Париж в XVIII в. Париж еще в начале XVIII в. удивлял иностранцев и французов-провинциалов своей столичной сутолокой, многоэтажными домами и прочими характерными признаками большого города, ярко обрисованными в «Персидских письмах» Монтескье.
Постройка дома. Гравюра из 'Энциклопедии' Дидро
Особенно быстро Париж как торгово-промышленный центр развивался во второй половине XVIII в. При Людовике XVI здесь наблюдалась своего рода строительная горячка. Появились капиталисты-домовладельцы, строившие дома только для того, чтобы сдавать их внаем. В Париже издавна были сосредоточены различные ремесла и многие отрасли капиталистической мануфактуры. В подавляющем большинстве размеры парижских мануфактурных предприятий были невелики. Например, в мебельном производстве в Сент-Антуанском предместье на каждое предприятие приходилось от 10 до 30—35 рабочих. В обойных мануфактурах на одного предпринимателя работало от 50 до 64 человек.
Попытки перехода к машинному фабричному производству Внедрение машин во Франции, как и попытки насадить передовую, научную агрономию в сельском хозяйстве, постоянно наталкивались на характерные для феодально-абсолютистского режима препятствия, затруднявшие развитие капиталистического способа производства.
Множество феодальных препон стесняло или даже делало невозможной предпринимательскую деятельность купцов и промышленников. Так, например, сеньориальные права затрудняли разработку каменноугольных копей буржуазными предпринимателями, вынужденными арендовать их за высокую плату. В то же время леса хищнически истреблялись, цены на древесное топливо возрастали, и металлургическая промышленность, лишенная дешевого сырья, не могла достаточно быстро развиваться.
Другой пример — хлопчатобумажное производство. Как уже было сказано, эта новая отрасль промышленности развивалась сравнительно быстро. Но руанских мануфактуристов не удовлетворяли размеры французского хлопкового импорта. Они просили правительство воспретить французским колониям продавать свой хлопок другим государствам. Между тем в колониальной торговле были заинтересованы некоторые влиятельные аристократы. Поэтому вместо воспрещения продажи французского хлопка иностранцам правительство Людовика XVI освободило английских купцов от каких бы то ни было стеснений при покупке хлопка во французских колониях и даже на территории самой Франции. Заключив в 1786 г. новый торговый договор с Англией, согласно которому импортные пошлины на английские товары были значительно снижены, французское правительство нанесло тяжелый удар по своей отечественной промышленности.
Механические прялки «дженни» — простейшие хлопкопрядильные машины — появились во Франции вскоре после их изобретения в Англии, т. е. еще задолго до торгового договора 1786 г. Они имели обычно около 30 веретен каждая; перед революцией 1789 г. было около 1350 «дженни», которые заменяли труд приблизительно 40 500 ручных прядильщиц. Эти цифры свидетельствуют о начавшемся в хлопчатобумажном производстве техническом перевороте. Однако его значение было еще чрезвычайно ограниченно: применение «дженни», приводившихся в движение силой человека, равно как и введение хлопкочесальных ручных машин, еще отнюдь не создавало нового, фабричного строя производства. Кроме того, применение даже таких простых машин было еще редкостью; в рассматриваемое время в одной только Нормандии ручные прядильщики хлопка насчитывались сотнями тысяч.
Настоящие фабричные предприятия возникали, но в условиях феодально-абсолютистского строя они, за редчайшими исключениями, оказывались убыточными и погибали. Из хлопкопрядильных фабрик, строившихся по типу аркрайтовой прядильни, сохранилось в годы экономического кризиса 1787-1788 гг. и получило дальнейшее развитие только одно предприятие, учрежденное в городе Лувье и принадлежавшее акционерному обществу. Но строительство этой фабрики началось лишь в 1785 г. Для истории промышленного и технического развития феодально-абсолютистской Франции характерен тот знаменательный факт, что наиболее талантливый французский изобретатель того времени — механик Вокансон был более известен современникам своими игрушками-автоматами: механическим флейтистом ростом в 5,5 фута и автоматической уткой, которая ходила, ела, пила, барахталась в воде, хлопала крыльями и кричала, как настоящая утка. Машины же, изобретенные Вокансоном, например его механический шелкоткацкий станок, не могли получить распространения в дореволюционной Франции.
Промышленный переворот был возвещен появившимися машинами, но он не мог совершиться в тех социальных и политических условиях, которые существовали в дореволюционной Франции.
Внешняя торговля. Транспорт. Кредит Точной статистики развития внешней и внутренней торговли во Франции в XVIII в. не существовало. Правдоподобны, по-видимому, следующие показатели роста внешней торговли: с 1716 по 1789 г. вывоз из Франции сельскохозяйственных продуктов увеличился с 36 до 93 млн. ливров, промышленных изделий — с 45 до 133 млн. ливров, колониальных товаров — с 15 до 152 млн. ливров.
Несмотря на потерю многих колоний после поражения в Семилетней войне, французская колониальная торговля продолжала сохранять немалое экономическое значение. Во второй половине XVIII в. особенно большое значение в торговле Франции приобрели Антильские острова. Плантационное хозяйство (производство тростникового сахара, табака) на островах Гваделупа, Мартиника и Сан-Доминго обогащало и землевладельцев-плантаторов и коммерсантов. Наиболее выгодные торговые операции были достоянием кучки богачей-монополистов. Особенно обогащала многих арматоров-судовладельцев Гавра, Бордо и Нанта торговля рабами-неграми.
Важная для купцов и промышленников торговля с Левантом была подчинена мелочной и придирчивой регламентации. Современники резко порицали равнодушие французской дипломатии к успехам Англии, России и Австрии на Ближнем Востоке. Сохраняя ограничения в вест-индской торговле для своей буржуазии, указ французского правительства от 30 июня 1784 г. открывал доступ английским и другим иностранным кораблям в гавани французских колониальных владений в Вест-Индии.
Внешняя торговля Франции во второй половине XVIII в. росла сравнительно быстро, но она могла бы достигнуть гораздо большего развития при наличии иного, более передового социально-экономического строя.
Французские историки иногда называют XVIII столетие «веком дорог», временем широкого дорожного строительства. Действительно, сеть больших («королевских») дорог разрасталась тогда за счет эксплуатации дешевого, частью принудительного труда крестьян сравнительно быстро. Но построенные дороги содержались плохо. Поощряя дорожное строительство, правительство руководствовалось больше стратегическими, чем экономическими, соображениями. Экипажи пассажирского транспорта были неудобны и двигались медленно. Путь из Парижа в Бордо длился шесть дней, из Парижа в Марсель — одиннадцать. Перевозка грузов производилась еще медленнее. Плохое состояние дорог было одной из причин, задерживавших развитие внутренней торговли. Еще более тормозило торговлю наличие большого числа внутренних таможен, а также отсутствие единства мер и весов.
Крушение финансовой системы Джона Ло подорвало во Франции доверие к государственному кредиту. Между тем государственные потребности и интересы частного капитала в XVIII в. требовали развития кредита и его удешевления. Процент по займам был чрезвычайно высок; правительство вынуждено было платить по своим займам 12%. С ростом торговли и промышленности особенно обострилась потребность в различных банковских операциях. Однако вплоть до 80-х годов XVIII в. в провинциальных городах, за редкими исключениями, банков не было; только в Париже число банков быстро возрастало: в 1703 г. их было 21, в 1786 г. — 66.
Монополия парижских банкиров и богатейших откупщиков налогов наносила большой ущерб французским финансам и противоречила экономическим интересам торгово-промышленной буржуазии.
Кризис французского абсолютизма Во второй половине XVIII в. все население Франции по-прежнему подразделялось на три сословия, причем первые два — духовенство и дворянство — сохраняли все свои старинные привилегии. Буржуазия, крестьянство, плебейские массы городов принадлежали к третьему сословию.
Привилегированные сословия Как ни ничтожен был численно весь контингент духовенства (одна двухсотая часть населения Франции), социальные контрасты, характерные для всей страны, воспроизводились внутри этого сословия с поразительной резкостью. Многие деревенские священники были бедны, а по своему социальному происхождению они были непосредственно связаны с третьим сословием.
Совсем иным было положение церковной аристократии: архиепископов и епископов (всего 135 человек), аббатов и аббатис, возглавлявших 1100 мужских к 678 женских монастырей (в общем к монашествующему духовенству принадлежало около 60 тыс. человек). Годовые доходы некоторых архиепископов доходили до 100 — 200 тыс. ливров. Архиепископы и епископы жили, как светские аристократы, в роскошных дворцах, часто устраивая пышные приемы и щедро одаряя своих фаворитов и фавориток. При Людовике XV среди епископов были еще выходцы из третьего сословия, однако в следующее царствование, в 80-х годах, лицам недворянского происхождения был полностью закрыт доступ не только в епископат, но и ко всем другим сколько-нибудь выгодным церковным должностям. Не доверяя низшему духовенству, Людовик XVI воспретил приходским священникам собираться на съезды без разрешения епархиальных властей. Епископы перемещали сельских священников из одного прихода в другой по своему произволу.
Марсель. Гравюра Кошена 1760 г.
Второе сословие — дворянство состояло из двух различных групп: «дворянства шпаги» и «дворянства мантии». Главной обязанностью дворянства шпаги была военная служба. Однако в 1789 г., по подсчету Лавуазье, только 18 323 дворянина были действительно способны носить оружие.
Дворянство шпаги, как и духовное сословие, не было однородно. Иным дворянам и шпагу купить было не на что. В одном и том же втором сословии были и безземельные, и мелкопоместные дворяне, и сеньоры, владевшие тысячами гектаров земли, преимущественно титулованная знать: герцоги, маркизы, графы и виконты. В 1771 г. во Франции было 70 тыс. дворян, из них 3 тыс. титулованных.
Королевский двор — эта, по выражению передовых современников, «могила нации» — привлекал аристократов, покидавших свои поместья, чтобы вести паразитическое существование в Париже или в Версале за счет королевских милостей и субсидий. Беспечная, разгульная жизнь и постоянное безделье считались характерными и необходимыми признаками подлинного барства. Король и принцы показывали пример расточительности. Состояние герцога Орлеанского, родственника короля по младшей линии Бурбонов, оценивалось в 114 млн. ливров, а его долги — в 74 млн. ливров. Угождая королю и его фаворитам, дворяне жили выше своих средств, делали долги и даже богатейшие из них нередко разорялись.
Провинциальное дворянство относилось недружелюбно и даже враждебно к дворянству придворному, а старые аристократические семьи презирали выскочек-фаворитов, часто приобретавших титулы и влияние при дворе. Существовали, однако, и гораздо более важные различия в среде дворянства: независимо от древности рода одни дворяне были фанатическими защитниками феодальных порядков, другие склонялись к реформам, к капиталистическим, а не к феодальным методам эксплуатации крестьянства.
Отдельные аристократы были причастии к колониальной торговле. Банкирские операции, ростовщичество, коммерческое домовладение, добывающая и обрабатывающая промышленность интересовали этих высокопоставленных дворян отнюдь не менее, чем коммерсантов, принадлежавших к бесправному третьему сословию.
К дворянству мантии относилась судейская знать, члены высших судебных учреждений — парламентов и высших финансово-административных органов. В XVI—XVII вв. эта чиновная знать носила еще название люди мантии и резко отличалась от дворянства шпаги своим происхождением: люди мантии были выходцами из третьего сословия. Но постепенно их связи с третьим сословием утрачивались и они превращались в прослойку господствующего класса феодалов — дворянство мантии, которое в XVIII в. было уже тесно связано в лице своих виднейших семейств с родовитой знатью.
Социальное лицо основной массы дворянства мантии и его реакционную роль в XVIII в. гневно характеризовали буржуазные просветители. «Высшая судебная магистратура, — писал Дидро, — нетерпима, ханжески лицемерна, глупа; она хранит свои готские и вандальские обычаи ... и жадно стремится вмешиваться во все — в религию, в государственные дела, финансы, искусство и науку и вследствие своего невежества, корысти и предрассудков всегда все запутывает».
Буржуазия, предпролетариат и крестьянство К крупной буржуазии принадлежали откупщики, банкиры, судовладельцы, купцы-оптовики, многие домовладельцы-коммерсанты, крупные промышленники—мануфактуристы. Возможностью быстрой наживы за счет бесправного и все более разоряемого народа особенно широко пользовались откупщики налогов. Прогрессивная часть французского общества относилась к откупщикам с нескрываемым презрением. В одном богатом доме, куда был приглашен Вольтер, все гости обязались рассказать что-нибудь о разбойниках. Когда дошла очередь до Вольтера, он сказал: «Жил-был один откупщик... Господа, остальное я позабыл».
Продавец щёток. Рисунок Ф. Буше из серии 'Крики Парижа'
Задолженность государства вполне отвечала интересам откупщиков, банкиров, всех правительственных кредиторов. Известно, что Маркс считал государственный долг одним из самых сильных рычагов первоначального накопления. Государственные кредиторы составляли наиболее верноподданническую часть буржуазии. Лишь с появлением опасности государственного банкротства отношение и этой части буржуазии к правительству изменилось.
Многочисленная мелкая буржуазия состояла из цеховых мастеров, лавочников, владельцев мелких мастерских капиталистического типа. К мелкой буржуазии относилась и часть работников рассеянной мануфактуры, например многие лионские шелкоткачи, имевшие по три-четыре станка, для обслуживания которых сами мастера постоянно нанимали ткачей-подмастерьев. Все эти прослойки мелкой буржуазии мало различались по материальному положению и были объединены ненавистью к засилью привилегированных.
Предпролетариат еще не выделялся заметно из общенародной массы, был слаб и сравнительно немногочислен. К различным прослойкам этого класса принадлежали ремесленные подмастерья, поденщики, ученики, рабочие мануфактур, портовые грузчики, шахтеры.
Уже задолго до революции происходила глубокая социальная дифференциация в среде французского крестьянства. Подавляющую массу сельского населения составляла беднота. Ужасающая нищета широких слоев крестьянства засвидетельствована многими современниками, в том числе и представителями тогдашней администрации. В 1742 г. один чиновник из Фалеза писал своему начальнику, интенданту: «Некоторые приходы платят очень мало (налогов), другие же — чрезвычайно обременены, чтобы не сказать — раздавлены, и жители этих приходов погибают в нищете. Эти люди голы, как черви, черны, как негры, питаются всю свою жизнь впроголодь и самой дурной пищей».
Массовые движения во второй половине XVIII в.
Во второй половине XVIII в. как в городе, так и в деревне почти не прекращались народные волнения. В одной Нормандии, где, по признанию местного парламента, голод заставлял целые деревни переходить «на пищу животных», крестьянские восстания вспыхивали шесть раз в течение небольшого периода — с 1752 по 1768 г. В годы феодальной реакции крестьянские волнения усилились, особенно в Пуату, Визилё, районе Севеннских гор, в Виварё, Жеводане.
Движения городского населения были тоже довольно часты. Взрывы недовольства низов городского населения отмечались в 1770 г. в Руане и Реймсе, в 1775 г.— в Дижоне, Версале, Сен-Жермене, Понтуазе, Париже, в 1782 г. — в Пуатье.
В XVIII в. в связи с ростом капиталистической мануфактуры массовое движение часто приобретало форму стачечной борьбы. В Невере рабочие стачки и восстания (по выражению местных властей, мятежи) происходили в 50 — 60-х годах почти регулярно через каждые два-три года. Значительный конфликт между трудом и капиталом вспыхнул в 1744 г. в Лионе. Это была хорошо организованная стачка лионских шелкоткачей. Местный интендант писал тогда о ткачах-стачечниках: «Они не грабили и не убивали. Но они насильно заставили купеческого старшину подписать приказ ... продиктованный ими самими». Речь шла об отмене только что введенного регламента, создававшего более тяжелые условия труда шелкоткачей. Жестокие репрессии, которым подверглись организаторы стачки, не прекратили стачечной борьбы.
Стачки в Лионе возникали в 1752, 1759, 1771, 1774, 1778 и 1786 гг.; последняя из этих стачек называется в буржуазной исторической литературе «мятежом 1786 г.». Волнения начались со стачки каменщиков, потребовавших от подрядчиков упорядочения выдачи заработной платы. Затем в связи с ростом дороговизны началась совместная стачка шелкоткачей и шляпников, потребовавших увеличения сдельных расценок. Стачечники-демонстранты двигались по городу стройными колоннами. После кровопролитной схватки с воинскими частями они окружили ратушу и заставили представителей местной власти подписать приказ о повышении сдельных расценок. Но вскоре это движение было подавлено. Руководитель стачечников-повстанцев Пьер Соваж был казнен.
Упадок французского абсолютизма во второй половине XVIII в. Во второй половине XVIII в. дальнейший рост производительных сил во Франции был возможен лишь при условии глубоких революционных преобразований. Но французский абсолютизм уже представлял собой в это время реакционную силу. Поэтому даже те мероприятия правительства, которые, по видимости, были направлены на развитие промышленности, не достигали цели. Поддержка абсолютизма банкирами, откупщиками и некоторыми другими элементами верхушки буржуазии, равно как и покровительство абсолютизма этим элементам, не изменяли существа абсолютной монархии как государства, охранявшего классовые интересы привилегированных землевладельцев.
Одним из признаков упадка абсолютизма являлась его неспособность завершить формирование политического и административного единства страны.
Сосредоточение власти в руках провинциальных интендантов не устранило во Франции чудовищной административной «чересполосицы». Административная терминология соответствовала запутанности административных порядков. Наряду с понятием «интендантство» употреблялись термины «генеральство» и «провинция», причем понятие «провинция» применялось тогда и к генеральствам, и к интендантствам, и к военным округам. Четкого разделения на административные округа, таким образом, во Франции не существовало даже в конце XVIII в.
Большая часть Франции управлялась посредством громоздкого бюрократического аппарата, и только некоторые области пользовались кое-какими, притом неодинаковыми, правами самоуправления. Неодинаково управлялись и города. Выборность мэров была по большей части уничтожена; короли продавали должности мэров.
Руководство в судебных трибуналах сенешальств и бальяжей (судебных округов, издревле носивших название сенешальств на Юге и бальяжей на Севере) перешла к интендантам. Суд совершался не только на основе королевского законодательства, но и на основе особых для каждой области законов и обычаев, имевших различное историческое происхождение.
В условиях бесправия широких масс народа и судебно-административного хаоса допускались невероятные злоупотребления. Особенно ярким проявлением чудовищного произвола были «летр де каше» (lettres de cachet — приказы в запечатанных конвертах), т. е. негласные королевские приказы. Они применялись и для арестов, притом особенно часто во второй половине XVIII в. Посредством «летр до каше» министры, интенданты, придворные фавориты и фаворитки могли по своему произволу избавляться от политических и личных врагов. Для этого достаточно было вписать в такой приказ, снабженный королевской подписью и печатью, желательное имя, и этого человека без суда заключали в тюрьму на неопределенно долгое время.
Официально во Франции признана была лишь католическая церковь. Ряд правительственных и церковных мероприятий, последовавших за отменой Нантского эдикта (1685 г.), укреплял полновластное господство католицизма. Протестанты подвергались преследованиям, их били плетьми, бросали в тюрьмы, ссылали на каторгу. Крещение и браки признавались только в тех случаях, когда они совершались католическим духовенством. Члены семьи протестанта, не подчинявшиеся этому требованию, лишались по закону всех гражданских прав.
Церковная аристократия отстранила низшее духовенство от участия в церковных ассамблеях и в органах местного самоуправления — провинциальных штатах.
Армия рассматривалась наряду с церковью и судом как важнейшая опора трона. Она формировалась путем вербовки, срок службы устанавливался договором. При Людовике XVI в армии были проведены реформы, имевшие немаловажное военное значение. В 70—80-х годах главный инспектор артиллерии Грибоваль почти удвоил численность артиллеристов, рабочих арсенала перевел на положение военных, реконструировал материальную часть артиллерии, ввел новый, усовершенствованный тип орудий, словом, создал по тем временам превосходную артиллерию.
Но в то же время командный состав армии приобрел более отчетливо выраженный сословный, кастовый характер. По военному регламенту 1781 г. лица, желавшие получить офицерский чин в пехоте или кавалерии, обязаны были документально доказать свою принадлежность к дворянству в четырех предшествующих поколениях. Исключались, следовательно, не только выходцы из третьего сословия, но и лица, дворянская родословная которых насчитывала менее 100 лет.
Внешняя политика Людовика XV Об упадке французского абсолютизма свидетельствовали и неудачи внешней политики, приходящиеся главным образом на время самостоятельного правления Людовика XV (1723—1774). Сам король, пессимистически оценивая ближайшие перспективы абсолютистской Франции ввиду безнадежного состояния финансов и нарастающего протеста народных масс, говорил: «после нас хоть потоп», и все свое время отдавал развлечениям. При нем большое влияние на государственные дела приобрели его фаворитки — сначала маркиза Помпадур, затем графиня Дюбарри. Внешняя политика Франции в это время определялась дальнейшим обострением колониальных и торговых противоречий с Англией, но была авантюристической и принесла правящим кругам большие разочарования.
Сначала Франция втянулась в войну за Австрийское наследство (1740—1748), в которой она выступала вместе с Пруссией против англо-австрийского союза. Война принесла Фридриху II богатую провинцию Силезию, Франции же не дала ничего в Европе и ослабила ее позиции в колониях.
Несмотря на Ахенский мир 1748 г., положивший конец этой войне, англо-французская борьба в Индии и Северной Америке фактически не прекратилась. Англичане своими каперскими действиями наносили огромные потери французскому торговому флоту. Вооруженные столкновения между французами и англичанами, возобновившиеся в 1653—1654 гг. в Канаде, в долине Огайо и в Индии, также шли успешно для англичан.
Поэтому правительство Людовика XV пыталось решить исход борьбы с Англией не в колониях, а на территории Европы, что уже само по себе было грубым просчетом. Вступив в союз с Австрией против Пруссии, опиравшейся на помощь Англии, Людовик XV втянул свою страну в Семилетнюю войну (1756—1763), которая окончательно расстроила финансы Франции и закончилась для нее крупными потерями в колониях.
Реформы Тюрго и их неудача В 1774 г. на трон Франции вступил Людовик XVI. Ему были чужды многие пороки Людовика XV. Но Людовик XVI был тупой, ленивый и безвольный человек. По выражению Мирабо, «единственным мужчиной» в семье нового короля была его жена, австрийская принцесса Мария Антуанетта; она и была вдохновительницей реакционных мероприятий.
Первые годы царствования Людовика XVI ознаменовались, однако, такими реформами, которые могли бы способствовать развитию капитализма во Франции, если бы их вскоре не отменили. На пост генерального контролера финансов был призван Тюрго, крупный государственный деятель и выдающийся экономист-теоретик, физиократ. Ему и принадлежала инициатива реформ, проведенных в 1774—1776 гг. Тюрго отменил стеснения хлебной торговли, уменьшил пошлины с ввозимых в города продовольственных товаров, распространив одновременно этот налог на привилегированных. Привилегированные сословия были, кроме того, обложены дорожной пошлиной, а государственная крестьянская повинность — дорожная барщина — была упразднена. В 1776 г. Тюрго лишил сеньоров-виноделов важнейшего для них баналитетного права. Все это вызвало против него сильнейшее недовольство аристократии и всего дворянства.
Тюрго восстановил против себя и часть буржуазии. По предложению Тюрго в январе 1776 г. король подписал указ, уничтоживший цеховые корпорации и гильдии. За исключением четырех-пяти профессий, все виды торгово-промышленной деятельности были освобождены от всяких ограничений и регламентов. Но, как уже было сказано, часть французской буржуазии извлекала выгоды из монополий. Особенно сильно были возмущены так называемые шесть гильдий города Парижа (меховщики, торговцы колониальными товарами, галантерейщики и др.). По выражению историка Мишле, «надменная потомственная лавка была взбешена не менее, чем Версаль».
Перечисленные реформы Тюрго были лишь первым шагом к намечавшимся им дальнейшим, не менее серьезным преобразованиям. Судебная аристократия знала, что Тюрго не сочувствовал восстановлению парламентов, ликвидированных в предшествовавшее царствование канцлером Мопу. Высшему духовенству было известно отрицательное отношение Тюрго к отмене Нантского эдикта. Вскоре после коронации Людовика XVI Тюрго вручил королю свой «Мемуар о веротерпимости». Привилегированная городская магистратура с тревогой ожидала административных преобразований Тюрго, который разработал план единого общинного и городского самоуправления. Органам самоуправления предполагалось передать распределение налогов и руководство местными общественными работами, в первую очередь дорожным строительством. Эти органы должны были состоять из лиц, выбираемых не по сословному принципу, без разделения граждан на курии. Избирательное право предполагалось предоставить землевладельцам с определенным размером дохода.
Взятие Квебека англичанами 13 сентября 1659 г. Гравюра 1760 г.
Уничтожение цехов, слухи о муниципальной реформе и почти одновременное появление смелой брошюры «О неудобстве феодальных прав», написанной Бонсерфом, другом и единомышленником Тюрго, умножили число врагов реформатора, объединили против него князей церкви, сеньоров, дворянство мантии и финансистов. Брошюра Бонсерфа была сожжена палачом по приговору парламента. Враги Тюрго воспользовались продовольственными затруднениями 1775 г. и народными волнениями (так называемой мучной войной), чтобы свалить ненавистного министра. В мае 1776 г. Тюрго получил отставку, все реформы были отменены занявшими его место бездарными ставленниками придворной камарильи.
Феодально-абсолютистские порядки стесняли развитие производительных сил, препятствовали развитию промышленности и свободному формированию рынка рабочей силы, задерживали рост внутреннего рынка и внешней торговли, затрудняли развитие кредита.
Все эти социально-экономические условия и особенно феодальная реакция 70—80-х годов должны были привести к резкому обострению всех классовых противоречий, к мощным народным движениям. Неизбежным было в этих условиях и усиление идеологической борьбы. В 1787—1789 гг. во Франции сложилась революционная ситуация.