Поговорим о деле, причём начистоту Осада Ля Рошели ужель нужна Кресту?
Много можно придумать причин той войны. Говорят, это была месть герцога Бэкингема кардиналу Ришельё за формальный запрет впредь появляться на территории Франции и видеть французскую королеву. Ещё говорят, это был страх Англии, что Франция станет её конкурентом на море. Говорят также, что дело было в стремлении Карла I умиротворить своих пуритан, поддержав французских гугенотов. Наверное, всё это отчасти правда. Но главное то, что Луи XIII и Ришельё должны были окончательно подчинить своей власти мятежный город, это вечное гнездо еретиков, последний порт Франции, открытый для англичан. О каком мире могла идти речь, если в 1627 году опять вспыхнуло восстание гугенотов и 10 сентября пушки Ля Рошели обстреляли королевские войска? Но вопрос был предрешён задолго до того, как католики и гугеноты опять сошлись в бою.
Пока кольцо осады не сомкнулось, пока бастионы и стены Ля Рошели ещё были целы, оставалось время взглянуть на обречённый город и вспомнить его историю. В X веке это была скорее деревушка. В XII-XIII веках — уже крупный торговый город. Конспирологи могут радоваться: во всём виноваты тамплиеры. Именно они построили порт Ля Рошели, до XV века остававшийся самым крупным на всё атлантическом побережье Франции. В 1137 году Гийом X, герцог Аквитанский даровал Ля Рошели статус свободного порта и города-коммуны, а пятьдесят лет спустя вольную хартию подтвердила его дочь — знаменитая Элеонора Аквитанская, — и город впервые избрал себе мэра, двадцать четыре муниципальных магистрата и семьдесят пять нотаблей. Привилегии вольного города, право чеканить собственную монету и не платить сеньору многие виды налогов произвели ожидаемый эффект — Ля Рошель стала богатым городом буржуа, мореходов и судовладельцев. Они успешно балансировали на середине качелей — между Англией и Францией, — и во все времена превыше всего ставили процветание своей торговли солью и вином. Политикой город не интересовался, а постоянно крепнущие укрепления и собственный флот служили залогом того, что и политика не будет интересоваться городом. Жители только смотрели на кипевшие вокруг войны и битвы, например, на знаменитую морскую битву 1372 года, когда испанский и французский флот захватил контроль над Ла Маншем, а в море у Ля Рошели отражалось зарево пылающих английских кораблей.
На свою беду с 1568 года Ля Рошель стала оплотом гугенотов. Пагубные идеи кальвинизма оказались приятны её торговцам, и принимая их, они не могли предвидеть первую осаду Ля Рошели, что началась вскоре после ночи Святого Варфоломея. Потом, при Генрихе IV город наслаждался худым миром и торговля его процветала, но в 1620-х годах, когда протестантские мятежи были не редкостью, Ля Рошель снова заявила о неприятии королевской власти. Горожане надменно считали себя непобедимыми, а свою Ля Рошель — неприступной.
Первая половина XVII века — это время заметного шага вперёд в развитии фортификаций. Инженеры наконец поняли, что надо противопоставить современному осадному искусству, и войны стали превращаться в череду осад, сведя полевые сражения к минимуму — вспомним, как часто приходилось возиться с осадами испанцам в Нидерландах... Ля Рошель ни на год не прекращала наращивать и улучшать и без того внушительные укрепления. Кольцо толстых стен прикрывали двойные рвы и стратегически точно расположенные двенадцать бастионов, артиллерия насчитывала полторы сотни тяжёлых орудий. Население города составляло около 28 тысяч человек, из них 6-8 тыс. в любой момент могли взяться за оружие. Ко всему этому надо добавить прибрежное положение. Оно было существенной проблемой: строго говоря, до того момента, когда первым министром королевства стал кардинал Ришельё, Людовик XIII не имел флота, стоящего упоминания.
То, что война будет, Ришельё прекрасно понимал. То, что Англия примет в ней самое деятельное участие, он тоже знал. То, что основным театром боевых действий станет Ля Рошель, также было ясно. Вопрос был в том, когда всё начнётся. Опыт даже подсказывал «красному герцогу», в какой момент англичане начнут конфликт, всё просто — как всегда в самый неудобный для Франции.
Как известно, в ту пору во Франции на каждый лье — по сто шпионов Ришелье, мигнёт француз — известно кардиналу. Были они и в Лондоне. Так что как только в марте 1627 г. английское правительство начало собирать армию, в Париж полетели секретные депеши. Шпионы писали, что герцог Бэкингем возглавил Военный совет, что все ресурсы были мобилизованы на войну с Францией, что флот готовит суда в достаточном количестве для перевозки войск. Кардинал усмехался. «Мы надеемся, — говорил Ришельё, — что англичане скорее сделают хуже себе, чем нам».
Наконец кардинал получил пренеприятнейшее известие, что 27 июня 1627 г. английская эскадра под вымпелом «великого адмирала» герцога Бекингема покинула Портсмут — более восьмидесяти кораблей, на борту которых находился экспедиционный корпус численностью по разным оценкам от шести до десяти тысяч человек. Внушительное предприятие, но цель его не была объявлена официально. Соответствующее заявление не получили ни посол Людовика XIII в Лондоне, ни французский государственный секретарь в Париже. Бэкингем имел чёткие инструкции короля Карла I: захватить острова у входа в бухту Ля Рошели и поддержать мятеж гугенотов. Ришельё в свою очередь сосредоточил небольшую армию в Пуату и подготовился к походу на Ля Рошель. Так началась необъявленная война.
Через месяц, 25 июля 1627 г. эскадра Бэкингема достигла острова Ре. Его население хоть и было протестантским, но присоединяться к мятежу против короля не желало. Корабли пристали к берегу и по шатким сходням на земли Франции в который уже раз за её историю сошли отряды англичан. Трёхтысячному гарнизону маршала де Туара пришлось туго. Французы отступили после кровопролитного боя в форт Сен-Мартен, и там их тут же взяли в кольцо. Тем временем герцог Бэкингем обратился к горожанам Ля Рошели. Мол, я уже тут, войнушка в полном разгаре, не желаете ли присоединиться, май диа фрэндз, энд форвард ту фридом? Для переговоров в город направился герцог Субиз, один из прославленных прошлыми мятежами вождей протестантов. Однако жители города, как это и подобает честным торговцам, принялись вилять задом, стремясь усидеть на двух стульях. Лярошельцы продолжали считать себя в оппозиции к Луи XIII, но отказались принять английского посла французского происхождения и даже не позволили английским кораблям войти в гавань. Открытый разрыв с королём Франции пока что пугал горожан, страх которых умело усиливали агенты Ришельё.
Кардинал тем временем оценивал имеющиеся ресурсы, и это занятие приводило его в дурное расположение духа. Война, как он и ожидал, началась в крайне неудачный для Франции момент. Государственная казна содержала... короче, скажем так — казна была пустой, как карман королевского мушкетёра. Англичане это прекрасно знали и потирали руки, чуя победу. Вот только характера Ришельё они не знали достаточно хорошо. Кардинал выделил на нужды армии 1,5 миллиона ливров из собственных средств и ценой больших трудов выбил ещё 4 миллиона от кредиторов. С такими финансами можно было уже посмотреть, кто кого. Недостающие корабли были взяты в аренду в Амстердаме. По этому поводу городской совет Амстердама устроил дебаты — можно ли позволить французским войскам отправлять церковные службы на палубах голландских кораблей, ведь голландцы были протестантами, а не католиками. В итоге решили, что католические службы справлять нельзя, но в остальном нанятые корабли и экипажи честно выполнили все свои обязательства по транспортировке войск к Ля Рошели. То, что в Ля Рошели сидели их единоверцы, амстердамцев мало беспокоило — только дурак будет отказываться от денег ради каких-то религиозных разногласий, а дураками тамошние бюргеры не были, зато были в войне с Габсбургами, и союзник в лице Франции был необходим.
Прежде всего, надо было выбить проклятых английских еретиков с острова Ре и спасти маршала де Туара с его отважным гарнизоном. В ночь на 7 октября двадцать девять французских кораблей, проскользнув мимо англичан, доставили осаждённым продовольствие и боеприпасы. Они успели вовремя — форт Сен-Мартен уже готовился сдаться неприятелю в виду закончившихся продуктов. Утром англичанам предстало удручающее их зрелище: гарнизон приветствовал их воздетыми на пики индюшками, цыплятами, языками и окороками, а любой солдат поймёт, что мало какие знамёна могут поднять боевой дух лучше этих. У англичан же наоборот кончились и деньги, и провиант. Раз взять де Туара измором не вышло, в ночь с 5 на 6 ноября 1627 г. Бэкингем совершил последнюю отчаянную попытку захватить Сен-Мартен. В темноте, освещаемой факелами и вспышками орудий, англичане упрямо пошли на приступ. Результатом стал полный провал и 600 англичан, убитых во время штурма. На следующий день же Бэкингем начал эвакуировать свои ослабленные войска на корабли, в чём французы решили поучаствовать, став из обороняющихся нападающими. Арьергардные бои оказались ещё более жестокими, чем штурм — англичане потеряли ещё две тысячи человек. Несмотря на многочисленность их чуть не утопили в море. Французы захватили 4 пушки, лошадей, снаряжение отступающих, а также 44 позорно брошенных английских знамени, которые с триумфом доставили в Париж и выставили в качестве трофеев в соборе Нотр-Дам. Ришельё просто переиграл Бэкингема — пока англичанин тормозил, грызя стены Сен-Мартена, кардинал успел подготовить и перебросить под стены Ля Рошели двадцатитысячную армию.
Клод Лоррен — Осада Ля Рошели войсками Луи XIII, 1631
Форты острова Ре теперь нацелили пушки на Ля Рошель, и осаждённым горожанам пришлось засомневаться, уж не зря ли они надеялись на свои укрепления. Постоянная канонада, впрочем, не сильно пошатнула их решимость продолжать борьбу, поскольку всё ещё оставались большие надежды на помощь Англии, а толстостенные укрепления хорошо держали ядра. В этой ситуации Ришельё логично рассудил, что город необходимо блокировать не только с суши, но и с моря. Вопрос чем? Французский флот уже окреп, но полностью помешать английским кораблям прорвать блокаду не мог. Помогло юношеское увлечение кардинала. Когда он был скромным учеником в Наваррском колледже, то очень увлекался изучением античных авторов. В их числе читал он и рассказ римского историка Квинта Курция о том, как Александр Македонский взял Тир благодаря плотине, отрезавшей город от моря.
30 ноября 1627 г. началось возведение плотины, призванной перекрыть фарватер, ведущий в порт. Задача это была не из лёгких. Плотина должна была находиться вне досягаемости артиллерии Ля Рошели, то есть довольно далеко от берега, что сильно увеличивало её протяжённость. Она также должна была быть достаточно мощной, чтобы отбивать атаки английского флота и морских приливов. Ришельё поступил просто: он объявил конкурс на лучший проект. Выбрано было предложение королевского архитектора и инженера Клемана Метедо. Исполнение этого проекта доверили главному строителю Франции Жану Тирио. Работали над плотиной 4 000 солдат-добровольцев, каждый из которых получал 20 су прибавки к жалованию ежедневно, так что строили с пугающей быстротой. Внешняя сторона плотины состояла из старых затопленных кораблей, чьи трюмы набили балластом, а внутренняя – из наваленных один на другой камней. Посередине предусмотрительно оставили брешь, ослаблявшую давление волн во время приливов и отливов. Общая длина плотины составила 1 400 метров. Французы под руководством Ришельё -- страшная сила, страшнее, чем ландскнехты с Фрундсбергом.
Людовик XIII и Ришельё лично наблюдали за строительством. В марте 1628 г. возведение плотины было завершено. К началу апреля 1628 года королевские войска замкнули кольцо вокруг города, начав блокаду и с суши. Они построили вокруг города 12 километровые контрваляции, а также 11 фортов и 18 редутов. Теперь Ля Рошель была обречена пасть, если только не получит своевременную помощь извне. Англичане готовились эту помощь предоставить. Карл I был глубоко уязвлён поражением и собирал силы для реванша. Наконец 8 мая 1628 г. из Портсмута опять вышел английский флот, на этот раз — под вымпелом лорда Денбига. Благоприятная погода позволила эскадре достичь Ла-Рошели уже через неделю. Возмездие несносным французам было близко как никогда. Но адмиралу предстояло сделать очень неприятное открытие: пройти сквозь плотину Ришельё оказалось невозможно. Установленная на ней артиллерия не давала судам приблизиться на достаточное расстояние для бомбардировки. 16 мая Денбиг направил к плотине брандер и спецкоманду на шлюпке, чтобы поджечь и подорвать препятствие. Французские пушки не дали подойти к плотине и подрывникам. Адмирал набрался смелости и решился на трусливый поступок — через 2 дня, к полному изумлению королевских войск флот адмирала Денбига вышел в море и взял курс на Англию. Вдогонку ему летели крики отчаяния ларошельцев, которые стали подозревать, что их кинули.
Вспомним Дюма, здесь он точен: «Генрих IV, осаждая Париж, приказывал бросать через стены города хлеб и другие съестные припасы; кардинал же приказал подбрасывать письма, в которых он разъяснял ларошельцам, насколько поведение их начальников несправедливо, эгоистично и жестоко. У этих начальников хлеба было в изобилии, но они не раздавали его населению; они придерживались правила (у них тоже были свои правила), что неважно, если умрут женщины, старики и дети, лишь бы мужчины, обязанные защищать стены их города, оставались здоровыми и полными сил. К тому времени правило это, правда, не получило ещё всеобщего применения, но, то ли вследствие бессилия жителей ему противодействовать, то ли вследствие их самопожертвования, превратилось уже из теории в практику; подмётные письма кардинала подорвали веру в его неоспоримость; письма напоминали мужчинам, что обречённые на смерть дети, женщины и старики – их сыновья, жены и отцы, что было бы справедливее, если бы все разделяли общее бедствие, и тогда одинаковое положение приводило бы жителей к единодушным решениям... Между тем королевская армия, которой были чужды тревоги его единственного и настоящего главы, вела весёлую жизнь. И съестных припасов, и денег в лагере было вдоволь; все части соперничали друг с другом в удальстве и различных забавах. Хватать шпионов и вешать их, устраивать рискованные экспедиции на дамбу и на море, затевать самые безрассудные предприятия и хладнокровно выполнять их – вот в чем армия проводила все время и что помогало ей коротать дни, долгие не только для ларошельцев, терзаемых голодом и мучительным ожиданием, но и для кардинала, столь упорно блокировавшего их».
Анри-Поль Мотт — Ришельё на плотине под Ля Рошелью, 1881
Карл I с упорством, достойным лучшего применения, немедленно начал снаряжение уже третьей по счету экспедиции. По итогам сравнения успехов адмиралов командующим вновь назначался Бэкингем. Многим англичанам эти планы пришлись не по нутру. Народ решил, что это «злой гений» короля, Бэкингема, втягивает Карла I в рискованную и дорогостоящую авантюру. Начался явный саботаж готовящейся экспедиции, правда, свою лепту в него внесли и французские агенты в Англии. В конце июля 1628 г. Бэкингем прибыл в Портсмут, чтобы лично наблюдать за приготовлениями. Под его надзором дело пошло быстрее и уже в начале сентября герцог планировал выйти в море. Не вышло. 23 августа 1628 г. сиятельнейший герцог был вульгарно зарезан неким фанатиком-протестантом по имени Фельтон.
Карла I потеря фаворита не остановила, да и вообще поздно отступать, когда на подготовку уже потрачена уйма денег. 17 сентября 1628 г. внушительный флот всё же отошёл от берегов Англии, однако эта экспедиция также потерпела неудачу. Видно, Карл I хоть и был великолепным полководцем на суше, в морской войне разбирался мало. Тут уже самым упрямым из Ля Рошели стало ясно, что дело труба и помощи от англичан ждать нечего. Главные зачинщики мятежа поспешили удрать в Англию, а рассудительные бюргеры начали переговоры с королём, завершившиеся капитуляцией 26 октября 1628 г. без всяких условий. 29 октября кардинал Ришельё, настоящий победитель англичан и Ля Рошели въехал в покорённый город в сопровождении своей гвардии и королевских войск. Верхом на белом коне, облачённый в сутану и доспехи, он должен был выглядеть весьма величественно. Кардинал принял бывшего мэра Жана Гитона и поинтересовался, что теперь он думает о короле Англии и короле Франции. Гугенот с достоинством ответил: «Я думаю, лучше иметь господином короля, который сумел взять Ля Рошель, чем короля, не сумевшего её защитить».
Так закончилась осада Ля Рошели, которая длилась 14 месяцев и стала последним крупным вооружённым конфликтом французских католиков с гугенотами. За это время благодаря боевым потерям, голоду и болезням население города сократилось с 27 тысяч до пяти, и милостивый кардинал не стал проводить репрессии после победы. 24 апреля 1629 г. в Сузе был подписан мир, положивший конец англо-французской войне, а 28 июня 1629 г. был издан эдикт Але, который подтвердил положения Нантского эдикта Генриха IV, но установил, что отныне гугеноты не будут иметь во Франции политических прав, они обязаны передать все свои города под управление короля и сдать все свои крепости. За это они получали полную амнистию и гарантии религиозных свобод.
Ля Рошель снова стала великолепным торговым портом, когда развернулась французская торговля с Новым Светом. Из Ля Рошели уходили в Африку суда работорговцев, приходили флотилии с сахаром из Антильских островов и мехами из Канады. Город расширялся, богател и становился всё прекраснее — вплоть до конца XVIII века, когда французская революция отбросила страну назад в развитии и помогла Англии окончательно одержать верх в конкуренции по торговле. С укреплением Британской империи и её коммерции таким городам-портам, как Ля Рошель больше ничего уже не светило...
Жан Гитон (1585–1654). Будучи назначен адмиралом флота Ля-Рошели, Жан руководил морским боем при Сен-Мартен-де-Ре против королевских войск в 1622-м году. Позже он участвовал в восстании Субиза в 1625-м году, что привело к захвату острова Ре королевскими силами. Жан Гитон стал мэром Ля-Рошели, в 1627-28 годах организовал ожесточенное сопротивление во время осады города. После капитуляции Ля-Рошели, Жан Гитон был вынужден эмигрировать в Лондон. В 1635-м году вернулся, и Ришелье предложил Жану один из ключевых постов в королевском флоте и тот стал воевать против Испании.
Отправлено: 13.07.11 02:11. Заголовок: Один из моих со-игро..
Один из моих со-игроков любезно выложил перевод фрагмента из этой книги:
цитата:
КОЕ-ЧТО ОБ ОСАДЕ ЛАРОШЕЛИ И СОПУТСТВУЮЩИХ ЕЙ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ
(Отрывки из книги. Ссылки на источники, приведенные в оригинале, опущены)
(…) Туара воспрянул духом, вызвал к себе офицеров и волонтеров, сообщил им новости, внушая уверенность, которой, возможно, не чувствовал сам, пробуждая их патриотизм, их чувство долга. Затем он велел собрать войско и обратился к нему, как положено истинному южанину, с речью в духе Цезаря: «Товарищи, мне незачем уговаривать вас держаться твердо – мне известна ваша храбрость. Ни один из вас не покраснел бы от стыда при мысли, что окажется менее храбрым, чем англичане. Если вам приятны награды, то знайте: король наградит вас за службу новыми воинскими чинами. Если есть здесь кто-то, кому не хочется разделить с нами опасности войны, пусть покажется: для него откроют ворота, и он может сохранить жизнь, погубив свою честь. Такой человек может не бояться наказания – я отпущу его, уволю, и его не сочтут дезертиром. Но жить он будет опозоренным...» По мере того, как шансы французов уменьшались, шансы британской стороны росли. К 12 сентября прибыли полки сэра Перси Кросби и сэра Ральфа Бингли, а также три роты, около двух тысяч ирландцев и пятисот англичан. В конце месяца прибыли новые подкрепления. Голландские корабли доставили продовольствие. Таким образом, осаждающие получили возможность еще теснее замкнуть блокаду. Особенно плотное заграждение было поставлено со стороны моря. Додумались, например, даже до того, чтобы соединить три-четыре больших корабля, сцепив их бортами, превратив их тем самым в подобие плавучего форта, имеющего восемь или десять пушек. Его поставили на якорь вблизи цитадели, чтобы постоянно держать под наблюдением подходы к ней. Но как-то ночью сильный норд-ост унес это сооружение. Море унесло также плавучие боны из корабельных мачт, которые были укреплены перед фортом; обломки прибило к основанию стен цитадели и к берегу материка. Англичанам пришлось, из боязни потерять свои суда, самим отказаться от идеи соединить их толстыми канатами с привязанными к ним пустыми бочками, чтобы полностью перекрыть все проходы. Шторм рассеял даже барки, тяжело нагруженные камнями. Англичане все же не унывали, полагая, что благополучный исход их трудов близок: по их мнению, противник был уже загнан, «как заяц в силок». Еще одно событие ободрило и обрадовало английский лагерь: ларошельцы, после долгих переговоров, наконец-то решились оказать им помощь. О том, что Ларошель отказалась от нейтралитета в пользу англичан, возвестил 10 сентября выстрел из пушки по войскам герцога Ангулемского на одном из участков осады. Казалось, все в те дни благоприятствовало Бэкингему.
Однако вскоре фортуна стала отворачиваться от нападающих. Королевское правительство делало огромные усилия, чтобы вызволить гарнизоны Сен-Мартена и Ла-Пре. Сам Людовик XIII с конца июля и весь август проболел, и потому сам не мог чем-либо руководить. Кардинал Ришелье полностью взял на себя инициативу сопротивления. Он постоянно пользовался содержимым своего кошелька или доступными ему возможностями кредита, чтобы покрыть самые необходимые расходы. По выражению одного протестанта, он был счастлив, что уже не являлся епископом, «поскольку отдал такое количество колец в заклад, что нечем было бы давать епископское благословение». Он пообещал 10 000 экю тому капитану, матросу или любому смельчаку, который вызовется первый доставить пятьдесят бочек зерна, муки или сухарей в форт Сен-Мартен. Он организовывал и высадку войск. Чтобы обеспечить необходимое рвение подчиненных, он старался подбирать исполнителей из числа близких друзей Туара: например, де Бомона, командира одного из полков, первого дворецкого короля, который был назначен интендантом, или Биготто (Bigotteau), хорошо знавшего местность умевшего находить общий язык с матросами – ему поручили снабжение армии. На побережье Они (Aunis) и Пуату кардинал также направлял людей, в чьей преданности мог быть уверен; зачастую это были люди церкви, как и он сам, такие как его родственник Даниэль Дюплесси, епископ Мандский (Mende), аббат Марсильяк (будущий епископ Мандский), Анри д'Эскубло де Сурди, епископ Майезе (Maillezais), которого Ришелье иногда в шутку называл своим «заместителем на водах пресных и соленых». Комиссар военного флота Совэ (Sauvé) отправился в Байонну, чтобы от его имени закупить пинассы, легкие быстроходные суда, способные хорошо маневрировать как под парусом, так и на веслах, а их экипажи, состоящие из басков, могли проскользнуть прямо в расположение английского флота. Кардинал велел вооружать суда в Дюнкерке, Гавре, Сен-Мало, Пор-Луи и в Сабль-д'Олонне. Он рассчитывал также на помощь испанского флота, которую пообещал «католичнейший» из королей, в случае необходимости, так как имел свои счеты с англичанами. Для того, чтобы принять эту помощь, Ришелье велел подготовить порт Морбиан. Атаковать английские эскадры в тот момент не было возможности. Французский военный флот еще не был готов. Рисковать, вводя его в бой, пока не завершено снаряжение, набор экипажей, пока не подошла испанская эскадра, значило идти на бесполезные жертвы. Первоочередной задачей стало снабжение гарнизона на острове Ре продовольствием. Это следовало сделать «сюрпризом» и небольшими посылками. Начиная с 8 августа несколько барок и баркасов, нагруженных провиантом в Сабль-д'Олонне, стараниями аббата Марсильяка, направились к острову; одна из них добралась до форта Сен-Мартен, две другие – до форта Пре (Prée). У капитанов был приказ, в случае, если удастся избежать захвата, выбросить продукты и боеприпасы в море. В одиннадцать часов вечера 15 августа англичане захватили один баркас; трое из находившихся на нем, Дюкло, д'Артаньян и Морисьер, утонули, двое других, барон де Ренье (Renié) и г-н де Жуи (Jouy) были взяты в плен, но Ренье спустя восемь дней сумел бежать и вернулся в цитадель. В тот же день, 15 августа, Марсильяк занимался организацией нового конвоя для доставки провианта, поручив командование опытному местному лоцману Ришардьеру. Флотилия собиралась в устье реки Сен-Бенуа. Но эмиссары протестантов предупредили английский флот, устье реки было заблокировано и Ришардьер не смог выйти в море. Обстоятельства складывались все более неблагоприятно. В последний момент матросы-протестанты из Сабль-д'Олонна, подстрекаемые единоверцами, отказались взойти на борт кораблей; около сотни их было схвачено и заковано в кандалы. Их приговорили к смерти, но судьи, подписавшие приговор, привели часть из них, с веревкой на шее, к начальнику экспедиции Больё-Персаку (Beaulieu-Persac), который в тот момент лежал больной. Магистраты сказали, что жизнь этих людей в его руках. «Пощадите их, сударь, и они будут верно служить королю!» Больё-Персак так и поступил, и матросы вернулись на суда. Наконец, в начале сентября баскские пинассы начали прибывать на побережье нижнего Пуату. Руководить этими отрядами помощи поручили дворянину из Байонны по имени Вален (Valin). Под его началом находился другой моряк, Кантелу. Они без оглядки ввязались в опасное предприятие. Марсильяк и другой агент Ришелье, маркитант Леклер, еще подстегивали их рвение. Но приказы «сухопутных», аббата и маркитанта, не знакомых с ветрами и считающих возможным идти против прилива, приводили моряков в отчаяние. Кантелу, со свойственной ему грубоватой и живописной искренностью, умолял кардинала избавить их от этой пары «перевозчиков в преисподнюю»; он уверял, что «уж лучше попасть в чистилище, чем в руки этих двоих».
Пинассы загрузили. В каждую поместили по пять бочек с мукой, горохом, бобами, сухарями и треской, по тридцать бочонков с порохом, фитили и свинец для пуль. Часть конвоя перехватили английские суда, часть натолкнулась на заграждение, но многим судам удалось пройти в ночь с 6 на 7 сентября до самого форта Сен-Мартен. Кантелу, получивший приказ держаться в арьергарде, ловко мaневрировал, пока не обошел всех, и прибыл на место на час раньше других, гордый собою. Защитники встретили его возгласами «Да здравствует король!» Большой удачей для них стало получение семидесяти бочонков провианта и боеприпасов, да еще пакетов с медикаментами. Это позволило увеличить паек осажденным, тем более что Вален, собравшись в обратный путь на третью ночь, избавил гарнизон от лишних ртов, забрав с собой немало больных, раненых, а также женщин и детей, которых Бэкингем принудил войти в форт. Все это заметно укрепило дух защитников. Их подбодрило то, что связь между «Большой землей» и островом установилась вопреки стараниям англичан. Один из них написал в шутливом тоне: «Бэкингем хотел завоевать нас, как монахи завоевывают Рай, постами да молитвами. Но аббат Марсильяк имеет на этот счет другое мнение». Сыграло свою роль и письмо от короля, доставленное для Туара; оно было зачитано перед гарнизоном, охотно выслушавшим обещания государя: «Господин де Туара, я желаю, чтобы вы прислали мне список всех тех, кто затворился вместе с вами в цитадели, чтобы никто не был забыт, чтобы ни один дворянин, ни офицер, ни солдат не остались без награды». А пока, в ожидании событий, кардинал немедленно вознаградил тех, кто сумел доставить помощь в цитадель: Валену вручили золотую цепь стоимостью в три тысячи экю, цепи поменьше получили еще три капитана; тринадцать тысяч экю было распределено между матросами пинасс; морские офицеры получили под командование королевские суда, армейские - роты. Англичане, пытаясь остановить доставку помощи, понесли тяжелые потери. При попытке сжечь суда у одной из пристаней было убито пятеро офицеров и много солдат. Британцы потеряли также командира полка, генерал-лейтенанта Борича (Borrach). Это был для них чувствительный удар, в знак траура были спущены флаги на кораблях. Однако это не помешало им весь день обстреливать цитадель из пушек. Одним из ядер убило г-на Монферье (Montferrié), брата Туара; теперь траур настал и в лагере французов. Осада длилась уже два с половиной месяца. Туара берег людей и припасы. Почти с самого начала он отказался от вылазок. Провиант, доставленный недавно, уже снова подходил к концу. Солдаты ворчали. Однако командир оставался бодр. Он знал, что в самом крайнем случае прорвется с боем, днем или ночью, через вражеские траншеи к форту Ла-Пре, намного ближе к «Большой земле», где будет ждать высадки десанта, на который не переставал надеяться. Ну, а если к нему пробьется еще один конвой с провиантом, можно будет продержаться долго. Для того, чтобы добраться до форта, моряки должны будут воспользоваться «большим приливом новолуния» - значит, это случится либо прямо сейчас, либо через месяц. К тому же ветер сменился с юго-западного на благоприятный северо-западный. Придет ли с ним подмога? Ужа давно пора… Туара писал: «Пришлите мне пинассы не позднее восьмого октября: вечером восьмого меня в крепости уже не будет, так как у нас закончится хлеб». Уже 7 октября он выслал парламентеров, чтобы переговорить с Бэкингемом о сдаче цитадели. Герцог потребовал предоставить ему точные условия до 4 часов пополудни в тот же день. В 4 часа один из вестовых Туара доставил герцогу письмо с просьбой отложить вручение условий до 8 утра следующего дня, под тем предлогом, что капитуляцию следовало обсудить с разными людьми, находившимися в крепости – у духовенства, волонтеров, солдат и простых жителей могли быть особые условия, и на согласование требовалось время. Герцог не слишком поверил в эту отговорку и приказал усилить охранение со стороны моря. Он сам поднялся на борт корабля, чтобы наблюдать за выполнением приказа. Однако ночь с 7 на 8 октября была очень темной. Англичане ожидали, что французские суда подойдут со стороны Порта (Portes) и пройдут вдоль острова. Такой план действительно существовал, но в последний момент маршрут был изменен. Выйдя из Сабль-д'Олонна, флотилия прошла вдоль побережья нижнего Пуату, а затем, оказавшись на траверзе цитадели и завидев ее огни, суда направились прямо к ней. Их было всего тридцать пять, в том числе голландские боты, пинаcсы из Байонны, барки из Гавра, Сабль-д'Олонна и Бруажа. Их капитаны тоже происходили из самых разных мест, среди них были и местные лоцманы, и офицеры королевского флота: Больё-Персак, Этьен д'Андуэн, Ришардьер и его сын Ришардьер-Мопа (Maupas), Кантелу, Каюзак, Лоне-Расильи. Особую расторопность проявил уроженец Байонны Этьен д'Андуэн: за 11 часов он успел побывать в Сен-Жан-де-Люз, вернуться со своими пинассами, за всем присмотреть, все приготовить вовремя, чтобы воспользоваться темнотой ночи, попутным ветром и приливом. Шевалье Больё-Персак, еще не вполне оправившись после болезни, встал с постели, чтобы взойти на борт корабля и принять командование. С ними отправились 60 дворян, 250 солдат, около 500 матросов, двое артиллеристов, шесть канониров и два хирурга. Был там и священник, отец Бремон; после отплытия, взобравшись на лафет пушки, он обратился с речью к своим спутникам. А перед отплытием все они получили благословение от Клода де Туара, епископа Нимского, брата губернатора Ре. Флотилия в полной тишине вошла в расположение английского флота, где тоже царило настороженное молчание. Потом противник все-таки что-то расслышал, была поднята тревога, раздались выстрелы, завязалась схватка. Капитан д'Андуэн ударом шпаги отсек руку ларошельцу, который схватился за рулевое колесо. Французы сражались с девизом: «Да здравствует король! Пройти или умереть!» С этим кличем они в ночной темноте пробили себе путь, несмотря на огонь мушкетов и попытки абордажа с английских баркасов, который в сумятице не могли понять, в кого целиться. Количество препятствий было огромно. Заграждения из канатов, жердей и мачт, связывавших между собой английские суда, приходилось разрубать тесаками, растаскивать алебардами, отталкивать пиками. Несколько кораблей было захвачено. Больё-Персак, видя, что избежать захвата не удастся, схватив запал, пригрозил поджечь порох: «Какая разница – свариться или быть поджаренным?!» Он выговорил неприкосновенность для всего экипажа, после чего сдался вместе со своим помощником Лоне-Расильи. Между тем, большая часть флота поддержки пробилась: 29 кораблей из тридцати пяти добрались до подножия стен цитадели. Часовой с бастиона Королевы окликнул их: «Кто идет?» С кораблей раздался дружный ответ: «Да здравствует король!» Туара вбежал в воду выше колен, встречая спасителей. Их ведут в крепость, сушиться у каминов в солдатских казармах, где развели жаркий огонь. С наступлением дня англичане осыпали корабли градом зажигательных ядер, однако сжечь их не смогли. Пальба из пушек и мушкетов также не дала заметного результата. А когда настал восьмой час утра — час, когда Дезэтан (Des Etans) и Субран должны были доставить Бэкингему договор о капитуляции, — французы высыпали на стены крепости, демонстрируя нацепленные на пики связки винных бутылок и аппетитных закусок: индеек, каплунов, ветчины и копченых говяжьих языков. У них было теперь шестьдесят бочонков вина, в том числе испанского, несколько ящиков всяких лекарств, виноградный сок, уксус, несколько живых баранов, вдоволь одежды, в частности, перчатки, плотные плащи с капюшонами, длинные теплые куртки для часовых, доски для обустройства казарм и древесный уголь для отопления. Поскольку доставили также и большой запас пороха, и канониров, пушки крепости в тот же день заговорили, отгоняя те из английских кораблей, которые подошли слишком близко. Англичанам не верилось, что подобное предприятие возможно. Бэкингем невольно восхитился подвигом противника. После полудня он навестил пленных дворян, содержавшихся на борту одного из английских кораблей, и сказал: «По-моему, только сущие дьяволы или люди, приговоренные к смерти, могли, ради искупления, решиться так рисковать жизнью, чтобы оказать помощь этой крепости». Его мнение разделяло большинство английских солдат и моряков. Больё-Персак на это ответил: «Сударь, в нашей стране не пользуются услугами осужденных, чтобы делать добрые дела, для нас сражаться – значит найти себе хорошее применение!» Помимо провианта и боеприпасов, флотилия доставила осажденным новое письмо от короля к Туара, где говорилось, что государь прибыл в расположение армии и вскоре подготовит высадку десанта. На самом деле король решил, вместо того, чтобы посылать в форты острова Ре небольшие подкрепления и провиант, что лишь затягивало сопротивление, но не давало результата, высадить крупный отряд, который смел бы англичан со всего острова. В государственном совете имелись сомнения на этот счет. Кое-кто считал нежелательным рисковать целой армией, пустив ее на произвол ветров и приливов, да еще учитывая трудность высадки и многочисленность противника, прочно засевшего на острове; высказывалось мнение, что противник понесет бОльший урон, если оставить его в покое: наступление зимы и штормов вынудит-де их поднять якоря. Сторонники этой тактики, по сути, мысленно уже примирились с потерей острова, для них важнее всего сейчас была сама Ларошель. Однако кардинал не разделял это мнение. Он поддержал просьбу Туара о десанте: для того, чтобы держать в осаде Ларошель, достаточно было добавить два-три полка, после чего на остров Ре можно было бы направить пять-шесть тысяч человек. Он заметил, что «остров слишком важен, ведь если противник полностью захватит его, они очень быстро завладеют также и Олероном, укрепятся на обоих островах, и, имея возможность свободно плавать по морю, получат столько провизии и солдат, сколько пожелают; кроме того, владея этими островами, враг будет контролировать все побережье, пользуясь имеющимися там запасами вина, зерна и соли, препятствуя при этом вывозу соли из Бруажа и Марена, а также вина из Гаскони, равно как и прочих продуктов. Англичане смогут высаживать десанты в любом месте близлежащих провинций и одерживать победы ежедневно, и если врагу удастся добиться успеха на Ре, это плохо скажется на настроениях всего королевства. Бог неизменно покровительствует Франции, а оскорбление, нанесенное его величеству, требует возмездия. Англичан, по всем этим причинам, следует изгнать всеми доступными средствами. Ларошель будет сильно ослаблена, если они уйдут с острова, и тогда ее сдача резко приблизится». Этот план был все-таки принят, хотя никто не обманывался относительно того, насколько сложно будет его исполнить. Все следовало проделать за одну ночь, соблюдая максимальную секретность. Англичан могли предупредить шпионы, которых хватало вокруг: и на побережье, и в войсках было достаточно гугенотов. Двух больших вражеских судов хватило бы, чтобы пустить на дно шесть тысяч человек, вышедших в море на баркасах. Одновременно следовало взять запас провианта для всех этих людей на месяц, поскольку английская эскадра, сохраняя бдительность, вряд ли пропустила бы потом конвои с подкреплениями, и не имело смысла, вводя в дело новые подразделения, сразу уморить их голодом. Действовать нужно было быстро, пока не подошло подкрепление к англичанам, иначе шести тысяч человек стало бы недостаточно. Англичане могли также вернуться на свои корабли и высадиться в другой точке побережья, не прикрытой войсками. Ришелье осознавал возможность таких осложнений, но намеревался сделать все возможное, чтобы их преодолеть. Он предвидел также, что Бэкингем мог захватить весь остров раньше, чем французы успеют высадиться. На этот случай было постановлено помешать ему развить успех и не дать дотянуться до Олерона. Дело в том, что на самом Ре можно было добыть только вино и соль; учитывая расстроенное состояние английских финансов, противник не мог рассчитывать на достаточное снабжение со своей родины. А вот на Олероне в изобилии имелось не только вино, но также и зерно, и скот. Англичане могли бы, захватив этот остров, легко на нем продержаться, а французам, напротив, было бы чрезвычайно трудно, по мнению Ришелье, «помешать им сохранить за собой эти два острова, взаимно поддерживающие друг друга». На Олероне не было фортов. Но еще в августе Ришелье отправил туда солидный гарнизон, пехоту и кавалерию, с большими запасами провианта и боеприпасов. Теперь были приняты новые меры для его защиты. Людовик XIII, обосновавшись с 12 сентября в Этре (Aytré), в одном льё от Ларошели, прежде чем принудить к сдаче мятежников, занялся борьбой с внешним врагом. Осажденные приободрились, а осаждающие приуныли. Бэкингем был в ярости из-за того, что его флот позволил французскому конвою пройти. Он искал, кого объявить ответственным за неудачу и наказать. Он велел удвоить бдительность наблюдения за морем. Он сам за всем следил, появлялся всюду, и в траншеях, и на судах. Но неудачи преследовали его и далее. Английская армия была более неспособна к серьезному сопротивлению. Бэкингем получил лишь часть тех подкреплений, провианта и денег, на которые рассчитывал, которых просил в своих письмах все более настоятельно. С самого начала высадки он требовал хлеба и пива. Он отправил своего секретаря Уильяма Бечера в Англию в первые же дни кампании, и тот занимался в Портсмуте организацией конвоев снабжения, но дело затягивалось. Между тем король Карл делал все, что было в его силах, преодолевая те же затруднения, что и при первой экспедиции. Но теперь приходилось бороться также с сопротивлением высокопоставленных чиновников. В отсутствие Бэкингема король не мог рассчитывать на усердие приближенных. Изо дня в день он отмечал небрежность, инертность, отсутствие чувства долга у высших чинов государства, с горечью обвиняя их в этом на каждом заседании своего совета. Особенно туго приходилось с финансистами, которые никак не находили новых ресурсов притока денег в казну. Король писал им: «Если Бэкингем не получит помощи немедленно, не по видимости, а на самом деле, после того как он, благодарение Богу, так отважно и удачно начал экспедицию, это станет несмываемым позором и для меня, и для всей нашей страны.» (…)
Клеман Метезо (1581-1652). Несколько поколений его семьи служило французским королям в качестве архитекторов. Кто знает, каков бы был исход осады Ла-Рошели, если бы не удачно спроектированная им дамба.
Черкасов пишет:
цитата:
В дополнение к укреплениям на суше Ришелье распорядился начать строить плотину в бухте Ларошели. Цель — перекрыть фарватер, ведущий в порт. Плотину надо было построить так, чтобы она была недосягаемой для артиллерии ларошельцев, то есть на достаточном удалении от берега. Среди множества технических проблем одна из главных заключалась в том, чтобы возводимая плотина не была размыта морскими приливами. Ришелье объявил конкурс на лучший проект и, рассмотрев поданные предложения, остановил свой выбор на проекте Клемана Метезо, королевского инженера и архитектора. Исполнение проекта поручили главному строителю королевства Жану Тирио.
Перед ратушей Ля-Рошели установлен памятник мятежному мэру Жану Гитону (1585-1654). Автор - скульптор Эрнст Дюбуа. Решение о возведении памятника было нелегко воплотить в жизнь. Муниципальный совет принял его ещё в 1841 году, но правительство воспротивилось, и я его, честно говоря, понимаю. В начале XX века опять заговорили о памятнике. Было много противников - французы считали вызовом здравому смыслу и пощечиной патриотизму увековечивание человека, возглавлявшего мятеж лярошельцев и призывавшего иностранцев на помощь. Тем не менее, в 1909 году начался сбор средств по подписке. Памятник открылся осенью 1911 года.
Вот с какими лозунгами стоят демонстранты у подножия бронзового мэра:
Кто не понял, там написано «Нет королевской осаде Ля-Рошели».
Отправлено: 27.09.12 19:07. Заголовок: Жан Гитон происходил..
Жан Гитон происходил из семьи торговцев. Три его предка были мэрами Ля-Рошели. Он был женат трижды, первый и второй раз на дочерях мэров. Первый брак, заключенный в 1610 году, продлился девять лет. Маргерит Прево родила ему пять дочерей. На следующий год после смерти первой жены Гитон женился на Жюдит Дави. Этот брак был бездетным. Третий раз бывший мэр женился в 1641 году на Жюли Бизе.
С 1600 по 1610 год он постигал ремесло судовладельца. В 1621 году был назначен адмиралом флота Ля-Рошели. Мэром он стал 2 мая 1628 года, в разгар осады. После взятия города его пощадили, но сослали. Он жил до 1635 года в Лондоне. Потом Ришелье призвал его сражаться с испанцами на море в качестве капитана корабля. Скончался он в своём поместье Repose-Pucelle, доставшемся ему от второго тестя. Похоронен он был на маленьком кладбище, которое поглотила в XIX веке дорога.
Отправлено: 28.09.12 11:22. Заголовок: Amie du cardinal пиш..
Amie du cardinal пишет:
цитата:
французы считали вызовом здравому смыслу и пощечиной патриотизму увековечивание человека, возглавлявшего мятеж лярошельцев и призывавшего иностранцев на помощь.
Amie du cardinal пишет:
цитата:
«Нет королевской осаде Ля-Рошели».
Офигеть! Извините за выражение, и мы в Украине еще возмущаемся, когда улицы переименовывают! Это действительно пощечина патриотизму...и Мосеньору!
Отправлено: 26.10.12 17:17. Заголовок: К концу октября 1628..
К концу октября 1628 года Ла-Рошель выбивается из сил. Ее жители агонизируют. 26 октября, мэр и Совет принимают решение отправиться и просить пощады. Ришелье и король проявляют великодушие. Для граждан гарантируют сохранение свободы совести но привилегии города будут уничтожены и восстановлено католическое вероисповедание. Стены должны быть разрушены за исключением башен порта. 29 октября, депутаты Ла-Рошели, получают эти условия. 30 октября, первые войска входят в город с продовольствием. 1-ого ноября, кардинал служит первую мессу вцеркови Святой - Маргариты. К двум часам, король входит триумфально в город.Падение города отзовется громким звучанием за границей.
Вот такое ИЗО по данной теме у меня нашлось... Правда, потерял данные... Автора и год написания картины.
Отправлено: 26.10.12 17:41. Заголовок: Дмитрий пишет: Прав..
Дмитрий пишет:
цитата:
Правда, потерял данные... Автора и год написания картины.
Дмитрий, а с технологией поиска по картинке Вы пока не знакомы?
Год создания - 1863. Автор - Франсуа Ипполит Лебон. Сюжет - Клеман Метезо показывает Ришелье планы дамбы. Находится в Дрё, Музее искусства и истории Марселя Дессаля.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 10
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Автора и год написания картины. 
- участник сейчас на форуме