть канализационных труб была проложена столетия назад, а кирпичная кладка раскрошилась и обвалилась. Теоретически, трубы очищались людьми и случавшимися время от времени ливнями, но постепенно скапливавшиеся зловонные отложения никуда не девались.
Еще одной составляющей букета уличных ароматов были экскременты животных. По всему Лондону держали коров в коровниках в ужасных условиях, не позволяющих произвести уборку. Коровы, овцы, телята и свиньи, которых продавали на Смитфилдском рынке, проходили по улицам Лондона, оставляя по дороге около 40 000 тонн навоза в год. Движение в Лондоне обеспечивали тысячи лошадей; каждая извергала 45 фунтов фекалий и 3 1/2 фунта мочи в день, около 37 000 тонн экскрементов в год.[12] Экскременты животных и людей не были единственной проблемой. Фридрих Энгельс жил в Англии с ноября 1842 года до августа 1844 года, собирая материал для работы «Положение рабочего класса в Англии».[13] Энгельс, впечатлительный, — что присуще среднему классу, — был потрясен запахами лондонских уличных рынков и трущоб. «Повсюду кучи мусора и золы, а выливаемые у дверей помои застаиваются в зловонных лужах». Но самым эффектным его coup de theatre [франц. — сюжетный ход, прим. перев.] было следующее
Бедняка закапывают самым небрежным образом, как издохшую скотину. Кладбище Сент-Брайдс, в Лондоне, где хоронят бедняков, представляет собой голое, болотистое место, служащее кладбищем со времен Карла II и усеянное кучами костей. Каждую среду умерших за неделю бедняков бросают в яму в 14 футов глубиной, поп торопливо бормочет свои молитвы, яма слегка засыпается землей, чтобы в ближайшую среду ее можно было опять разрыть и бросить туда новых покойников, и так до тех пор, пока яма не наполнится до отказа. Запах гниющих трупов заражает поэтому всю окрестность.
Возможно, Энгельс не видел этого собственными глазами, а посчитал «ужастик» реальной современной историей, потому что рассказ служил иллюстрацией к его теме, хотя на самом деле относился к предыдущему столетию; однако по всему Лондону были разбросаны церковные кладбища, расположенные поодаль от церкви, они постепенно переполнялись, так что, возможно, он и прав.
Каменноугольный газ, которым начали пользоваться, обладал отвратительным запахом, совсем не таким, как современный газ. Как можно было предвидеть, газовые магистрали подтекали. Даже сейчас, если оказаться на земляных работах на какой-нибудь лондонской улице, иногда можно уловить запах каменноугольного газа, которым пропитана почва. К газовым трубам даже тайно подключались — не всегда удачно — те, кому не хотелось платить за газ.[14] Газовые заводы в различных частях Лондона распространяли вокруг отвратительный запах.
Кажется странным, что в рассказах как приезжих-иностранцев, так и английских туристов редко встречаются упоминания об ужасных запахах. Но их, несомненно, ощутила королева, когда приехала посетить «Грейт Истерн» в Миллуолл на Собачьем острове, ниже по реке. Одна из сопровождавших ее дам писала своей сестре: «запах стоял неописуемый. Королева все время нюхала свои духи» (курсив мой).[15] Всемирная выставка в жаркое лето 1851 года день за днем собирала вместе больше народа, чем когда-либо раньше в каком-то месте Лондона. Но ни в одном из рассказов о Выставке я не встретила упоминания о том, что туалеты мистера Дженнингса, за разовое пользование которыми нужно было заплатить пенни, воняли.
Одни районы в этом отношении были хуже других. Трущобы отравляли своим зловонием грязные переулки за самыми модными магазинами и домами. Но первое место, несомненно, принадлежало Бермондси, на южном берегу Темзы напротив лондонского Тауэра. Здесь выделывали кожу, это был долгий, требующий мастерства процесс, в котором применялись, в частности, собачьи экскременты. Неудивительно, что «в воздухе стоял отвратительный запах».[16]
В январе 1862 года уважаемый специальный журнал, «Билдер», подчеркивает необходимость перемен:
Когда прилив достигает высшей точки, низко расположенные районы оказываются затоплены — но не водой, а сточными водами… грязью, которая вызывает брожение и наполняет наши дома и улицы газами, невероятно разреженными, содержащими в себе гораздо больше, чем ватерклозетная жидкость. Переполненные погосты подтекают, дождь смывает с улицы и уносит с собой… грязь, лошадиные и коровьи экскременты… больничные отходы… отбросы и помои торговцев рыбы и рыбных рынков; отбросы скотобойни; жидкие отходы скорняков, клеевщиков, свечников, торговцев костями, кожевников, живодеров, требушинников… отходы химических фабрик, газовых заводов, красилен… уносит дохлых крыс, дохлых собак и кошек, и, как ни печально говорить, мертвых младенцев.
Когда ватерклозеты стали обычным явлением, викторианцам следовало прежде всего поздравить себя с прорывом в очистке территории Лондона. К 1857 году число ватерклозетов достигло 200 000,[17] они надлежащим образом заменили выгребные ямы, а опорожнялись прямо в Темзу по канализационным трубам. Результатом, несколько отсроченным, но неизбежным, было Великое Зловоние 1858 года. В июне Темза воняла настолько сильно, что находиться в Вестминстерском дворце в покоях, выходивших на реку, стало не только непереносимым, но и — если верить в теорию миазмов — опасным. Это, наконец-то, привело к тем действиям, которые должны были совершить комитеты, созданные десяток лет назад.
Примечания
5
Эдвин Чадуик, деятельный реформатор викторианских времен в области гигиены, подсчитал, что «в год жидкие и твердые экскременты одного человека дают 16,41 фунта азота, достаточного для… 800 фунтов пшеницы или 900 фунтов ячменя». Report on the Sanitary Condition of the Labouring Population of Great Britain, 1842.
6
Stephen Halliday, The Great Stink of London, Stroud, Gloucestershire, 1999.
7
Home Office papers, 4035,59.
8
Report of the Surveyor, Holborn and Finsbury District of Sewers, 27 January 1843 in HO44/39, National Archives.
9
Mayhew, Vol. II.
10
Там же.
11
Там же.
12
Там же.
13
Фридрих Энгельс «Положение рабочего класса в Англии». Friedrich Engels, The Condition of the Working Class in England, trans. and ed. W. O. Henderson and W. H. Chaloner, Oxford, 1958. Энгельс пробыл в Англии всего несколько месяцев, и возможно, позволил себе описать условия, которые видел, более черными красками, чем в действительности. Но его издатели полагают достоверным то, что он видел собственными глазами.
14
G. A. Sala, Twice Round the Clock, London, 1859.
15
Письмо без даты, цитированное в L. T. C. Rolt, Isambard Kingdom Brunei, London, 1957.
16
Charles Dickens, Dictionary of London 1880, London, 1880. Автор — сын романиста.
17
Stephen Halliday, Making the Metropolis, Derby, 2003.
В данной статье говорится о постепенном повышении стандартов гигиены в 19 веке.
цитата:
Несмотря на ряд благоприятных условий, множество помех в распространении гигиены тела никуда не исчезает. Это прежде всего медленное обустройство жилищ необходимой техникой, продиктованное устойчивым недоверием медиков к неумеренному пользованию водой. Доказательство тому – масса ограничений и предосторожностей, которыми пестрят рассуждения врачей-гигиенистов.
Ритм гигиенических процедур по-прежнему задается менструальным циклом. Редкие специалисты советуют принимать ванну чаще одного раза в месяц; Гуфланд совершает едва ли не дерзость, когда предписывает еженедельные омовения; еще смелее Фридлендер: он, хотя и осуждает излишнее пристрастие к купаниям, все же позволяет мыть детей дважды или трижды в неделю.
Погружение в воду – определенный риск, и важно соотнести его продолжительность, температуру и регулярность с полом, возрастом, темпераментом, состоянием здоровья и временем года. Ванна – далеко не повседневное, привычное действие; она оказывает глубокое влияние на весь организм; на нее возлагают надежды психиатры, а в некоторых случаях – даже моралисты, что указывает на неоднозначность производимого ею эффекта; к ней с опаской относятся гинекологи. Делаку напоминает, что продажная женщина страдает бесплодием оттого, что слишком заботится о чистоте своего тела. По его словам, многие женщины лишились радостей материнства из-за такого «нескромного ухода» за собой. Еще страшнее то, что ванны опасны для красоты; женщины, ими злоупотребляющие, «обычно бледны, а их полнота имеет скорее мучнистый, чем цветущий вид». Девице, которая без оглядки плещется в ванне, может грозить даже слабоумие.
цитата:
Уход за волосами предусматривает их расчесывание (причем время от времени – частым гребнем или щеткой) и заплетание в косу перед сном. Запрет Салернского кодекса пока остается в силе, и голову еще не моют. Чтобы очистить волосы от пыли, г-жа Сельнар рекомендует вытирать их сухим полотенцем; иногда, очень осторожно, модница может прибегнуть к мыльному лосьону, который следует наносить на волосы при помощи губки. Шампунь войдет в обиход лишь при Третьей республике, а до этого времени запах, исходящий от волос, остается одним из важнейших козырей женщины, которой запрещено злоупотреблять духами.
цитата:
Врачи-гигиенисты стараются убедить публику в необходимости менять белье еженедельно. Вслед за новой периодичностью стирки и подчеркнутым вниманием к приятному запаху свежего белья идет ароматизация корыт, тазов, сундуков, ящиков комода. Все это стимулирует распространение практических мер, оказавшихся предвестниками многих уже собственно гигиенических навыков. Однако новые привычки даже в буржуазном быту укореняются довольно медленно, о чем свидетельствует редкость туалетных комнат. Биде приобретает популярность лишь к самому концу столетия; использование tub'ов – английского варианта ванны – долгое время остается признаком снобизма. Еще в 1900 г. добропорядочные парижские буржуа вполне удовлетворяются эпизодическим мытьем ног.
цитата:
Пока ещё не было и речи о том, чтобы приобщить простолюдина к ритуалам, не вошедшим еще в повседневный обиход даже избранного общества. И простолюдину оставалось только прозябать в вонючей жирной грязи, если он избегал общественных бань с их безобразным и беспорядочным развратом. В окрестностях Невера, как показал Ги Тюилье, гигиена тела перестала быть редкостью лишь после 1930 года. До этого времени приучение к чистоте в школах, казармах и спортивных обществах оставалось делом чисто внешним; в этом легко убедиться, вспомнив ожесточенные споры об использовании гребня, о контроле наставников за опрятностью учащихся, а также советы, которые дает г-жа Фуйе в книге «Путешествие двух детей по Франции»
цитата:
Предубеждение против ванн сохранилось вплоть до быстрой победы душа, который позволяет тратить меньше времени на туалет и избавляет от нарциссического соблазна. Их распространение сдерживал и запрет, наложенный на наготу. Вытирать гениталии после омовения – действие далеко не простое. «Закройте глаза, – советует своим читательницам г-жа Сельнар, – и не открывайте их, пока не закончите»: дело в том, что вода может оказаться дерзким зеркалом.
Отправлено: 03.07.13 23:16. Заголовок: Отрывок из очерков и..
Отрывок из очерков из быта крестьян одной из черноземных губерний «Жизнь Ивана» О.П. Семеновой-Тян-Шанской (1863 — 1906), изданных в С.Петербурге в 1914 году.
Ольга Петровна Семёнова-Тян-Шанская, дочь знаменитого путешественника. Сама она не отправлялась в далекие экспедиции — объекты ее исследований жили в соседней деревне Гремячка Рязанской губернии, а многие из них всю жизнь служили в имении ее отца. Ничего не скрывая и не приукрашивая, на протяжении многих лет Ольга Петровна скрупулезно записывала все, что имело отношение к крестьянскому быту, и собрала огромный массив сведений: устройство дома, инвентарь, еда, одежда, ход сельхозработ, урожайность разных культур, подробнейшие цены (начиная от стоимости каменного дома и до цены сечки для капусты), бюджет семьи, налоги, суды, болезни и лечение, суеверия и обычаи, и т.д. Болезнь и ранняя смерть помешали Ольге Петровне закончить книгу, но и то, что сделано, имеет большую ценность для историка. «Жизнь «Ивана» вышла уже после ее смерти, в 1906 году, в т. 39 «Записок Императорского Русского географического общества». Позже была издана в 1914 году, но не получила широкой известности, а после войны и революции о ней совсем забыли. Переиздана в наши дни в 2010 году издательством «Ломоносовъ».
Что делает женщина во время беременности.
Все. И в доме справляет всю домашнюю работу, и в поле — вяжет, полет, молотит, берет конопли, сажает или копает картофель, вплоть до самых родов.
Иные женщины рожают, не домесив хлебов. Иные родят в поле, иные в тряской телеге (почувствовав приближение родов, иные бабы торопятся доехать домой). Иная баба при начавшихся родовых схватках бежит домой, «как овченка»: приляжет во время схваток на землю, а как боли отпустят, опять бежит, благим матом: «как овченка бежит, трясется».
Как относятся отец и мать к первому ребенку, к его появлению на свет. Как ко второму, третьему. Что говорят в семье об ожидаемом ребенке. Как выражают свою радость и неудовольствие мать, отец и семья.
Первого еще ждут более или менее радостно. Иногда муж подшутит: «Ты мне, пожалуй, и сына родишь, хозяйка». — «Кого еще Бог даст, может, и дочерю догадаюсь себе родить» (дочь — помога матери, нянька детям). «Свекры» сообщают «суседям»: «А молодая-то наша затяжелела ведь» (довольным тоном). Рассуждают, кого позвать в кумовья. Отец, понятно, ждет сына. Даже поговорка есть: сын — батюшкин, дочь — мамушкина. Для матери более или менее безразлично, кто будет ее первенький. К дочери отец относится совершенно равнодушно. Такое же отношение, впрочем, проявляет и ко второму и третьему сыну. Матери же начинают обыкновенно тяготиться уже третьим ребенком.
Удовольствие отца по поводу рождения сына-первенца выражается иногда сообщением о том соседям: «Анютка-то моя сына принесла». Либо зазывая кого-нибудь в кумовья: «Выручила меня моя хозяйка —сына принесла». А дома говорят: «Молодуха наша мальчиком распросталась». Если мать целует и ласкает ребенка, то она говорит: «Радуйся, радуйся на первенького-то». Ласковые слова матери: «Сынок мой (или дочка), хороший мой, золотой, касатик, ягодка, дитеночек милый».
Если первый ребенок девочка, отец относится к ней совершенно равнодушно. Дома большей частью говорят об этом с сожалением, разве одна из женщин прибавит: «Ничего, нянька будет», — и все на следующий же день забывают о девочке. Если же баба начинает часто родить, то в семье к этому, конечно, относятся неодобрительно, не стесняясь иногда делать грубые замечания по этому поводу: «Ишь ты, плодливая, обклалась детьми, как зайчиха. Хоть бы подохли они, твои щенки-то, трясет каждый год, опять щенка ошлепетила», и т.д., и т.д. Замечания эти исходят нередко от свекрови. Молодого отца, у которого родилась первенец-дочь, товарищи его и вообще другие мужики на деревне имеют право побить, как только он выйдет на работу. «Зачем девку родил», — и нередко здорово отдуют, а он уж молчит, потому так издавна водится. Роды, крестины.
Иногда бабка при начале родов, для ускорения их, втаскивает родильницу в печь и там парит ее.
«Свекра» идет за бабкой. Старается выторговать у бабки что-нибудь из положенного ей вознаграждения (полагается за «принятие» младенца—ржаной хлеб, хлеб ситный, так называемый «пирог», бумажный платок в двадцать копеек и десять копеек деньгами). [Если] бабка не хочет согласиться на невыгодные для нее условия, свекровь отправляется в какую-нибудь другую деревню или в дальний конец села звать другую бабку, свою родственницу, которая возьмет с нее дешевле. Зачастую молодая неопытная роженица мучится в это время совсем без присмотра. Хорошо, если у нее есть поблизости родная мать или сестра; эти еще иногда вступятся и не пожалеют для бабки своего хлеба.
Является бабка (зовут ее обыкновенно обиняками, чтобы никто, кроме нее, не знал о начавшихся родах, для того, чтобы легче было роженице: «Что ж это ты, бабка, обещалась поглядеть на мою корову и не идешь?»). Молится: «В добрый час распростаться». Набирает в рот воды, льет на руки, мылит их, если у хозяев есть мыло, и «свидетельствует» роженицу. Если роды медленно подвигаются вперед, обводит роженицу три раза вокруг стола. Либо призывает ее мужа и заставляет его три раза пройти между ногами стоящей роженицы. Если и это не помогает (собственно, если роды затянутся долее суток), служат молебен, открывают Царские Двери.
Для ускорения родов женщина схватывает руками брус («висит на брусе»). Если брус высоко, то к нему привязывают две покромки, и она хватается за них руками. Перед окончанием родов покромки ослабляют, так что женщина может встать на пол на колени. Иногда женщине приходится так долго висеть на брусе, что недели две после родов у нее болят руки. Случается, что младенец рождается как раз в то время, когда она висит.
Когда младенец идет «не путем», то есть вперед ногами, или согнутый, то некоторые бабки спускают роженицу с доски. Широкая доска приставляется наискосок к стене и укрепляется так. На верх доски бабка при помощи мужа кладет навзничь роженицу —головою вниз. Затем муж и бабка ее отпускают, и она быстро катится вниз головою (муж и бабка следят, чтоб она не свернулась на бок), от такого быстрого движения и некоторой встряски ребенок будто бы «выправляется» и вторично уже может пойти правильно, то есть головкой вперед.
По рождении ребенка бабка перевязывает ему пупок льном или нитками. Если долго не выходит послед, родильнице пихают в рот ее косы (если косы коротки — то пальцы), чтобы она подавилась, что будто бы содействует скорейшему выхождению последа. Когда послед выйдет, бабка купает младенца и обмывает родильницу, при этом бабка иногда «расправляет» головку младенцу, придавая ей руками более округленную форму. Поправляют и носик младенца, если он, например, приплюснутый.
Если младенец родится обмершим, дуют ему по три раза на темя, между лопатками и на подошвы ног, шлепают по задку или откачивают, как утопленника. У богатых бабка пребывает иногда дня по три, по четыре после родов, кормясь за их столом. А у бедных ребенок уже с первого дня совсем предоставляется матери и ее уходу. Попадает в грязную люльку, где подстилкой ему служит материнская старая грязная понева. Более опрятные матери подкладывают в люльку соломку, которую меняют через день или два. Это, однако, бывает реже: «Хорошо, и на поневе полежит, не лучше других. Небось другие не подохли — выросли».
Когда молока у матери не хватает или когда оставляют ребенка одного, дают ему соску. Мать, сестра или бабка нажуют или картошки, или черного хлеба, или баранку, выплюнут в реденькую тряпку, завяжут ниткой — и соска готова. Иногда одна и та же тряпица долго употребляется, не прополаскиваясь, причем приобретает противный кислый запах. Матери на третий и на четвертый день после родов встают и принимаются за домашнюю работу, иногда даже за тяжелую — вроде замешивания хлебов и сажания их в печь. Иногда даже на другой день после родов родильница уже затапливает печь сама.
При таких условиях бабе, конечно, долго «не можется», и уход за ребенком самый плохой: он преет в грязной люльке, в мокрой пеленке, надрывается от голодного крику, пупок у него пухнет и болит — «грызь» (грыжа), как говорят бабы. Родильница, разумеется, питается все время обычной крестьянской пищей. Иногда у нее является фантазия «огурчиков зелененьких» или «яблочков» бы поесть. Фантазию эту родные иногда удовлетворяют. Надо сказать, что «суседи» в таких случаях оказываются довольно добродушными и уделяют родильнице от своих огурцов или яблок, если у родильницы в доме таковых не оказывается. Был один случай что родильница (в селе Мураевне) так объелась огурцами, принесенными ей соседкой на второй день после родов, что вскоре умерла.
Крестят ребенка обыкновенно на следующий (иногда на третий) день после того, как он родился. Наиболее часто встречающиеся мужские и женские имена: Иван, Василий, Михаил, Алексей; Марья, Анна, Авдотья, Акулина, Татьяна. Большею частью священник дает имена по своему усмотрению. Богатых чаще спрашивают, как желают назвать, чем бедных. За крестины платят попу пятьдесят копеек и ржаной хлеб. Ржаной хлеб от родильницы, а пятьдесят копеек платит кум. Кума дает «ризки» родильнице, аршина два дешевого ситцу и рубашку ребеночку. К богатым идут охотно крестить, а к бедным неохотно, потому что «у них угощение плохое». Дело в том, что после крестин (происходящих обыкновенно после обедни) делается «крестильный» обед для кумовей: выставляется водка (по достатку), огурцы с квасом, каша, «пирог». У богатых кроме того — щи, лапша, блинцы и даже курица. Отца во время этого обеда кормят круто посоленной кашей, приговаривая: «Каково солоно было матери родить тебе сына (или дочь) — такова и тебе будет эта каша».
Крестят обыкновенно около одиннадцати-двенадцати часов. После этого по зову родителей новорожденного (домохозяев собственно) кум и кума, а также мать и отец родильницы, ее сестры, а иногда брат идут на крестильный обед. Водку подают сразу. Средний крестьянин, в зависимости от урожая, ставит водки от одной бутылки до целой четверти и даже больше (больше, если случайно окажутся лишние деньги, которые можно на это «пропить», а сам хозяин любит выпить). Подносят хозяева сначала куму и куме, а затем и другим гостям. Поднося, говорят «с крестником», а кум и кума «с внучком», если домохозяева — дед и бабка новорожденному; или «с сыном», если домохозяева отец и мать его. Пожеланий никаких не высказывается. Только одна бабка, принося кашу говорит, обращаясь к кумовьям, «зацепим кашу на ложки, а крестнику вашему на ножки». Гости кладут на тарелку медные и мелкие серебряные деньги на зубок родильнице. Собственно, кладут деньги только кумовья, да иногда отец родильницы расщедрится и положит какую-нибудь монету на тарелку.
Бабка тоже ставит (подавая хлеб и «пирог») свое блюдечко на стол, и ей кладут копейки, семитки и редко кто пятак. Сидят за столом часов до двух-трех. Когда водки много — напиваются. Говорят о своих делах, об уборке, урожае или севе, рассказывают деревенские сплетни о соседях и т.п. Родильница тут же, в глубине на лавке (крестины обыкновенно происходят на следующий после родов день). Шутят. Новорожденный кричит. Когда ребенок очень кричит: «Ну ты, коровушка, что же ты свои... спрятала!» Сестры родильницы иногда встают из-за стола и подходят к ней, чтобы спеленать ребенка. Когда уходят гости, их провожают «с поклонами» отец новорожденного, домохозяева — старики и бабка. Бабка остается у домохозяев, так как в круг ее обязанностей входит помочь справить крестильный обед. Она помогает и убирать после него.
Песен на крестильном обеде не принято петь.
Когда, окончив свои обязанности, бабка уходит из дому, ей устраивают проводы. Родильница подает тазик с водой, в которую опущен хмель. Сначала бабка моет руки, затем родильница, причем опускает в воду десять копеек — плату бабке. (Омовение делается «на легкость родильнице».) Этот обряд называется также «серебрением бабки». Затем бабку угощают водкой, дают ей полагаемые ей хлеб и пирог и прощаются с ней.
Бабка иногда призывается и для лечения младенцев. Чаще всего лечит «грызь» и «крик откликает». Для лечения «грызи» бабка берет овсяное «дерьмо» лошади, прожимает его сквозь тряпку, смешивает с молоком матери и поит этим ребенка. Крик нападает от сглазу, и его бабка «откликает» по трем зорям —двум вечерним и одной утренней. Для этого она ходит с младенцем в поле, становится против зари и говорит, поклонившись в сторону зари: «Господи, благослови. Вечерняя заря зарница, красная девица, вечерняя, утренняя, денная, ночная, полуденная, полуночная, часовая, минутная, возьми Иванов крик, а ему дай сон — здоровье. Аминь».
Заговор повторяется трижды. За заговор или за лечение бабка получает один-два или один—четыре хлеба. Понос «на детях» лечат церковным вином, которого покупают в церкви на пять копеек. Дают его больному ребенку по капле.
Мать идет в поле на работу дней через пять—семь после родов, ребенка либо берет с собой, или, если поле близко и можно прибежать накормить ребенка, оставляет его на попечение «старухи» или старшей сестры (о том, как нянчат сестры, см. дальше). Если мать берет ребенка в поле, то либо просто кладет его в какой-нибудь тряпке на межу, где его «караулит» сестренка или братишка лет пяти—семи, либо, если захватила с собой в телегу люльку, кладет его в люльку, привязанную к верху поднятым оглоблям телеги. Ребенку до году дается и жвачка: мать, бабка или сестра разжуют картофелину или кусок хлеба и из своего рта перекладывают пальцем эту жвачку в рот ребенка.
Прежде, в крепостные времена, ходили в поле через три дня после родов, а теперь обыкновенно через пять— семь дней. От тяжелой работы непосредственно вслед за родами у редкой бабы не бывает в большей или меньшей степени опущения матки. Иногда такие опущения матки («золотника») принимают очень тяжелую форму, а в легкой, по мнению бабки, это даже «совсем» ничего. Бывают опущения матки даже у девушек (очень молоденьких) от непосильной работы: «живот сорвала». Пьют от этого «киндербальзам — подъемные капли».
Бабка правит живот, накидывая на него «махотку», то есть горшок глиняный. Положит бабу на спину, помажет ей живот гущей, опрокинет на него горшок и под ним быстро зажжет охлопок «прядева». Живот вследствие этого втягивает в горшок. Чем горшок меньше, тем лучше. Считается, что после этого матка вправляется на свое место, и живот перестает болеть («накидывать махотку», «править живот» — плата за это один-два хлеба, немного муки или крупы). Или же бабка парит родильнице горячим веником живот; распарив, бабка его «поднимает» руками несколько раз, чтобы вправить на место золотник.
«Живот» бабка еще так «правит»: помылит руки, вправит выпавшую матку на свое место, затем вдвинет во влагалище очищенную картошку, а живот (низ его) крепко перевяжет платком. Иная баба целый месяц ходит к бабке, и та повторяет ей эту операцию, пока получится облегчение. Правят живот и так: поставят женщину головой вниз, и бабка при помощи мужа больной встряхивает ее несколько раз за ноги, «чтобы живот поднялся». После этого живот опять-таки перебинтовывается. По мнению бабок, нет ни одной женщины, у которой не было бы испорченного живота. Одна бабка говорила, что это страдание развивается у некоторых женщин особенно сильно вследствие пьянства мужей: «Иной напьется пьян, да всю ночь и лежит на жене, не выпущает ее из-под себя. А ей-то бедной больно ведь, иная кричит просто, а он ее отдует, бока намнет—ну и должна его слушаться. А каково под пьяным, да под тяжелым лежать... — у иной бабы все наружу выйдет —ни стать, ни сесть ей». Многие бабы мне рассказывали, как они мучились таким образом, и, несмотря на это, носят и родят детей.
II. «Иван» до того, как он стал на ноги.
Как нянчила Ивана сестра до году (девяти- или десятилетняя девочка)
Таскала иногда с трудом на руках, причем часто роняла его: «Ах, батюшки, да как же я это упустила». Иван катился иногда головой вниз под какую-нибудь горку. За крик получал легкие шлепки свободной рукой своей няньки либо по лицу, либо по голове: «Молчи, сукин сын». Иногда сестренка бросала его на землю «где помягче», а сама бежала к толпе подруг —«поиграть», половить раков в речке и т. п.
Ребенок по часу и больше ползал в грязи, запачканный, мокрый, кричал, плакал. Чтобы он замолчал, ему иногда давалась в руки печеная картошка, сырое яблоко, огурец и т. п. Иногда он пытался переползти высокий порог избы, падал, ушибался, ссаживал все лицо и т.п. Свою печеную картошку или огурец он, разумеется, вываливал в грязи и навозе и уже в таком виде ел их, иногда пополам с тем, что текло у него из носу и т.д. Ел отбросы из корыта для свиньи, пил из этого корыта, хватал руками что попало, «нагадит да рукой и хвать». Иногда набивал себе землею рот, глотал землю.
Первые проблески сознания Ивана, первые слова, которые он произнес.
Первое, что он начал сознавать, — это, разумеется, голод или сытость, а затем ласку, баловство или побои. Первые слова: «тятя», «мама», «няня» или «баба». Первое стремление — это, разумеется, ухватить что-нибудь, что можно съесть. Более всего он признавал мать, а менее всего отца, который обращал на него (за исключением дядей) наименьшее внимание из всех членов семьи.
Я вообще замечала, что отцы постарше, несмотря на то что тяготятся иногда ребятами, в общем ласковее с ними, чем отцы молодые. Пожилой отец или «дед», например, скорее смастерит ребенку игрушку, чем молодой отец, скорее возьмет его с собою в телеге покататься и т. п.
Отцы и матери, возвращаясь с базара (ярмарки), обыкновенно привозят детям (маленьким) «гостинцы», то есть подсолнухов, или каких-нибудь дешевых «жамок», или леденцов. Дети, поджидая родителей с базара, уходят иногда очень далеко им навстречу (целой толпой).
Чем питался он к году.
Молоком матери, соской, кашей, хлебом, картошкой, молоком коровьим. Заботилась о его воспитании почти исключительно мать.
Как только у детей вырастают зубы, они жуют и кислые незрелые яблоки и огурцы.
Как он был одет.
В рубашонку. Когда мать шла с ним в гости или к обедне, то завертывала его в одеяло и надевала ему на голову колпачок, сшитый из лоскутиков (девочке надевается чепчик из такого же материала).
Чем он хворал к году.
Поносом, «грызью», золотушкой (струпья на голове); иногда болят уши (летом часто бывает заразное воспаление глаз — эпидемическое). Нередко дети «сохнут» (рахит — английская болезнь). Иногда у очень маленьких детей бывает лихорадка. Про детские болезни и говорить нечего: коклюш («кашель напал: закатится, закатится — инда весь посинеет»), жаба или дифтерит («глоточку захватило»), корь («корюха»), скарлатина, чесотка. От жестокого поноса у маленьких детей иногда «кишечка» выходит. Случается, что и маленькие дети болеют сифилисом, полученным от родителей, бывают и случайные заражения этой болезнью.
Бабки лечат детский понос так: берут ребенка за ноги и трясут его головой вниз. «Ребенок покричит, покричит, — да иногда и полегчает ему с этого». От «грызи» — бабка грызет ребенку несколько дней подряд пупок, или «припускает к пупку мышь» (смазав пупок тестом). Я знаю случай, когда ребенок умер от такого лечения. Или прикладывают к пупку полынь. Лечат еще «грызь» так: поставят ребенка на ножки (придерживая его, чтобы не упал) у притолки и заметят, на какой высоте притолки приходится его пупочек, затем это место на притолке просверливают буравчиком.
Золотуху лечат чередой (Bidens tripartita) — поят ею детей и купают в настое из нее.
«Откликают крик» — носят под нашест к курам. За лечение бабка берет всем — и хлебом, и мукой, и крупой, и деньгами, и мылом, только тестом не берет.
«Младенческая» (родимчик, судороги, воспаление мозга) — крестьяне убеждены, что у каждого человека, в детстве должна быть «младенческая». У некоторых детей «младенческая» бывает будто бы во сне, так что даже заметить ее трудно, и это самая благополучная «младенческая». По мнению крестьян, ребенка очень опасно испугать во время «младенческой»: «Бывает, что и слепые, и глухие, и глупые от этого остаются». «Известно, с чего дети мрут, — с поносу, да с „младенческой“», — говорила мне одна баба.
Отправлено: 23.11.15 19:31. Заголовок: Тело Луизы де Кенго
Французские археологи обнаружили хорошо сохранившееся тело аристократки, жившей в XVII веке, в ходе раскопок на стройплощадке. В свинцовом гробу также находилось сердце ее покойного мужа.
Отрывок из Главы V Туалет книги Поля Зюмтора «Повседневная жизнь Голландии во времена Рембрандта».
Пробуждение и гигиенические процедуры
Каждые полчаса с момента выхода в ночной дозор стражники проворачивали колотушки. Они последовательно объявляли нараспев полночь, час, два часа ночи… С дозорной башни к их голосам присоединялся звук трубы. Часы на главных воротах отбивали удары. Несколько минут этот гвалт раздирал ночной покой, затем над городом вновь воцарялась тишина. Городские власти, таким образом, определяли продолжительность ночи. За долготой же дня горожане следили сами, кто как мог. Для этой цели использовали песочные часы. Они составляли основной предмет обстановки коммерсанта, хотя фигурная колба часов появлялась и на столе студента, и на полке кухарки. Часы могли достигать внушительных размеров, при которых песок иссякал лишь через десять часов — целый рабочий день. Карманные часы с заводом или изящные часики-кулончик, покоившиеся на груди светской дамы на одной цепочке вместе с зеркальцем, оставались роскошью. Изобретение в 1657 году Нейгенсом пружины с маятником облегчило производство настенных часов, которые, однако, начали входить в обиход только к 1680 году. Пассажиры дилижансов и кочей довольствовались при необходимости импровизированными солнечными часами — соломинкой, поставленной вертикально на ладони.
Когда ночной дозор завершал свой обход, во многих цехах уже начинался рабочий день. Муниципальным властям потребовалось издать специальные постановления, чтобы запретить ремесленникам открывать мастерские ранее двух часов ночи, шляпникам — четырех утра, кузнецам (из-за грохота молотов о наковальни) не позволялось открываться раньше, чем колокол пробьет зарю и подаст всем сигнал вставать.
Глава семейства вскакивал с кровати первым. В ночном колпаке и туфлях на босу ногу, в развевавшейся ночной рубашке он бежал открывать ставни и дверь передней. Выглядывал на минутку за порог, чтобы посмотреть, какая на дворе погода, обменивался приветствиями с соседями, перекидывался с ними словечком о жизни и делах. Затем звали служанку. Во всем доме раздавались шаги, слышались голоса проснувшихся детей. Хлопали двери. Встречаясь утром друг с другом, члены семьи непременно целовались. В Нидерландах целовались вообще со всеми. Лобызали друзей, гостей, да и просто первого встречного. Улица потихоньку оживала. Молочник и булочник выступали в свой ежедневный обход, таща корзины и громыхая тележками. Женщины уже ждали их на порогах домов. «Свежее молоко! Свежее молоко! Парное молоко!» — выкрикивал молочник, и тут же его голос перекрывал рожок булочника: «Свежие булки прямо из печки! Ржаные хлебцы! Овсяное печенье! С пылу, с жару! Прямо из печки! Свежие хлебцы!» Пока служанка накрывала на стол, члены семьи занимались своим «туалетом», хотя за столь звучным словом скрывалось не слишком много. По единодушному свидетельству иностранных путешественников, голландцы выглядели настоящими грязнулями. «Они содержат свои дома в большей чистоте, чем собственные тела, — написал один англичанин и добавил, конечно, не без преувеличения: — А тела у них более чисты, чем души». {31} Однако европеец XVII века в вопросах личной гигиены был вообще непритязателен. В 1660 году в Нидерландах все еще садились за стол, не вымыв руки, независимо от того, чем только что занимались. У французов это вызывало брезгливость. {32} С картин мастеров тех лет на нас смотрят богатые дамы, омывающие из дорогих кувшинов руки или ноги, открытые только до запястья или лодыжки. Ночной горшок мог простоять под кроватью целую вечность, прежде чем служанка забирала его и выливала содержимое в канал. После 1672 года в элегантном обществе вошел в употребление ночной столик французского происхождения, так называемый «ночной букет». Это был изящный маленький шкафчик с зеркалом, подсвечником, пудреницей, расческами, щетками для одежды, ларчиками для иголок, шпилек и мушек. Никаких средств по уходу за кожей. Общественных бань практически не знали. Еще в 1735 году в Амстердаме было всего одно такое заведение. Моряки и рыбаки, насквозь пропахшие рыбой, распространяли невыносимую вонь.
Личный туалет носил чисто декоративный характер. Молодая женщина, даже из очень простой среды, обязательно прилепляла к щеке мушку. Особое внимание уделялось прическе. Вплоть до 1610 года мужчины стригли волосы коротко, позднее они стали отпускать их до ушей и завивать челку. Короткая стрижка стала считаться мужицкой. Мода на парики, пришедшая из Франции, прочно укоренилась к 1640 году и получила широкое распространение в среде зажиточной буржуазии, несмотря на возмущение протестантских проповедников, которые даже в конце века ходили стриженными под горшок. Спросом пользовались светлые парики из натурального волоса на шелковой основе. {33} По мере увеличения длины волос борода у следящих за модой мужчин укорачивалась. В начале века лишь старики носили бороду лопатой, молодежь оставляла на лице жалкий клинышек эспаньолки. Спустя 30 лет некогда пышные заросли сменила мушка на голом подбородке. Усы еще держались. К 1650 году лицо полностью очистилось от растительности. Бороды профессоров и священников превратились в знак профессиональной принадлежности. У женщин волосы приобрели декоративное значение (поначалу и только) лишь к 1600 году. До этого времени их убирали под чепец. Под несомненно итальянским влиянием у некоторых модниц из-под чепчика начала выбиваться челка или прядь волос. Дальше — больше. Локоны стали ниспадать на лоб, виски, сбегать на затылок, где их собирали в шиньон. С того времени мода с большим или меньшим опозданием следовала за французской. К 1610 году в моду вошли высокие и обильно украшенные прически, около 1620 года волосы стало модно гладко зачесывать назад. В 1635 году лицо обрамляли букли, спускавшиеся до плеч, отделенная пробором челка падала на лоб рядом «мерзавчиков». После 1650 года челка встречалась все реже, букли более не завивали, за исключением самых концов. У крестьянок местный национальный костюм сочетался с челкой, по большей части гладко зачесанными назад волосами, собранными в косу или низкий узел. В некоторых небольших городках, таких, как Зуп и Алкмар, где женщины чепцов не носили, последние заменяли сплетение косичек и буклей, которое выглядело не хуже головного убора. В деревушках провинции Голландия волосы всегда охватывал позолоченный металлический обруч, надвинутый на лоб.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 18
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Отправлено: 23.10.08 18:52. Заголовок: Гигиена
Но интерьеры подлинные.
Особенно мне понравился кресло-туалет. Так можно совместить полезное с приятным, например, гостей встречать 
Чего только не придумывали! Лучше б мылись и одежду стирали почаще.
Ссылка на пост:http://kate-kapella.livejournal.com/43422.html 
Они, видимо, ещё и жадюгами были, раз штрафу предпочитали заключение. А вот в наше цивилизованное время таких законов нет. Странно как-то. 
- участник сейчас на форуме