Отправлено: 13.07.09 09:52. Заголовок: Примечания: (1) H. L..
Примечания: (1) H. Lacaille, Le partage du palais Mazarin à la mort du cardinal, dans La Correspondance historique et archéologique, Paris, 1900, p. 330-341. О дворце в целом: Roger-Armand Weigert, Le palais Mazarin, architectes et décorateurs, dans Art de France, vol. 2, 1962, p. 147-169; L'hôtel de Chevry-Tubeuf et les débuts du palais Mazarin, dans Bulletin de la Société de l'histoire de l'art français, 1945, p. 18-33 ; Il y a trois cent ans à la Bibliothèque nationale, dans Arts, n° 28, 10 августа 1945. Эти работы, к несчастью, содержат ошибки, касающиеся дат покупок земельных участков и из договоров на работы, а потому не исключают обращения к трудам "пионеров": Léon de Laborde, Le palais Mazarin et les habitations de ville et de campagne au XVIIe siècle, Paris, 1845; Louis Battifol, Les origines du palais Mazarin, dans Gazette des beaux-arts, 3e période, t. 39, 1908, p. 265-289, где можно найти некоторые сведения финансового характера. Относительно работ в дворце я позволю себе сделать ссылку на следующую работу: Un entrepreneur de Mazarin, Nicolas Messier, à paraître dans Bulletin de la Société de l'histoire de Paris et de l'Ile-de-France. (2) Архив Монако, T 1362 (ex T 1364). Я благодарю г. Алена Вентурини, главного смотрителя архивов Гарда и бывшего директора главного хранилища микрофильмов в замке дЭспейран, который был любезен предоставить мне фотокопию этого документа до того, как он стал доступен через Национальный Архив. Я также благодарю г. Режи Лекюйе, директора архивов княжеского дворца Монако, который мне предоставил множество полезных сведений относительно странствий документов. (3) Нац. Архив, Главный нотариальный архив, CXII 54, 30 августа 1649 (4) О разделении земли на доли и спекуляциях см. Maurice Dumolin, Études de topographie parisienne, t. II, Paris, 1930, p. 111-201. Строительство новой городской стены началось задолго до рассматриваемого здесь периода, но именно Луи XIII, приняв решение о переносе ворот Сен-Оноре на 950 метров западнее их изначального места, подарил возможность столице расширяться в этом направлении. Жак Путевье являлся первым президентом Финансового суда, а Жан Тамбоно, так же как и Жак Тюбеф, был президентом Счетной палаты, которую они оба использовали для проведения некоторых своих операций в квартале. Пьер Депорт и Пьер Дюфо (или дю Фо) были секретарями короля, как и Гийом Бризасье, который сделал блестящую карьеру, став после Фронды интендантом финансов. (5) Нац. Архив. Z J 261, 17 juillet 1643. По причине работ, которые повлекло за собой это решение королевы, оно было упомянуто в протоколе осмотра подступов Пале-Рояля, осуществленного подрядчиками Себастьеном Брюаном и Мишелем Вийедо. Было найдено в той же пачке с другими актами, относящимися к этим работам. (6) Нац. Библиотека., Baluze 174, записная книжка n° 1, p. 98. (7) C. Dulong, Le processus d'enrichissement du cardinal Mazarin d'après l'inventaire de l'abbé Mondin, в Bibliothèque de l'École des chartes, т. 148, 1990, стр. 355-425. (8) Нац. Библиотека, Baluze 174, записная книжка n° 3, стр. 67 (9) В XVI-ом веке вотчина Гранд-Бателье располагалась на 58 гектарах между Елисейскими полями и дорогой Монмартр. В то время, которое нас занимает, права сеньора были разделены между многими из наследников Вивьян, в том числе между Пьером Феидо, супругом Катрин Вивьян, и Клодом Феидо, супругом Луизы Вивьян. Именно Пьер заставил присвоить фамилию своей жены улице Вивьян, позже Вивьенн. Я не смогла установить точную личность Буржэ и поэтому не могу уточнить, какие родственные связи он мог иметь с Феидо-Вивьян. (10) Нац. Архив, Центральный нотариальный архив, CXII 50, 8 июля 1647. В этом акте Тюбеф, намереваясь быть «добросовестным покупателем», описывает, что не измерял место, которое было необходимо купить, осмотрев только «его размер» и дав после этого за него цену на аукционе, которую он, впрочем, понизил бы, если бы узнал о претензиях господина Депорта. И все же он оплатил требуемую последним компенсацию, но уже его вдове, поскольку тот за это время умер. (11)С. Dulong, Le processus d'enrichissement..., стр 410-417, и La fortune de Mazarin, Paris, 1990, глава 9 (12) Думаю, не стоит лишний раз подробно описывать обстоятельства, которые окружали подписание купчей от 30 августа; они хорошо показывают, какому давлению должен был подвергаться Тюбеф, чтобы стать сговорчивее. Вместо того, чтобы отправиться к нотариусам своего подставного лица, Мазарини лично пригласил их и Тюбефа, но не в свой дворец, а в Пале-Рояль - официальное местопребывание королевы и маленького короля. И именно там в присутствии своего адвоката Анж де Массака он подписал итоговый документ. Вероятно именно Массак, часто встречающийся в корреспонденции кардинала и человек, близкий к банкиру Кантарини, вел предварительные переговоры с Тюбефом. (13) Взято из C. Dulong, Un entrepreneur de Mazarin..., детали из работы имеют ссылки, которые сюда не включены. (14) Современные галереи Мазарини и Мансара соответственно. (15) В 1658 году, конечно; но, начиная с Фронды, здания украшались, но больше не расширялись. Покупка всех земельных участков и основное строительство было осуществлено до 1648 года. (16) C. Dulong, Les « comptes bleus » du cardinal Mazarin, из Revue d'histoire moderne et contemporaine, т 36, 1989, стp. 537-558, особенно стр. 547 (17) Собственно, сам дворец был захвачен 13 февраля, и Тюбеф возвратился на следующий день затем, чтобы получить ключи от библиотеки. Слуги кардинала, не желая сопротивляться, по крайней мере успокоились, надеясь, что Тюбеф, про котрого они знали, что он находится в хороших отношениях с их хозяином, будет стремиться защитить движимое имущество и библиотеку от народных волнений (Remise de la bibliothèque de monseigneur le cardinal Mazarin entre les mains de Monsieur Tubeuf, par le sieur Naudé, publ. par Célestin Moreau, Choix de mazarinades, t. II [Paris, 1853], p. 222-225). (18) Мазарини сам себя «считал должным» Тюбефу, помимо основного долга и процентов за отель, 40 000 ливров аванса подрядчикам и 80 000 фунтов по другому делу, датируемому 1648 годом (Архивы министерства иностранных дел, Mémoires et documents [в дальнейшем: A.A.E ., M.D.], France 878, fol. 229). Все это образует в общем сумму в 765 000 ливров, в том числе 645 000 за отель (включая проценты с 1-ого сентября 1649 годв). Не известно только, почему Габриэль Ноде, в вышеупомянутом небольшом по объему труде, оценивает задолженность Тюбефу по отелю в 680 000 ливров. Возможно, он включил туда так же 20 000 ливров за lods et ventes, оплаченных Тюбефом в 1650 (Нац. библиотека, Baluze 182, fol. 30)? Но даже в этом случае получилось бы всего 665 000 ливров. О дополнительных оплатах подрядчикам, о которых Тюбеф сообщает, начиная с отъезда Мазарини, см. Нац. библиотека, Baluze 332, fol. 129. И если Парламент и ограничил задолженность перед Тюбефом 600 000 ливров, то именно потому что желал удовлетворить и других кредиторов, а главным образом потому, что игнорировал, как весь остальной мир, настоящие расчеты Мазарини со своим подставным лицом! (19) О переговорах с Тюбефом см. также A.A.E., M.D., France 875, fol. 11, 171v; Нац. библиотека, Baluze 332, fol. 129, 131. (20) Le processus d'enrichissement..., p. 395-397. (21) Lettres du cardinal Mazarin pendant son ministère, опубликованные Adolphe Chéruel и Georges d'Avenel [в дальнейшем: Lettres de Mazarin], t. IV (Paris, 1887), стр. 401. (22) A.A.E., M.D., France 878, fol. 317-320v (см. fol. 318). (23) Lettres de Mazarin, t. IV, p. 38. (24) A.A.E., M.D., France 875, fol. 156; Colbert, Lettres, instructions et mémoires, опубликованные Pierre Clément, t. I (Paris, 1861), p. 111. (25) Слово кардинала (Lettres de Mazarin, t. IV, p. 401) (26) A.A.E., M.D., France 876, fol. 358v. (27) A.A.E., M.D., France 876, fol. 427-428. (28) Lettres de Colbert..., t. I, p. 123-124. (29) Там же, t. I, p. 131. (30) Тем не менее, из дворца смогли вывезти много мебели и ценностей, которые частично были перевезены к королеве или другие места, а также частично отправлены Мазарини (C. Dulong, La fortune de Mazarin..., стр. 98). К сожалению, неизвестно, было это с делано без ведома или же с согласия Тюбефа. (31) Lettres de Colbert..., t. I, p. 191. (32) Нац. Библиолтека Фр., Baluze 216, fol. 308-310. (33) Lettres de Colbert..., t. I, p. 212. (34) Расписка Тюбефа от 6 июня 1670 года, из которой также можно узнать, что в феврале этого же года ему было выплачено 29 983 ливра, 6 солей и 8 денье (Архив Монако, т. 1362). Я благодарю г. Эрланд-Бранденбурга, директора Архива Франции, и г. Форливези, хранителя в Национального архива, которые были любезны предоставить мне фотокопию этого документа, прежде чем он стал доступен в виде микрофильма в Национальном Архиве. (35) Речь идет об отеле Тюбеф (36) 429 с половиной туазов по акту продажи (37) 905 с половиной туазов по акту продажи (38) 1 032 туаза по акту продажи
Отправлено: 15.07.09 06:56. Заголовок: Ёшика , спасибо за п..
Ёшика , спасибо за перевод.
Дюлон пишет: "неудавшееся покушение не сыграло никакой роли в двойном переезде 1643 года, а планы кардинала, по всей видимости, были приняты давно. В действительности, он заботился гораздо о большем и его цель изначально состояла в том, чтобы не просто жить рядом с королевой, но у нее, по крайней мере, именно это он отметил 21 мая в своей записной книжке(6). Однако совместное сосуществование было бы невозможно, если бы Анна Австрийская осталась в Лувре, где старые правила запрещали правителям размещать у себя своих министров. Следовательно, Мазарини уже в мае 1643 года задумал "путь", который вел бы его вначале к отелю Тюбеф, а оттуда - в Пале-Рояль, то есть в самый центр. " "Мазарини не нужно было убеждать королеву переехать в Пале-Рояль. Но ему было необходимо убедить ее в том, чтобы она дала свое согласие на второй этап "пути"; поскольку сам он не мог своей властью распорядиться о том, чтобы в задней стене сада дворца была сделана дверь, выходящая к отелю Тюбеф. Таким образом, большое количество аллей, пролегавших через сад, весьма облегчали приходы во дворец: с конца 1643 министр мог ходить туда пешком, без экипажа, и в любой час находиться при своей властительнице для поддержания государственных дел. Это благоустройство стало предметом пересудов, несмотря на мотивы удобства и безопасности, которые могли его оправдать. Впрочем, судачили намного больше, когда был преодолен третий этап пути, то есть, когда Мазарини в ноябре 1644 получил апартаменты в самом Пале-Рояле. Но это - другая история, и всегда существует возможность спросить себя о настоящих чувствах королевы." "существует один возможный ответ: потому что он сотрудничал с Тюбефом по операциям с недвижимостью задолго до того, как это принято думать. С какими целями? Возможно ли, чтобы он с июня 1641, когда еще был жив Ришелье и Луи XIII, предполагал, что наступит день, когда ему понадобится жить в отеле Тюбеф и, следовательно, его придется расширять? Смотрите, куда это нас ведет: на два года назад от даты, когда он принял решение расположиться рядом с королевой. Он, конечно, знал, что Ришелье завещал свой дворец короне. Неужели он уже знал, что у королевы было намерение туда переехать в случае смерти супруга? Или же он имел уже причины полагать, или по крайней мере надеяться, что она пригласит его во власть сразу, как только станет регентшей? Гипотеза настолько смущающая, что не решаюсь ее даже формулировать." "даже если предположить, что покупка этого земельного участка в 1641 году не несла в себе никакой политической подоплеки, дата, с которой на этом участке началось строительство трех небольших домов, разрешает немного уточнить хронологическую "вилку", в течение которой Мазарини стал уверен в том, что будет премьер-министром: таким образом, он получил эту уверенность не в начале мая, а в самом начале января 1643. Только напомню, что он тогда только что вошел в Королевский совет после смерти Ришелье, так что отныне ему были позволены любые надежды и что его контакты с королевой стали более легкими и частыми. Ибо, и я повторюсь для больше ясности, эта уверенность для него могла исходить только от королевы. Если бы она исходила от короля, Мазарини не нуждался бы в том, чтобы предусматривать себе жилье около Пале-Рояля - Луи XIII не предполагал покидать Лувр."
Звучит весьма убедительно. Еще один способ доказать то, о чем все давно подозревали. И всё-то он знал заранее. А Анна, похоже, ещё при жизни короля и Ришелье мечтала о том, как оказаться в новом дворце рядом с итальянцем. Да, как говорится, шила в мешке не утаишь.
"Как видно из приложения, консигнационный платеж, причитающийся при покупке земель, не оплачивался никогда, эту черту можно обнаружить также во всех последующих приобретениях Мазарини. Также ловко он уворачивался от некоторых судебных издержек и других платежей, или их сокращал, например такие, как ввод во владение;" " Таким образом "влиятельность" соединялось со всеми средствами закона и злоупотреблением правом." "Последующие приобретения участков, зданий и различных прав, совершенные во Франции Мазарини, проводились с использованием все тех же средств. Но их набор со временем и увеличением власти совершенствовался. Для приобретения прав на соль в Они агенты кардинала добились и успешно оттянули до последнего момента установку афиш о проведении торгов для того, чтобы устранить на них конкуренцию. Впрочем, как знать, не использовались ли подобные средства и Тюбефом, чтобы снижать цену на участки, являвшиеся предметом "принудительного декрета"? При покупке трех французских герцогств Майенна, Нивернэ и Ретеля, принадлежавших семье Гонзаго и стоивших несколько миллионов, Мазарини не оплатил деньгами ни одну из этих земель, устроив все дела через кредиторскую задолженность, которую он перед этим выкупил. В других моих работах я упоминаю об этой огромной combinazione, безусловно, наиболее красивой из всех, что осуществил кардинал(11)." "Что бы там ни было, как случилось так, что задолженность Тюбефу, оценивавшаяся в 839 031 фунт 22 августа (и это принимая в расчет аванс, уже оплаченный Мазарини), всего неделю спустя оказывается уменьшенной до 700 000 ливров? Констатируем только тот факт, что из купчей исчезли все задолженности по арендным выплатам (69 500 ливров) и по простроченным процентам (75 505 ливров). Что касается арендных платежей, то Тюбеф, согласно купчей, согласился от них отказаться. Но начисленные проценты? Об этом в купчей не сказано ни слова. Однако было необходимо, чтобы Мазарини сумел заставить снизить требования также и на эти 75 505 ливров, и даже немного больше, поскольку разница между изначально запрошенной ценой и ценой, указанной в купчей составляет 177 511 ливров. Кроме того кардинал добился у своего подставного лица рассрочки платежей и понижения ссудного процента (5 % вместо 5,55 %)."
Мазарини был весьма ловок, ничего не скажешь. В финансовых делах отлично разбирался, особенно когда речь шла о собственном кармане.
Отправлено: 15.07.09 08:59. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Ёшика , спасибо за перевод
Пожалуйста :-) Amie du cardinal пишет:
цитата:
Звучит весьма убедительно.
Дюлон умеет быть убедительной. Хотя это не значит, что она всегда права Amie du cardinal пишет:
цитата:
И всё-то он знал заранее.
А вот это то и не понятно. Вернее, все равно совершенно неясно, что он знал заранее, а чего нет. Если честно, то эта первая сделка с Тюбефом по сути ведет к еще более раннему времени: июнь 1641 года - это время возвращения Мазарини из Савойи, где он рулил делами мадам Руайяль с конца 1640, обеспечивая лояльность Турина Парижу. Соответственно, мое предположение идет еще дальше - сделка с Тюбефом была задумана еще раньше, а реализована только по приезду из Савойи. И тут Дюлон права - мы не знаем, для чего изначально была задумана эта сделка. Возможно, что первая причина покупки со временем и обстоятельствами трансформировалась, в любом случае, нам недостаточно только упоминаний Тюбефа в своем "Списке" о дате проибретения, чтобы сделать вполне конкретные и окончательные выводы. Очевидно только одно - что бы он кому ни писал и не говорил, возвращаться в Италию из Франции он не собирался. Amie du cardinal пишет:
цитата:
А Анна, похоже, ещё при жизни короля и Ришелье мечтала о том, как оказаться в новом дворце рядом с итальянцем.
Думаете? А может наоборот? Поведение Мазарини в 30-х годах было недвусмысленно: он оказывал королеве знаки внимания, хоть все они и держались в рамках приличия и вежливости, но то постоянство, с которым он поддерживал "комплименты" королеве, может позволить предположить, что он был к ней совсем не равнодушен. Скорее складывается впечатление, что не королева мечтала о своем итальянце, а итальянец мечтал о своей королеве и целенаправленно работал в этом направлении. Кстати, давно хотела высказать вам аргумент относительно того, почему я считаю, что Ришелье не мог проталкивать Мазарини в фавориты к королеве: первое впечатление Ришелье о Мазарини ("он настолько испанец и савойярец, что его словам нельзя верить") на самом деле вполне отражало реальное положение дел, да и в дальнейшем, до того, как Мазарини окончательно ушел на службу французскому королю, этот последний довольно часто не только играл в двойные игры, но и специально создавал ситуации, которые заставляли бы в нужном направлении подогревать интерес Ришелье к его судьбе и карьере. На самом деле Ришелье изначально проявил в нему интерес не столько потому, что хотел использовать в своих целях, сколько предпочел, чтобы Мазарини не использовали против него. Таким образом, получается следующая картина: Ришелье достаточно хорошо был осведомлен о своем итальянском протеже, чтобы, при всей своей подозрительности, иногда в нем сомневаться, но при этом так же хорошо отражал без всякого сомнения в нем весьма способного политика, чтобы комбинация испанская инфанта+Мазарини казалась в его понимании достаточно опасной. Ситуация поменялась после того, как Мазарини получил гражданство и все благополучие стало зависеть практически полностью от короля (а соответственно, Ришелье). Но и здесь слишком тесный союз королевы с Мазарини ему был не нужен: король обладал не лучшим здоровьем и Ришелье вполне мог опасаться лишиться своего суверена раньше, чем умереть самому. А в этом случае ему гораздо выгоднее было бы иметь Мазарини на своей стороне, чем на стороне королевы (если, конечно, Ришелье не планировал уйти на покой :-)). Так что если чему Ришелье и поспособствовал, то скорее всего несознательно и совсем не целенаправлено, поскольку это не отвечало его собственным интересам, а нам не приходится упрекать Ришелье в том, что он не заботился о своих интересах.
Отправлено: 15.07.09 22:51. Заголовок: Ёшика пишет: он был..
Ёшика пишет:
цитата:
он был к ней совсем не равнодушен
Согласна, что интерес был взаимным.
Ёшика пишет:
цитата:
Ришелье достаточно хорошо был осведомлен о своем итальянском протеже, чтобы, при всей своей подозрительности, иногда в нем сомневаться, но при этом так же хорошо отражал без всякого сомнения в нем весьма способного политика, чтобы комбинация испанская инфанта+Мазарини казалась в его понимании достаточно опасной. Ситуация поменялась после того, как Мазарини получил гражданство и все благополучие стало зависеть практически полностью от короля (а соответственно, Ришелье).
Признаюсь Вам, меня всегда, при всем том, что я знаю о Ришелье и о Мазарини( о последнем намного меньше, конечно ) удивлял этот выбор. Почему именно этот итальянец? Сколько бы ответов не предлагали исследователи, меня они как-то не очень убеждают. Хорошо, что Вы-то хоть осознаете, что не все было так гладко и Ришелье временами сомневался в своём протеже.
Отправлено: 17.07.09 15:24. Заголовок: Amie du cardinal пи..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Признаюсь Вам, меня всегда, при всем том, что я знаю о Ришелье и о Мазарини( о последнем намного меньше, конечно ) удивлял этот выбор.
Чем? Может быть потому что вы не очень правильно расцениваете этот выбор? Если наконец-то избавиться от навязчивой мысли, что Ришелье предложил Мазарини как своего преемника, то все остальное в принципе не нарушает ничего: протеже и вправду был вполне усерден, талантлив и, самое главное, приносил результаты. Не вижу причин, по которым Ришелье не мог бы поддерживать введение такого человека в королевский совет. Amie du cardinal пишет:
цитата:
Почему именно этот итальянец?
Если мы предположим, что Ришелье видел в нем человека, на которого он хотел возложить дипломатию на Вестфальском конгрессе, то все встает на свои места. Лично у меня нет иллюзий, что Ришелье назначал преемника. Ришелье всю свою политическую карьеру положил на то, чтобы избавляться от конкурентов, поэтому странно предположить, что он к концу своей жизни вдруг резко озадачился его культивированием. А вот что сам Мазарини думал на этот счет - нам не известно. Для общественного мнения он смиренно собирался обратно в Италию, при более детальном рассмотрении получается, что он вообще не радумывал туда возвращаться, но при этом всегда благоразумно держался в тени своего патрона. Мне просто интересно одно: насколько долго он мог бы соблюдать эту диспозицию в отношениях с Ришелье, если бы Ришелье прожил дольше? Но история сослагательных наклонений не терпит... Amie du cardinal пишет:
цитата:
Сколько бы ответов не предлагали исследователи, меня они как-то не очень убеждают.
А что вас конкретно не убеждает?
Amie du cardinal пишет:
цитата:
Хорошо, что Вы-то хоть осознаете, что не все было так гладко и Ришелье временами сомневался в своём протеже.
Так Ришелье во всех сомневался... Нормальное свойство для политика его уровня и ранга.
Отправлено: 22.08.09 13:30. Заголовок: Небольшое продолжени..
Небольшое продолжение от госпожи Дюлон. Эта нижеприведенная статья одновременно являетя второй главой ее последней книги Mazarin et l'argent: banquiers et prête-noms (Мазарини и деньги: банкиры и подставные лица), изданной в 2002 году. Статья была опубликована в Bibliotheque de l'ecole des chartes в 1986 году
Мазарини и братья Сенами Клод Дюлон В Лукке до сих пор можно увидеть внушительный дворец Сенами - свидетельство власти семьи, члены которой с XIV век занимались в Италии крупными делами(1). Власть проистекает из богатства, и, в качестве завсегдатаев в корреспонденции Мазарини, это имя упоминает главным образом банковских воротил: на самом деле, как и множество других их соотечественников, бОльшая часть Сенами жила во Франции. XVII век, увидев их великолепие, переходил к наблюдению их упадка. Леон Миро, в своих Etudes lucquoises, изучал начало деятельности и восхождение семьи Сенами(2) во Франции, иначе еще называвшихся Сенэм. Вначале купцы, торговавшие галантерей, они очень быстро разбогатели. К тому же близкие родственные связи соединяли их с другими итальянскими финансовым династиям, такими как Рапонде, Арнольфини, Бонвизи, Диодати, Куиниджи, с которыми они продолжали родниться и в те времена, которые нас интересуют. Именно в начале XVI века Сенами, у которых уже были отделения не только в Париже и Лукке, но также в Венеции и Брюгге, устраиваются и в Лионе, где они были отнесены к разряду банкиров. Известно, что в Лионе, который был тогда важным финансовым рынком, существовала многочисленная итальянская колония, разделенная тогда на четыре "нации": флорентийскую, луккскую, миланскую и генуэзскую. Хотя придя во Францию "торгашами", и, возможно из-за этого, все Сенами очень дорожили своим дворянством (которое, по их утверждениям, было незапамятным) и в документах причисляли себя не к банкирам, но к «дворянам Лукки»(3). Так поступал Бартелеми Сенами (1566-1611), с которым семья достигла апогея своего успеха в мире финансов и во французском обществе(4). В союзе с Замэ и Сардини, Бартелеми был одним из главных кредиторов короны как во времена Генриха III, так и Генриха IV. Он, между прочим, удостоился почестей принимать в своем прекрасном доме, построенном в Шарентоне (сегодня это мэрия(5)) не только королевских любовниц Габриэль д' Эстре, а затем Анриетту де Верней, но также, дважды, в 1607 и 1608 году дофина Луи, будущего Луи XIII. Монархия всегда успешно пользовалась средствами такого рода, чтобы поощрять старания своих кредиторов или же смягчать их раздражение. Дво
Отправлено: 22.08.09 13:34. Заголовок: Принимая во внимание..
Принимая во внимание две серии сокрытий (а также изъятия, которые могли быть сделаны из этих резервов), невозможно утверждать, что столовое серебро, перевезенное в 1649 году к аббату Сенами, оставалось целиком и полностью в своем хранилище до 1651 года. Но что кажется подтвержденным, так это то, что, начиная с февраля 1651 года, аббат был снова, но не в Ла Риву, а в Париже, одним из хранителей столового серебра кардинала и что он оставался им во время всей ссылки последнего. И действительно, в приложении к инвентарной описи, сделанной после кончины аббата, можно увидеть акт от 24 января 1652, в котором комиссары Шателе, составлявшие эту опись, разрешают Пьеру Серантони забрать «пять сундуков-баулов» из наследства покойного(88). Эти сундуки были «отданы на хранение» аббату Пьером Юрбеном, дворянином на службе у кардинала до его изгнания из Парижа в феврале 1651; кроме того, сам аббат указал в своем завещании происхождение хранилища.... не уточняя функций д'Юрбена(89). Разумеется, Серантони не ждал до 24 января 1652 года, чтобы потребовать эти сундуки. С первых же чисел ноября 1651 года, когда была начата инвентарная опись, он сослался на права д'Юрбена. Он основывал свои требования на письме последнего, на завещании аббата, на его собственных словах, и на словах Кантарини, назначенного исполнителем завещания покойного, что показалось комиссарам из Шателе, которым была поручена инвентарная опись, недостаточным. И напрасно Кантарини показал им экземпляр завещания, который хранился у него; как и то, что Серантони представил ключи от сундуков, уточняя, что они содержат только личные вещи указанного Юрбена, «такие как одежда, белье и другие подобные вещи, служащие для его личного употребления»(90). (Это же каким действительно очень ценным должен был быть гардероб д'Юрбена, чтобы требовать таких мер предосторожности, и каким большим, чтобы заполнить им пять сундуков-баулов! Ибо требуется так же напомнить, что это были большие железные или деревянные сундуки, обитые железом, с выпуклыми крышками). Короче, комиссары Шателе заявили, что не могут передать сундуки Серантони до тех пор, пока он не предъявит им доверенность от д'Юрбена в надлежащей форме. И 8 ноября, когда инвентарная опись мебели была закончена, сундуки, ключи от них, так же, как и остаток движимого имущества (за исключением того, что было завещано различным лицам), были переданы на хранение Николя Месье, владельцу дома на улице Траверсен и кредитору наследства, равно как и ключи от жилья аббата(91). Этим и объясняется задержка, произошедшая с момента смерти аббата и до передачи сундуков Серантони 24 января 1652 года. Именно в этот день он смог предоставить законную доверенность от Пьера Юрбена. Оригинал этого документа находится в досье Юрбена, хранящемся в национальной Библиотеке(92); он датирован 28 ноября 1651 года и был удостоверен нотариусом Динана Бертраном Фрераром. Уточнение места выдачи доверенности имеет определенный интерес, так как именно в это время в Динане оказался Мазарини, покинувший Брюль (где он укрывался в течение шести месяцев), и приближавшийся к границе королевства. Надо полагать, что это промедление раздражало кардинала — простите, Юрбена! — так как в доверенности уточнялось, что Сернатони был уполномочен не только получить сундуки, но совершать любые процессуальные действия и вести судебные разбирательства перед любыми судьями в случае, если бы наследники аббата или любое другое лицо ответили отказом или попросили о новой отсрочке. В итоге сундуки были вручены Сернатони, который написал в этом расписку Месье и наследникам аббата (его племяннику Родольфо и его племяннице графине де Друбе, дочери Винсента), а также взял на себя обязательство от своего лица послать другие расписки и необходимые квитанции Юрбену(93). Вот на таких документах и становится понятен механизм махинаций кардинала. Если все произошло так, как можно было на это надеяться, то его имя не было произенсено ни на какой стадии операции. Один из его слуг, в данном случае Пьер Юрбен, прежде чем оставить Францию вслед за своим хозяином, поручил — или, по крайней мере, предполагаем, что поручил — как бы от собственного лица, пять сундуков-баулов аббату Сенами (близость жилища аббата к дворцу Мазарини и Пале-Роялю облегчила операцию). Необходимо отметить также, что об этом не было составлено никакого нотариального акта. Но были предусмотрены возможная смерть аббата (котрый был уже далеко не молод) или необходимость поменять место хранения, поскольку другому посреднику, Серантони, зятю Кантарини и давнему компаньону Сенами, было оставлено письмо, уполномачивающее его действия в случае необходимости; кроме того, сам аббат, от которого, возможно, была получена расписка, позаботился о том, чтобы в своем завещании уточнить происхождение сундуков(94). Впрочем, можно поинтересоваться, почему же комиссары из Шателе, назначенные составить инвентарную опись имущества аббата, проявили такую подозрительную мелочность, поскольку затруднения произошли именно из-за них, а вовсе не из-за наследников. В завещании покойного принадлежность сундуков Юрбену была указана очень четко, что к тому же было подтверждено письмом последнего. Объяснение этому, без сомнения, заключается в присутствии среди исполнителей завещания аббата человека, которого не ожидали там обнаружить, и который мог знать или получить сведения о том, что Юрбен был слугой Мазарини. Речь идет о Пьере Питу, советнике Парламента, одном из тех судей, что вели следствие по делу кардинала(95). Именно он, проводя расследование, вместе со своим коллегой Бито, ездил в марте-апреле 1651 по городам, где Мазарини делал остановки перед тем, как покинуть королевство, чтобы попытаться выяснить, не увозил ли он в своем багаже тюки с золотом и серебром(96). Впрочем, эта "кавалькада" была плохо воспринята другими парламентариями, которые признали ее недостойной члена их компании(97). Не стоит удивляться тому, что аббат Сенами был лично знаком с Пьером Питу: оба человека эволюционировали в одной и той же среде и начало их отношений восходит к эпохе, предшествовавшей Фронде, на что указывает и само завещание. Но почему аббат внес или же оставил в числе исполнителей своего завещания такого враждебно настроенного к кардиналу человека, как Питу? Конечно, Питу не считали очень уж щепетильным; скорее признавали человеком непостоянным, своенравным и даже недостойным своей должности(98). Тем не менее, его враждебность, которая впоследствии стоила ему длительной немилости, делает маловероятной гипотезу, которая приходит сразу же на ум: что это сговор с подставным лицом кардинала(99). Но он мог позволить им [господам из Парламента] полагать, что Питу играл двойную роль, и аббат, со своей стороны, возможно, выбрал его исключительно для того, чтобы рассеять возможные подозрения. Все, что мы можем сказать о роли Питу, так это то, что его поведение в качестве исполнителя завещания вначале было небрежным; инвентарную опись движимого имущества аббата были вынуждены составить без него, так как он не появился(100). Затем, начиная с 9 ноября, для составления инвентарной описи документов он назначил вместо себя представителями двух других исполнителей завещания, а именно:… Кантарини и Франсуа Ле Мазье, то есть человека, против какого он вел следствие и его адвоката!(101)... Естественно, что он не мог, в таком случае, назначить вместо себя двух других исполнителей. Собственной персоной Питу появился только 24 января 1652 года, в день предъявления Серантони доверенности от д'Юрбена; и он действительно тогда поставил свою подпись на разрешении о выдаче сундуков, данном комиссарами(102). Именно это, в сочетании с тем фактом, что Питу во время своей "кавалькады" скорее всего получил доказательства присутствия д'Юрбена в свите кардинала(103), несколько подкрепило мое предположение относительно его роли в деле с сундуками: вопреки тому, на что надеялся аббат Сенами, Питу имел определенные подозрения и, возможно, разгадал комбинацию. Вероятно, Питу также был в курсе, что Месье, которому было поручено хранение сундуков, был подрядчиком Мазарини. Но после того, как от Юрбена была предъявлена доверенность, оформленная в надлежащей форме, что еще мог сделать Питу, чтобы помешать передаче сундуков Серантони? Больше ничего. Кроме того заметим, что даже если аббат Сенами и его племянник Родольфо и были обвинены свидетелем Шарто и анонимным доносчиком в том, что они "укрывали" столовое серебро кардинала, этот след (а до этого были и другие!), по всей вероятности, не казался достаточно серьезным для следователей, так как ни одного из аббатов так ни разу и не заставили предстать перед судом. Дополнительно отмечу, что Сенами продолжали свою деятельность в качестве банкиров, не будучи излише потревоженными, поскольку они 9 августа 1651 заключили ссудный договор с королем(104). Сюда стоит добавить еще и то, что начиная с начала ноября, в тот самый момент, когда открывалось наследство аббата, Париж узнал, что Мазарини оставил свое прибежище в Брюле и начал продвигаться к границе, чтобы вернуться в королевство; Питу и другие фрондеры имели лучшие, или худшие дела, чем заниматься этим наследством и пятью сундуками. Уже перегруженный насилием "сброда", ссорами принцев и своими собственными внутренними распрями, Парламент стремился назначить и в спешном порядке отправить на границу комиссаров, чтобы не допустить возвращения министра(105). Когда же он, не смотря на все предпринятые усилия возвратился в королевство (24 декабря), в спешном порядке были приняты другие меры, предназначенные помешать оказанию ему денежной помощи; так, например, Парламент отдал приказание произвести обыски у тех банкиров, которых до этого не беспокоили, вызвав волну нового недовольства и коллективный протест представителей этой профессии(106). Наконец, серия неистовых постановлений объявила цену за голову кардинала и разрешила грабеж его библиотеки, которую до тех пор преданный Ноде успешно защищал. Питу был далеко не последним из тех, кто присвоили себе большое количество великолепных книг(107) и это может в некоторой мере также служить объяснением тому, почему он не проявил постоянного и последовательного интереса к наследству аббата Сенами. Реальная добыча лучшее каких-то призрачных подозрений! Но что бы там ни было, даже если Питу и, через него Парламент, и подозревали об истинной принадлежности сундуков, 24 января 1652 стало слишком поздно, чтобы воспрепятствовать их передаче Серантони; и именно для этого, возможно, подставное лицо кардинала заставило его немного выждать, прежде чем предъявить доверенность от д'Юрбена (поскольку, какой бы ни была медленной в то время и в тех обстоятельствах скорость передвижения, доверенность, выданная в Динане 28 ноября 1651 года, тем не менее должна была дойти до Парижа много раньше, чем 24 января). А слишком поздно было потому, что Мазарини, сопровождаемый тремя или четырем тысячам людей, уже соединился с другими войсками, которые предоставили ему несколько верных губернаторов на местах и генералов, и готовился присоединиться к королевскому двору в Пуатье, что и случилось 28 января. А король, уже объявленный совершеннолетним 7 сентября прошлого года, сообщил президенту Бельевру, что кардинал возвратился не без разрешения, но напротив, по его приказу, и что дело против него, возбужденное Парламентом было незаконно(108). Впрочем, к тому времени сам процесс уже давно и прочно увяз в песке(109). Именно до этого процесса 1651 для фрондеров было бы полезно знать о хранилище, сделанном Юрбеном у аббата Сенами, и держу пари, что Парламент дорого заплатил бы тогда, гораздо больше, чем те обычные проценты, что он выплачивал нашедшим из «спрятанных сокровищ», чтобы получить доказательства этому. Но как можно было получить доказательства, которые оказались только в завещании аббата Сенами и которые, таким образом, были обнаружены (и то частично) только после его смерти?... Это и было недостающее звено. Серебро и драгоценности кардинала, фиктивно, купленные у него Кантарини, были действительно затем хорошо спрятаны у других доверенных лиц, и особенно у аббата Сенами, который то время находился (а может и нет) в своем аббатстве в Ла Риву. Но пять сундуков представляют собой значительный объем, который мог содержать намного больше, чем 503 мара 3 унции столового серебра, которые Кантарини передал Винсенту, брату аббата, и которые последний затем мог от него получить. Следовательно, доносчики, которые обманывали о большинстве вещей, не впадали в заблуждение, расценивая Сенами как "укрывателя краденого" кардинала. Безусловно, именно в этих пяти сундуках у аббата скорее всего оказалась значительная часть из 2000 маров столового серебра и 1583 маров позолоченной вермели, перечень которых Кантарини представил на своем первом процессе в 1649 году. В страстно желанном судьями списке речь шла не только о тарелках, чашках и горшках, но и о раковинах для ног, восьмигранных котлах для очага, о вазах, цветочных горшках, кропильницах и подсвечниках (всего пятьдесят две вещи); вещей из вермели было девяносто три, среди них солонка «итальянского способа с рисунком морского чудовища» и пара лошадей с подставками для подсвечников в ногах(110). Понятно, что этот перечень озадачил следователей, которые допрашивали Кантарини о его "покупке": все это, как замечали они, не было теми вещами, которые могло иметь в употреблении в своем доме такое простое частное лицо, как банкир, которым он был. Фактически даже Бартелеми Эрварт, личность более роскошная, чем Кантарини, оставил после своей смерти столового серебра немного менее чем на 35 000 ливров и среди него были красивые предметы(111). Необходимо уточнить, что некоторые из этих предметов столового серебра, первоначально порученные Кантарини и затем переправленные к аббату Сенами и другим надежным людям, несли на себе гербы Марии Медичи или Анны Австрийской. В глазах Парламента этот факт являлся доказательством, что Мазарини их "присвоил". Реальность же была более тонкой. Королева могла подарить некоторые из вещей своему министру; она могла передать ему другие во временное пользование, чтобы он использовал их в качестве залога. Процитируем по этому поводу письмо от 3 июля 1649 года, когда кардинал сообщает Ле Телье, что госпожа д' Эгийон должна найти «пять или шесть тысяч пистолей под серебряную посуду, которую вы знаете», и которую королева сама дала в долг; об этом говорится в том же письме, что, если г-н де Бове (супруг горничной Анны Австрийской) не сможет найти заем под драгоценности, которые он имеет в своих руках, то он должен возвратить их королеве(112). Вполне вероятно, что в этом случае речь шла о вещах, принадлежавших королеве, и это был не первый и не последний раз, когда Анна Австрийская пробовала таким способом исправлять бедственное положение государственных финансов: также в 1659 году она заложила серьги и алмазный крест, чтобы оплатить задолженность швейцарцам(113). В результате это печальное положение государственных финансов, объединенное во время Фронды с таким же плачевным положением личных финансов Мазарини, порождало столь сложные ситуации, что иногда было трудно определить, кто чем обладал на самом деле! Но, в конечном итоге, большей частью вся эта путаница обычно была развязана кардиналом единственно для его собственной выгоды. Несколько раз во время своей ссылки он доводил до сведения Ле Телье и Кольбера, что стоимость таких-то драгоценных камней, таких-то золотых и серебряных изделий, которые он ранее закладывал (по его словам) для помощи государству, должна быть «возвращена из средств короля», то есть, другими словами, Мазарини, давал в кредит за свой собственный счет с целью, чтобы залоги были ему возвращены, в то время как бремя долговой нагрузки возлагалось в целом на государственные финансы(114). Бартийа, казначей Анны Австрийской, отвечал за то, что бы объяснять последней необходимость и обоснованность этих бухгалтерских операций, а вдобавок склонять ее оплачивать самой такие расходы или долги, с целью освободить от залога вещи кардинала. И когда тот же Бартийа «добивался взыскания» вещи или денежной суммой, он должен был поступить с ними, «как с вещами, принадлежащими королеве»(115). И попробуй, разберись после этого, по какой точной причине двенадцать светильников из эбенового дерева и серебра, отмеченные вензелями Анны Австрийской (те самые, что были отданы на хранение в 1648 Винсенту Сенами), после Фронды возникли уже у Мазарини, который к тому же добавил на них эмблему со своим гербом(116)!... Остается один вопрос. Отправлялся ли Серантони лично к д'Юрбену (то есть к кардиналу) в Динан, чтобы получить доверенность, которая бы позволила ему получить пять сундуков со столовым серебром из дома аббата Сенами? Поскольку документ подписан только д'Юрбеном и нотариусом, мы не можем это утверждать. Единственно известно, и это мало способствует разъяснению вышеупомянутого факта, так это то, что Мазарини, находясь в ссылке, с особенным упорством настаивал на визите к себе Серантони, Кантарини и Сенами, которые не обнаруживали никакого энтузиазма к тому, чтобы предпринять эту поездку, поскольку Парламент подвергал преследованию всех, кто отправлялся к изгнаннику; даже сам Кольбер, всегда уверявший его в своей нерушимой верности, не поехал, хотя кардинал настойчиво его призывал. Впрочем, Мазарини скоро перестал настаивать на поездке Кантарини: в интерсах текущего над ним процесса было лучше, чтобы он не рисковал, а посвятил себя своей защите. Что касается Сенами, то Винсент умер, а аббат, который, в свою очередь, собирался умереть уже в октябре, был далеко не молод, чтобы предпринять такую поездку. Оставался И. Сенами, который в тот момент руководил банкирским домом в Париже; однако он также не последовал ни в Брюль, ни в Динан, а в том же октябре 1651 года отправился на некоторое время в Италию(117). Но перед этим он помог кардиналу решить очень трудную и важную проблему: проблему его связи с Францией, как по делам государства, так и по личным, отправив ему свое доверенное лицо, Луиджи Мартини (еще одного уроженца Лукки), который стал его адресатом в Антверпене. Мартини создал канал, который, благодаря сложным путям и посредничеству различных банкиров и торговцев из Кельна, Антверпена и Марселя, позволил ссыльному относительно безопасно переписываться со своими корреспондентами во Франции. Таким образом, под прикрытием Сенами(118) королева получила достаточно много ценных писем, которыми Мазарини наставлял ее в управлении и выражал свою преданность. Известны имена двух из этих торговцев, которые служили посредниками: это были братья Оттавио и Пьер Кардоны из Марселя; они имели также контору в Лионе и действительно поддерживали отношения с Сенами по расчетам кардинала, которые продолжались достаточно долго и после Фронды(119). Вероятно, именно благодаря Луиджи Мартини, преданному корреспонденту Сенами, эта известная доверенность смогла дойти до Серантони. Впрочем, ничего не запрещает также думать, что Серантони лично отправится Динан в ноябре 1651 года; и, если он нашел в себе смелость это совершить, то очевидно потому, что обстоятельства (умерший аббат, требования комиссаров) настойчиво заставляли решить вопрос возвращения сундуков, а также, возможно потому, что обстановка уже начала изменяться. Изменение заметно по письмам самого Мазарини. В течение первых месяцев своей ссылки он намеревался отказаться от всех интересов в делах государства и больше не хотел, чтобы ему об этом говорили или писали, и желал только одного: найти материальные средства отправиться «так далеко, чтобы было потеряно всякое подозрение в Париже, что у меня есть хоть какое-то намерение вернуться туда»!(120) Он писал, что понимает и извиняет колебания тех из своих слуг и банкиров, которые не осмелились последовать за ним(121). Но, начиная с октября 1651 года, когда кардинал оставил Брюль ради Уи, это уже другой человек и говорит он другим тоном, назначая встречи в Динане, затем в Буйоне, вступая в контакты с генералами(122), и написав также И. Сенами, чтобы он, прежде чем уехать в Италию, послал ему отчет о состоянии его кредитов, чтобы иметь возможность их вернуть(123). Искреннее или нет, но такое обещание банкиру короны могло быть сделано только бывшим (а теперь - будущим) премьер-министром, который теперь был уверен, благодаря Анне Австрийской, в том, что скоро вернется на свой прежний пост. Мимоходом отмечу, что, если Мазарини и приближался к королевству такими небольшими переходами (Уи, Динан, Буйон), то это было не только для того, чтобы подготовить свое возвращение, но и чтобы иметь больше возможностей, чтобы заниматься своими интересами, как в этом он признавался сам(124). Верно то, что обстоятельства безжалостно его разорили и он настоятельно и срочно нуждался в деньгах, не только для себя самого и своей семьи, но и для того, чтобы оплачивать войска, которые он нанял. Это может также объяснить то, почему он так настойчиво желал без промедления вернуть свое столовое серебро, находившееся на хранении у аббата Сенами: он хотел оставить его в залог. Когда в переписке Мазарини встречается фраза, что Сенами "в достаточной степени человек чести, чтобы хранить тайну"(125), то речь в ней, без сомнения идет о И. Сенами, который наследовал Винсенту; но это определение можно также было бы применить как к аббату Полю, который нерушимо хранил тайну пяти сундуков, так и к аббату Родольфо, который их возвратил, не причиняя этому ни малейших затруднений. Он не поступил даже, как некоторые другие хранители. Недостаток денег и замедления в делах, связанные с Фрондой, или просто жадность (которой благоприятствовал случай) привели к тому, что некоторые из них отказались возвратить вещи, которые Мазарини им доверил, под предлогом настоящей или мнимой кредиторской задолженности, под которую они были вынуждены оставить их в залог, чтобы достать деньги или просто заставить терпеть своих собственных кредиторов. Когда Канатрини, на своем первом процессе, пробовал объяснять этим причину исчезновения из своего дома драгоценностей и столового серебра кардинала, он, без сомнения, лгал, но эта ложь в итоге стала реальностью, так как впоследствии он был вынужден заложить Перрашону столовое серебро из-за 40 000 ливров(126). Бартелеми Эрварт, наиболее состоятельный из всех банкиров, тем не менее, со своей стороны, передал в залог гобелены кардинала, заложенные ему в 1648 году. Это множество хранилищ и передач в залог, не говоря уже о том, что еще оставалось во дворце Мазарини и других его жилищах во Франции или Риме, а также увезенных им с собой драгоценностях или отправленных вслед за ним в ссылку, дает представление о той массе ценностей, которыми кардинал уже обладал. Но самым наихудшим оказалось то, что кредиторы хранителей, имевшие собственных кредиторов, в свою очередь заложили или иногда даже продали те вещи, что были предоставлены им в залог! Так поступил Перрашон с партией столового серебра, заложенной ему Кантарини, так же, как и с другой партией, сначала размещенной у Эрварта, но которого затем посетила злополучная идея скрыть ее у того же Перрашона(127). Так что значительное количество столового серебра, которое представляли собой эти две партии, оказалось в итоге рассеянным "в различных местах", что весьма усложнило его возвращение обратно(128). Странствования драгоценностей, не менее сложные, иллюстрируют тот же порядок вещей: оба жемчужных ожерелья и четыре грушевидных жемчужины, порученные Мазарини в августе 1648 Кантарини, вначале были тайно заложены им одному из своих коллег, Анри Муисону, который их вернул 1-ого октября 1650; но можно обнаружить, что уже в 1651 году эти же самые жемчужины были заложены под сумму немногим более 62 000 ливров тем же самым Муисоном третьему лицу(129). А это, без сомнения, означает одно: что Кантарини, стесненный деньгами, заложил жемчужины Муисону во второй раз, который их перезаложил по тем же самым причинам денежного голода. Что касается гобеленов, которые хранились у Эрварта с 1648 года, то, хоть они не являлись частью движимого имущества, порученного Кантарини, но невозможно не рассказать несколько слов об их одиссее, настолько она была образцовой, если так возможно выразиться! Эти гобелены, среди которых Парис и Сципион (рисунки Юлия Римлянина), считались одними из наиболее красивых у кардинала и он считал их самыми лучшими и так далее. Итак, что узнал он в 1651? Что они оказались, после серии операций и передач (о превратностях которых я рассказала в другом месте) у его личного врага, госпожи де Шеврез, которая приказала обить ими стены своего парижского дома(130)! Раздражение, если даже не ярость кардинала приумножалась его бессилием. Как, находясь в ссылке, он мог влиять на эти события, или хотя бы проверить обоснованность кредиторской задолженности, в силу которой было передано его имущество, поскольку он не смог ни увезти с собой свои документы, ни добиться встречи со своими банкирами, чтобы урегулировать расчеты с ними? Правда, после всего того, что уже было сказано, без особого труда становится понятно, что даже если у кардинала и была бы возможность совещаться со своими банкирами, его дела все равно не были бы необходимым образом приведены в порядок. Мазарини видел себя наказанным за свои грехи: возведя в правило отсутствие учета или подтасовки в нем, на какие неопровержимые документы он мог бы теперь опереться, чтобы доказать реальность кредитов, которые он предоставил государству?... Перрашон, писал он, неоспоримо злоупотребил положением, так как суммы, на которые он предъявлял права, по-видимому, касались Сенами, которые должны были самими ему их вручить, и т.д. и т.д.; во всяком случае, даже если он и был прав, требовалось срочно найти средства удовлетворить Перрашона, чтобы вернуть посуду, которую он заложил. А в каком состоянии оказалось столовое серебро после стольких странствований(131)!... Эти последовательные передачи в залог объясняются, еще раз, суровостью времен. Столовое серебро и драгоценности (в меньшей степени гобелены, поскольку они были слишком громоздки) составляли не только надежные ценности: они были наилучшим, и по правде говоря, единственным "обеспечением", которое одни могли предложить, а другие - принять. К счастью для Мазарини, старательный Кольбер занимался не только "подгонкой" банкирских книг, но и тем, что также находил эти блуждающие вещи, и, начиная с конца октября 1651 года он смог отослать некоторые из них своему господину(132), еще до того, как вернул почти все в течение 1652 года, к тому же король оказал в этом помощь своей властью. Мазарини наконец-то нашел методичного человека, который привел в порядок его бардак, к большой выгоде для них обоих. Тайный сговор или, если хотите, тесные связи аббата Сенами с группой подставных лиц кардинала доказаны с избытком, и не только эпизодом с пяти сундуками, но также другими упоминаниями в документах, фигурирующих в списке его бумаг. Изначально основная часть этих бумаг находилась у Кантарини: именно к нему переместились 9 ноября 1651 года нотариусы и комиссары для того, чтобы сделать их инвентарную опись(133). И только один этот факт заставляет задуматься. Поскольку наверняка Кантарини, который уже в 1648 году сжег много своих собственных бумаг(134), также вычистил из документов аббата все то, что могло скомпрометировать кардинала и его подставное лицо. Но остатков, которые все-таки дошли до нас, вполне достаточно, чтобы прояснить ситуацию. Так, например, можно обнаружить, что аббат имел то же доверенное лицо (адвоката), что и Кантарини: это был Франсуа Ле Мазье, проживавший на улице Мармуазье, который в 1649 и также в 1651 году занимался защитой банкира(135); и, как мы уже знаем, Ле Мазье также был назначен одним из исполнителей завещания аббата. Что касается отношений аббата с Николя Месье, подрядчиком Мазарини, то они не ограничивались только отношениями арендатора со своим домовладельцем. Можно допустить, что Месье был только невольным сообщником сокрытия пяти сундуков со столовым серебром, но удивителен тот факт, что после смерти Винсента он выступил гарантом наследникам и кредиторам последнего на сумму до 50 000 ливров(136). Такая операция выходит за рамки обычной деятельности подрядчика или небольшого собственника недвижимости. И она меньше всего свидетельствует об ограниченности связей, которые соединяли между собой различных слуг и поставщиков кардинала. Больше приводит в замешательство констатация того факта, что аббат имел связи не только с Кантарини и Сернатони, но и с другими людьми, которые, как и эти два вышеупомянутых банкира, были замешаны в судебных процессах 1649 и 1651 годов, а именно, с Жаном Картероном и Андрэ Гэем(137). Оба были банковскими маклерами и менялами и жили, один на улице ля Ликорн, другой - на улице Кинкампэ. Андрэ Гэй помог в 1648 в сохранении движимого имущества кардинала, когда Кантарини передал ему как будто в залог 612 маров 3 унции 5 гросов столового серебра, которое он предположительно купил у Мазарини(138). Позже, палата правосудия в 1661-1665 привлекла Гэя за то, что он в 1640 году восемь раз предоставил свое имя Кантарини для осуществления кредитных операций с короной(139). Жан Картерон, со своей стороны, начинал как приказчик в доме Кантарини, и его жилье на улице ля Ликорн располагалось очень близко к дому его бывший патрона, расположенному на улице Сен-Кристоф. Значит, без сомнения, он мог, без слишком большого беспокойства, помочь в перемещении столового серебра кардинала в более безопасные места после первого тревожного положения в 1648, как его в этом обвиняли(140). До Фронды Картерон оказывал и многие другие услуги: именно он, так же как и Жульянэ, казначей Кантарини, приобретал за наличные казначейские векселя, доход с которых он передавал банкиру, приходовавшему поступления без каких-либо записей; именно он занимался, как впрочем, и Андрэ Гэй, поиском и спекуляциями с драгоценными металлами и наличными деньгами за границей; именно он тайно приобрел лавки у дворца [Мазарини] и в Гран Шателе, арендные выплаты с которых он собирал, выплачивая их Канатрини, который свою очередь, выплачивал их сам в отношении Мазарини(141)... Безвестный человек, рядовой работник, но настоящий маленький финансовый гений Великого Века, этот Картерон также предоставлял свое имя на различные откупа, по которым королю предоставлялись ссуды(142). Можно только предполагать, что такое количество оказанных услуг должно было бы приносить ему приличные теневые доходы. Из инвентарной описи аббата к тому же можно узнать, что он сам, его брат и Кантарини хранили во время Фронды некоторое из своего движимого имущества у других. Во время составления инвентарной описи Кантарини испрашивал, как свою собственность, помимо завещанной ему большой картины(143), мебель, которую он, по его словам, предоставил аббату: среди нее были две пары медных подставок для дров (одна «долькой дыни») и прочие каминные принадлежности, «большой кабинет из эбенового дерева, немецкий, где несколько выдвижных ящиков и одна коробка», и несгораемый шкаф, также «немецкий» и содержавший "несколько пружин"(144). Можно только поразиться количеству личной мебели, описанному в документах или количеству ценностей, которые хранил аббат (особенно, учитывая тот факт, что основная часть его собственного архива бумаг оказалась в другом месте, у Канатрини): не считая сундуков д'Юрбена, в инвентарной описи можно насчитать двадцать других сундуков или ящиков, шкатулок и кабинетов, каждый из которых был снабжен замком и закрыт на ключ(145). В отношении пяти ящиков было указано, что они содержали документы, относящиеся к аббатству Ла Риву и сану настоятеля де Дёй, которые, согласно пожеланию аббата, не были инвентаризированы(146). Три других содержали одежду и украшения для алтаря. В общем, одна сплошная таинственность! Наоборот, у Кантарини же хранилась "серебрянная церковная утварь", принадлежавшая покойному, которую он должен был передать наследникам. Эта церковная утварь состояла из двух подсвечников, двух кувшинчиков для причастия, креста, чаши, маленького таза для умывания, ящичка «для освященных облаток (sic)» и колокольчика, полностью из чеканного серебра и украшенного гербом покойного. В инвентарной описи не указано, по какой причине вся эта совокупность оказалась у Кантарини(147). Изучая этот же документ, узнаем, что сам аббат, 24 сентября 1650 года, избавился от своих картин, передав их во временное пользование своему брату Винсенту, банкиру(148). Взамен этого он хранил у себя его столовое серебро и мебель(149). И также никакого объяснения этому. Возможно, все эти возвратно-поступательные движения имели своей целью только сбить с толку подозрения и поиски фрондеров до тех пор, пока буря не успокоится, это кажется очевидным; не стоит забывать грабежи 1648-1649 годов, конфискации и продажи, устроенные тогда же Парламентом, жертвой которой стал именно Кантарини, как и последующие обыски. Но представить (что было бы заманчиво!), что часть из этих путешествующих объектов, как и пять сундуков д’Юрбена, принадлежала кардиналу, гораздо более ненадежная гипотеза. Картины аббата описаны, но не опознаны, что делает невозможной их идентификацию; кроме того, если только можно судить по их оценке, то они не достигают цены и художественного уровня картин кардинала. Но Пьер Сутиф, офицер при исполнении и оценщик, в отношении которого поклялся продавец товаров и который оценивал все имущество, понимал ли он что бы то ни было в живописи?(150) И как узнать, какие из картин, порученных Винсенту в сентябре 1650, возвратились к аббату и оказались у него в момент его смерти? Существуют подозрения, но больше что-то сказать сложно. Вместо этого можно предположить, по множеству мебели, сундуков и ящиков, снабженных "пружинами" (секретными замками) или просто замками (иногда двойными), что друзья и знакомые аббата, а возможно и сам Мазарини, в тот или иной момент Фронды, доверили свои бумаги порядочному человеку, надежному и умеющему хранить тайну, каким, по всей видимости, и был Поль Сенами(151). Инвентарную опись движимого имущества аббата, опубликованную в приложении, необходимо использовать с осторожностью. Принимая во внимание все хождения взад и вперед, описанные выше, она, по всей вероятности неполная: мебели, пригодной для меблировки, кажется мало для человека, который, несмотря на Фронду, обладал существенным доходом и который унаследовал некоторые памятные вещи своего отца, любившего роскошь(152). Но даже такой, какой он есть, этот документ, тем не менее, может быть полезен для изучения истории общества, давая представление об образе жизни и вкусах в период Фронды образованного церковнослужителя, любителя искусства и главным образом, сына и брата банкиров (карета, четыре лошади, хорошее количество столового, постельного и нижнего белья, а также двести тридцать книг...). Забавляясь мимоходом соседством риз, епитрахилей, кувшинов для причастия и других объектов культа с общей картиной дома, имеющего без явной причины несколько выходов, не нужно упускать из внимания присутствие тележки с колесами, которая должно быть была очень полезна в период перемещения движимого имущества.
Отправлено: 22.08.09 13:36. Заголовок: Какой же была судьба..
Какой же была судьба Сенами во Франции после Фронды? Можно обнаружить, что в 1654 Сенами еще в Париже (возможно И. Сенами, который сменил Винсента); он связан с Мазарини; об этом свидетельствует следующая записка, направленная Кольберу кардиналом 24 июня: «Синьор Бенедетти сообщает мне из Рима, что он послал мне десять дюжин вееров в небольшой шкатулке, которую он направил сеньору Сенами в Лионе. Я прошу вас навестить того, что в Париже, чтобы узнать у него, когда к нему прибудет шкатулка, чтобы вы ее смогли забрать и хранить для меня»(153). Что касается аббата Родольфо, которому аббат Поль уступил свои бенефиции, то он, как и его дядя до него, принимал участие в семейной деятельности, поскольку его можно обнаружить в 1661 в переписке с Ле Телье, государственным секретарем по военным делам, вскоре после смерти кардинала. Правда, на этот раз речь идет не о делах с веерами, но о делах с оружием: с 1659 года по указаниям Мазарини у лионских Сенами хранилось шесть тысяч шпаг и столько же портупей. Аббат Родольфо обратил внимание Ле Телье на то, что это вооружение приходит в негодность, оставаясь на складе. Дело было затронуто на совете 4 мая 1661 года, и Луи XIV дал предписание отправить шпаги из Лиона в Пиньероль, где они были распределены. Это то, что нам известно(154). Возможно, что окончание войны с Испанией в 1659 году может служить объяснением существования такого невостребованного, очень ущербного хранилища в шесть тысяч шпаг и шесть тысяч портупей. Но возможно также, чтобы на это были и другие причины, поскольку такого рода дело уже имело место быть: в ноябре 1648 года Мазарини писал господину д'Инфревийю, главному комиссару флота и интенданту порта в Тулоне: «Вам, во всяком случае вам напоминаю, что мушкеты, пистоли, пики, свинец и другие вещи, купленные в Лионе для пересылки в Неаполь, принадлежат мне, поскольку я авансировал средства, не получив возмещения»(155). Иначе говоря, оставьте все до тех пор, пока мне оплатят. Это - все та же история, как и с оставленными в залог вещами... Мы не знаем ничего другого об аббате Родольфо, кроме того, что урегулировав расчеты с Николя Месье, кредитором своих дядей Поля и Винсента(156), он впоследствии вернулся в Лукку, на родину своих предков. Там он составил 23 сентября 1672 завещание, по которому он завещал все свое имущество своей матери, синьоре Феличе. Но она, из-за привязанности (глубоко укоренившейся в сердце!) которую она проявляла к дому Сенами, попросила завещателя указать как наследника некоего Джакомо Сенами, а после него - его сыновей(157). Что касается банкиров Сенами, которые сохраняли, или, вернее, пытались сохранить в Лионе свой банкирский дом (парижское отделение прекратило свою деятельность), то они так и не восстановились от потрясений, и дело о шести тысяч шпаг, ржавевших на их складе, было самым минимальным из их забот. Но вначале, кто они были? Три брата, это мы узнаем от них самих. Речь идет о сыновьях Асканио Сенами и Домитилы де Нобили, которые сменили своего отца в неизвестное нам время, но раньше, чем в 1656 году(156). Один из них подписывался Ж. Сенами и, возможно, был Жоффреем Сенами, который получил письмо о натурализации в Лионе в 1635 году(159); другого из этих братьев можно идентифицировать с И. Сенами, который переписывался с Мазарини в 1651 году после смерти Винсента и оказался в Париже в 1654(160); третий сын Асканио Сенами несомненно был Шарлем, замеченным в связях с Кардоном из Марселя по делам кардинала в 1660 году. Именно он женился в 1645 году на Марии Партичелли, дочери главного казначея Франции в Лионе Мишеля Партичелли, сеньора де Сен-Коломба, чей сын также был казначеем Франции(161). Таким образом, Сенами оказались в родстве с семьей бывшего суперинтенданта финансов Партичелли д'Эмери, внучатой племянницей которого Мария и была; но, д'Эмери умер и сверх того, отбушевала Фронда и этот красивый союз, который должен был стать таким выгодным, больше никак не смог помочь им восстановить дела. Впрочем, не смотря на это, лионские Сенами мужественно противостояли невзгодам и приняли на себя то печальное положение дел, которое они унаследовали. Можно только удивляться тому (это было констатировано выше), что Сенами были еще способны в августе 1651 года предоставлять ссуду короне(162); изумление будет еще больше, если знать, что эта ссуда достигала огромной суммы в 1 600 000 ливров, подлежавших оплате за четыре года из расчета 400 000 ливров в год. Следовательно, необходимо объяснить подоплеку дела. Решение Королевского совета начиналось с того, что предоставляло Сенами вычет по их кредитам и погашение долга в 500 000 ливров [речь идет о старых долгах короны перед Сенами], подлежащих оплате последовательно в четыре года, но только при условии, если они авансируют в то же самое время вышеупомянутую сумму. Речь шла об обычной тактике, которую Фуке объяснил впоследствии в своей судебной защите: чтобы добиться, после банкротства 1648 года, от кредиторов государства согласия давать в долг снова, использовали обещание предоставить им, помимо привычных комиссионных, «некоторую выплату их старых долгов»(163). Иначе говоря, кредиторы были обречены забегать вперед, и, чтобы возвратить 500 000 ливров старых долгов, Сенами должны были ссудить снова более чем в тройном размере! Их кредит этого не выдержал и они обанкротились в конце 1653 года, в то же время, что и Кантарини. Мазарини попросил Кольбера завершить ликвидацию, что было сделано документом от 28 июля 1654 года(164). Сенами требовалось много душевных сил, чтобы в такой момент заниматься веерами кардинала, потому что в это же самое время он забирал на 650 000 ливров старых платежных распоряжений, и как раз под залог того, что они сами были должны кардиналу, как сообщал Кольбер, который не преминул в этом случае подчеркнуть: «Я считаю, что это очень большое и очень важное дело, что я вел для Вашего Преосвященства и, вдобавок, намного больше для этого дома, который был поставлен в очень затруднительное положение в обсуждении банковских книг и всех своих расчетов. Теперь Ваше Преосвященство может считать себя полностью освобожденным от этого вида дел». «Я очень рад», отвечал Мазарини, «что вы столь хорошо закончили это дело и, вам не льстя, я считаю, что любой другой, кроме вас, с этим бы не справился». Акт ликвидации содержал, помимо подписей Кольбера и из одного из Сенами, также подпись Бартелеми Эрварта. Почему? Потому что, получив в 1650 должность интенданта финансов, Эрварт был теперь служащим по регистрации предприятий при обоих суперинтендантах - Сервьене и Фуке. Последний будет позднее утверждать в своей судебной защите, что этим возвышением он был обязан не только «старым интересам», в которых он участвовал с Его Преосвященством «по долгам и векселям сеньоров Кантарини и Сенами»(165). Разъясняю, что, согласно Фуке, кардинал и Эрварт пользовались этим банкротством, назначая себя получателем средств на обеспеченных векселях, полученных от обоих банкиров; это возможно. В любом случае, из группы Кантарини-Сенами-Эрварт, последний был единственным, кто пережил Фронду без особого ущерба; впрочем, впоследствии он был устранен Кольбером и оштрафован палатой правосудия в 1661-1665(166). В действительности же возврат ценных бумаг на 650 000 ливров было суровым действием к Сенами, поскольку в окончательном расчете от 29 апреля 1654 года сумма их долга по отношению к кардиналу составляла 413 067 ливров 8 солей 6 денье, и что именно эту же сумму они по-прежнему были ему должны в 1658(167). Правда, также и Мазарини, со своей стороны, признал себя их должником на сумму 80 000 ливров. Но он не выплатил этого долга, так как он все еще фигурировал в расчетах по его наследству(168). Однако при жизни кардинал не совсем уж бросил Сенами. В июле 1655, он просил Кольбера поговорить "настойчиво" о милости к ним с суперинтендантом Фуке(169). В 1656 он им авансировал через Эрварта 30 000 ливров(170). В 1659 и 1660, он сам воздействовал на Фуке, пытаясь заинтересовать его судьбой Сенами: он пытался добиться, чтобы они получили право заключения контрактов по откупам на габель и чтобы им была предоставлена «некоторая небольшая доля в пяти крупных арендах, чтобы иметь возможность поправить, хоть каким-то образом, свой кредит и смягчить их кредиторов»(171). 3 февраля 1660 года кардинал, который в это время находился в Провансе вместе с двором в ожидании отъезда в Сен-Жан-де-Люз из-за женитьбы короля, адресовал Сенами копию настоятельного письма, которое он написал Фуке, все еще по тому же самому поводу. Таким образом, им было необходимо свидеться с суперинтендантом, который должен был им предоставить средства исправить их дела и помочь, «насколько это возможно в его власти». И если этого не достаточно, то пусть Сенами не стесняются снова извещать кардинала, который рекомендует их еще один раз суперинтенданту, потому что, пишет он, «я не хочу ничего упускать из виду, чтобы вы знали, что я искренен и т.д.. »(172) Но протеже Мазарини не были неизбежно протеже Фуке, и, несмотря на новое письмо от 24 февраля 1660 года, где кардинал одновременно рекомендовал Сенами и Валенти(173), суперинтендант отказался от того, чтобы дать первым долю в пяти крупных арендах: состояние их дел препятствовало им дать даже наименьший аванс и дискредитировало бы все товарищества арендаторов, которые приняли бы их в компаньоны. Фуке единственно предложил организовать для Сенами предприятие на десять - двадцать тысяч ливров в год, «при помощи некоторого сокращения в некоторых сметах короля». Мазарини ответил на полях: «Позаботьтесь о том, чтобы это было точно исполнено, Сенами удовлетворятся; но надо выполнить без малейшего промедления, поскольку случай не допускает задержек (car venter non patitur dilationem)»[кардинал использует просто невероятную смесь французского с латынью!](174). Кроме того, Фуке отказал в предоставлении надежных платежных распоряжений «бедному аббату Валенти» для оплаты кредитов его римских родственников(175); и это, несмотря на многократные посредничества, в том числе сестры кардинала (Мартиноцци)(176). В конце 1660 года казалось, что для Сенами засверкал проблеск надежды: в новом решении совета от 23 декабря их признали кредиторами государства на сумму двести сорок тысяч ливров, подлежавших оплате в течение шести лет, начиная с 1661 года, плюс проценты(177). Но эти выплаты были исполнены "au compte-gouttes" (через час по чайной ложке, т.е. слишком медленно). После смерти кардинала и падения Фуке, именно Кольберу Сенами адресовали все свои требования. Но они не добились в этом сколько-нибудь большого успеха, поскольку Кольбер, ставший теперь государственным министром и интендантом финансов, закрывал свои двери перед любыми просителями: как писал один из его корреспондентов, «те, кто уважает ваши порядки»(178) к вам не ходят. Как следует из их письма, хотя они в срочном порядке лично явились из Лиона в Париж, чтобы урегулировать свои дела, братья Сенами в марте 1663 года напоминают Кольберу о решении государственного совета от 1660 года, который зафиксировал возврат им 240 000 ливров в течение шести лет(179). Следовательно, им должны были возместить за два прошлых года 80 000 ливров, плюс проценты; но в итоге им предоставили только 30 000 ливров, но и эти платежные распоряжения остались в руках Эрварта в счет выплаты их кредита на эту же сумму, который он им предоставил в 1656 году специально по приказу кардинала! Чтобы Сенами могли удовлетворить своих кредиторов, им требовалось немедленно минимум 45 000 ливров. Следовательно, они желали, чтобы Кольбер напомнил господам габелерам Франции и Лиона (выплаты были назначены из этих доходов) возместить всю недоплату, которую им должы. И Сенами снова настаивают на срочности этой выплаты, поскольку они желают, чем раньше, тем лучше, вернуться в Лион, «для того, чтобы освободиться от значительных расходов, который вынуждены делать в этом городе (Париже), не осмеливаясь вернуться в Лион, не имея того, из чего можно дать некоторое удовлетворение своим упомянутым кредиторам». Venter non patitur dilationem (случай не допускает задержек), как сказал кардинал в 1660 году. Однако живот Сенами был по-прежнему пуст: поэтому они умоляли (какое унижение для преемников роскошного Бартелеми Сенами, который принимал в своем доме королей!) чтобы им было предоставлено «хоть что-то вдобавок, для их существования, так как они оказались доведены до последней крайности». Но и в 1664 году еще ничего не урегулировано и Ж. Сенами пишет 12 мая Кольберу: «Это не является моим намерением, монсеньор, снова представлять вам плачевное положение нашей семьи, поскольку вы итак достаточно знаете, но единственно сказать вам, что преследование наших кредиторов обязывает меня незамедлительно обратиться к вашей доброте для того, чтобы умолять вас очень смиренно, монсеньор, соизволить наконец дать необходимое указание, чтобы платежные распоряжения, которые вы оказали любезность предоставить, не остались без удовлетворения, поскольку имеется основание сомневаться, что важные дела, которыми вы в вашем положении не обязаны пренебрегать; и, делая для нас эту милость, вы избежите продолжения моей назойливости и обяжете всю семью беспрестанно просить Бога за выполнение ваших пожеланий»(180), и т.д. В другом письме Кольберу от 15 июня 1664, Сенами указывают, что они получили 30 000 ливров, которые они распределили между своими кредиторами. Однако, «это такая малость, которая очень плохо их удовлетворила и они не оставляют нас преследованием как обязанных; и если вы узнаете о крайности, до которой довело это бремя, я убежден, что вы испытаете сострадание». В связи с этим он представляет подробный расчет, присоединенный к письму, о том, что кредиторы имели надлежащих требований немногим более на 105 000 ливров за «первый квартал полугодия», которые оставалось им оплатить, и что, за вычетом выплаты в 30 000 ливров, Сенами не располагали более чем 3 042 ливрами 10 солями(181) на проживание в течение года. Положение, близкое к нищете, для семьи трех братьев, один из которых (тот, что остался в Лионе) был «отягчен восемью детьми»(182)! Также, в том же году, Сенами используют для доступа к Кольберу очень высокопоставленного двоюродного кузена, кардинала Спада, при посредничестве папского легата. Более шестнадцати лет, замечают они министру, что «мы несем бремя страдания и вы знаете, монсеньор, что страсть, с которой мы всегда служили государству и слепо следовали распоряжениям Его Преосвященства, является этому единственной причиной. Это достаточно очевидно всему миру, каким образом мы служили, и мы предоставляем способ полностью оплатить нашим кредиторам [], это нерадение, в то время, когда Его Величество старается наказывать преступников, он также защищает невиновных, и безусловно, монсеньор, это бы не мало служило для восстановления доверия [кредита] и коммерции в королевстве». Подпись «братья Сенами» Дело в том, что новая угроза нависла над кредиторами короны: палата правосудия, созданная Кольбером после падения Фуке и которая каждодневно обнаруживала все новых взяточников во всех углах королевства, в результате привела всех владельцев капитала в растерянность, что явилось причиной задержек в торговле. Чтобы избежать преследований, все бывшие кредиторы публично заявляли, и прежде всего, Кольберу, что они никогда не были ни откупщиками налогов, ни участниками в делах короля... даже если они ими были, такие как братья Перрашон(184)! Наследники Сенами не были осуждены палатой правосудия, как это произошло с наследниками Кантарини из-за ошибок их отца. И все же Кантарини также были разорены, и они на это жаловались в гораздо более резких выражениях. Дело было в том, что их официальный представитель, Лоран, был главным контролером дома Анны Австрийской и мог позволить себе обратиться за поддержкой более высоко(185). Я не буду рассматривать подробно их проблемы, это было бы скучно, а мы бы все равно не узнали ничего нового сверх того, что итак понятно из уже изученных писем Сенами. Тем не менее, стоит привести цитату из послания Лорана Кантарини Кольберу от 24 февраля 1661 года, в то время, когда кардинал был еще жив. Возмущенный, поскольку он также неоднократно нашел двери Кольбера закрытыми для себя, тогда как встречи были заранее назначены, молодой Кантарини, тем не менее, желал узнать, почему из их выплат были вычтены издержки и проценты по кредитам, которые были предоставлены его отцом Мазарини во время приобретения последним герцогства де Невер. (Да, Кантарини также, и, без сомнения, по тем же причинам, что и Сенами, продолжали после Фронды все еще кредитовать человека, который не вернул им того, что он был должен в предшествующий период и во время Фронды!) Поэтому Лоран Кантарини писал: «Это малость в отношении Его Преосвященства, и много для меня, который претерпел, к тому же, столько убытков и беспокойств. Не говоря уже о том, что, Его Преосвященство имеет в собственности и свободно распоряжается владением, было бы несправедливо, чтобы он пользовался одновременно и вышеупомянутым герцогством и моими деньгами»(186). Это целая проблема! Конечно, банкиры Мазарини не были такими уж невинными, как они это утверждали и, если они и продолжали кредитовать кардинала и короля после Фронды, то именно потому, что они из этого извлекали или же надеялись из этого извлечь выгоду сверх обычной доходности вложения, к которой стремится любой. Но основная несправедливость состояла в том, что именно Мазарини извлек намного больше выгод, чем его банкиры, управляя государственными финансами, с которыми он обращался весьма вольно (как пользовались этим после него его наследники). Кто бы осмелился вспомнить об обвинениях, выдвинутых против кардинала во время процессов 1649 и 1651? Кто осмелился бы марать память министра, который, победив испанцев, дал мир всей Европе, и стал, таким образом, как это писал Кольбер, «наиболее великим человеком, которого когда-либо был у Франции», или даже «наиболее великим человеком мира»(187)?... Единственный, кто это попробовал: Фуке, на своем судебном процессе. Что с ним случилось - мы знаем. Сенами, как и другие банкиры Мазарини, не смогли избежать банкротства, позора и разорения заслугами, приобретенными в других областях. Но также верно и то, что кардинал, хоть и пользовался одновременно их деньгами и всем своим имуществом, добытым сомнительными путями, какими бы они ни были, кроме того, был также выдающимся государственным деятелем.
Приложение Инвентарная опись движимого имущества аббата Сенами (Bibl. nat., P. 0, 633, Cenamy, p. 114-143 ; cf. ci-dessus, p. 309, n. 1) В погребе: 1. Во-первых, четыре с половиной мюи (~1200 л) и бочонок в один мюи (~270 л), из которых полмюи в бутылках, молодого вина, кларета, все вместе оценивается в сумму 100 ливров 2. Также две пустых винных бочки с открытыми горловинами и ящик для хранения свечей, в котором оказалась тридцать фунтов [примерно 15 килограмм] свечей или около того, все вместе оценено в сумму 15 ливров В другом погребе, прилегающем к известному: 3. Найдено двадцать веревочных саженей (~80 куб м. ) дров или около того, все вместе оценено в сумму 150 ливров 4. Также девять сенов (~22 кг) хвороста или около того, все вместе приблизительно оценено в сумму 50 ливров 5. Также одна веревочная сажень сплавных (?) дров, оцененных в сумму 8 турских ливров На кухне: 6. Также литая металлическая пластина в задней стене камина весом сто фунтов (~50 кг) или около того, оценена в сумму 100 солей. 7. Также маленькая пара железных подставок для дров и каминных экранов, крюк для очага, два вертела, один ручной, а другой на стойке, гриль и две переносных печки, все вместе оценено в: 60 солей 8. Также одна таз, один поддон под вертел, также железный, оценено все вместе 15 солей 9. Также приспособление для вращения вертела из железа, оснащенное колесами и тросами, оцененное в сумму 4 ливра 10. Также две формы для круглого пирога, грелка, таз для варки варенья, два таза, два средних котла, одна столешница без ноги, все из бронзы и оценено все вместе на сумму 6 ливров 11. Также сосуд для воды из желтой меди закрытый крышкой и кран, держащий три ведра или около того, оценено в сумму 6 ливров 12. Также чайник из красной меди, котелок из такой же меди, снабженный крышкой, ложкой и шумовкой, все вместе оценено в сумму 4 ливра 13. Также кухонный стол и две деревянных банкели (разновидность длинной узкой скамьи), оцененные все вместе в сумму 40 солей 14. Также четыре керамических подсвечника, оцененные в сумму 32 соля 15. Также большая пара стенных шкафов с двумя большими дверцами, запирающимися на ключ, оценены в 8 ливров 16. Также весы, вместе с гирями, крюком и железным кольцом, оцененные в 15 солей 17. Также два табурета, три доски, крюк для подвешивания мяса, все оценено вместе в 25 солей 18. Также ящик для соли, закрывающийся на ключ, в котором может быть пол-мино (~19,5 кг) соли или около того, оценено в сумму 100 солей 19. Также зеркало из черненого дерева, вместе с зеркальным стеклом, оцененное в 15 солей 20. Также триктрак из эбена с шашками и стаканчиками с маленькой складной доской, оцененный вместе со всем в сумму 4 ливра 21. Также горшки, блюда, глубокие тарелки, тарелки и другие предметы посуды общего пользования, произведенные от Труа до Шампани, массой 85 фунтов (~42,5 кг), оценены в 8 солей за фунт, что составляет в общей сумме 34 ливра В конюшне: 22. Также четыре лошади для кареты темной гнедой масти, «sur d'âge» (188), с конскими сбруями, вместе оценены в сумму 400 ливров 23. Также, у двери дома тележка с колесами, оцененная в сумму 20 ливров(189) В маленькой комнате, соседней с конюшней, где ночует кучер: 24. Также оказалась маленькая кушетка на низких ножках с соломенным тюфяком, матрас из ткани и бумазеи, валик, заполненный пером, шерстяное одеяло зеленого цвета, все вместе оценено в сумму 8 ливров 25. Также белый деревянный ящик с замком, запирающимся на ключ, такой оценен в 10 солей 26. Также ручная веялка из ивы, седло для лошади, все так как есть и три фонаря, все вместе оценено в 15 солей В гардеробе рядом с главной комнатой: 27. Также маленькая пара медных подставок для дров, с железными вставками, оценены в сумму 4 ливра 28. Также маленький дубовый стол на станине, оцененный в 30 солей 29. Также восемь деревянных кресел с высокой спинкой из ореха, обитые турецким фиолетовым вельветом, все вместе оценено в сумму 16 (турских) ливров 30. Также маленький гобелен производства Руана, два локтя (~2,4 м) в высоту на двенадцать локтей (~14,4 м) в обхвате или около того, оценен в сумму 12 ливров 31. Также круглый столик на одной ножке из черненого дерева, оценен в 8 солей 32. Также большая картина, нарисованная маслом на холсте, пейзаж, где представлен Cheute de Phaeton, в раме из позолоченного дерева, оценена в сумму 50 ливров Инвентаризируя картину, сеньор Кантарини заявил, что ее инвентаризация не может не наносить ему ущерба, принимая во внимание то, что она была ему оставлена покойным по завещанию. 33. Также другая большая картина, нарисованная маслом на холсте, где изображены три женские фигуры, в раме из позолоченного дерева, холст разорван в нескольких местах, оценена в сумму 30 ливров 34. Также три других небольших картины, нарисованные маслом на меди, где представлены пейзажи, одна в эбеновой рамке и две других в деревянных рамах, оценены в сумму: 60 солей В главной комнате: 35. Также большая пара медных подставок для дров из меди в виде дынных долек, с каминными приспособлениями из железа, все вместе оценено в сумму: 24 ливра Описывая подставки для дров и приспособления для камина, сеньор Кантарини заявил, что они принадлежат ему и что он предоставил их покойному сеньору аббату Сенами, когда тот был еще жив, вместе с другой мебелью, для того, чтобы инвентаризация не смогла нанести ущерба его интересам. 36. Также другая маленькая пара железных подставок для дров, украшенная каждая медным шариком, оценены вместе: 25 солей 37. Также десять кресел с высокой спинкой и низким сиденьем и четыре деревянных кресла из ореха, обитые китайским плюшем, с ковровой скатертью из такого же плюша, длиной в два локтя (~2,4 м) или около того, оцененное все вместе на сумму: 35 турских ливров 38. Также деревянный стол из орехового дерева на опоре из стоек, закрепленных с двух концов, оценен в: 20 солей 39. Также гобеленовые обои из позолоченной кожи, состоящие из семи частей протяженностью шестнадцать локтей (~19,2 м) или около того и два основы, оцененные в сумму: 50 ливров 40. Также большая картина, написанная маслом на холсте, где представлен maison de plaisir avec ses issues(190), в раме из черных и позолоченных металлических полос, оценен на сумму 6 ливров 41. Также другая картина, тоже нарисованная маслом на холсте, где изображены две женщины, одна старая, а другая молодая, в раме из позолоченного дерева, оценена в сумму: 50 ливров 42. Также другая картина, тоже нарисованная маслом на холсте, где изображена богиня Гера, в раме из позолоченного дерева, оценена в сумму 10 турских ливров В маленьком зале, имеющем выход во двор дома, находящемся по соседству с главной комнатой: 43. Также пара маленьких медных подставок для дров тоже в форме дынных долек, с приспособлениями для камина, все вместе оценено в сумму 12 ливров 44. Также большой немецкий кабинет из эбенового дерева, стоящий на ножках также из эбена, в котором есть несколько выдвижных ящичков и один ящик, оценен в сумму: 50 ливров Инвентаризируя подставки для дров, принадлежности для камина и кабинет, сеньор Кантарини заявил, что они были предоставлены им в пользование покойного и выразил протест для того, чтобы инвентаризация не смогла нанести ущерба его интересам. 45. Также пара маленьких железных подставок для дров, каждая с медным шариком, оценены в: 10 солей 46. Также деревянный стол из ореха на подставке, оценен в: 30 солей 47. Также два высоких кресла с ручками, два других кресла с высокой спинкой и низким сиденьем и два складных стула из ореха, все обиты мелким вельветом в голубую клетку с бахромой и золотой искрой, маленькая ковровая скатерть в чехле из голубого дамаска, украшенном только мягким шелком, все вместе оценено в сумму: 30 ливров 48. Также столик на одной ножке и ширма из черного дерева, украшеная мелким черным вельветом на желтом фоне, все вместе оценено в сумму: 60 солей 49. Также пара больших шкафов из черненого дерева, с тремя дверцами и двумя замками, закрытыми на ключ, закрытые fil de rechal(191), служащие библиотекой, оценены в сумму 8 ливров 50. Также к этому дверца из черненого дерева, оценена 20 солей 51. Также большая картина, нарисованная маслом на холсте, где изображен святой Иерозм, в раме из позолоченного дерева, оценена в: 60 турских ливров 52. Также другая средняя картина, нарисованная маслом на дереве, где изображена зима, в раме из черненого дерева с позолоченными краями, оценена в сумму: 15 ливров 53. Также восемь других средних картин, нарисованных маслом на дереве, где изображены пейзажи, в окрашенных и позолоченных рамах из дерева, все вместе оценено в сумму: 8 турских ливров 54. Также другая маленькая картина без рамы, нарисованная маслом на холсте, где изображен пейзаж, оценена в: 20 солей 55. Также обои из руанских гобеленов в английском стиле, протяженностью в десять локтей (~12 м) на два локтя в высоту (~2,4 м), оценены в сумму: 12 (турских) ливров(192) 56. Во-первых, в комнате на втором этаже дома был найден сломанный круглый стол из ореха, оценен в сумму 4 ливра Инвентаризируя этот стол, сеньор Кантарини также заявил, что он принадлежит ему, и выразил протест для того, чтобы инвентаризация не смогла нанести ущерба его интересам 57. Также персидское покрывало, использованное на вышеупомянутом столе, два локтя длиной(~2,4 м) или около того, все, как есть, оценено в сумму: 18 турских ливров 58. Также восемь кресел с высокой спинкой из ореха, среди которых четыре с ручками и два с низким сиденьем, все обиты саржей с двух сторон цвета розовой каракатицы, все вместе оценено в сумму: 12 ливров 59. Также кушетка для отдыха с валиком и высоким стулом в виде кресла, все покрыто старомодным плюшем, все вместе оцененно в: 40 солей 60. Также складной белый деревянный стол, оценен в: 15 солей 61. Также фландрский гобелен с растительным пейзажем, состоящий из восьми частей 24-25 локтей (~30 м) в длину без какой-либо основы на два с половиной локтя (~3 м) в высоту, оценены в сумму: 600 турских ливров (193) 62. Также картина, нарисованная маслом на холсте, где изображена Порция, в деревянной раме с позолоченными краями, оценена в сумму: 20 ливров 63. Также другая картина, тоже написанная на холсте, где изображена молящаяся Дева, в позолоченной раме, оценена в сумму: 30 турских ливров Инвентаризируя эту картину, Ле Мазье заявил, что в инвентарной описи следует отметить (чтобы его права не были нарушены), что эта картина завещана ему покойным аббатом в соответствии с завещанием(194). В маленькой комнате, в соседстве с той, что выше и где покойный сеньор Сенами обычно ночевал, имеет место быть найденным следующее: 64. Также пара маленьких подставок для дров из меди с шариками и с совком, оценены в сумму: 6 ливров 65. Также деревянный стол из бука на подставке, оценен: 20 солей 66. Также ложе из орехового дерева со столбами, которые можно привернуть к полу, с балдахином из дамаста цвета розовой каракатицы, второй балдахин из саржи такого же цвета, дополняющего (sic) дамаст; основа, спинка и перинный чехол из подобного же дамаста, с мелким узором из золота и шелка, тюфяк, два матраса из бумазеи двух видов, валик из тика, набитый пером, покрытый тканью, два белых английских полога с шишечками от балдахина и ковровой скатертью в чехле из такого же дамаста цвета розовой каракатицы, все вместе было оценено в сумму: 80 ливров 67. Также два кресла и два кресла с высокой спинкой с низким сиденьем, покрытые мелким голубым вельветом, с бахромой и золотым крепеном [разновидность бахромы], и еще одно кресло, обитое дамастом такого же голубого цвета с шелковой бахромой, все вместе оценено в сумму: 15 ливров 68. Также картина, нарисованная маслом на холсте, представляющая Похищение Прозерины, в деревянной раме с позолоченными краями, оценена в сумму 10 ливров 69. Также другая маленькая картина, нарисованная на дереве, где изображена молящаяся Дева, в раме из эбена, оценена в сумму 3 ливра 70. Также фландрский гобелен из семи частей, на основе, двадцать локтей в длину (~24 м) на два и три четверти локтя в высоту (~ 3,3 м) или около того, оценен в сумму 300 ливров 71. Также железный немецкий сейф с несколькии пружинами, оцененный вместе со своей деревянной подставкой в сумму: 10 ливров Сеньор Кантарини также заявил, что указанный сейф и подставка принадлежат ему и также сеньор Сенами заявил протест, чтобы инвентарная опись не смогла нанести ущерба его интересам. В маленьком помещении, рядом с комнатой, служащей альковом: 72. Обнаружена кушетка со столбами, привинченная, с тюфяком, подстилка и валик заполнены пером, матрасы матерчатый и бумазейный, два шерстяных одеяла, небольшой балдахин из красной саржи, все вместе оценено в сумму: 30 ливров В отношении кровати со всем гарнитруром Ла Форе заявил, что она завещана ему покойным вмесе с двумя парами простыней. 73. Также квадратный сундук с двумя замками, закрытыми на ключ, оценен в: 30 (солей) 74. Также три чемодана, в двух из которых находились головные уборы, все вместе оценено в сумму: 50 (солей) 75. Также шесть ящиков из белого дерева, все закрыты на ключ, оценены вместе: 30 (солей) В комнате на третьем этаже и то, что там было найдено: 76. Также пара маленьких медных подставок для дров, оцененых в сумму: 3 ливра 77. Также деревянный стол из бука на подставке, оценен в: 30 (s.t.) 78. Также турецкий ковер пяти четвертей в длину, оценен в сумму 4 ливра 79. Также матерчатый тюфяк и два матраса из бумазеи, набитых шерстью, все вместе оценено в сумму: 12 ливров 80. Также складная походная кровать из ореха с тюфяком, матрасом из бумазеи, набитым шерстью, еще один матрас из зеленого полотна, валик, набитый пером, одеяло из белой шерсти и балдахин из дамаста цвета розовй каракатицы, все вместе с футляром из саржи того же цвета оценено в сумму: 18 ливров 81. Также стул с высокой спинкой и четыре места из ореха [табуреты], покрытые серой саржей, оцененые вместе в сумму: 4 ливра 82. Также один небольшой шкаф из белого дерева 20 (солей) 83. Также портрет женщины, нарисованный на холсте и пять рам для картин, все вместе оценено в сумму 3 ливра 84. Также руанский гобелен в английском стиле, десять локтей в длину (~12 м) или около того, оценено в сумму: 8 ливров В маленьком чулане рядом с вышеуказанной комнатой, то что было обнаружено: 85. Также четыре части руанского гобелена в бергамском стиле, оценены в сумму 4 ливра 86. Также кушетка на невысокой опоре из ореха, с тюфяком и полотняный матрас, одеяло из белой шерсти и валик, набитый пером, все оценено так как есть вместе в сумму: 6 ливров 87. Также квадратный сундук, закрытй на ключ, оценен в 40 солей 88. Также одно зеленое шерстяное одеяло и два белых, все вместе оценено в сумму 12 ливров 89. Также турецкий ковер два локтя (~2,4 м) в длину или около того на пять четвертей в ширину, оценен в сумму: 8 ливров 90. Также кроватный гарнитур, только с кроватными столбами, тюфяком и балдахином из серой саржи, все вместе оценено в 12 ливров В комнате на чердаке, имеющей окна во двор: 91. Также деревянная кровать, ввернутая в пол, с ложем, тюфяком, матрасом и валиком, набитым пером, двумя одеялами из зеленой и белой шерсти, тремя занавесками, тремя пологами, двумя хорошими грациями [возможно, имеются в виду резные стойки у кровати в виде мифологических граций] и спинкой из саржи оливкового цвета украшеной бахромой, крепеном [разновидность тканой бахромы] и узором из шерсти на полотняной основе, все вместе оценено в сумму: 20 турских ливров Инвентаризируя эту кровать Эме Кано заявила, что покойный сеньор аббат Сенами завещал ее ей в своем завещании, и выразила протест, чтобы инвентаризационная опись не смогла нанести ущерба ее интересам. 92. Также три холста, написанные темперой, где изображены пейзажи и охота, все вместе оценено в сумму 30 солей На маленьком чердаке, служащем комнатой для лакея: 93. Также кровать на низкой опоре с тюфяком, матрасом и валиком, набитым пером, все вместе оценено в сумму 4 турских ливра На чердаке: 94. Также три подушечки, женское седло для лошади и зонтик, все как есть вместе оценено в сумму: 50 солей(195) Затем одежда: 95. Также пальто из беррийского сукна, удвоенное на обшлагах саржей, с крупными пуговицами из шелка, камзол и верхние рукава из серого грубого английского сукна, один плащ с широкими рукавами из голландского сукна, дублированый саржей, полукафтан из черного сукна, с подкладкой из тафты, другое платье, штаны и камзол из голландского сукна, все черное, и пальто грязно-серого цвета, на подкладке из стеганого полотна, все вместе оценено в сумму: 50 ливров 96. Также рубашка из серой узорчатой тафты, дублированая заячьим мехом, другая рубашка из такой же тафты, дублированая замшей, пальто из черного фераудина [разновидность суконной ткани], дублированое ягненком, опушка из зеленой тафты, полукафтан из голландского темно-серого камлота, дублированый лисой и пальто из римской саржи, две меховых шапки со шнурками, все вместе оценено в сумму: 30 ливров 97. Также черные шелковые чулки, другие чулки шерстяные, все так, как есть и два маленьких изголовья, одно пуховое, второе шелковое, две пары шерстяных чулок и три пары перчаток, все так как есть, оценено вместе в сумму: 6 ливров 98. Также длинное пальто и сутана из мелкой черной мессинской материи, а также шапка из бобра, все оценено вместе в сумму: 18 ливров 99. Также туалет из красного дамаста на подкладке из тафты, с мелким узором из шелка и золота, футляр для расчески, все так как есть вместе оценено в сумму: 4 ливра 100. Также домашнее платье из дрогета [разновидность дешевой шерстяной ткани], с подкладкой из меха, оценено в сумму 10 турских ливров Затем белье: 101. Также пять рубашек, две пары кальсон, четыре пары носков, шесть ночных колпаков с небольшими позументами, семь халатов, восемь небольших суконок, семь наволочек для небольших подушек, все полотняные, все вместе оценено в сумму: 25 ливров 102. Также семь простыней из льняного полотна длиной два лета (~5 м) каждая и две других простыни из пеньки длиной […] лет и еще половину, все вместе оценено в сумму 20 ливров 103. Также четыре халата, четыре суконки, все как есть, оценено в сумму 4 ливра 104. Также две небольших пуховых подушки, оценены вместе в: 20 солей 105. Также три каро [небольших квадратных подушки] из велюра, набитые пухом, оценены все вместе в: 20 солей 106. Также сумка из схожего вельвета, другая из кожи, все оценено в: 10 солей 107. Также красная оконная штора из саржи, оцененная в: 30 солей 108. Также небольшой письменный набор из черной кожи, оценен в сумму: 8 солей 109. Также двадцать одна полотняная простынь, как изо льна, так и из конопли, различной длины, все вместе оценено в сумму: 40 ливров 110. Также две дюжины полотенец из кружевной ткани, все вместе оценено в сумму: 40 солей 111. Также семь скатертей также из кружевной ткани, различных размеров все как есть вместе оценено в сумму: 6 ливров 112. Также две кухонных скатерти и две столовых, а также дюжина тряпок, все вместе: 30 солей В маленьком кабинете, служащем despence: 113. Обнаружен стол из хвойного дерева на двух подставках с тремя досками, служащими полками, все вместе оценено в: 20 солей 114. Также ящик с замком, закрытым на ключ, чемодан с двумя замками, которые также закрыты, все как есть оценено в: 40 солей 115. Также карта Франции и две аркебузы с огнивом, все вместе оценено в сумму: 10 (ливров) 116. Также крест из ореха с алебастровым распятием, оценен в: 10 (солей) 117. Также сорок фунтов (~20 кг) свечей, оценены в сумму: 14 (ливров) 118. Также глубокая тарелка, две других общих тарелки, глубокая тарелка с ручкой, два небольших канделябра, чашка с годроном [орнаментом в виде повторяющихся полуовальных или вытянутых выпуклых элементов - выкружек и каннелюр], три ножа и три вилки с тремя зубцами, все из белого серебра с парижскими клеймами все вместе весом […] оценены в двадцать шесть ливров за мар, все вместе на сумму [..-] (196) Сеньор де Ла Форе заявил, что два канделябра будут принадлежать монсеньору Родольфо Сенами, племяннику покойного. 119. Также рулон мессинской ткани, содержащий двадцать локтей или около того, оцененый по 30 су за локоть, все вместе оценено в сумму: 30 ливров (Вышеупомянутый рулон найден в белом деревянном ящике). В другом ящике: 120. В этом месте обнаружена риза [иначе – фелонь: верхнее богослужебное облачение священника без рукавов] со звездой, фанон [круглая шёлковая накидка на плечи, украшенная узкими золотыми и красными лентами, носимая во время торжественной мессы], накидка для потира, илитон [платок для заворачивания антиминса, антиминс - освященный плат с зашитыми мощами святых, используемый в литургии], все из серебряной ткани, зеленого шелка и с вышивкой золотом и серебром, с поясом из зеленого шелка с золотыми и серебряными кисточками, все вместе оценено в сумму: 100 ливров 121. Также другая риза со звездой, фаноном, илитоном и покрывалом для потира, все фиолетового цвета, с серебряным кружевом и поясом из фиолетового шелка с шелковыми и серебряными кисточками, все вместе оценено в сумму: 60 ливров 122. Также риза со звездой, фаноном, илитоном и накидкой для потира темно-красного цвета, с золотыми и серебряными позументами, поясом из темно-красного шелка с золотыми и серебряными кисточками, все вместе оценено в сумму: 80 ливров 123. Также другая риза из белой серебряной ткани, вышитая серебром, со звездой, фаноном, илитоном и накидкой для потира из такой же ткани, вышитой серебром, с шелковым поясом с серебрянными кистями, все вместе оценено в сумму: 200 (турских) ливров 124. Также другая риза из золотой ткани и темно-красного шелка, также со звездой, фаноном, илитоном и накидкой для потира из такой же ткани с золотой и серебряной вышивкой по краям и поясом из темно-красного шелка с золотыми и серебряными кистями, все вместе оценено в сумму: 250 ливров 125. Также два стихаря из тонкой ткани с позументом, кружевом, нашитым на ткань, с семью маленькими деталями из ткани, служащими карманами, все вместе оценено в сумму: 20 ливров 126. Также два хрустальных кувшинчика для причастия, оправленые в ажурное серебро, оценены в сумму: 8 ливров 127. Также деревянный подсвечник из ореха, оценен: 20 (солей) В сундуке, обитом деревом, три пье (~ 1м) длиной или около того: 128. Найдено покрывало для кровати из шкуры ягненка, и внутренная портьера для кареты из черного вельвета, все вместе оценено в сумму: 3 ливра (197) В доме Котона, столяра, живущего на улице Траверсье: 129. В этом месте была обнаружена карета, установленная на шасси с четырьмя колесами, обитая черным велюром, с подушками и шторами из черной саржи, которую должны были инвентаризировать кузены, оценена в сумму: 80 ливров 130. Также еще одна карета, установленная на шасси с четырьмя колесами, обитая внутри сафьяном, подушками и шторами из красной саржи, оценена в сумму: 80 ливров В отношении последней кареты вышеуказанный Ла Форе заявил, что она принадлежит сеньору Родольфу Сенами, племяннику покойного(198). Описание книг, оцененых вышеупомянутым Сутифом, которому помогал уважаемый человек Дени де Кэ, парижский книготорговец, проживающий на площади Дофинэ, в приходе Сен-Бартелеми, приглашенный для этого участниками дела(199): 137. Во-первых Диви Бернарди опера in-folio [книга в пол-листа], переплетеная в черную телячью кожу, оцененна в сумма: 4 ливра 138. Также Дискуссии Беллармини in-folio, четыре тома, переплетенные в черную телячью кожу, все вместе оценено в: 12 ливров 139. Также Санчес де Матримонио in-folio, переплетенный в черную телячью кожу, оценен в сумму: 3 ливра 140. Также Канонический свод в трех томах in-folio, переплетенный в телячью кожу рыжего цвета 15 ливров 141. Также духовные труды Гренады in-folio, переплетенные телячью кожу красного цвета, оценена в: 50 (солей) 142. Также один том жития святых in-folio, переплетенный в телячью кожу рыжего цвета, оценен в: 30 (солей) 143. Также труды мсье дю Вэ in-folio, переплетенные в черную телячью кожу, оценены в сумму: 3 ливра 10 (солей) 144. Также Калепинус in-folio, переплетеный в красную телячью кожу, оценен в сумму: 3 ливра 10 (солей) 145. Также la responce au ministre d'Inguit, de Goefieteau, in-folio, переплетеная в черную телячью кожу, оцененая в сумму: 3 ливра 10 солей 146. Также сборник различных произведений дю Шателе, переплетенный в черную телячью кожу, оцененный в сумму: 4 (турских) ливра 147. Также Сборник ордонансов in-folio, переплетенный в красную телячью кожу, оценен в: 3 ливра 10 солей 148. Библия сакра [т.е. священная или каноническая], переплетенная в черную телячью кожу, оценена в сумму: 6 ливров 10 солей 149. Также Жизнеописания и нравоучения Плутарха in-folio в трех томах, оценены в сумму: 6 ливров 10 солей 150. Также Поручения дю Перрона in-folio, переплетенные в черную кожу, оцененена в сумму: 50 солей 151. Также Опера Вергилия, издательство Лувра, переплетенная в мраморированную кожу, оценена в сумму: 3 ливра 10 солей 152. Также Опера Горация, издательство Лувра, переплетенная в мраморированную кожу, оценена в: 3 ливра 10 солей 153. Также Изыскания де Паскье in-folio, переплетенные в черную кожу, оценена в: 3 ливра 154. Также История Тивани, в трех томах in-folio, переплетенных в черную кожу, оцененных в сумму: 4 ливра 10 солей 155. Также Галликарум Белькари in-folio, переплетенный в черную кожу, оценена в: 40 солей 156. Также Республика де Бодена in-folio, переплетенная в черную кожу, оцененная в: 50 солей 157. Также История д’Авийя в двух томах in-folio, переплетенных в рыжую кожу, оценена в сумму: 6 ливров 158. Также сборник Святого Жермена, in-folio, переплетенный в рыжую кожу, оцененный в сумму: 50 солей 159. Также книга, озаглавленная Litterae de Aretino primero libro, in-folio, переплетенная в сафьян, оценена в сумму: 40 солей 160. Также История Франции Дюпле в пяти томах in-folio, переплетенных в сафьяновую кожу, все вместе оценено в сумму: 12 ливров 161. Также книга, озаглавленная Hortorum viridarum, in-folio, оценена в сумму 3 ливра 10 солей 162. Также Antiquitatum Romanorum Россини, in-quarto [формат в четверть листа], переплетенный в рыжую кожу, оценен в 25 солей 163. Также Causini Eloquentia, in-quarto, переплетена в рыжую кожу, оценена в 25 солей 164. Также Apparatus Цицерона, in-quarto, переплетена в рыжую кожу, оценена в: 25 солей 165. Также Dictionarium Poeticum, in-quarto, переплетена в рыжую кожу, оценена в: 25 солей 166. Также Война во Фландрии Бентиволио, in-quarto, переплетена в рыжую кожу, оценена в: 15 солей 167. Также два бревиария в двух томах, каждый с молитвенником, также in-quarto, переплетены в заячью кожу, оценены в сумму: 12 ливров (Остаток книг in-quarto [формат в четверть печатного листа], in-octavo [формат в одну восьмую листа], in-douze [формат в одну двенадцатую листа], in-seize [формат в одну шестнадцатую листа] и in-vingt-quatre [в одну двадцать четвертую листа], оценен в связках, а именно сто девяносто один том в двадцати пакетах, оцененных в 64 ливра 5 солей, таким образом, общая сумма оценки библиотеки составила 134 ливров 5 солей.)
Notes: (1) Dizionario biografico degli Italiani, Roma, t. 23 [1979], p. 493-504. (2) Leon Mirot, Etudes lucquoises, Paris, 1930, стр. 172-212 и 245 (генеалогия) Встречаются так же формы Cenesme, Cename, и, в XVII веке - Senamy (3) Bibl. nat., Cabinet d'Hozier, Cenami, fol. 2v, и Dossiers bleus 161, Cenamy, документ 2. Факт натурализации и то, что они являлись буржуа Парижа или Лиона нисколько не мешал Сенами, да и другим итальянцам продолжать именовать себя "дворянами" своей первоначальной родины. Можно отметить, что Мазарини называет Сенами "Ваша милость" и обращается к ним в третьем лице. Дворянские претензии Сенами не были нигде лучше отражены, чем в Histoire de la republique de Lucques, которая была составлена в конце XVII века одним из членов их семьи (Архив Музея Конде, Шантийи, ms 803, стр. 152). (4) Я заимствую из Л. Миро (op. cit., стр. 208-209 и 245) биографические данные, касающиеся Бартелеми Сенами и его потомков затем, чтобы уточнить или исправить некоторые места в примечании. (5) Бартелеми Сенами принадлежали несколько домов. Это здание, из кирпича и камня, которое с 1838 года служит помещением для мэрии Шаретон-ле-Пон, известное под именем Павильона Габриэль или Циферблата. Оно было недавно отреставрировано под руководством Доминика Муфля, главного архитектора Памятников истории, который привел в порядок красивые потолки, роспись которых была выполнена в эпоху Генриха IV. Была обнаружена фоторепродукция Шаретона на титульном листе муниципального документа, март 1986 (документ и справка были любезно переданы месье Мишелем Лежьёном, муниципальным архивариусом, которого я благодарю за его любезность, так же как г. Муфля). (6) Affaires etrangeres, Memoires et documents, France 263, fol. 203v. (7) Многочисленные намеки на Валенти в связи с Сенами можно обнаружить в корреспонденции Мазарини; см. особенно Aff. etr., M. D. France 262, fol. 25v, 124, 448 ; M. D. France 263, fol. 218v, 307, и Lettres du cardinal Mazarin pendant son ministere, recueillies et publiees par Adolphe Cheruel, t. II, 1874 (Collection de documents inedits sur l'histoire de France), стр. 838, 880. (8) См. ниже, стр. 336; Партичелли д'Эмери был суперинтендантом финансов дважды: с июля 1647 по июль 1648 года, и с ноября 1649 по 24 мая 1650, до момента своей смерти. Мазарини намекает на вмешательство со своей стороны в пользу Сенами в письме от 2 октября 1648 года (Aff. etr., MD France 263, fol. 212). (9) Christian Bouyer, Michel Particelli d'Hemery, mémoire de maitrise dactylographie,1975, Bibl. nat., microfiches m 1997, стр. 3 (10) Richelieu, Memoires, publies par Horric de Beaucaire et R. Lavollee, t. III, 1912 (Societe d'histoire de France), p. 253. (11) L. Mirot, op. cit., p. 209-210. (12) Винсент Сенами был опекуном-надзирателем и управляющим имуществом и делами Шарля и его сестры Анны, оставшихся несовершеннолетними после смерти их отца, Родольфо, родного брата Бартелеми (Bibl. nat., Pieces originales 633, Cenamy, документ 27). Дела Шарля с Винсентом можно обнаружить в 1639 году (там же. стр. 141). Что касается Жака, старшего брата Шарля и Анны, то он выдал Винсенту доверенность на представление его интересов 28 мая 1628 года (там же, документ 68). Шарль Сенами умер в 1644 году, и, в цессии ренты от 18 марта 1646 года Жак был представлен как его наследник (Bibl. nat., P. 0. 2684, Senamy, документ 4). Но действительно ли там речь идет о том же Жаке, брате Шарля, или же о его сыне, который у него был? В любом случае необходимо внести исправление в генеалогию, составленную L. Mirot (op. cit., p. 209, 244), который представляет этого Шарля Сенами еще живым в 1678 году; существовали два других Шарля Сенами, и мы это увидим в дальнейшем. Сколько времени Винсент Сенами владел сеньориями де Ла Барр и дю Пи? В документе 1646 года (Bibl. nat., P. O. 2684, Senamy, документ 4), именно Жак Сенами носит титул сеньора де Ла Барр, а в налоговом реестре 1649 года Винсент назван «поверенным сеньора де Ла Барр» (Dubuisson-Aubenay, Journal des guerres civiles, publie par Gustave Saige, Paris, t. II, 1885, стp. 319). После смерти Винсента его вдова продолжала использовать этот титул в своих документах (Bibl. nat., P. 0. 633, Cenamy, документы 69, 70, 78 и в различных местах) (13) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, пункт 34 описи, составленной после кончины аббата Сенами. Если документы о натурализации Бартелеми и Родольфо находятся в документах их дяди аббата, то именно потому что он являлся их опекуном. Они действительно были несовершеннолетними в момент смерти своего отца (там же, документ 76). Отметим, что им было менее десяти лет во время предоставления писем - патентов. (14) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, документы 74, 75. Винсент до этого проживал на улице Сен-Франсуа-о-Марэ (L. Mirot, op. cit., p. 210. n. 1). (15) Этих детей звали Робер, Франсуа, Клод и Катрин. Различные дарственные в их пользу были сделаны в 1630-1640 годах Винсентом и членами его семьи (Arch. nat., Y 175, fol. 85, 206v; Y 181, fol. 241v). Что касается Франсуа Фавьера, который пять раз оформлял дарственные в пользу этих же детей (Arch. nat., Y 175, fol. 381, 213v; Y 176, fol. 380; Y 178, fol. 441v ; Y 181, fol. 410), то можно предположить, что он был поверенным в делах Винсента, действовавшим по его указанию; аббат Сенами также имел поверенного в делах по имени Фавьер (см ниже, стр. 311). (16) См. Мою работу Mazarin et ses banquiers в II cardinale Mazzarino in Francia, Atti dei convegni lincei n° 35 (1977),стр. 17-40, а также стр. 22 (17) Там же, т. II, стр 581, 615, 637 и в разных местах; Bibl. nat., ras Baluze 332, fol. 128v. (18) Lettres du cardinal Mazarin, t. IV, p. 161. О Эрварте см. мою книгу: G. Badalo-Dulong, Banquier du roi, Barthelemy Hervart, Paris, 1951. (19) Aff. etr., M. D. France 263, fol. 46; Франш-Конте, или «графство Бургундии», несмотря на свою подчиненность Испании, добилось признания себя нейтральной территорией посредством ежегодного платежа Франции, и регентша Анна Австрийская назначила этот доход Мазарини (Lettres du cardinal Mazarin, t. IV, p. 753). (20) Afî. etr., M. D. France 265, fol. 118v. (21) Там же, France 263, fol. 38. (22) Там же, France 265, fol. 118v. (23) Там же, France 263, fol. 79. (24) Dubuisson-Aubenay, Journal des guerres civiles, t. I, p. 35. (25) Там же. p. 38, 66, 158. (26) Там же p. 69. (27) Там же, стр 102 (28) Bibl. nat., fr. 6888, fol. 256-256v. (29) Dubuisson-Aubenay, op. cit., т. I, стр. 105. (30) Jean Vallier, Journal, опублик. Henri Gourteault и Pierre de Vaissiere, Paris, 1902 (Societe de l'histoire de France), стр. 184. (31) Dubuisson-Aubenay, op. cit., стр. 178, 142, 145. (32) Jean Vallier, op. cit., стр 187-188. Дело произвело громкий шум в Парламенте, поскольку сын Партичелли был членом Парламента и был женат на дочери другого парламентария, президента Ле Куано. Посуда была найдена у вдовы Люмаг, принадлежавшей семье итальянских финансистов, но уроженке Гризона. Можно отметить, что Люмаги, как и Сенами, были выходцами из Лиона и находились в родстве с Партичелли, Друаром и Полальоном (см. Marie-Felicie Ferez, Le mécénat de la famille Lumague, branche francaise au XVIIe siecle, dans La France et l'Italie au temps de Mazarin, 15e colloque du Centre mediterraneen de recherche sur le xvne s., Grenoble, 25-27 janvier 1985, Grenoble, 1986, стр. 153-165, и стр. 154-155). (33) Dubuisson-Aubenay, op. cit., стр. 139. (34) См. мою Mazarin et ses banquiers, стр. 21-37 и Barthelemy Hervart, стр. 86-105. Детали обоих процессов: 1649 и 1651 годов потом были использованы Франсуазой Байяр, чьи тезисы в курсе опубликованных лекций Finances et financiers en France dans la premiere moitie du XVIIe siecle, могут принести массу полезных уточнений о роли банкиров. (35) Кантарини был освобожден после заключения мира в Рюэле. Что касается Серантони, он был посажен в тюрьму Сен-Элю 10 ноября 1650 (Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, p. 137); он оказался там еще раз в феврале 1651, но, кажется, был освобожден в ходе процесса, начавшегося 16 марта (Bibl. nat., f 6888. 67-75). (37) Aff. etr., M. D. France 263, fol. 38, и Bibl. Mazarine, ms 2218, стр. 159. Если письма Мазарини не вводят в заблуждение, то одновременно было инициировано два действия Перрашона в пользу Сенами: помощь, предоставленная Винсенту, и содействие "казначея Перрашона" лионским Сенами. Существовало три брата Перрашона. Из них Пьер Перрашон де Сен-Морис был главным казначеем Франции в Лионе и он занимал эту должность до марта 1651 года; в принципе, он не должен был бы играть роль кредитора. Но в действительности он сделал очень крупное состояние и его имя часто встречатся в сделках с Эрвартом (Francoise Bayard, Villes et campagnes dans la fortune de Pierre Perrachon, noble lyonnais, de 1642 a 1688, dans Villes et campagnes, XVe-XXe siecles, Lyon, 1977, p. 105-131). Филибер Перрашон, брат предыдущего, арендатор габели в Дофине, также участвовал в делах с банкирами кардинала и открывал кредит королю; позже он был осужден, так же, как его компаньон Ама, освобожден от обвинений палатой правосудия в 1661-1665 (Bibl. nat., Cinq-Cents de Colbert 234, fol. 606). (38) Aff. etr., M. D. France 263, fol. 38, 221v; Lettres du cardinal Mazarin, t. III, p. 1064, 1076. Камий Нёфвий де Вийерой, аббат-коммендатарий (т.е. аббат, пользующийся коммендой) д'Энай, был братом маркиза де Вийероя, губернатора Лиона; он заслуживает того, чтобы быть представленным в галерее «аббатов-финансистов», упоминаемой далее (см ниже, стр. 310). Мазарини в течение всего мрачного 1651 года, года изгнания неоднократно жаловался на него, что он задерживает в Лионе суммы, предназначенные ему (там же. т. IV, стр. 269, 401, 749). (39) Aff. etr., M. D. France 263, fol. 202, 203. См. таже мой труд Barthelemy Hervart, стр. 167-168, 225, прим. 155. (40) Lettres du cardinal Mazarin, t. III, p. 1117. (41) Он должен был умереть не позже 20 января, поскольку уже 23 его жилище было опечатано. Именно аббат Сенами был назначен исполнителем завещания своего брата (Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, документ 76). (42) Chanoine J.-H. Albanes, Gallia christiana, Paris, t. XII, 1770, col. 601, и abbe Jean Lebeuf, Histoire de la ville et de tout le diocese de Paris, rectifications et additions par F. Bournon, table analytique par A. Augier et F. Bournon, Paris, t. I, 1883, p. 559. (43) Bibl. nat., fr. 4721, fol. 40-41. В ms fr. 3634, fol. 36 можно найти рекомендательное письмо аббату для герцога Невера, к сожалению ни подписанное, ни датированное. (44) Daniel Dessert, Pouvoir et finance au XVIIe siecle, la fortune du cardinal Mazarin, в Revue d'histoire moderne et contemporaine, I. 23, 1976, стр. 166. Притом кардинал был обвинен (помимо всех прочих дел!), во время процесса Кантарини, что с помощью этого банкира и Серантони, осуществил выгодную операцию в деле выплаты приданого Марии де Гонзаго, выданной замуж за короля Польши в 1645 году: 900 000 ливров были предоставлены обоими банкирами, и для погашение долга, по которому вышеупомянутый кардинал обязался частью своего личного имущества во Франции, фактически было осуществлено из государственной казны благодаря подлогу документов (Bibl. nat., fr. 6888, fol. 100-lOlv, 254-254v). История приобретения Мазарини доменов Гонзаго еще впереди. (45) Lettres du cardinal Mazarin, t. I, p. 876; t. II, p. 612. См. также там же, t. I, p. 888 ; t. II, p. 627, 829 и в разных местах. Сильвестро Арнольфини (1604-1685) в 1650 году женился в Лукке на Лавинии Фелисии Сенами, родившейся в 1631 году (Dizionario biografica degli Ilaliani, t. 23, p. 498). Во время Фронды он вернулся в Лукку; он был снова вызван Мазарини во Францию в 1653 году, который просил его набрать в Италии солдат, поскольку, как писал он, итальянские солдаты, которые находились во Франции, были только дезертирами из армий испанского короля (Bibl. Mazarine, ms 2218, fol. 247-248). В XV веке Жанна Сенами вышла замуж за одного из Арнольфини и именно она была запечатлена в знаменитой картине Жана ван Эйка "Меняла", которая сейчас выставлена в Национальной Галерее в Лондоне. Другие потомки итальянских банкиров также служили в армии, начиная с Шарля Сенами, племянника старшего Бартелеми и кузена Винсента и Поля; после службы в гарнизоне Бель-Иль он в 1678 году закончил карьеру капитаном в полку де Лувиньи (Bibl. nat., P. 0. 633, Cenamy, документы 21, 24, 25). Без сомнения, он являлся сыном Шарля, о котором писалось здесь выше. Также на службе в королевской армии можно обнаружить сына банкира Кантарини (см. ниже, стр. 341) и Сардини, другого уроженца Лукки, друга Арнольфини (Lettres du cardinal Mazarin, t. II, p. 627). (46) Bibl. nat., P. O. 1951, Messier, fol. 21-22. Этот главный корпус, в момент подписания договора аренды был занят самим Месье, который, уступив его аббату, переехал в другую часть здания. Тот же главный корпус впоследствии был сдан в аренду вдовой Месье Франсуа де Ла Моту Ле Вайэ, писателю и наставнику герцога Анжуйского, брата Луи XIV, а затем Шарлю Перро (там же. fol. 34s, 75s). (47) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, p. 138-140. (48) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, p. 114-143 ; инвентарная опись ценных бумаг занимает страницы 134-143; для большей ясности в ссылках я отмечаю, что эта опись пронумерована постранично, в отличие от оставшейся части документации, где различные документы иногда пронумерованы постранично, иногда просто пронумерованы как документы. Часть описи, касающаяся движимого имущества опубликована в приложении. Аббат Сенами не смог умереть ранее вечера 29 октября, так как в этот день он добавил приписку к своему завещанию (там же. стр. 134). Это завещание было передано нотариусам Труа и Мотеле 28 октября; оно до сих пор существует в подлиннике, (n° XG, liasse 214) сохранившись в центральном нотариальном архиве в Национальном архиве, который и был использован для этого исследования. (49) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, p. 114-115. (50) См. ниже прим. 3 на стр. 302 (51) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, p. 136. Эта невестка, Феличе Сальвиниати, была вдовой Иерозма Сенами. (52) Там же, стр 140. В тексте документа содержится «Vidal», но очевидно, речь идет о Пьере Бидале, который был связан с его зятем Франсуа Бастоно, и которого также можно обнаружить в делах с Мазарини: Arch. nat., Minutier central, et. XCV (Fouyn), repertoire 1, fol. 39v. Эти крупные международные негоцианты, которые снабжали не только кардинала, но также и Кристину Шведскую (которая пожаловала их дворянством в погашение своих долгов), имели связи с многочисленными купцами и банкирами. Как и Сенами, они были анти-фрондерами (см. Janine Fayard, L'ascension sociale d'une famille de bourgeois parisiens au XVIIe siecle: les Bidal d'Asfeld, в Bulletin de la Societe de Vhistoire de Paris et de VIle-de-France, 1963, стр. 83-110). Бидалей можно отнести к кредиторам кардинала во время Фронды, из-за оказанной ими помощи, по крайней мере, так считает Жан Вийен (Mazarin, homme d'argent, Paris, 1956, стр. 137), который, к сожалению, не приводит свои источники. (53) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 137, 139. (54) Там же., стр 142, 142 (55)Там же, стр 134. После июля 1650, уступив свое аббатство одному из племянников (см. ниже, стр. 315), Поль Сенами не будет получать с доходов аббатства больше чем 5 000 ливров ежегодной пенсии, и из этой суммы он вычтет еще 1 500 ливров, чтобы создать пожизненную ренту одному из своих родственников в Лукке (там же. стр. 136). (56) Там же., стр 136 (57) Там же, стр 134, 135, 139 (58) Бенедетти поддерживал в Риме связь с итальянскими Сенами и вел переписку с лионскими и парижскими Сенами по расчетам кардинала (см. ниже, стр. 334, и Aff. etr., M. D. France 263, fol. 207v ; M. D. France 265, fol. 283v). После смерти кардинала можно обнаружить его в 1664 году среди кредиторов Сенами (Bibl. nat., Mélanges Colbert 121 bis, fol. 566). О Бенедетти и Ондедеи см. Georges Dethan, Mazarin, un homme de paix a Vage baroque, 1602-1661, Paris, 1981, стр. 96-102. (59) См. ниже, стр 300 и еще ниже, стр 339 (60) Celestin Moreau, Choix de mazarinades, Paris, 1853, t. II (Societe de l'Histoire France), стр. 247. (61) См. мою работу Mazarin et ses banquiers, стр. 23, 24. Аббат Монден умер в феврале 1650 года, но его племянник, тоже аббат, продолжал работать на Мазарини (см. Dubuisson-Aubenay, op. cit., t. I, p. 234-235). (62) Bibl. nat., P. 0. 633, Cenamy, стр. 136, 138. (63) там же, стр 140,141 (64) Обо всем этом см. мою работу Mazarin et ses banquiers, стр. 22-37. Документы о процессе 1651 года в Bibl. nat., fr. 6888. Я указываю в примечании только те ссылки, которые не были даны в вышеупомянутой работе или которые появились из новых исследований. Об ответных действиях церкви на этот процесс против кардинала можно уточнить у Мадлен Лорен-Портмэ, в ее Le statut de Mazarin dans l'Eglise, apercus sur le haut clerge de la Contre-Reforme, Paris, 1970, p. 45-64 (extr. de Bibliotheque de l'Ecole des charte, t. 127, 1969, et t. 128,1970). (65) Bibl. Mazarine, ms 2218, стр. 177-178. Это «H» - возможно инициал от имени Hierosme, которое у Сенами было в фаворе. См ниже стр. 336. (66) Там же, стр 159-162 (67) Документы по процессу 1649 года, также использованные в моей работе Mazarin et ses banquiers, в Bibl. nat., fr. 6881, допрос Кантарини был обнаружен в fol. 44-45, а "список" столового серебра и вермели (позолоченого серебра) в fol. 24-25. Хранилище, сделанное Мазарини у Кантарини, по всей вероятности был много больше того, что фигурировало в купчей: другие золотые и серебряные изделия, о которых знали, что они были ранее переданы во дворец д'Орлеана для временного алтаря, были инвентаризированы «отделенным списком», который Парламент так и не смог получить; возможно, что именно эти вещи были действительно проданы или заложены Кантарини в начале Фронды, чтобы найти для кардинала наличные средства; Парламент оценил сумму этой тайной продажи в 72 000 экю (там же. fol. 44v). (68) Bibl. nat., fr. 6881, fol. 24, 44v. (69) Inventaire de tous les meubles du cardinal Mazarin, dressé en 1653 et publie d'apres l'original conserve dans les archives de Conde, par Henri d'Orleans, duc d'Aumale, Geneve, 1973, стр. 92-94. Другими хранителями-кредиторами были, по мнению Кантарини, Эрварт, которому он вручил столового серебра на 1482 мара (~363 кг) (Bibl. nat., fr. 6881, fol. 45), Элеонор Лост, адвокат в Парламенте, Андрэ Гэй, банковский маклер и меняла, и де Креки, лейтенант охраны королевы. Мы не знаем ничего о связях Лоста с банкирами кардинала, но Эрварт, который собирался немного позже купить тайком для Мазарини алмазы Санси и Зеркало Португалии, был, очевидно, с ним знаком, как и без сомнения Андрэ Гэй (см. ниже, стр. 331). Что касается де Креки, то этот важный человек в 1645 году при помощи подставного лица дважды являлся кредитором короля (Bibl. nat., fr. 18220,fol. 5v). Драгоценности (два жемчужных ожерелья и четыре жемчужины грушевидной формы) были переданы Анри Муисону, торговому банкиру с улицы Кинкампэ (Bibl. nat., fr. 6881, fol. 103, 112v-llô). Часы в куполе, украшенные одной тысячей пятьюста восьмьюдесятью алмазами, про которые говорили, что они принадлежали к наследству Марии де Медичи и которые, по-видимому, очаровали всех свидетелей, или, по крайней мере, разожгли у всех воображение, оказались у Жана-Батиста Форна, другого торгового банкира (тамже., fol. 45). (70) См. три анонимных доноса в Bibl. nat., fr. 6886, fol. 124-125v, 139 (71) Bibl. nat., fr. 6888, fol. 116-123. (72) Там же, fol. 252-254. (73) Этой любопытной истории самой по себе было бы достаточно, чтобы осветить махинации кардинала. Он в неустановленную дату, которая, кажется, располагается по времени раньше описываемых событий, пожаловал аббатисе английских монахинь пожизненную "милостыню" в размере 3 800 ливров в год. В действительности же речь шла не о жесте благодарности, как можно было бы подумать, но об обмене с аббатисой, передавшей Мазарини взамен сан настоятеля в Шарру, в епархии Клермона (сегодня округ Ганна, Алье). Об этой трансакции не могло быть и речи в судебном процессе против кардинала; тем не менее, монахини были расстроены в "пользовании" своей рентой, потому что она была назначена из арендных выплат за лавочки, расположенные у дворца, которые собирал Кантарини для расчетов кардинала (который приобрел их тайком). Обнаружив, что слово "милостыня" лишала их права обжалования, монахини пригрозили выступить против кардинала (Bibl. nat., ms Baluze 363, fol. 85v). В июне 1657, на запрос Мазарини Кольбер ответил, что доходами от лавочек дворца всегда пользовались настоятельница английских монахинь и Серантони (Bibl. nat., ms Baluze 176, fol. 297v). Сан настоятеля Шарру, по всей вероятности, впоследствии был возвращен монахиням, так как он не фигурировал среди известных бенефиций кардинала. (74) Bibl. nat., fr. 6886, fol. 125-125v, et fr. 6888, fol. 255v-256. Эти два свидетельства (первое анонимное, второе - Жака Шартона) совпадают в том, что касается роли "укрывателя краденого", сыгранной аббатом Сенами, но они немного расходятся в том, что касается условий и даты вероятной перевозки вещей в его аббатство де Ла Риву. Кажется невероятным, чтобы эта перевозка была осуществлена в период между баррикадами и парижской осадой, как утверждает это Жак Шартон, поскольку в это время любые подозрительные кареты или телеги останавливались у ворот города; анонимный автор без сомнения, имеет гораздо больше оснований утверждать, что это произошло после заключения в Рюэле мира, в затишье, которое за ним последовало. Тем не менее, остается верным то, что в первое время, то есть между баррикадами и осадой, или же во время самой осады Кантарини и другие банкиры кардинала, подобные Эрварту (см. Lettres, instructions et memoires de Colbert, t. I, стр. 135), торопились скрыть вещи, которые они получили, в местах более надежных, чем их собственные адреса. (75) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 136. Эта уступка, принятая королевским патентом от 3 июля 1650 года, была сделана с обременением для получателя, которому полагалось выплачивать из доходов аббатства 5 000 ливров ежегодной пенсии Полю Сенами. (76) Inventaire sommaire des archives departementales, Rhone, Archives civiles, series A-E, t. I, 1864, p. 61 (cote G 415). Речь идет о Жане - Франсуа Сальмадори (sic!) который, в 1602 ездил из Лиона в Милан для покупки золотых нитей, предназначенных для гобеленов, которые король распорядился сделать в Париже. (77) J. Lebeuf, Histoire de la ville et de tout le diocèse de Paris, t. V, p. 235. Анонимный донос от 4 августа 1651 года делает намек на дворян, проживавших у герцога Ангулемского, и которые были в курсе некоторых махинаций кардинала и могли бы дать показания против него, если бы Конде отдал такое распоряжение (Bibl. nat., fr. 6887, fol. 30v). (78) Его писма от 1618 года, относящиеся к интересам герцога Савойского можно найти в Bibl. nat., fr. 16917, fol. 61, 65, 84. Из французской ветви можно упомянуть другого Франсуа Сальматори, который в 1620-1630 годах, носил титул маркиза де Салю и являлся управляющим Фронтижаном (Bibl. nat., P. O. 2620, Salmatoris, pièces 3, 4, 5, 6). Два брата Сальматори, военные, сделали совместный дар Парижу в 1669 (Arch. nat., Y 216, fol. 3v). (79) О передаче на хранение, сделанной Мондену свидетельствует письмо кардиналу от 2 ноября 1650, исходившее от Жобара, его интенданта (Bibl. nat., ms Baluze 182, fol. 34 и также примечания, сделанные Кольбером на полях инвентарной описи 1645 года, единственной известной до Фронды («Inventoria delli argenti dorati et blanchi, giove, christalli e altro dell'Eminence cardinale Giulio Mazarino», Архив музея Конде в Шантийи, ms 1293) Именно этим документом пользовался Кольбер в 1651-1652 годах, когда старался обнаружить следы рассеянных вещей. Напротив некоторых позиций описи находятся такие пометки, как: «отданный на хранение аббату Мондену» (стр. 16), «отнесенный к аббату Мондену» (стр. 25), или просто «аббат Монден» (стр. 3, 7 и в разных местах). Следовательно, речь идет о другом хранилище, что подтверждается и другими указаниями в документе, такими, как: «аббату Мондену или Кантарини» (стр. 7). Но находим также указание «Мондену, Канатрини и Леско» (стр. 8, 16). Помимо предметов столового серебра Монден получил довольно большое количества янтаря и мускуса, и различные описи, касающиеся картин. Письмо упомянутого выше Жобара указывает на то, что хранилище, сделанное у Мондена, было возвращено раньше ноября 1650 (во всяком случае, точно до февраля 1651, когда Монден умер). Из инвентарной описи можно узнать, что в 1645 году Мазарини владел 4 762 марами 6 унциями и 2 гросами столового серебра всякого рода (~1 166 кг), не считая 1 362 маров (~333 кг) столового серебра con tara (с дефектами), которые не суммируются с остатком (титульный лист). Если задуматься о том, что в 1648 Кантарини получил 3 583 мара (~877 кг) столового серебра, и добавить к этому количество (к сожалению неопределенное), полученное Монденом и проданное для временного алтаря за 72 000 экю (что почти равняется стоимости партии, полученной Кантарини), то приходится констатировать, что Мазарини заметно увеличил массу своего столового серебра между 1645 и 1648. О том, каким столовым серебром он обладал на момент своей смерти в 1661, см. D. Dessert, op. cit., стр. 173 (80) Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 136. (81) Lettres du cardinal Mazarin, t. III, p. 195. (82) Там же, стр 374, 1115-1116. (83) Именно Ондедеи отвечал за это, что по мнению Жобара и Бернардена «можно было бы сделать лучше» (H. d'Aumale, Inventaire de tous les meubles du cardinal Mazarin, p. 17). Имя Бернарден обозначает Бернардино д'Амико, guardarobba (гардеробмейстера) кардинала, уполномоченного с 1635 года отвечать за столовое серебро, хрусталь и pietrefine (драгоценные камни), в отношении которых он составил инвентарный список (там же, стр. 6, прим. 5). Именно он знал и осуществлял на практике все "махинации", использовавшиеся для скрытия этих вещей, например, в случае перевозки, как это можно узнать у другого преданного кардиналу человека, Мийе де Жера (Raymond Darricau, Guillaume Millet de Jeure, confident de Mazarin, 1620-1690, dans Bulletin philologique et historique du Comite des travaux historiques et scientifiques, 1957, p. 360). Другой Бернарден, Бернардино Роверино, agente di camera (камердинер), был связан с охраной ценных вещей. Этим "двум Бернарденам" Жобар поручал надзор за движимым имуществом Мазарини между двумя Фрондами (Bibl. nat., ms Baluze 182, fol. 33). (84) Этот документ, озаглавленный «Intentions de S. E. a executer par M. Jobart en avril 1651», был направлен Ле Телье, который и вручил его Кольберу (Bibl. nat., ms Baluze 182, fol. 26-29). Именно в начале этой ссылки Кольбер взял на себя управление интересами кардинала. (85) Там же, fol. 34. В этом письме от 2 ноября 1650 Жобар спрашивает у кардинала, должен ли он оставить в Пале-Рояле то, что он заставил перевезти туда прежде или вернуть во дворец Мазарини. (86) Жобар в своем письме Мазарини от 21 апреля 1651 года ведет речь о "списке" Кантарини, указывающего места хранения или передачи в залог различных вещей, и ясно, что это не тот список, который фигурировал в процессе 1649 (Gabriel-Jules de Cosnac, Les richesses du Palais Mazarin, Paris, 1884, p. 137-139). С начала ссылки кардинала Жобар постоянно контактировал с Кантарини; 9 марта 1651 он вручил ему 1 000 ливров по делу, которое мы не обнаружили, но которое касалось интересов Мазарини (Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 79v-80). (87) Lettres de Colbert, t. I, p. 69. (88) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 135-136. (89) Как представлено в подлиннике его завещания (Arch. nat., Minutier central, XC 214). (90) Bibl. nat., P. O. 2901, Urbain, стр. 70. (91) Bibl. nat., P. 0. 633, Cenami, стр. 128, 131. (92) Bibl. nat., P. O. 2901, Urbain, стр. 162-163. (93) В этом акте Серантони назван как «доверенное лицо, специально уполномоченное г. Пьером Юрбани, дворянином на службе у кардинала». Разница в написании объясняет тот факт, почему этот документ хранился не в досье Юрбена, а в досье Юрбани того же сборника (Bibl. nat., P. O. 2901, Urbany, стр. 70-71.) (94) Это было объектом приписки к завещанию, продиктованной аббатом in-extremis (в последний момент) своим нотариусам 29 октября 1651 года (Arch. nat., Min. centr., XG 214, 28 octobre 1651). (95) Bibl. nat., fr. 6888, fol. 28v-29 и в разных местах (96) Там же, fol. 127-248. (97) Dubuisson-Aubenay, op. cit., t. II, стр. 67-68. (98) Lettres de Colbert, ï. I, стр. 216. (99) Питу потерял свою должность и смог получить ее обратно только в феврале 1660 года убедив Мазарини в том, что он отныне полностью посвятил себя службе королю (Bibl. nat., Melanges Сolbert 52 G, fol. 82). (100) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 117. (101) Там же, стр 133 (102) Там же, документ 44 (103) Юрбенбыл опознан в Ретеле 3 марта 1651 года (Bibl. nat., fr. 6888, fol. 216, 219) (104) Michel Le Pesant, Inventaire analytique des arrets du Conseil du roi, Règne de Louis XIV, arrets en commandement, t. I, Paris, 1976, стр. 134. (105) Dubuisson-Aubenay, op. cit., t. II, стр. 143. (106) Там же, стр 152 (107) Lettres de Colbert, t. I, стр. 215. Поведение Питу прямо перед этой продажей, которой он собирался воспользоваться в полном объеме, подтверждает гипотезу о его двойной игре. Так как перед Ноде он сожалел, что не было больше "никакого вообразимого средства" и напоминал, что он итак предложил несколько (Jean Kaulek, Documents relatifs a la vente de la bibliothèque du cardinal de Mazarin pendant la Fronde, janvier-fevrier 1652, dans Bulletin de la Societe de l'histoire de Paris, t. 8, 1881, стр. 131-145). (108) Dubuisson-Aubenay, op. cit., t. II, стр. 155. Приказ о возвращении, посланный королем кардиналу от 12 декабря 1651, и приказ с предписанием его пропускать, отправленный в города от 11 января 1652 (Bibl. nat., 4° Lb37 2069, et 4° Lb37 2143). Но кардинал был уверен в этом с конца октября, когда был вновь призван королем и королевой, как он писал это в строжайшей тайне Ле Телье (Bibl. nat., ms Baluze 175, fol. 215-216v). Следует не без интереса отметить, что одним из комиссаров, посланных Парламентом на границу, чтобы захватывать Мазарини был никто иной, как советник Бито, коллега Питу, встречавшийся нам уже выше (см. стр. 321); но Бито был захвачен королевскими войсками в начале января 1652, что тоже должно было охладить жар Питу, а также некоторых других (Bibl. nat., fr. 4209, fol. 310, 334). (109) Кантарини сумел затянуть до августа передачу своих банковских книг, "подогнанных" Кольбером; эксперты, назначенные чтобы их исследовать, уклонились от этого под различными предлогами (и не в последнюю очередь из-за незнания итальянского языка!); приведенные свидетели сказали что ничего не знали, и т.д.. и т.д.. (110) Идентификация всех этих объектов может быть объектом отдельного исследования, поскольку список, составленный Кантарини в 1649, дает только краткие и приблизительные описания. Например, в списке движимого имущества кардинала от 1653 года, составленного Кольбером после Фронды, нет солонки, украшенной морскими чудовищами (что может указывать на то, что предмет не был еще возвращен к этой дате). Однако, в инвентарной описи, составленной после смерти (1661) эта вещь фигурирует снова, но не среди столового серебра и вермели, а в разделе «горный хрусталь» (не понятно только почему) как большая солонка из яшмы, коралла и вермели, оцененная в 120 ливров, очень искусной работы, и украшенная, кроме того, чеканкой с морскими чудовищами (Daniel Alcouffe, The collection of cardinal Mazarin's gems, dans The Burlington magazine, t. 106, 1974, p. 522, n° 400). (111) Barthelemy Hervart, стр. 186. (112) Lettres du cardinal Mazarin, t. III, p. 368. (113) См. мою работу Le mariage du Roi Soleil, Paris, 1986, стр. 170-171. (114) Bibl. nat., ms Baluze 182, fol. 26v, 27. (115) Там же, fol. 27v. (116) H. d'Aumale, Inventaire de tous les meubles du cardinal Mazarin, стр 92-94. Необходимо отметить, что еще более усложняет дело тот факт, что в списке 1653 года гербы Мазарини на всех этих "светильниках" не упомянуты. Это может быть случайность; однако более вероятно, что Сенами или кто-либо другой, например усердный слуга, исключил гербы из предосторожности на случай обнаружения. Не стоит забывать, что список 1653 года был составлен только после второго вынужденного (но намного менее драматичного) изгнания кардинала в 1652 году, и что часть столового серебра в этом случае еще могла быть скрытой. (117) Bibl. Mazarine, ms 2218, fol. 362. (118) См. мои работы Les signes cryptiques dans la correspondance d'Anne d'Autriche avec Mazarin, contribution a l’emblematique du XVIIe siecle, dans Bibliotheque de l'Ecole des chartes, t. 140, 1982, стр. 61-83, на стр 65, и Mazarin et ses banquiers, стр. 35. Другие подлинники также подтверждают роль Сенами как "почтового ящика": см. особенно Bibl. nat., fr. 4209, fol. 221-221v, и Lettres de Colbert, t. I, стр. 140. Два письма королеве, несущие пометку «à (ou) par Cinami» были опубликованы Jules Ravenel, Lettres du cardinal Mazarin a la reine, à la princesse palatine..., Paris, 1836, стр. 219, 223. (119) В 1660-1661 Сенами был в контакте с Кардонами по поводу различных дел Мазарини (Bibl. nat., Melanges Colbert 102, fol. 25 и 70). Оттавио и Пьер Кардоны были по происхождению итальянцами. Оба Кардона получили документы о натурализации в Лионе в 1626 году (Inventaire sommaire des Archives departementales, Rhone, Archives civiles, serie A-E, t. I, 1864, стр. 64-65, cote C 440). (120) Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 95. (121) Там же, fol. 90v, 94. (122) Там же, fol. 178-179. (123) Bibl. Mazarine, ms 2218, стр. 362-363. (124) Преданного поверенного в делах в Риме звали Паоло Маккарани (Lettres du cardinal Mazarin, t. IV, стр. 765). (125) Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 101. (126) Там же, fol. 127. Это обязательство должно было иметь место в мае 1651, так как известно, что 9 числа этого месяца Перрашон (без сомнения, речь идет о Филибере) получил решение против Кантарини (Bibl. Mazarine, ms 2218, fol. 159). Мазарини об этом забеспокоился в июле-августе, когда просил Кольбера ходатайствовать перед суперинтендантом финансов, чтобы эта партия столового серебра была освобождена от залога (lettres du cardinal Mazarin, t. IV, p. 403-404). Он действительно считал, что этот залог был сделан в интересах государства, то, что по всей вероятности, не было точкой зрения фрондеров, для которых Перрашон был только одним из хранителей-заговорщиков (Bibl. nat., fr. 6886, fol. 125). В действительности же Перрашон последовательно был и тем и другим, как это еще увидим. (127)См. ниже, стр 315, прим. 2 (128) Lettres de Colbert, t. I, стр. 134-135. Именно во время осады Парижа (январь - февраль 1649) Эрварт освободился от столового серебра, которое ему поручил Кантарини, чтобы передать его на хранение Перрашону. (129) Bibl. nat., ms Baluze 363, fol. 94. Эти жемчужины были заложены Муисоном Менардо; речь без сомнения идет о Клоде Менардо-Шампре, советнике Парламента и приверженце кардинала, который впрочем, как мы обнаружили, изучая вышеупомянутое письмо Кольбера от 15 декабря 1651, «создал трудности», взимая проценты с Муисона. О залоге жемчужин в 1648 Муисону, см. выше, стр. 313, прим. 2. (130) См. мою работу Barthelemy Hervart, стр. 91, 97-99, и G.-J. de Gosnac, Les richesses du palais Mazarin, стр. 137-139. (131) Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 127, 134v, 146; Lettres du cardinal Mazarin, t. IV, стр. 404. В инвентарной описи 1653 года действиельно появляется некоторо количество вещей с небольшими дефектами: перстни, крышки и отдельные украшения, пробки и недостающие ключи. Примечания, сделанные Кольбером на инвентарной описи 1645 (см. выше, стр. 316, прим. 3) касаются нескольких исчезновений (так, на стр. 2, по поводу таза от умывальника: «необходимо проверить, если его нет среди данного Кантарини или посланного в Германию»), и также, увы!, переплавкой, проведенной по приказу кардинала. (132) Lettres de Colbert, t. I, стр. 148, 153. (133) Bibl. nat., P. 0. 633, Cenamy, стр. 134. (134) Bibl. nat., fr. 6888, fol. 255v-256. (135) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 141. (136) Там же, стр 138-140. Месье получил в обеспечение наложение взыскания на бенефиции аббата (которое он отменил в декабре 1653). Поэтому он оказался кредитором наследства аббата (см. выше, стр. 308). (137) Там же, стр 137. Неофициальный договор, заключенный Жаном Картероном, парижским буржуа, проживавшим на улице ля Ликорн, был найден в Bibl. nat., P. O. 606, Carteron, документ 3; тот же Картерон и его жена, Луиза Шарпентье, оформили взаимную дарственную 17 декабря 1652 (Arch. nat., Y 189, fol. 334v). (138) Bibl. nat., fr. 6881, fol. 44v. (139) Bibl. nat., Cinq-Cents de Colbert 233, fol. 175-176v; это - перечень обвинений против "финансистов, откупщиков и деловых людей", объявленный палатой правосудия в 1664 году. Кантарини был приговорен к возврату процентов и к взысканиям. Он также использовал и других подставных лиц, таких как Клода Руссо (там же, fr. 18219, fol. 35v), Моисея Стивалле и Франсуа Вателя (там же, fr. 18220, fol. 26v, 28). Андрэ Гэй, со своей стороны, служил подставным лицом и для других откупщиков (там же, fr. 18219, fol. 9v). (140) Bibl. nat., fr. 6888, fol. 253 ; fr. 6886, fol. 125. (141) О всем этом см. мою работу Mazarin et ses banquiers, стр. 28-29, и о тайной покупке магазинчиков у дворца для Мазарини см. выше стр 315, прим. 1 (142) Bibl. nat., fr. 18220, fol. 5, et fr. 18219, fol. 9. В этих перечнях обвинений никогда не фигурировала личность этих "гарантов", для которых подставные лица осуществляли ссуды. Так же и в этом случае мы ничего не находим за эти даты (1643 и 1644 года). Можно предположить только, что в этих случаях настоящие кредиторы были слишком высокопоставленными, чтобы можно было назвать именно их... (143) Документ, опубликованный в приложении, n° 32. (144) Там же, n°B 35, 43, 44, 71. (145) Там же, стр 345, 348 и в других местах (146) Там же, стр 351, прим. 1 (147) Bbl. nat., P. 0., 633, p. 138. (148) Там же, стр 139 (149) см. ниже, стр 346, n° 61, стр 350, прим. 1 (150) Сутиф не заметил, что la Vierge, завещанная Ле Мазье, принадлежала кисти Гвидо Рени, это мы обнаружили, изучая завещание аббата (Arch. nat., Min. centr., XC 214, 28 octobre 1651). Оценка картин могла весьма меняться, в зависимости от обстоятельств инвентарной описи и личности эксперта. Янник Нексон в свое время обратил на это внимание в отношении обеих наследственных инвентарных описей коллекции канцлера Сегье (La collection de tableaux du chancelier Seguier, dans Bibliotheque de l'Ecole des chartes, t. 140, 1982, p. 189-214). М.-Ф. Фере отмечала, со своей стороны, низкий уровень оценки картин, принадлежавших Жану - Андрэ Люмагу, другому лионскому итальянцу; она предполагала, что эти оценки были занижены намерено или что из инвентарной описи были исключены наиболее ценные полотна (Le mecenat de la famille Lumague, branche francaise, au XVIIe siecle, p. 155). (151) Упоминать о беспрестанных странствиях бумаг Мазарини значило бы выйти за рамки настоящего исследования, но можно напомнить, что они также были спрятаны во время Фронды и что кардинал испытал в дальнейшем множество затруднений с их возвращением. Еще в июле 1650 года Кольбер должен был найти документы, содержавшиеся в «китайском сундуке, очень большом и очень красивом», который до этого десять лет был скрыт в монастыре Пти-Августин, после этого захвачен Парламентом, затем передан служащему Лионна, и т.д.. (Bibl. nat., ms Baluze 331, fol. 162, 183, 203v). (152) См. ниже, стр 346, n° 61. (153) Bibl. nat., ms. Baluze 175, fol. 55. Другой намек на парижских Сенами содержится в письме Кольбера от 27 июня 1657 года, но слишком неясный, чтобы из этого можно было понять что бы то ни было (Bibl. nat., ms Baluze 176, fol. 308v). Вполне возможно, что речь шла всего лишь о лионском Сенами, временно приехавшего в Париж для ликвидации этого отделения, как это мы еще увидим. (154) Memoriaux du Conseil de 1661, publ. par Jean de Boislile, t. I, 1905 (Societe de l'Histoire de France), стр. 256, 259-260. (155) Lettres du cardinal Mazarin. t. III, p. 1073. Та же мысль в письме от июня 1651, когда кардинал, из своей ссылки, напоминает Кольберу, что порох и свинец, приобретенные в 1650 году в Лионе Сенами, были куплены на его деньги (Bibl. nat., ms Baluze 332, fol. 128v-129). (156) Bibl. nat., P. O. 633, Cenamy, стр. 138-140, 143. Аббат Родольфо обитал по старому адресу своего дяди на улице Траверсен. Когда Месье умер в 1656 году, именно с его вдовой он завершил дела, оставшиеся незаконченными. Документом от 13 апреля 1657 он освободил ее от охраны движимого имущества на улице Траверсен. Возможно, что это имущество было вручено «в залог» покойному Месье за его кредиты наследникам Винсента. (157) Там же, fol. 63-64. (158) Об Асканио Сенами и его потомках см. Frederic Lachevre, Un poete lyonnais inconnu du XVIIe siecle, Cenamy, Paris, 1928. Кристиан Буйе называет Асканио именем Сильвио: Michel Particelli d'Hemery, стр. 23. В 1664 году, лионские Сенами, сыновья Асканио, указывают сами, что они - три брата (Bibl. nat., Melanges Colbert 123, fol. 335-336). В августе 1651, они названы просто «братья» (Le Pesant, Inventaire analytique des arrets du Conseil, t. I, p. 134). Но если речь в это время идет о том же самом поколении, что и Сильвио К. Буйе, то не был ли он тогда скорее братом Асканио? Выражение «братья Сенами» также могло быть не только торговой маркой. (159) Inventaire analytique, des archives departementales, Rhone, Archives civiles, series A-E, t. I, 1864, стр. 66. См. ниже, стр. 340, письмо Ж. Сенами Кольберу. Джусфреди Сенами, с которым переписывался Мазарини в октябре 1648, по всей вероятности, являлся родственником из Италии (Aff. etr. M. D. France 263, fol. 2l1v).
Отправлено: 22.08.09 14:04. Заголовок: (160) См. выше, стр ..
(160) См. выше, стр 312.Я уже писала, что И возможно инициал он Иерозма, имени главы дома Сенами. (161) См. выше, стр 301 и 327. Не надо, разумеется, путать этого Шарля, банкира в Лионе, с его тезкой, капитаном полка де Лувиньи в 1678, который был троюродным братом Винсента и Поля, и братом Родольфа, который к этому времени носил титул сеньора де Ла Барра (Bibl. nat., P. O., 633, Cenami, документ 25, и см. выше, стр. 301). У Шарля (банкира), от Марии Партичелли, было несколько детей, среди которых один сын был поэтом по имени Шарль-Кандид, который, кажется, был беден и сидел в тюрьме, хотя имел, как говорили, службу у короля на протяжении долгих лет. Фредерик Лашевр опубликовал его стихи (Un poete lyonnain inconnu, p. 8, 11-16). Это исследование (мы упоминаем о Лашевре), началось с рукописи, которую он лично приобрел, и которая содержала интересные письма, написанные этим Шарлем-Кандидом. Возможно, там можно было обнаружить и сведения о семье. К сожалению, мы не знаем ничего о судьбе этой рукописи. (162) См. выше, стр 322-323 (163) Nicolas Fouquet, Defenses de M. Fouquet sur tous les points de son procez, s. 1., 1665-1668, t. II, стр. 131. (164) См. об этом деле мои статьи Mazarin et ses banquiers, стр. 37, 40, и Barthelemy Hervart, стр. 104-105. (165) Fouquet. op. cit., t. II, стр. 60. (166) См. Barthelemy Hervart, стр. 155-158; Mazarin et ses banquiers, стр 39; и Daniel Dessert, Argent, pouvoir et societe au Grand Siecle, Paris, 1984, стр 251 (167) Lettres de Colbert, t. I, стр.528 (168) D. Dessert, La fortune du cardinal Mazarin, стр 154 (169) Bibl. nat., ms Baluze 176, fol. 187. (170) Bibl. nat., Melanges Golbert 115, fol. 331. (171). Lettres du cardinal Mazarin, t. IX, стр. 817, 498 (172) Bibl. nat., Mélanges Colbert 52 G, fol. 29. (173) Там же., fol. 77v. (174) Lettres de Colbert, t. I, стр. 440-441. (175) Bibl. nat., ms Baluze 331, fol. 129v. (176) Lettres du cardinal Mazarin, t. IX, стр. 771. (177) Bibl. nat., Melanges Golbert 115, fol. 330. (178) Bibl. nat., Melanges Golbert 120 bis, fol. 776. (179) Bibl. nat., Melanges Colbert 115, fol. 331-331V. (180) Bibl. nat., Melanges Golbert 120 bis, fol. 729. (181) Bibl. nat., Melanges Golbert 121 bis, fol. 565-566. (182) Bibl. nat., Melanges Colbert 123, fol. 335. (183) там же, fol. 335-336. (184) Bibl. nat., Melanges Colbert 120 bis, fol. 697. (185) На самом деле это был Лоран Кантарини, а не его отец Тома, как об этом говорили и как я об этом сказала сама (моя вина!), который был контролером дома Анны Австрийской, которая не несла, без сомнения, ответственности за это разорение. Наследники Кантарини известны нам гораздо лучше, чем Сенами: помимо Лорана, были еще Сезар-Франсуа, капитан Наваррского полка, Доминик, бакалавр теологии, Катрин, которая вышла замуж за Этьена Колькомбе, шталмейстера, и Жанна, вышедшая замуж за Пьера-Альбена Шевалье, сеньора де Ла Мазур (Bibl. nat., P. O. 588, Cantarini, документ 2). (186) Bibl. nat., Melanges Colbert 102, fol. 250-250v. (187) Там же, M. 355, 347. (188) Возможно секретарь суда хотел этим сказать «hors d'age». (189) Прерванная 31 октября 1651 года на этой статье опись была возобновлена 7 ноября в 8 часов утра (190) Возможно, что этот maison de plaisir на самом деле означал maison de plaisance (загородный дом), слово "issues" в то время означало прилегающую к дому территорию или окрестности. (191) Читай «fil d'archal» (латунь) (192) "Перерыв на обед" прервал в этом месте составление инвентарной описи, которая была возобновлена в два часа пополудни. (193) Речь идет о гобелене, завещанном Винсентом своему брату под названием "Пастораль". Без сомнения, это была ценная семейная реликвия, поскольку в своем завещании Винсент поставил условие, что после смерти аббата гобелен должен перейти к наиболее близкому родственнику Сенами мужского пола и никогда не мог быть продан (Arch. nat., Min. centr., XG 213, 9 decembre 1650). (194) Эта Vierge принадлежала кисти Гвидо Рени, как это указано в завещании аббата (Arch. nat., Min. centr., XC 214, 28 octobie 1651). Чтобы оценить всего в 30 ливров произведение такого известного художника, необходимо, чтобы оценщик ничего не знал о картине (как я это и предположила на стр. 333), и это ставит под сомнение все остальные его оценки, данные другим картинам. (195) Прерванная на этой статье вечером 7 ноября, опись была продолжена следующим днем в 8 часов утра. (196) Не известно, почему это столовое серебро не было оценено. Но самое удивительное в том, что его было так мало. «Церковное серебро», как мы видели, оказалось у Кантарини (см. стр 333);но кому же тогда, собственно, было передано то столовое серебро, которое Винсент поручил своему брату по своему завещанию? (Arch. nat., Min. centr., XC 213, 9 décembre 1650). (197) Затем были открыты пять сундуков и ящиков, содержавших документы и бумаги, относящиеся к аббатству Ла Риву и к сану приора де Дёй (стр. см. 319). Согласно желаниям аббата, они были переданы без инвентаризации его племяннику и законному наследнику Родольфу Сенами, который мог наилучшим образом определить, какие из документов могли содержать компрометирующие сведения. (198) Далее в рукописи следуют склеенные страницы, которые не несут новой информации, разве что несколько обиходных вещей были пропущены, а полмюи вина было самым глупым образом приписано к инвентарной описи одежды! (199) Согласно обычаю того времени, инвентаризированы были только книги формата in-folio (больше двух in-quarto). Но даже для этих трудов неточность исходных данных не позволяет идентифицировать как авторов и названия, так и издателей, за исключением п. 151 и 152 инвентарной описи («издательство Лувра»). Нумерация в примечании отсылает к книге под тем же номером в описи. 137. Труды Святого Бернара. Очень многочисленные латинские издания in-folio в XVI и XVII веках. 138. Беллармино (Роберто, кардинал), Disputationes controversiis christianae fidei adversus hujus temporis hereticos. Несколько изданий in-folio в течение XVI и XVII веков. 139. Санчес (отец Тома), S. J., Disputationum Desancto matrimoniisacramento. Несколько изданий in-folio в течение XVII века. 140. Не идентифицирована. Без сомнения один из многочисленных сводов законов, обычно использовавшихся духовными лицами. 141. Obras espirituales доминиканца Луи де Гренады, одного из наиболее великих испанских проповедников, пользовавшегося большим и длительным успехом во Франции начиная с конца XVI века и который был переведен множество раз. 143. Дю Вэ (Гийом), Les Ceuvres du Sr Du Vair... Несколько изданий in-folio в течение XVII века. 144. Калепинус (Амбуаз), Diclionarium ex optimis quibusquam authoribus studiote collectum... Несколько изданий in-folio в течение XVI и XVII веков. 145. Николя Кофето опубликовал несколько "Responces" или опровержений, направленных против министров-протестантов, но ни одно из них не имеет в заглавии d'Inguit. Без сомнения, здесь речь идет об одной Response, озаглавленной «Le Mystere d'iniquite» сеньора дю Плесси. Несколько изданий в течение XVII века. Публикация в 1611 Mystere d'iniquite Филиппа де Морнэ, сеньора дю Плесси, труда, направленного против папства, вызвала оживленные дебаты. 146. Э дю Шателе (Даниэль), Recueil de diverses pieces pour servir a Vhistoire. Несколько изданий in-folio в течение XVII века. Дю Шателе, протеже Ришелье, первый из секретарей французской Академии, один из редких "современных" авторов, которые фигурируют в этом списке. 147. Не идентифицирована. 149. Очень многочисленные издания in-folio Vies des hommes illustres et des Ceuvres morales et meslees Плутарха в переводах Жака Амио в 1565 и 1572. 150. Дю Перрон (Жак Дави, кардинал), Les Ambassades et negotiations.. является самой художественной литературой из всего, что было им написано. Несколько изданий in-folio в течение XVII века. 151. Virgile, Opera, Parisiis, e Typogr. regia, 1641. In-foL, 498 p., fig., заголовки и фронтиспис выполнены Кл. Меланом под руководством Николя Пуссена (Mambelli, 309). 152. Horace, Opera, Parisiis, e Typographia regia, 1642. In-foL, 321 p., фронтиспис выполнен Кл. Меланом под руководством Николя Пуссена 153. Паскье (Этьен), генеральный адвокат в Счетной палате, Des recherches de la France. Несколько изданий в XVI и XVII веках, в 1621, 1633 и 1643 был издан в формате in-folio. 154. Возможно, речь идет о Historiarum Sui temporis libri, и т.д.. Жака-Огюст де Ту (на латыне Thuani), которая выдержала несколько изданий в формате in-folio в XVII веке. 155. Бокэр-Пегийон (Франсуа, епископ Меца), Rerum Galicanum Commentarii ab anno Christi MCCCCLXI ад annum MDLXXX... Экземпляр формата in-folio, хранящийся Национальной библиотеке, был опубликован в 1625 в Лионе, издателем К. Ландри. 165. Боден (Жан), Шесть томов la Republique. Несколько изданий in-folio в XVI и XVII веке. 157. Давила (Энрико Катерино), Histoire des guerres civiles de France, contenant tout ce qui s'est passe de memorable en France jusqu'a la paix de Vervins, depuis le regne de Francoiser. Несколько переводов этого итальянского труда были изданы во Франции в 1630-1640 годах. 158. Без сомнения, речь идет о произведении Матье де Морга, господина де Сен-Жермен Recueil de diverses pieces pour servir a l'histoire de France sous le regne de Louis XIII, roi de France et de Navarre. Несколько изданий in-folio в 1630-1640 годах, которые часто содержат другие части «par divers autheurs», посвященные защите Марии де Медичи, капелланом которой был де Морг. 159. Аретино (Пьетро Баччи, Le lettere di... om II primo libro de le lettere di... Каталог Национальной библиотеки не содержит никакого упоминания о изданий этих писем на латинском. Вероятно, здесь в описи допущена ошибка и следует читать Lettere, а не Litterae. 160. Дюпле (Сципион), Histoire generale de France avec l'etat de l'Eglise et de l'Empire, Paris, L. Sonnius, 1621-1628, 3 vol. in-fol., titre gr. Это - первое издание, экземпляром котрого располагает Национальная библиотека. Известно несколько других изданий in-folio, но ни одно из них не было издано в пяти томах. 161. Не идентифицирована. 162. Росини (Иоханнес), Antiquitatum romanorum corpus absolutissimum. Первое издание появилось в Байе в 1583 года. 163. Коссен (Николя), S. J., Eloquentiae Sacrae et humanaepar attela libri XVI.. Так как здесь идет речь об издании in-quatro, то это скорее всего, издание 1648 года, озаглавленное De eloquentia sacra et humana libri XVI. То же замечание, что для Э дю Шателе: отец Николя Коссен (сторонник Анны Австрийской) - "современный" автор, то есть современник аббата Сенами. 164. Одно из бесчисленных латинских комментариев произведений Цицерона. 166. Бентиволио (Гвидо, кардинал), Delia guerra di Fiandria. Несколько изданий на итальянском или в переводе, in-quatro было осуществлено в 1630 году
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 18
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме