Сообщение: 605
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
4
Отправлено: 09.12.08 23:10. Заголовок: Маргарита де Валуа (биографические сведения)
Маргарита де Валуа ( 14 мая 1553 — 27 марта 1615), известна как «Королева Марго» — дочь Генриха II и Екатерины Медичи. В 1572—1599 гг. была супругой Генриха де Бурбона короля Наваррского, который под именем Генриха IV занял французский престол.
Семья и детство Маргарита была самой младшей, третьей дочерью и седьмым ребёнком французского короля Генриха II и Екатерины Медичи. Французский престол по очереди занимали её братья Франциск II (1559—1560), Карл IX (1560—1574) и Генрих III (1574—1589).
С малолетства девочка отличалась редкой красотой, независимым нравом и острым умом, а образование она получила превосходное: знала латынь, греческий, философию и литературу, да и сама неплохо владела пером. Марго ее никто, кроме ее брата, короля Карла, не называл. Собственно, это имя — придумка А.Дюма, растиражированная в последующее время. В 1570 году начинается ее бурный роман с герцогом Гизом — фактическим главой католиков Франции и позднее претендентом на трон, но король Карл IX и Екатерина Медичи запретили ей думать об этом браке, который бы усилил Гизов и повысил их шансы на корону. Судя по всему, Гиз и Маргарита до конца жизни сохраняли чувства по отношению друг к другу, что подтверждает секретная переписка королевы.
Королева Наваррская С целью закрепления очередного эфемерного мира между католиками и гугенотами (протестантами) Франции, 18 августа 1572 г. Маргарита была выдана замуж за одного из лидеров гугенотов Генриха де Бурбона, короля Наваррского, своего троюродного брата, принца крови. На церемонии бракосочетания в Соборе Парижской Богоматери она не смогла заставить себя сказать «да», и королю Карлу пришлось стукнуть ее по затылку. Невольный возглас был принят за согласие. Её свадьба, отпразднованная с большой пышностью, закончилась Варфоломеевской ночью, или «парижской кровавой свадьбой» (24 августа). Судя по всему, Екатерина Медичи держала свою дочь в полном неведении о готовящейся резне в Лувре и даже рассчитывала на ее смерть, чтобы обрести дополнительный аргумент в борьбе с гугенотами и их вождями. Чудом уцелев во время избиения и сохранив хладнокровие, Маргарита спасла жизни нескольким гугенотским дворянам и главное, своему мужу, Генриху Наваррскому, отказавшись оформлять развод с ним, как настаивали ее родственники.
Когда Генрих Наварский бежал из Парижа в 1576 г., она какое-то время ещё оставалась при дворе в качестве заложницы, поскольку Генрих III небезосновательно подозревал, что она была причастна к бегству мужа. В 1577 г. ей позволили совершить дипломатическую поездку в испанскую Фландрию, охваченную освободительным движением, c целью подготовить почву для ее младшего брата Франсуа Алансонского, претендовавшего на власть в этой стране. Проведя достаточно успешные переговоры с фламандской знатью, настроенной профранцузски, она едва ускользнула от отрядов дона Хуана Австрийского, испанского губернатора Нидерландов, который, судя по всему, был в нее влюблен. Королева отправилась к своему мужу только в 1578 году, когда был заключен промежуточный мир с гугенотами, и до начала 1582 г. жила в его резиденции в Нераке, в Наварре, собрав вокруг себя блестящий двор.
После этого Маргарита по настоянию матери, Екатерины Медичи, полтора года провела в Париже, но в августе 1583 г. у нее произошла ссора с Генрихом III, который обвинил ее в том, что она не выполняет свой долг по отношению к семье Валуа, и вместо роли политической посредницы, которую она играла все эти годы, пустилась в любовное приключение с придворным короля — маркизом де Шанваллоном. После этого Маргарита покинула Париж и направилась назад в Наварру, но там она оказалась уже не у дел, поскольку Генрих Наваррский был занят любовными похождениями с графиней де Гиш. К тому же с 1584 года, после смерти Франсуа Алансонского, он — законный наследник короны, что позволяло ему уже не использовать посредничество жены в своих отношениях с французским двором, а дейстовать самостоятельно, диктуя условия бездетному Генриху III. В такой ситуации в 1585 г. Маргарита отправилась в Ажен, свое собственное католическое графство на юге Франции, где объявила себя членом Католической Лиги, возобновила отношения с герцогом де Гизом и фактически выступила против мужа и брата. В 1586 г., после провала аженской авантюры, она была взята под стражу отрядами Генриха III и отправлена в замок Юссон в Оверни, но в качестве узницы пробыла едва ли два месяца. Герцог де Гиз выкупил ее у коменданта и сделал хозяйкой замка. Швейцарцы, ее охранявшие, присягнули ей на верность. Но увы, Гиз погиб в 1588 году, короля убили в следующем году, Генрих Наваррский с военным лагерем колесил по всей Франции, отвоевывая свою страну. В Париже хозяйничали испанцы. В стране полыхала масштабная война. Маргарите некуда было возвращаться. В Юссоне она прожила последующие 18 лет, до 1605 года.
После вступления на престол Генриха IV, папа Климент VIII расторг его бездетный брак с Маргаритой (30 декабря 1599 г.).
Последние годы Последние годы жизни Маргарита провела в Париже, собрав вокруг себя самых блестящих учёных и писателей. Она оставила интересные мемуары (Париж, 1628); собрание её писем издал Guessard (Париж 1842) и Элиан Вьенно (Eliane Viennot) (Париж 1999).
Маргарита де Валуа не изменила себе и в конце жизни. Окруженная поклонниками, часто много младше ее, она продолжала быть участницей светских авантюр, равно как и важных политических событий. Даже после развода с Генрихом IV она осталась членом королевской семьи с титулом королевы, и как последняя Валуа воспринималась в качестве единственной легитимной наследницы королевского дома. Король постоянно привлекал ее для организации больших церемониальных мероприятий в духе двора Валуа и поддерживал с ней тесные отношения. Его вторая жена, Мария Медичи, часто пользовалась ее советами. После убийства Генриха IV в 1610 году, Маргарита много усилий приложила для того, чтобы новые гражданские смуты не разгорелись с новой силой.
27 марта 1615 года она умерла от воспаления легких, завещав все свое состояние королю Людовику XIII, которого любила как своего родного ребенка. Маргарита де Валуа, носившая множество титулов (королева Наваррская, королева Франции, королева Маргарита, герцогиня де Валуа), любившая многих мужчин, участвовавшая во многих исторических событиях, с легкой руки Дюма вошла в историю под именем королевы Марго.
Комментарий
Надо сказать, жизнь не баловала Маргариту: ей пришлось пережить и безжалостные интриги, и гибель близких, и войны, и бедствия. Её брак с Генрихом Наваррским, заключенный отнюдь не по страсти, а лишь «по уму», был с самого начала окрашен кровью: Варфоломеевская резня, разразившаяся в ночь их свадьбы, на долгие годы определила как развитие событий в королевской семье, так и отношения супругов — вовсе не трепетно-любовные, а деловито-партнёрские. Выведя во время кровавой бойни юного мужа из-под угрозы, Маргарита и в дальнейшем придерживалась защитительной позиции по отношению к нему, в том числе и к его многочисленным любовным похождениям. Впрочем, Генрих платил ей взаимностью, и их обоюдная снисходительность вошла в историю как феномен почти беспрецедентный. Генрих при малейшей опасности каких-либо разоблачений прятал у себя в спальне амантов супруги, а Маргарита охотно покрывала наличие внебрачных детей у мужа, чуть ли даже не занимаясь в одной из подобных ситуаций родовспоможением, а одну из молоденьких фавориток Генриха, расположившись к ней, называла «доченькой».
Любвеобильная королева увлекалась часто и страстно, не останавливаясь ни перед чем, даже перед опасностями, грозившими её возлюбленным: фраза «Я готов жизнь отдать ради тебя» — в случае королевы Марго становилась для её любовников не возвышенной метафорой, а суровой реальностью. Вовлекаясь в бесчисленные заговоры, её избранники неумолимо складывали головы, а их набальзамированные сердца королева бережно хранила — такая вот, в почти буквальном смысле, «сердцеедка». И преданный де ла Моль, и красавец де Бюсси заплатили жизнью за расположение своей царственной возлюбленной, и не остались единственными.
Александр Дюма написал роман «Королева Марго», создавший ей неувядаемую славу самой прекрасной королевы и самой неотразимой женщины Франции.
Отправлено: 02.10.12 23:54. Заголовок: В. В. Шишкин - «Исти..
В. В. Шишкин - «Истинная католичка» замужем за гугенотским лидером: пример Маргариты де Валуа
(Опубликовано в журнале "Исторический журнал - научные исследования", №6, 2011)
Королева Наваррская, а затем и французская, Маргарита де Валуа (1553-1615), известная всем как королева Марго, – один из самых любопытных персонажей 16 века, – привлекающая неизменное внимание исследователей и беллетристов разного рода не только своей неординарной жизнью, ролью, которую она сыграла во французской истории периода гражданских или гугенотских войн (1559-1598), но также любопытным писательским и эпистолярным наследием, не так давно изданным во Франции мадам Вьенно .
Элиан Вьенно, профессор ренессансной литературы в университете Сент-Этьен, в своей книге о Маргарите и многочисленных статьях по сути порвала со всей историографической традицией, рассматривающей прежде эту королеву с незадачливой судьбой скорее как ненужное обременение в семье Валуа, авантюристку и интриганку, метавшуюся между враждующими политическими лагерями, с которой никто не считался и которая прославилась своими любовными приключениями. Мадам Вьенно удалось найти, собрать вместе и опубликовать около 470 писем королевы Маргариты, которые помогли исследовательнице сделать совершенно противоположные выводы: Маргарита бесспорно сыграла важную политическую роль в процессе урегулирования гражданского и религиозного противостояния во Франции второй половины 16 века и в начале 17 века, выполняя функцию посредницы между французским и наваррским дворами, а в период регентства Марии Медичи – между двором и мятежными грандами. Большая же часть приписываемых ей любовных увлечений – не более чем фантазии, инспирированные ее недругами еще при ее жизни и запечатленные в пасквилях и памфлетах, и затем перекочевавшие в жизнеописания и в биографические исследования.
Несмотря на положительный резонанс, который произвели исследования Элиан Вьенно, французская и европейская историография не спешит пересматривать свое отношение к Маргарите де Валуа, о чем свидетельствуют ее последние биографии и прочие исторические труды – А. Кастело, Ж. Гарриссон , С. Бертьер , Т. Ванегфелана и др., равно как соответствующие оценки в обобщающих трудах, университетских учебниках и пособиях . Так, в современном французском учебнике для студентов вузов по истории французской литературы (под ред. Д. Берже) о королеве нет ни слова, а ее мемуары вообще иногда рассматривают как апокриф . Что касается последнего, то в одной из наших статей, написанной совместно с французским филологом Лораном Ангаром, мы показали, что мемуары и письма, написанные королевой в разные времена и при разных обстоятельствах, связаны между собой как сюжетами, так и используемой лексикой и иными особенностями языка и образа мыслей последней Валуа . У них один автор – Маргарита Наваррская и Французская.
Отечественная историография также не обошла вниманием фигуру Маргариты, о чем мы уже писали в сопроводительной статье к русской версии ее « Мемуаров» . К сожалению, большая часть работ подвержена традиционным мифологическим клише и представлениям о королеве, причем, иной складывается ощущение, что в угоду публике и общественному ожиданию историки сознательно идут на игнорирование новых фактов и последних исследований, равно как на искажение исторической правды. Так, в недавно вышедшей в издательстве «РОССПЭН» энциклопедии «Культура Возрождения» – базового, основополагающего труда, призванного на многие годы служить ориентиром для всех интеллектуалов, интересующихся или связанных с ренессансной эпохой, статья о Маргарите де Валуа, написанная проф. Саратовского университета И.Я. Эльфонд, наполнена небылицами и откровенными ошибками, недопустимыми в подобного рода трудах. По мнению автора статьи, Маргарита «вела на редкость распущенную жизнь», «имела страсть к плотским утехам», явилась причиной Седьмой религиозной войны 1580 г. из-за «связи» с виконтом де Тюренном, покинула двор мужа в 1582 г. из-за любовных похождений последнего, подверглась публичному оскорблению со стороны Генриха III «при большом скоплении народа»… Рамки настоящей статьи не позволяют нам углубляться в разбор этих утверждений и критику (все они на деле мифологичны), однако некоторые «данные» этой энциклопедической статьи нужно опровергнуть сразу и категорично: Екатерина Медичи не могла дать пощечину (!) дочери публично, во время брачной церемонии; Ги де Пибрак являлся канцлером не Екатерины Медичи, а самой Маргариты; впервые ее мемуары были опубликованы не в 1653, в 1628 г.; титул королевы Наваррской не мог быть ей оставлен при разводе с мужем в 1599 г., после она именовалась просто королевой Маргаритой; наконец (может это не так важно, и все-таки), она не носила парики (в отличие от своей современницы Елизаветы Английской) вплоть до старости, у нее были собственные осветленные волосы (см. свидетельства Брантома) .
Вопрос о религиозности и отношении к вере Маргариты де Валуа, конечно, поднимался исследователями ее жизни и творчества . В общем, принято считать, что она рассматривала себя как непреклонную католичку, отстаивающую апостольскую римскую веру на протяжении всей своей жизни, в конце которой она превратилась, как известно, в образцовую благочестивую даму, покровительницу Венсана де Поля, раздатчика милостыни ее церковного двора, будущего святого и авторитета в католическом мире . Так, язвительный Таллеман де Рео писал, имея в виду 1610-е гг., что она была «весьма набожной и богобоязненной, ибо заказывала неисчислимое количество месс и вечерен» . В 1608 году в Париже на свои средства она основала монастырь августинцев, получив предварительно разрешение папы Павла V, с которым состояла в переписке . Мы же попытаемся, опираясь на ее мемуары и письма, рассмотреть различные проявления ее религиозных убеждений и ответить на вопрос, была ли нетерпима к иноверцам Маргарита на самом деле и что стояло за ее католической твердостью.
Свои воспоминания она начала писать, когда ей было примерно 40 лет, в 1594 году, – году коронации Генриха IV, уже католического короля Франции. Последнее обстоятельство очень важно, поскольку королева, в тот момент находившаяся в ссылке в оверньском замке Юссон в центральной Франции, весьма желала вновь оказаться при дворе и воссоединиться с мужем, и поэтому ее мемуары выдержаны в духе лояльности и уважения к королю. Буквально с первых же сюжетов она убеждает нас, что даже в детстве, во время знаменитого диспута 1561 г. в Пуасси, доминиканском монастыре, где в присутствии всего двора и самой 8-летней Маргариты, спорили и одновременно пытались договориться о религиозном согласии католики и протестанты, несмотря на угрозы старшего брата герцога Анжуйского, она отказывалась следовать тогдашней моде двора и принимать от него гугенотские молитвенники и сборники псалмов, предпочитая часословы и четки, равно как общество настоящих ревнителей католической веры – своего духовного наставника кардинала де Турнона и своей гувернантки мадам де Кюртон. Она объясняет это своей приверженностью «истинной, святой и древней религии наших отцов, от которой я никогда не отходила», и готова была «ради моей веры» вытерпеть «все адские муки, если доведется их испытать» .
Древняя религия наших отцов – как кажется, ключевая фраза для понимания позиции Маргариты, представительницы правящей семьи Валуа, неотделимой от тела Франции, семьи, политическая и религиозная легитимность которой была тесно связана прежде всего с церковным единством страны, нерушимыми связями с католическим миром и папой, символизирующими незыблемый миропорядок. Все, что мешало этому миропорядку и готово было его обрушить – гугеноты, еретики, протестанты, приверженцы реформированной религии – так Маргарита называет представителей противоположного лагеря – подлежало как минимум преследованию и нетерпимому отношению, особенно если это угрожало прежде всего самой королеве и ее положению. Гугеноты, а не католики прежде всего ассоциировались с гражданской войной, в ее мемуарах это повторяется как рефрен: «гугеноты возобновили войну», «злой умысел гугенотов», «несколько отрядов гугенотов имеют намерение напасть на меня» . В своем письме Филиппу II Испанскому в конце 1587 г., уже будучи открытой мятежницей и сторонницей Лиги, порвавшей с матерью, братом и мужем, она писала, что «испытывает страх перед увеличением еретического движения, опасаясь за судьбу всей католической религии, равно как за свою собственную» . Прозорливая Жанна д’Альбре, королева Наваррская, свекровь Маргариты, уже при знакомстве с будущей невесткой поняла, что «твердая преданность Маргариты католической религии и своему дому может подорвать все гугенотское движение», о чем предупреждала сына в одном из своих писем, добавляя характерную фразу: «Принцесса красива, но прошла школу разложения» . Тосканский посол в депеше во Флоренцию передал одну из их бесед при дворе: девушка напрямик заявила Жанне, что не поменяла бы религии даже ради величайшего государя в мире .
Впрочем, судя по всему, принцесса Валуа сама не питала никаких иллюзий в отношении Жанны д’Альбре, и перспектива войти во враждебную семью Бурбонов, где интересы двух женщин столкнулись бы на почве не только политического, но также религиозного соперничества, ее мало радовала. Поэтому когда мать Генриха Наваррского неожиданно умерла за два месяца до свадьбы от туберкулеза, Маргарите оставалось только вдохнуть с облегчением. Не без иронии пишет она о последнем прощании с Жанной, поражаясь протестантскому обряду и невиданным правилам, оскорбляющим ее как католичку: «… мы приехали в парижский дом усопшей королевы Наваррской с целью отдать последний долг в соответствии с ее положением и нашим семейным родством (это происходило без пышности и церемоний нашей религии, в довольно скромных условиях, которые дозволяла гугенотская вера: она [королева] лежала на своей обычной кровати, с открытым пологом, без свечей, без священников, без креста и святой воды; все мы находились в пяти или шести шагах от ее ложа и могли лишь смотреть» . Этот отрывок свидетельствует также, что Маргарита была хорошо осведомлена о надлежащем похоронном церемониале лиц королевской крови, и была уязвлена, что по воле покойной этим церемониалом пренебрегли в угоду еретическим канонам .
Кажется, что все известные политические шаги Маргариты доказывают эти ее убеждения, запечатленные в мемуарах, письмах и иных сочинениях. Так, первый публичный религиозный скандал разразился уже во время свадебных торжеств 18 августа 1572 г., когда в Соборе Парижской Богоматери они венчались с Генрихом Наваррским. Свадьба проходила согласно сложному церемониалу, специально разработанному для гугенота и католички и утвержденному в свое время Екатериной Медичи и Жанной д’Альбре. И хотя Маргарита с удовольствием описывает детали своего бракосочетания, она опускает то, что, по сути, венчалась одна, а весь церемониал был беспрецедентным нарушением сложившихся правил. Ее мужа, который не мог присутствовать на мессе из-за вероисповедания, на алтаре представлял ее брат герцог Анжуйский. Видимо, все происходящее она воспринимала как нечто противоестественное и это предопределило ее поведение: на вопрос кардинала де Бурбона о ее согласии, невеста не разомкнула губ , незадолго до этого сообщив королеве-матери свое мнение о предстоящей свадьбе: «Я согласна с Вашей волей и Вашим выбором, но умоляю помнить, что я – истинная католичка" .
Свою позицию католической королевы она ясно выразила во время другого скандала – уже в замке По в Беарне, куда наваррский двор, к которому Маргарита присоединилась в 1578 г., прибыл весной следующего года. Пиренейский Беарн являлся суверенным княжеством, где не действовала юрисдикция короля Франции и где Жанна д’Альбре в свое время ввела строгий протестантский культ. Маргарите и ее свите в замке была выделена крохотная часовня, в которую на богослужение в один из праздников пробрались также немногочисленные беарнские католики из числа местных жителей. Маргарита пишет: «Здесь [в Беарне] уже не проводились католические службы, и мне разрешили молиться в единственной маленькой часовне, которая, будучи очень узкой – всего три или четыре шага в длину, едва вмещала в себя семь или восемь человек. В час, когда мы хотели прослушать мессу, замковый мост был поднят из опасения, что католики этой страны, у которых не было возможности присутствовать на церковной службе, могли бы ее услышать, хотя они бесконечно желали присутствовать на этой мессе, поскольку были лишены ее уже несколько лет. Охваченные этим священным и справедливым желанием, жители По в Троицын день нашли способ, перед тем, как подняли мост, проникнуть в замок и затем в часовню» . Окружение Генриха Наваррского отреагировало на это со всей строгостью: на глазах у королевы эти католики были избиты и помещены в тюрьму. Секретарь по религиозным вопросам короля Наваррского Ле Пен дал понять королеве, что так будет и впредь, что она восприняла как крайнее оскорбление: он «сказал мне, чтобы я не занимала голову короля моего мужа этим событием, так как, чтобы я ему ни говорила, он ничего не станет предпринимать, а эти люди понесли то наказание, которое заслужили, и все мои усилия ни к чему не приведут. И вообще, чтобы я была довольна тем, что мне специально разрешили прослушать мессу, равно как людям моей свиты, которых я взяла с собой» . Маргарита, в свою очередь, не постеснялась в выражениях в последующем объяснении со своим мужем и его свитскими людьми: «Я настойчиво попросила короля моего мужа, если он и дальше желает, чтобы я была счастлива от его добрых милостей, согласиться со мной в том, что этим ничтожным человеком мне было нанесено очевидное оскорбление, и чтобы он [король] принял соответствующие меры». Написав также жалобу брату, королю Франции Генриху III, и королеве-матери, она настояла на вмешательстве Парижа в эту ситуацию и в итоге добилась освобождения единоверцев из тюрьмы, произнеся знаменитую фразу: «По - это маленькая Женева», прямо выражая свое негативное отношение к этому протестантскому центру, как инициатору нетерпимости и ереси . Писатель Брантом донес до нас придворные слухи: «Она поклялась и заверила [всех], что никогда более ноги ее не будет в этой стране [Беарне], поскольку она желала быть свободной в исповедовании своей религии» . Свое обещание Маргарита выполнила. Несмотря на все попытки Генриха Наваррского заставить ее вновь отправиться в Беарн вместе, ему не удалось сломить ее упорство .
Говоря об искренних католических убеждениях Маргариты, нужно также вспомнить строки из ее «Мемуаров», где она описывает или упоминает о посещении монастырей и церквей. Как минимум, трижды она пишет об этом, и хотя в двух из трех случаев речь идет скорее о виде светского времяпровождения (монастырь в аббатстве Сен-Пьер в Лионе и церковь Святой Вальтруды во фламандском Монсе ), когда она в окружении своих свитских дам навещала обители, она не могла не прикасаться к мощам святых и наверняка делала богатые пожертвования . Описывая с удовольствием обычный распорядок дня послушниц-пансионерок Св. Вальтруды, она невольно сравнивает его с привычными ей французскими монастырскими правилами и приятно поражается, когда обнаруживает, что фламандские девушки не несут строгих монашеских обязательств. Нужно отметить, что французские королевы и принцессы всегда опекали женские обители, и Маргарита следовала в том числе примеру своей матери, Екатерины Медичи, и это которая также часто посещала монастыри, и где она однажды даже подхватила тяжелую болезнь: «Случилось это по причине посещения ею женских монастырей, - пишет Маргарита, - которых было много в этом городе [Меце], и которые к тому моменту уже были поражены этой заразой [чумной лихорадкой]» .
Эта ее показная позиция королевы-католички – прежде всего публичная, политическая, позиция самосохранения, связанная с долгом по отношению к королевской семье, к которой она принадлежала, позиция, позволяющая оставаться ей носительницей наивысшего ранга (qualite), – слова, которое она употребляет очень часто в своих сочинениях, – ранга королевского, освященного римским папой, вступала в противоречие с ее собственными убеждениями, ренессансным воспитанием в духе идей неоплатоников, отражение чего мы также видим и в ее мемуарах, и в письмах. Как писал Робер Мандру, «те люди, чей дух питался античностью, – что ярко демонстрируют нам сочинения королевы, – могли найти … основу для мыслей, явно противоречащих христианским догматам», «мыслей, касающихся самых деликатных вопросов вероучения или самых непреложных истин» . Послушаем Маргариту: «Читая прекрасную всеобъемлющую книгу о чудесах Природы, творимых Создателем, для меня как будто открылся путь к благочестию, когда заново рождается душа, поднимаясь в своем познании до высшей ступени, на которой находится Бог, и восторженная, наполняется счастьем от этого чудесного сияния и величия этой непостижимой сущности, совершая полный круг и думая только о том, чтобы следовать за цепью Гомера, этой приятной энциклопедией, которая, отправляясь от Бога, к Богу и возвращается, как началу и концу всего в мире. И грусть, вопреки радости, уносящей от нас мысли о наших деяниях, пробуждает саму нашу душу, которая собирает все свои силы, чтобы отбросить Зло в поиске Добра, думая снова и снова, без устали, как достичь этой благой вершины, где, конечно же, ее ожидает спокойствие. Только узнав их [грусти и радости] прекрасные проявления, можно придти к пониманию и любви Господа» .
Королева Маргарита, как мы видим, непоколебимая в своей вере в Бога и Божественное провидение, о чем она много раз пишет и пространно размышляет в своих мемуарах и письмах , равно как цитирует Священное писание , оставаясь действительно искренней католичкой, католичкой тела Франции, от которого была неотделима, понимала в тоже время, что не может играть роль королевы одних католиков, поскольку в наваррском королевстве, владениях ее мужа, преобладали гугеноты. Это понимание, наверное, как невольный водораздел в ее судьбе, пришло к ней в Варфоломеевскую ночь – событие, где Маргарите была отведена трагическая роль. Наверное, мы никогда не узнаем, хотела ли Екатерина Медичи смерти своей дочери в тот момент, или не исключала такое развитие событий, но рассказ Маргариты наталкивает именно на такие мысли . Случайно уцелев во время кровавой резни в Лувре, она сумела спасти жизни двум гугенотским дворянам и одному католику, придворному ее мужа, сумев добраться до королевских покоев и броситься в ноги Карлу IX, своему брату. Свидетельствует Брантом: «Мне рассказали об этом те, кто там [в Лувре, во время Варфоломеевской ночи] был, и я знаю только то, что от них услышал. Она [Маргарита] отнеслась к избиениям с большим нетерпением, и спасла многих, в том числе одного гасконского дворянина (мне кажется, что его звали Леран), который, весь израненный, бросился на кровать, где она спала, а она [королева] прогнала убийц, преследовавших его вплоть до дверей; ибо она всегда была милосердна и проявляла доброту ко всем, как подобает дочерям Франции» . Можно объяснить этот шаг милосердием, вслед за Брантомом, однако, как кажется, девятнадцатилетняя девушка спасала не только дворян, которые приехали к ней на свадьбу, она спасала прежде всего своих собственных подданных и свою честь королевы Наваррской. Маргарита спрятала у себя барона де Лерана и, как только он поправился, сумела переправить его в безопасное место .
Стоит добавить, что Генрих Наваррский, видимо, также обязан своей жене, как минимум смелым заступничеством, так, тот же Брантом свидетельствует: «Я слышал от одной принцессы, что она спасла ему [Генриху Наваррскому] жизнь во время Варфоломеевской ночи, ибо, несомненно, он был обречен и внесен в кровавый список, как говорили, потому что высказывалось мнение, что следует уничтожить на корню короля Наваррского, принца де Конде, адмирала и прочих знатных лиц. Однако названная королева [Наваррская] бросилась в ноги королю Карлу, прося его сохранить жизнь своему мужу и господину. Король Карл дал ей свое согласие с большим трудом, и только потому, что она была его доброй сестрой» . Сама Маргарита, прочитав этот пассаж в 1593 году, не стала его ни подтверждать, ни опровергать. На тот момент она являлась женой уже короля Франции, и, возможно, ей не хотелось публично напоминать Генриху IV о своей роли в самые трагические часы его жизни. Пытаясь исправить непоправимое в Варфоломеевскую ночь, и позже отказавшись развестись с мужем во имя спасения чести семьи Валуа, она вызвала непонимание и устойчивую неприязнь своей матери, сохранявшуюся до конца жизни. «Бременем, посланным мне Господом, в наказание за мои грехи» называла Екатерина Маргариту .
Оставаясь настоящей Валуа, и, по сути, верой и правдой отстаивая интересы своего угасающего дома, будучи при наваррском дворе, Маргарита с ее изысканным гуманистическим образованием и воспитанием, неоплатоническими идеалами любви и душевной гармонии все силы прикладывала для политического урегулирования и активно занималась миротворческим посредничеством в отношениях между враждующими лагерями и враждующими дворами . Сюлли, конфидент короля Наваррского и будущий сюринтендант финансов Франции, позднее вспоминал также: «Король и королева Наваррские […] обосновались в Нераке, и их двор был в то время самым приятным и чудесным, ибо там говорили только о любви, удовольствиях и развлечениях, которыми наслаждались» . «При мне состояло много придворных дам и фрейлин, – вторит ему Маргарита в «Мемуарах», – а короля моего мужа окружал прекрасный эскорт сеньоров и дворян – весьма благородных людей, галантных не менее, чем те, кого я видела при французском дворе. Не было никакого сожаления из-за того, что они являлись гугенотами, никто и не говорил о различии религий: король мой муж и мадам принцесса его сестра отправлялись слушать проповедь, а я со своей свитой шла на мессу в церковь, находившуюся в парке. Когда все заканчивалось, мы встречались, чтобы совершить совместную прогулку по прекраснейшему саду… Остальную часть дня мы проводили в разного рода светских развлечениях; бал обычно проходил после обеда или вечером» . Действительно, в штате двора Маргариты мы встречаем и католиков, и гугенотов, причем, многие сохраняли ей верность даже после ее разрыва с мужем весной 1585 года . Все спасенные ею в Варфоломеевскую ночь дворяне оказались благодарными своей госпоже, оказывали ей различные услуги, посредничали в отношениях с мужем, предупреждали об опасностях. Даже непримиримый Агриппа д’Обинье, суровый гугенотский капитан и позднее писатель, не любивший королеву, признавал ее влияние и однажды пресек попытку ее убийства . Этот удивительный, межконфессиональный двор, уникальное явление в европейской бескомпромиссной политике 16 века, надо полагать, был целью, политическим и религиозным идеалом Маргариты де Валуа, которая рассматривала его как средство умиротворения гражданских смут. Не поступаясь своими принципами католички и королевы, она пыталась гармонично соединить свои убеждения с политической и религиозной реальностью. По сути, благодаря королеве Наваррской на короткий момент был создан прообраз аналогичного по сути двора будушего Генриха IV, межконфессионального французского двора с правом религиозного выбора для придворных. Гугеноты были страшны и опасны для нее в только период военных обострений, когда превращались не столько в религиозных, сколько в политических противников.
Наваррский двор вызывал искренний интерес и даже ревность не только у французского, но также английского двора (Шекспир даже назвал его «возвышенным двором»), где протестантская королева Елизавета Тюдор, не особенно жалующая католиков, бесконечно досаждающих ей интригами и заговорами, в том числе из-за Марии Стюарт, так и не сумела придти к межконфессиональной гармонии. Кстати, Елизавета и Маргарита состояли в переписке: королева Наваррская искренне желала и надеялась на женитьбу своего любимого младшего брата герцога Алансонского на английской королеве . Как видно, здесь политические мотивы брали верх над религиозными различиями.
Впрочем, Елизавета Английская была не единственной протестантской дамой, с которой поддерживала отношения Маргарита: в числе ее ближайших парижских подруг, посвященной во многие ее тайны, была гугенотка Луиза де Клермон, герцогиня д’Юзес, гофмейстерина Екатерины Медичи, «моя Сивилла», как называет ее в переписке королева.
Сохранилось более двух десятков писем Маргариты, адресованных герцогине, в которых можно обнаружить политические новости, личные переживания, откровения, жалобы, но только не обсуждение религиозных предпочтений .
Таким образом, мы приходим к мысли, что религиозная нетерпимость Маргариты де Валуа, впрочем, наверное, как и многих членов ее семьи, - скорее результат определенных политических ситуаций, в которые она попадала, средство самосохранения и отстаивания прерогатив королевского величества в условиях умаления авторитета королевской власти, дрязг в королевской семье, распада единой страны и гражданских потрясений. Мы видим ее милосердной, когда льется кровь гугенотов, и жесткой, когда приходится сражаться с протестантами (во время т.н. Аженского эпизода ее биографии в 1585 г.) или отстаивать право на свое вероисповедание. Маргарита, не колеблясь, отдавала приказ о разрушении нескольких десятков домов богатых католиков, чтобы достроить цитадель и обезопасить город, и в тоже время привечала иезуитов, разрешив им основать свой коллеж в том же Ажене … Она защищала своего мужа-гугенота от своей семьи – «Я всегда отвечала своей жизнью, чтобы с Вами ничего не случилось», – писала она ему в 1582 г. , и получала от него взамен только циничные уверения в дружбе, а на деле – предательство и попытки использовать ее как предмет политического торга .
Политическая роль, которую пришлось сыграть королеве Наваррской, очень неоднозначна, противоречива, как и сама эпоха общественного, гражданского разобщения и разногласия французского общества XVI столетия, но это была роль настоящей политической и религиозной посредницы, которую с блеском сыграла последняя ренессанская королева Франции.
Элиан Вьенно сообщает, что только Карл IX имел привычку называть сестру Марго. Повелось это, возможно, с весенних неспокойных месяцев 1563-го года, когда "дети Франции" вместе с принцами - их кузенами - сыграли пастораль, которую для них написал Ронсар. Будущий Генрих III играл роль Орлеантена (он тогда был герцогом Орлеанским); персонаж, которого изображал самый младший сын королевы-матери, Франсуа, звался Анжело, Генрих Наваррский стал Наварреном, Генрих Гиз - Гизеном, а Маргарита - Марго. Им всем было от девяти до двенадцати лет, и они выучили наизусть длинные тирады, написанные языком легким, естественным, искрящимся, пылкость которого была ненатужной:
"Солнце, источник огня, высокое круглое чудо, Солнце, душа, дух, глаз, красота мира, Сколько ты ни вставай рано утром и ни падай Поздно вечером в море, ты вовек не увидишь Ничего более великого, чем наша Франция!"
Сообщение: 10244
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 01.01.13 18:05. Заголовок: Как известно, помолв..
Как известно, помолвка Генриха Наваррского и Маргариты де Валуа состоялась 17 августа 1572-го года, тогда же заключили и брачный контракт, а на следующий день осуществилась брачная церемония. Вечером 18 августа и в последующие дни состоялось множество праздничных торжеств. По этому поводу Ронсар написал Хариту, посвятив это стихотворение "неповторимой жемчужине Маргарите Французской, Королеве Наварры" (Прозвищем Жемчужина награждали Маргариту многие поэты - это традиционная игра слов: margarita по-латыни означает "жемчужина"). Он воспевает здесь ее "божественную главу, покрытую красивыми черными волосами, которые достались от отца и которые в то время были "волнистыми, уложенными, вьющимися, взбитыми, завитыми в локоны", ее "беломраморное" чело, ее "черные брови, подобные луку эбенового дерева", ее "высокий" нос, ее "нежное, круглое и изящное ухо" - иначе говоря, красоту, в которой поэт двора Валуа видел точное подобие богини Пасифаи: это она вселилась в тело принцессы и по волшебству сделала ее богиней бала. В другом стихотворении Ронсар славит просвещенность новой королевы, обращаясь к той, кого называет "здешней Палладой":
Ваш ум все так же забавляется Священными трудами Музы, Которая, наперекор могиле, Сделает Ваше имя еще прекрасней. [...] А прекрасней всего Вы поступите, Когда возлюбите мир И, вступив в новый брак, Усмирите бешенство Марса, Если он пожелает еще раз Вложить оружие в руки наших Королей.
Не один Ронсар воспевал союз короля и королевы Наваррских и присущие обоим добродетели - этим занимались все поэты, как находившиеся при дворе, так и искавшие покровительства; некоторые тем самым получили боевое крещение и с тех пор вошли в круг Маргариты.
Элиан Вьенно "Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа"
Маргарита увлекалась не только литературой. Со времен Юссона она усвоила привычку оживлять послеполуденное время и любой прием музыкой и песнями, светскими или духовными. Она содержала многочисленных музыкантов, которым велела играть даже у нее на трапезах и к услугам которых активно прибегала, как только происходило какое-то торжественное событие. Среди произведений, которые с восторгом слушали в ее доме, уже были мадригалы и песни Монтеверди, королева, особо падкая на все итальянские новинки, одной из первых пригласила его к себе. Интересовали ее и более сложные сферы, о чем свидетельствует присутствие при ее дворе таких людей, как Эли Питар, автор «Нравственной философии в семи суждениях», или Венсан де Поль, оставивший огромное богословское наследие, - оба были ее духовниками. Это по ее заказу Оноре д’Юрфе написал свои «Нравственные послания», Сципион Дюплеи составил философский словарь, Жан де Сен-Франсуа перевел «Беседы» Эпиктета, и все эти произведения были посвящены ей, как и многие другие. Маргарита, чья роль была значительной еще в культурной жизни 1570-х гг, в начале 17 века стала одним из крупнейших меценатов своего времени. Ее библиотека численностью около тысячи томов включала классические труды по истории, философии, теологии и всю классическую поэзию с древних времен. В ее окружении не было недостатка в просвещенных женщинах. К ее двору принадлежали мадемуазель де Шуази, которая позже откроет свой салон, поэтессы Антуанетта де ла Тур и мадемуазель де Больё, Мари де Гурне, ее библиотекарша и пламенная последовательница Монтеня. Многие из них писали и посвящали свои произведения ей, все были убеждены, что женщина должна развивать свой ум. Историк Пьер Матьё так описывает настрой королевы и ее подруг: «Обычные занятия представительниц их пола считались достоянием невежд. Она рассылала городским дамам произведения и хотела, чтобы их разум укреплялся, чтобы они углублялись в хорошие книги, обращали внимание на хорошие примеры и удачно перелагали дух и прелести одного языка на другой. Музыка, живопись, поэзия и математика не позволяли, чтобы даже час их времени проходил без удовольствия или пользы». Помимо разнообразия интересов, обширной культуры и приверженности феминизму своего времени в ней больше всего удивляло то, что в ее жизни не было границы между так называемыми повседневными занятиями и интеллектуальными дискуссиями. Это восхищало еще гостей Юссона, но не скупились на похвалы и парижане. Сципион Дюплеи скажет, что «в результате ее дом казался академией, посвященной служению Аполлону и музам». Жилище Маргариты стало тогда эталоном вкуса, синонимом утонченности, местом, где почитались литература и искусство. В своем парижском особняке Маргарита также устраивала балы и приемы, задававшие ритм жизни королевской семьи в последние годы царствования Генриха IV. Кроме того, Элиан Вьенно пишет, что роль Маргариты далеко не исчерпывалась организацией развлечений и праздников, эта женщина прежде всего безусловной опорой Генриха IV и оказывала ему все услуги, какие только могла. Например, предоставила свои носилки королевским детям для возвращения из Нуази в Париж после эпидемии 1606 года или когда устроила бал вскоре после свадьбы принца де Конде в угоду Генриху, влюбившемуся в молодую жену принца, прекрасную Шарлотту де Монморанси. Она изъявила королю в ноябре 1608 года готовность окончательно отказаться от пользования оверньскими землями в обмен на выделение пенсии. В то время, когда нищих становилось все больше, а налоги все тяжелей, отмечали и огромную щедрость Маргариты. Летуаль несколько раз упоминает ее милосердные деяния; в мае 1607 года он видел на собственной улице, как она раздавала деньги «более чем пятидесяти собравшимся оборванцам», хотя недавно было запрещено подавать милостыню. Дюплеи уточнит, что она «ежегодно отдавала беднякам десятую часть всех своих доходов и пенсий…и в день рождения собственноручно раздавала сто золотых экю, и каждому бедняку вручала хлеб», «монастыри всех четырех нищенствующих орденов Парижа были у нее на учете, каждый получал сто экю в квартал». И это еще не все: она также посещала больницы, выдавала замуж бедных девушек, не считая ежедневных подаяний и благодеяний у себя дома.
Сообщение: 293
Зарегистрирован: 02.10.12
Откуда: Москва
Репутация:
7
Отправлено: 07.01.13 22:21. Заголовок: Убийство Генриха IV ..
Убийство Генриха IV пришлось на 57-ой день рождения Маргариты. Гибель спутника, благодаря которому началось ее эффектное восстановление в правах, гибель друга, уже не отказывавшего ей ни в чем или почти ни в чем, глубоко ее опечалила. Она тут же направилась в Лувр, чтобы заверить королеву-мать в своей поддержке. Отношения обеих женщин были в какой-то мере дружескими. Еще до смерти короля Мария вступалась за нее, поддерживая ее просьбы: «Я была бы крайне огорчена, писала она Сюлли, - если бы у моей сестры Королевы Маргариты появился повод сетовать на меня, ибо я воспринимаю ее благо и удовольствие, как свое собственное». Бывшая королева Наваррская сохранит ей верность до конца жизни, даже если не всегда будет одобрять ее выбор.
Сообщение: 10406
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 09.02.13 15:44. Заголовок: Оливье де Маньи, пол..
Оливье де Маньи, получавший плату за то, что воспевал важные события, случавшиеся при дворе, сочинил три сотни десятисложных стихов в своем "Гимне на рождение мадам Маргариты".
Сообщение: 10443
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
35
Отправлено: 16.02.13 00:29. Заголовок: Если о монастыре Мал..
Если о монастыре Малых Августинцев (Le couvent des Petits-Augustins) у нас есть на форуме отдельная тема, то о сельском доме Маргариты в Исси (сегодня коммуна Issy-les-Moulineaux, Иль-де-Франс) я размещу сведения здесь. В июле 1605-го года Маргарита вернулась в Париж и вскоре приобрела особняк. Как пишет Элиан Вьенно, королева была привязана к этому жилищу, в украшение которого вкладывала много труда и прелести которого немедленно воспели ее протеже. Место было великолепным. С одной стороны открывался вид на холм Исси и на Медон, с другой была видна Сена, где, рифмовал Бутеру, "Сен-Клу являет обилье / и прелесть виноградных лоз". Главным зданием был "дворец искуснейшей работы", двор которого украшали фонтаны и перед которым был разбит "на редкость правильный цветник"; с другой стороны простирался фруктовый сад, куда можно было спуститься "двумя рядами каменных ступеней". Что касается "Маленького Олимпа", второго имения, находившегося совсем рядом с первым, то в нем особо хороши были парк, ручьи, теннистые уголки, фруктовый сад, садок с живой рыбой и пруд, обсаженный вязами.
Шарль Грандидье в 1853-м году написал историю имения Исси, ставшего семинарией сульпицианцев; это небольшая брошюрка, практически ничего не сообщающая о королеве.
Сегодня на месте особняка Маргариты де Валуа в Исси, который купил в 1655-м году один из членов столичной семинарии Сен-Сюльпис, так и действует семинария. Боссюэ, Фенелон, Талейран и кардинал де Флёри впоследствии бывали в Исси.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 3
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме