Отправлено: 10.12.08 14:52. Заголовок: Эмигрантский корпус Конде на службе Павла I
Эмигрантский корпус Конде на службе Павла I
На протяжении всего XVIII века, параллельно с ростом влияния России на европейские дела, связи между российскими императорами и королями Франции становились все более тесными. Особенно ярко эта тенденция проявилась, пожалуй, в годы Французской революции. С первых ее дней Екатерина II выказала себя активным защитником королевской власти, на протяжении всей революционной эпохи российские государи поддерживали Бурбонов даже более последовательно, чем их близкие родственники в Австрии и Испании. Семья Людовика XVI пыталась бежать из революционного Парижа, используя паспорт, выданный русским послом (прим. - без согласования с Петербургом, Екатерина потом, задним числом, одобрила этот шаг); Россия последовательно входила во все (кроме пятой, возникшей уже после Тильзитского мира) антифранцузские коалиции; младший брат Людовика XVI граф д’Артуа был с почетом принят в Петербурге; Екатерина II стала единственным из монархов, использовавшим все дипломатические рычаги, чтобы добиться признания европейскими дворами Людовика XVIII королем Франции. Унаследовав престол, Павел I также весьма благосклонно отнесся к просьбам о помощи со стороны Людовика XVIII и его представителей и даже пытался сорганизовать европейских монархов, чтобы те «учредили образ и количество денежной помощи, которую ежегодно надобно будет давать сему несчастному государю, его родственникам и его свите». Когда Людовику XVIII пришлось покинуть германские земли, Павел I предоставил ему убежище в Курляндии, в Митаве, куда король и прибыл в марте 1798 г.
Однако убежище требовалось не только королю Франции, но и сражавшимся с республикой эмигрантам, которым после заключения в октябре 1797 г. мира между Австрией и Францией не было больше места на территории империи. Прежде всего это касалось знаменитого корпуса принца Конде, долгие годы воевавшего против Революции.
Людовик Жозеф де Бурбон, принц де Конде (1736-1818) в конце 90-х годов XVIII века был уже не молод. Столь же знатный, сколь и короли Франции, поскольку, как и они, являлся потомком Людовика Святого, он с детства был предназначен для блестящей военной и придворной карьеры. Главный распорядитель королевского дома, генерал-полковник пехоты, он завоевал славу на полях Семилетней войны, побывал губернатором Бургундии. Его знаменитым предокм был Людовик II де Бурбон, принц Конде (1621-1686), прозванный Великим.
Во второй половине 1780-х годов Конде имел репутацию либерального принца, однако воспротивился удвоению числа депутатов от третьего сословия в Генеральных штатах и после взятия Бастилии эмигрировал в Нидерланды, откуда перебрался в Турин, а затем и в германские земли. Вскоре после начала Революции он взялся за организацию армии, которая могла бы отстаивать дело Бурбонов. Изначально в ней, по большей части, служили эмигранты, и там были рады всем, кто готов сражаться за короля. «Армия обычно состоит из солдат примерно одинакового возраста, одного роста и сходной силы, – вспоминал позднее Ф.Р. де Шатобриан. – Наша была совсем иной, беспорядочным объединением людей зрелых, стариков и спустившихся с голубятни детей... Отец служил рядом с сыном, тесть – с зятем, дядя – с племянником, брат – с братом, кузен – с кузеном. В этом ополчении, каким бы смешным оно ни казалось, было нечто трогательное и достойное уважения, поскольку люди руководствовались искренними убеждениями». Тем не менее, к 1797 г. основу корпуса составляли закаленные в боях ветераны, которым Людовик XVIII отводил важную роль в своих планах по восстановлению монархии во Франции. Сохранить эту армию было для короля тем более важно, что он осознавал: немалое число его подданных воспримет помощь европейских держав, как интервенцию.
К марту 1797 г. общая численность войск под командованием принца Конде составляла около 13 тыс. человек, хотя многие из них воевали под знаменами с лилиями исключительно за деньги: по большей части, это были немцы и швейцарцы. В начале войн с революционной Францией принцам удавалось финансировать армию из собственных средств, сам Конде пожертвовал на это свои ордена и драгоценности. Впоследствии его войскам пришлось перейти на содержание иностранных держав: Австрии, а затем и Англии, но после выхода из войны в 1795-1797 гг. Пруссии, Испании и Австрии стало очевидно, что корпус, расквартированный на юге Германии, необходимо куда-то эвакуировать и, по крайней мере в ближайшем будущем, сражаться ему не придется. В теории эмигранты могли надеяться всего на две великие державы, однако Россия до сих пор не отправляла солдат воевать против Франции, а Англия не располагала достаточным количеством сухопутных войск, чтобы их можно было противопоставить французам. Впрочем, и на эти страны роялисты, судя по всему, надеялись лишь в плане финансирования: по письмам Людовика XVIII видно, что в это время он не слишком рассчитывал на то, что республика падет под натиском иностранных армий. «Уже довольно давно я избавился от мысли, – писал он в августе 1797 г., – что меня восстановят на троне иностранные державы. Признание Республики Императором Павлом не замедлит и не ускорит падения Чудовища, но мне будет досадно, если Россия потеряет невинность».
Предварительные условия мира между Австрией и Францией были подписаны в апреле 1797 г., и Людовику XVIII сразу же пришлось вести переговоры с венским, сент-джеймским и петербургским дворами о дальнейшей судьбе корпуса Конде. 12 мая 1797 г. король писал Конде из Бланкенбурга, что пытается договориться, чтобы император Священной Римской империи если и не позволил армии эмигрантов пересечь всю Германию, то по крайней мере, разрешил ей добраться до Триеста, там погрузиться на корабли и отплыть на острова Джерси и Гернси, а если и этот вариант не пройдет, то в Португалию. Король признавал, что перспективы его не радуют, но это все же лучше, чем распускать армию. Одновременно он вступил в переписку с Россией, не возьмет ли царь корпус Конде к себе, если Англия заключит мир. А.А. Васильев полагает, что принц Конде вел переговоры с Петербургом параллельно с Людовиком XVIII, и описывает последовавшие события исключительно как соглашение, заключенное между Павлом I и принцем Конде. Судя по всему, это не совсем так: король начал переговоры раньше, и именно он, как мы увидим в дальнейшем, принимал решение о переходе корпуса под российские знамена.
Основания опасаться, что Англия заключит мир, действительно были: страна устала от войны, расходы на нее многим казались непомерными, и в 1796-1797 гг. посланцы Георга III неоднократно пытались договориться с французами. Этого так и не произошло, однако и корпус Конде оказался англичанам не нужен. Единственное, что они могли ему предложить – это отправиться охранять английские колонии, от чего французы с негодованием отказались. В итоге в сентябре 1797 г. англичане прекратили выплату корпусу жалования. С другой стороны, петербургский двор вот уже несколько лет проявлял благосклонное внимание к армии Конде: еще при Екатерине II Россия была не против оказать помощь и его войскам, и самому командующему. Правда, императрица прежде всего выказывала склонность предоставить солдатам Конде возможность создать колонию на территории России, что было для них, естественно, неприемлемо. Тем не менее, это не мешало добрым отношениям между Екатериной II и принцем Конде. В апреле 1795 г. императрица писала ему: «Я прошу вас... быть полностью уверенным, что мои намерения, о которых я уже заявляла, бесповоротны, и что мне будет столь же приятно не обмануть внушенные вам надежды, сколь горестно видеть, что вы были вынуждены воспользоваться ими [данными мною обещаниями], поскольку они совершенно не соответствуют тем взглядам, которые у меня издавна были касательно блага Франции и Вашей Светлости. Но если так будет угодно Провидению, Ваша Светлость может быть уверен, что я постараюсь предложить Вам любое утешение, какое будет в моих силах, и предоставить условия, достойные вашего происхождения, вашей храбрости и остальных добродетелей».
После смерти Екатерины II Павел не отказался от данных матерью обещаний, однако с принцем Конде его связывали и личные отношения. Во время путешествия Павла Петровича по Европе под именем графа Северного, Конде в 1782 г. принимал его в своем замке Шантийи, который так понравился наследнику престола, что тот попросил принца прислать ему альбом с видами поместья и чертежами зданий, что и было сделано два года спустя. Многое из увиденного в Шантийи Павел повторил впоследствии в Гатчине. Произвело на него впечатление и то, что, тогда как в России мать всячески старалась не подпускать наследника к государственным делам, Конде оказал ему воистину царский прием, едва ли не лучший во всей Европе. Став императором, Павел об этом не забыл. Хотя его письмо, отправленное принцу вскоре после восхождения на престол, 18 января 1797 г., кажется значительно менее теплым, чем послание Екатерины, тем не менее, уже 17 июля 1797 г. император предлагал Конде «прибыть к нему», обещая: «Ваша Светлость найдет здесь достойное его убежище, и Вы можете быть уверены, что мне доставит удовольствие позаботиться о вашем благополучии».
Отправлено: 11.12.08 10:45. Заголовок: О Луи-Жозефе де Конд..
О Луи-Жозефе де Конде
1736 - 1818
8-й принц де Конде — единственный сын Луи-Анри де Бурбон-Конде и принцессы Каролины Гессен-Рейнфельдской, пользовавшийся особым расположением короля Людовика XV.
Поступив в армию в начале Семилетней войны, Конде, в 1762 г., разбил при Фридберге наследного принца Карла-Вильгельма-Фердинанда Брауншвейгского. За несогласие (1771) с одобренной королем реформой парламента, Конде был изгнан на короткое время. В собрании нотаблей 1787 г. Конде подписал докладную записку, в которой аристократия и духовенство протестовали против какого бы то ни было нарушения своих привилегий.
С началом революции в 1789 г. Конде оставил Францию и снарядил за свой счет на Рейне отряд из эмигрантов. В соединении (1792) с австрийским войском Конде пошел на Ландау, но был оттеснен за Рейн. В последующих походах Конде также принимал участие. После Кампоформийского мира (1797) поступил со своим войском на русскую службу и сражался в 1799 г. в Швейцарии против Французской республики. После выхода Павла I из коалиции против Франции, К. снова примкнул к австрийским войскам, пока Люневильский мир не принудил его распустить свое войско, после чего Конде удалился в Англию (1801). В 1814 г. Конде, в свите Людовика XVIII, вернулся во Францию.
Отправлено: 11.12.08 10:53. Заголовок: Декрет об эмигрантах..
Декрет об эмигрантах
Рост революции во Франции весьма обеспокоил Австрию и Пруссию, монархи которых составили так называемую Пильницкую декларацию и подписали ее 27.08.1791. В этой декларации австрийский император и прусский король призывали другие державы вмешаться в дела Франции и взять под защиту французскую монархию. Людовик XVI откликнулся на эту декларацию письмом Фридриху Вильгельму, где призывает своего “доброго брата” объединиться с другими государями и, опираясь на вооруженные силы, “остановить здесь заговорщиков и помешать злу распространиться по остальным государствам Европы” (Buchez et Roux, Histoire parlementaire de la revolution Francaise, t.VIII, p.173). Декларация возымела свое действие на французскую эмиграцию, которая стала активно готовиться к походу против революции. В этой связи Законодательное Собрание (заменившее собой Учредительное Собрание с 1.10.1791) издает декрет об эмигрантах)
Национальное Собрание, выслушав доклад своего комитета гражданского и уголовного законодательства и принимая во внимание, что священные интересы отечества призывают всех удалившихся из Франции французов; что закон обеспечивает им полное покровительство; что, тем не менее, большая часть их собирается под предводительством вождей — врагов конституции; что они подозреваются в заговоре против государства и что национальное великодушие еще может дать им время раскаяться, но что, если они не разойдутся до истечения этого срока, они обнаружат свои преступные замыслы, продолжая составлять сборища; что тогда они окажутся явными заговорщиками; что против них будет возбуждено преследование, и они должны подвергнуться наказанию как явные заговорщики; что общественная безопасность требует строгих мер; и декретирует нижеследующее:
Ст.1. Французы, собравшиеся за пределами королевства, объявляются с нынешнего момента подозреваемыми в заговоре против отечества.
Ст.2. Если к 1.01.1792 они все еще окажутся составляющими сборище, то они будут объявлены виновными в заговоре, подвергнуты преследованию, как таковые, и присуждены к смертной казни. Будут считаться обвиняемыми в покушении и в заговоре против общественной безопасности и конституции те из французских принцев и общественных чиновников, которые останутся вне королевства и не вернутся в него до 1.01.1792
Ст.3. В течение двух первых недель того же месяца будет созван Верховный Национальный Суд, если к тому представится повод.
Ст.4. Доходы эмигрантов, осужденных заочно, будут при жизни их взиматься в пользу казны, без нарушения прав их жен, детей и кредиторов, признанных законными до этого декрета.
Ст.5. С настоящего времени на все доходы французских принцев, не живущих в королевстве, будет наложен секвестр. Нельзя будет производить, ни прямо, ни косвенно, никакой уплаты содержания, пенсии или каких бы то ни было доходов вышеупомянутым принцам, их уполномоченным или делегатам до тех пор, пока не последует иных решений Национального Собрания. Те лица, которые предписали бы выдачу денег и выплатили бы их, будут привлекаться к ответственности и присуждаться к двухлетнему тюремному заключению. Это же самое постановление применимо ко всем общественным, гражданским и военным чиновникам и к лицам, получающим государственные пенсии в отношении их жалованья и пенсий.
Ст.6. Все иски, необходимые для взимания доходов и секвестра, декретируемых двумя предшествующими статьями, будут предъявляться по прошениям прокуроров-синдиков департаментов, по искам, возбуждаемым прокурорами-синдиками каждого округа, в котором окажутся вышеупомянутые доходы, и получаемые суммы будут вноситься в кассу окружных сборщиков, которые будут обязаны представлять о них отчет. Прокуроры-синдики будут ежемесячно представлять отчет о состоянии исков, предъявляемых во исполнение предыдущей статьи министерству внутренних дел, которое также будет ежемесячно представлять о них отчет Собранию. Ст. 7. Все общественные чиновники, не живущие в королевстве без законной причины до амнистии, дарованной законом от 15 сентября 1791 г., и не вернувшиеся во Францию, лишаются своих мест и всякого жалованья.
Ст. 8. Все общественные чиновники, не живущие в королевстве без законной причины после амнистии, также лишаются своих мест и жалованья и, кроме того, прав активных граждан.
Ст. 9. Ни один общественный чиновник не может отлучиться из королевства без отпуска от министра, в ведомстве которого он служит, под страхом вышеупомянутых наказаний.
Ст. 10. Всякий офицер, каков бы ни был его чин, который прекратит выполнение своих обязанностей без отпуска или не получив отставки, будет признан виновным в дезертирстве и наказан, как солдат-дезертир.
Ст. 11. Согласно закону 29 октября 1790 г. в каждой армейской дивизии будет составлен военный суд для разбора военных проступков, совершенных после амнистии; кроме того, общественные обвинители возбудят преследование против лиц, похитивших имущество или суммы, принадлежащие французским полкам, как против виновных в воровстве.
Ст. 12. Всякий француз, который вне королевства завербует и наберет людей для того, чтобы они явились на сборище, упомянутое в статьях 1-й и 2-й этого декрета, будет подвергнут смертной казни. Тому же самому наказанию подлежит всякое лицо, которое совершит это самое преступление во Франции.
Ст. 13. Вывоз из королевства всякого рода оружия, лошадей и припасов воспрещается.
Ст. 14. Национальное Собрание поручает своему дипломатическому комитету предложить ему меры, которые оно попросит короля принять от имени нации по отношению к соседним иностранным державам, терпящим на своей территории сборища французов-беглецов.
Текст воспроизведен по изданию: Декрет 9 ноября 1791 г. об эмигрантах // Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX. М. Государственное издательство юридической литературы. 1957
Отправлено: 19.12.08 10:25. Заголовок: Визит Павла Первого ..
Визит Павла Первого к принцу Конде в Шантийи
Визит "графа Северного" занял целых три дня, 10-12 июня 1782 года. Возможно, эта поездка не была предусмотрена официальной программой и состоялась по личному желанию наследника российского престола. Визит в родовое имение принца Луи Жозефа Конде, родственника короля, запомнился благодаря пышным праздникам и охоте на оленя, описанным в записках Генриетты-Луизы д’Оберкирх, урожденной Вальднер, подруги детства великой княгини. Однако гораздо большее значение имели личные связи, возникшие во время поездки.
Донесение российского посла в Париже И.С.Барятинского, доставленное Екатерине II 26 июля, перечисляет все знаки внимания, оказанные хозяином Павлу Петровичу и Марии Федоровне: «Их Высочества отсюда поехать изволили к Принцу Кондею в Шантильи к обеденному кушанью, куда почти и все русские приглашены были. На последнем посту пред приездом в Шантильи высланы были на встречу все Егери, конюшенные офицеры, Пажи сего Принца и для кареты Их Высочеств лошади. Приехав к замку, Принц Конде встретил Их Высочеств у кареты и со всеми находившимися тамо персонами, коих было до двух сот».
Великий князь, высказавший во Франции «несколько очень верных и глубоких соображений» по поводу слабой связи Орлеанского дома с французской знатью, быстро подружился с принцем Конде, которого д’Оберкирх вспоминает как «умного, тактичного человека, обладающего чувством вкуса» и, по его собственным словам, «предпочитающего деловую беседу философствованиям». Немногословный, энергичный хозяин Шантийи произвел на российского гостя большое впечатление, а Мария Федоровна подружилась с его дочерью. Принц Конде, подобно Павлу, обладал более глубокими интересами и убеждениями, чем могло показаться, «и последний был удивлен тем, что узнал от принца, который, как казалось на первый взгляд, интересуется только военным делом».
В память о визите, Конде заказал живописцу Жану-Батисту Лепану картину «Охота на оленя в Шантийи», которая была преподнесена Павлу Петровичу в 1785 году и хранится теперь в Павловском дворце.
После обеда и осмотра имения, сообщает баронесса д’Оберкирх, «все отправились в зал для спектаклей, очень красивый и необыкновенно нарядный; давали пьесу “Друг дома”. Мадемуазель Одино была очаровательна в роли Агаты. Г-н граф Северный нашел ее настолько хорошенькой, что княгиня сделала недовольную гримасу...Затем мы любовались в садах иллюминацией и ослепительным фейерверком. Фасад замка изображал герб графа и графини Северных с символическим их вензелем в сетях любви: это было верхом галантности...Ужинали на острове Любви; там были всевозможные виды игр с кольцом и качели, кроме того, устроен бал: здесь был такой задор и веселье, которых обычно не встретишь при дворе, — вспоминает далее д’Оберкирх. - На острове, предназначенном для вечернего времяпрепровождения, больше зелени, чем архитектуры. Это дворец, состоящий из трельяжей и имеющий залы, изящество и совершенство которых достигают пределов возможного. Последний в череде кабинетов, оканчивающийся на омываемом каналом мысу, — крытый зал, украшенный цветами, из которого анфилада арок смотрится чрезвычайно красиво».
В 1660-х годах перед замком была устроена трапециевидная площадь, расположенная на высокой платформе. В ее центре стояла конная статуя Анри II де Монморанси, одного из известных владельцев Шантийи. «Мы обратили внимание на скульптуру, представляющую коннетабля Монморанси... , — замечает д’Оберкирх. Более раннее описание этого места дополняет рассказ: «Главная подъездная аллея, по которой прибывают в Замок, называется Дорогой Коннетабля, поскольку ее проложил этот Вельможа. Она, подобно остальным, шести туазов шириной и в одну милю длиной. Расположена она между двумя другими очень приятными дорогами, одна из них предназначена для телег, другая для карет, третья же сделана для симметрии... Подъемный мост устроен между двумя павильонами». Павел обратил пристальное внимание на вырастающую словно из-под земли гигантскую платформу, с которой открывались виды на водный партер, парк и замок. Это видно не по его дневниковым записям — они до нас не дошли, а по планировке площадей Коннетабля в Гатчине и возле Михайловского замка.
Воспоминания баронессы д’Оберкирх рисуют картину пребывания графа и графини Северных в Деревне Шантийи 11 июня. «После наступления ночи, как мне показалось, на всех листьях зажглись бумажные фонарики. В зеленых кабинетах и в павильонах устраивались танцы. Ужин был накрыт в деревушке, мило придуманных и живописно расположенных сельских домиках в центре английского сада. Самая большая хижина была внутри украшена листвою, а снаружи окружена всеми инструментами хорошего пахаря».
Но это еще не было завершением дня. «После музыки вновь была прогулка, а вечером охота с факелами в парке. Это было удивительное зрелище, дамы вставали в своих открытых колясках... Было видно оленей, напуганных светом факелов и лаем следовавших за ними по пятам собак. Госпожа графиня Северная была в восхищении», — вспоминает д’Оберкирх. Герцог Энгиенский, внук Конде, растрогал Марию Федоровну, поднеся ей букет необыкновенно ароматных цветов.
«Олень, за которым гнались три часа и загнали в верховье канала, все время мешал своре. Это было великолепное зрелище, а охотники просто очаровательны. Охота была посвящена госпоже графине Северной. Господин принц Конде преподнес ей четыре зуба и рога оленя; она сделала из зубов ожерелье, окружив их бриллиантами. Это было очень странно и довольно забавно, хотя украшение ей очень шло».
Визит графа Северного завершился разговором, значение которого стало ясным лишь спустя много лет.
«— Мы будем слишком далеко друг от друга, — сказал господин принц Конде, но если Ваше Императорское Высочество позволит и король не будет против, я бы хотел однажды вернуть Вам визит в Санкт-Петербурге, который очень желал бы посетить.
— Мы примем вас с радостью, сударь, и императрица будет очень рада вашему приезду в нашу дикую страну.
— Увы, это только мечты, — добавил принц Конде со вздохом».
Отправлено: 19.12.08 10:48. Заголовок: Участие эмигрантског..
Участие эмигрантского корпуса в сражениях
Весной 1799 года корпус, пережив на Волыни непривычно суровую для французов зиму, получил долгожданный приказ о выступлении: ему предстояло вместе с войсками генерал-лейтенанта А.М. Римского-Корсакова идти в Швейцарию и, поступив под командование генерал-фельдмаршала, графа А. В. Суворова, принять участие в кампании против Гельветской армии Французской республики. Летом того же года корпус Принца Конде с приданным ему русским Гусарским генерала Боура полком (впоследствии 2-й лейб-гусарский Павлоградский Императора Александра III полк) покинул Россию и, пройдя через Богемию и Баварию, сосредоточился возле швейцарского города Констанца на берегу Баденского озера. «Заранее убеждён, – писал в это время Суворов Принцу Конде, – что столь почтенный корпус, как тот, которым командует Ваше Королевское Высочество, окажет ценнейшие услуги, в особенности, под столь усердным и почтенным командованием. Буду иметь полнейшее удовольствие видеть Армию, усиленную столь храбрыми воинами“. 7 октября 1799 года, оставленный австрийцами на крайне неудобной позиции в Констанце, корпус Принца Конде был внезапно атакован превосходящими силами французов-республиканцев и окружен. Однако, находясь в столь незавидном положении, французские эмигранты проявили незаурядные мужество и храбрость, а Гренадерский герцога Бурбонского полк сумел даже отбить у неприятеля знамя первого батальона 53-й полубригады республиканской армии. Правда, и корпус Принца Конде утратил в этом сражении одно из своих знамен. Произошло это при следующих обстоятельствах. Один из знаменосцев корпуса, вместе со знаменем окруженный республиканцами, сорвал с древка полотнище и, завернувшись в него, бросился в воды Баденского озера, где утонул, ценой своей жизни спасая пожалованное Российским Императором знамя... После этого сражения генерал-лейтенант, Принц Луи Жозеф Конде докладывал в реляции Суворову: “ Мы сделали все то, что можно было сделать в той невозможной позиции, в которую меня поставили, и от которой я отступил только после потери убитыми, ранеными и взятыми в плен (последних очень мало) около 250 человек, из которых 25 офицеров”. Среди убитых в сражении при Констанце был и семидесятилетний граф де Сальг, командовавший понесшим наибольшие потери Гренадерским герцога Бурбонского полком. Что же касается захваченных в плен “кондейцев”, то их, как носящих русский мундир, республиканцы решили признать военнопленными, а не изменниками Франции. В воздаяние заслуг Гренадерского герцога Бурбонского полка, наиболее отличившегося в сражении при Констанце, Император Павел I даровал ему новые знамена с надписью: “За взятие знамени у французов при Коастанце в 1799 г.” Таким образом, французский эмигрантский полк одним из первых в истории Российской Императорской Армии удостоился пожалованных за боевое отличие знамен! А унтер-офицер Вольфер, захвативший знамя у республиканцев, был произведен Государем в чин подпоручика.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 19
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме