Последнее десятилетие мы часто слышим, что в мире должен воцариться «новый порядок». Однако это выражение теряет смысл без понимания того, что же из себя представляет порядок «старый». Кардинал Джулио Мазарини (1602-1661) был одним из его авторов. Он установил мир от Средиземного моря до Балтийского и Чёрного, а в «театре» европейской политики появилась новая роль – арбитр. Первым государством, чьи суждения возвысились над различиями в вере, стала Франция, монарху которой верно служил кардинал.
Разумеется Мазарини из книг Александра Дюма имеет к реальному кардиналу более, чем сомнительное отношение. В одном лишь можно согласиться с романистом: тайная власть в лице Мазарини первый и последний раз в истории Европы, покидает тень, делаясь объектом ненависти, преклонения и удивления.
За неполные 59 лет кардинал провернул такой объём работы, которого хватило бы на десяток королей или римских пап средней руки. Уже давно ясно, что будь Мазарини обычным авантюристом или карьеристом, он не ставил бы перед собой труднейшую задачу мобилизовать госмашину Франции, а обошёлся чем-нибудь менее затратным для здоровья. Так не исполняют чужие заказы, но так вкладываются в собственные проекты. Не совсем понятно, зачем итальянец Маццарини решил стать французом Мазарином и откуда этот закрытый человек, постоянно пребывавший на виду, черпал свою неиссякаемую силу? Чему и у кого учился Мазарини?
«Серыми кардиналами» сейчас кличут кого ни попадя, но давайте обратимся к истокам. Если быть точным, Мазарини числится уже третьим в ряду деятелей, кои заслуживают подобной чести. Его предшественниками на благородном поприще были Арман Жан дю Плесси герцог Ришелье и гораздо менее известный отец Жозеф (в миру Франсуа Леклер дю Трамбле), который, собственно, впервые удостоился знаменательного прозвища.
Буквально «кардинал» означает «двёрной крюк» и символизирует то, что это духовное лицо так же прочно прикреплено к своему приходу, как дверь соединяется с крюком, на котором висит. В иерархии католицизма кардинал следовал за папой, а его носитель должен был принадлежать ко всем трём степеням священства. Однако на практике данное правило соблюдалось далеко не всегда: кардиналами назначали даже детей. С этим чином подозрительно много неясностей и, хотя официальная легенда гласит, что он берёт начало с эпохи древнехристианской общины Рима, детали выдают нечто иное.
Символические атрибуты кардинальского облачения – зонтик, трон, шапочка с шёлковыми шнурами и кистями, красная мантия – ничего общего с апостолом Петром не имеют. Зато без труда узнаются на этрусских фресках, где изображаются древние церемонии загадочных предшественников Римской империи. Когда папа принял титул «верховного понтифика», т. е. председателя языческой коллегии жрецов, сие было не пустой формальностью, а отражало скрытый процесс переустройства католической церкви. С течением времени её иерархия воспроизвела практически все черты римского государственного культа, в свою очередь наследовавшего не столько эллинское поклонение богам, сколько ландшафтную магию этрусков.
Облако из тонкостей и оговорок окружает кардинальскую сутану. Например, назначив кардинала, папа мог до конца жизни не объявлять этого, храня тайное имя у себя «в груди» (in petto). Однако, если понтифик умер не успев сообщить своё решение консистории, то оно считалось недействительным. С Джулио Мазарини вышла и вовсе странная история: став кардиналом, он ни дня не пробыл ни епископом, ни даже священником (постриг, естественно, принять пришлось).
Теперь – о «сером преосвященстве», иначе, кардинале короны, которого могли назначать католические монархи, предварительно согласовав свою кандидатуру с папой. Эта должность возникла из довольно распространённой практики привлечения монахов на дипломатическую службу. Иметь в числе приближённых клирика церкви было весьма выгодно для короля. Шёлковые шнуры выполняли функцию страховочного троса, спасая клирика от лап гражданского правосудия и поднимая на одну ступень с принцами крови. Круг обязанностей кардинала короны не был строго очерчен, завися от обстоятельств, желаний государя и способностей самого преосвященства, что предоставляло простор для инициативы. Разумеется, преданность кардинала королю вне обсуждения.
Не симпатий ради, но государственной пользы для, Людовик XIII сумел преодолеть сопротивление жены, Анны Австрийской, и матери, Марии Медичи, и сделать Ришелье своим премьер-министром. Кардинал полностью оправдал его надежды. Мало того – добился вещей, коих от него никто не требовал. Ришелье стал первым европейским политиком, уловившим ветер перемен. Вначале невольно, а затем вполне осознанно, он вышел за рамки чисто национальных интересов Франции, разглядев за неразберихой Тридцатилетней войны контуры Большой Игры - не узконациональной, а мировой политики.
Его протеже, монах из ордена капуцинов Жозеф дю Трамбле, был не менее замечательной, местами даже святой личностью. Для Ришелье, «красного» кардинала, он служил своего рода тенью, отчего и заслужил прозвание «серого преосвященства», хотя кардинальского сана так и не дождался. Всегда в униформе капуцинов (они носили серые рясы), смиренный и внутренне и напоказ, отец Жозеф исполнял наиболее щекотливые и ответственные поручения патрона. Используя свой непререкаемый авторитет подвижника, дю Трамбле создал нечто вроде сети агентов, растянутой в странах-участницах Тридцатилетней войны. Защищая интересы Франции на переговорах высшего уровня, отец Жозеф ходил босяком и отказывался от участия в званых обедах, если они совпадали с церковным постом.
Интересно, что угодив в центр политического циклона, этот кремень-человек отошёл от своих первоначальных замыслов. Вступая на дипломатическую стезю, дю Трамбле был одержим идеей крестового похода против турок. Но когда перед Регенсбургским сеймом он оказался с глазу на глаз с генералом фон Валленштейном, то вместо того, чтобы заключить с ним тайный пакт, дю Трамбле воспользовался откровенностью вояки для последующих манипулятивных внушений австрийскому императору. В результате Валленштейн был уволен, его армия сократилась наполовину. А ведь генерал был единственным деятелем нужного масштаба, который горел желанием возродить крестоносное движение на Восток…
Занявший должность «кардинала короны» словно приобщался к некоему тайному знанию, максимально расширявшему его угол зрения. Не всякий выдерживает подобное. Ришелье так и не смог завещать своё место отцу Жозефу, поскольку последний, как говорили тогда, предварил своего патрона в Царствии Небесном. Срочно требовалась замена. Ею стал молодой Джулио Мазарини, хорошо знакомый как «серому», так и «красному» кардиналам. Он был слеплен совсем из другого теста и совершенно не походил на своих покровителей. Но только такой человек и мог в полной мере постичь уникальные возможности, раскрытые перед «кардиналом короны». Рассчитанный риск
Характерной чертой врагов Мазарини была та, что они никак не могли успокоиться после его смерти и продолжали занудно строчить пасквили. О кардинале было напридумано столько, что отвечать на каждый чих, признаться, нет ни малейшего желания. Последние полвека историки провели основательную ревизию россказней и домыслов, поэтому тех, кто остановился на образе, знакомом по романам Дюма-отца, отошлём читать книжки дальше, только желательно более современные и более научные.
Не столь важно, где именно родился Джулио (а родился он в Пешине, итальянской провинции Абруцци, где его мама укрывалась от жуткого римского зноя), сколь из какого круга происходили его родители. Мать и отец, дворяне Гортензия Буфалини и Пьетро дельи Маццарини, были, что называется одного поля ягоды, принадлежа к «людям Дома» принцев Колонна. Позднее Пьетро Маццарини попал в папскую администрацию, а его старший сын, тоже Джулио, стал знаменитым проповедником-иезуитом.
Джулио-младший, конечно, извлекал все выгоды, проистекавшие из данного расклада, но вступать в орден, основанный Игнацием Лойолой, не торопился. Почему - будет сказано ниже. Он получил лучшее в Италии образование, окончив Римскую коллегию, а затем Римский университет Ла Сапиенца. Детство Джулио провёл в квартале Треви, колоритнейшем месте Вечного города, где соседствовали рядовые горожане, принцы и священники.
Весомое дополнение к книжной науке: Мазарини сызмальства приценивался к людской натуре, на глаз определяя её добрые и худые черты. Ребёнком он часами пропадал в приёмной бездетного секретаря Колонна Бенедетти. Тот позволял Джулио прятаться под столом, наблюдая за башмаками посетителей. Когда приёмная пустела, мальчик вылезал наружу и Бенедетти спрашивал его, какого мнения Джулио о том или ином человеке. Как правило, Мазарини не ошибался в психотипах.
В 1619-1621 годах молодой человек отправился сопровождать сына своего патрона Джироламо Колонна в испанский университет Алькала-де-Энарес. Там он в совершенстве изучил кастильский, что сильно пригодилось, когда Мазарини попал ко двору Бурбонов. Для Европы XVII века кастильский был тем же, чем являлся французский для России XIX-го. Способность галантно изъясняться на аристократическом наречии послужит в будущем решающим фактором в расположении к нему капризной королевы Анны.
Пытливый и беспристрастный, Мазарини не спеша отсканировал Испанию, начиная с престарелого Филиппа III и заканчивая состоянием имперской армии. Понял, что ловить тут нечего, разве что пылкие взоры синьорит, за коими он, по чистосердечному признанию, в Мадриде активно ухлёстывал. Хотя, всё что рассказывал о себе Мазарини следует делить надвое: единственная, подтверждённая независимой экспертизой, его «возлюбленная» оказалась по странному стечению обстоятельств дочкой столичного нотариуса, который покрывал карточные долги юноши.
В мае 1622 году Коллегия праздновала великое событие: Игнаций Лойола наконец-то был официально канонизирован. По этому случаю устроили театрализованное представление, однако актёр, намеченный на роль святого заболел. Едва вернувшемуся Мазарини поручили его заместить. Тот должен был не только сыграть Лойолу, но и произнести хвалебную речь. В роли небесного патрона иезуитов Джулио зажёг бесподобно, зрителей пробрало до слёз. Правда, потом случился конфуз. Ораторствуя, Мазарини не обошёл стороной некоторые поступки и установки святого, о которых присутствующие высокие гости предпочитали помалкивать. Впоследствии Мазарини никогда не действовал в лоб, но тогдашняя прямота стоила ему священного сана. Впрочем, - Бог весть? – возможно, это входило в планы Джулио. Всю жизнь он стойко дистанцировался от попыток записать его по жреческому ведомству. И, кстати, всегда отказывался исповедоваться падре из Ордена Ииуса.
К 28 годам карьера Джулио Мазарини ещё колебалась между светским и духовным градусом. После службы в папской армии, он прилагает усилия, чтобы продвинуться по дипломатической линии, став секретарём нунция Сакетти, улаживавшего распрю из-за Мантуанского наследства. Нарушив законный порядок, испанские части вторглись в эту северо-итальянскую провинцию, провоцируя новый виток конфронтации между Францией и Габсбургами. Мазарини этого периода – вылитый Арамис: глаза с поволокой, струящиеся локоны, душистые усы, аккуратная бородка. Только волновали «арамиса» Джулио отнюдь не белошвейки (к ним он и так имел неограниченный доступ).
Общаясь накоротке с племянниками папы Урбана VIII, кардиналами Барберини, Джулио всё глубже разочаровывался в родной Италии. Его друг, кардинал Антонио Барберини, художник и тонкий эстет, по праву считался одной из светлых голов. Однако даже он слабенько представлял себе диспозицию на карте европейской геополитики. Между тем противоречия мантуанского клубка позволили Мазарини оценить перспективы главных игроков на арене. Как в детстве, он по-прежнему видел лишь туфли под столом, но уж больно выразительно они свидетельствовали о нраве своих хозяев. Но вот скатерть резко приподнялась и под стол заглянуло чьё-то удивлённое лицо…
28 января 1630 года стало судьбоносным для молодого посланника Папы – произошла его первая встреча с кардиналом Ришелье. Хотя француз сперва отнёсся к ватиканскому «шпиону» настороженно, оба вспоминали позже о присутствии какого-то особого духа, осенявшего это свидание. «Мой инстинкт подсказал мне, что передо мной гений», – запишет в мемуарах Ришелье. А Мазарини признается, что сразу доверился кардиналу per genio (интуитивно, точнее, ангелически). Два дипломата словно перешли за некую секретную грань, когда не пытаются уже играть, но становятся бескорыстным орудием сверхчеловеческих сил.
Съездив во Францию и оценив военно-экономический потенциал, Мазарини понял: лишь такая страна может стать гарантом мира, которого так жаждал Папа. На переговорах в Регенсбурге Мазарини знакомится со вторым «я» Ришелье, отцом Жозефом, и помогает заключению пакта на выгодных для Франции условиях. Теперь следовало донести мир до конфликтующих сторон, которые, тем временем, стянули войска к Казельской цитадели.
26 октября 1630 года испанская и французские армии уже готовились ринуться друг на друга, когда между ними вдруг возник конный ездок, размахивающий белым шарфом. Бесстрашно гарцуя вдоль ощерившихся боевых рядов, он кричал: «Мир! Мир!» То был Джулио Мазарини. Любой случайный выстрел, оплошность – и его бы просто затоптали, а вместе с ним хрупкие регенсбургские договорённости. Однако ничего подобного не случилось. Весть о перемирии была услышана и безнадёжная, казалось, Мантуанская проблема разрешена. Европейские газеты наперебой перепечатывали гравюру с героическим кавалером. По нарастающей
Успехи Мазарини были по справедливости, но не одинаково оценены в Ватикане и Париже. Если Ришелье делал всё, чтобы заполучить талантливого дипломата, то Урбан VIII на всякий случай того придерживал: «Это ловкий пройдоха, и даже я не знаю, о чём он думает», – считал понтифик. Дабы успокоить его святейшество, Мазарини соглашается на постриг. Но что папа мог ему предложить? Ну ввёл новоиспеченного прелата в состав секретариата курии, а затем чего-то снова испугался и услал экстраординарным послом в Авиньон. Ни в каком шпионаже в пользу Франции Мазарини уличён не был, однако франкофилии своей не скрывал. Беда в том, что Урбана окружали главным образом симпатизанты Испании…
1633-1639 годы самые мрачные для Мазарини. Папа то отпускает его в Париж в ранге чрезвычайного нунция, то отзывает обратно. Не помогала и дружба с племянником Урбана VIII кардиналом Антонио Барберини. Хотя Мантуанское дело уладилось, Тридцатилетняя война не затухала. Мазарини и кардинал-племянник пробовали двинуть идею созыва Общеевропейского мирного конгресса, однако «испанская партия» гасила подобные начинания на корню.
И Ришелье, и Людовик XIII недвусмысленно намекали понтифику, что хотели бы видеть монсиньора Мазарини при своём дворе. Когда родился наследник, будущий Людовик XIV, король предложил папе стать крёстным, а восприемником сделать Мазарини. Правда, французский посол действовал слишком топорными методами. Урбан рассвирепел и заявил ему, что сам выберет восприемника, да так стукнул посохом об пол, что тот сломался. Поняв, что по добру его не отпустят, Мазарини изготовился к побегу, но, будучи предельно рассудителен, решил использовать все шансы… Тогда же умирает Жозеф дю Трамбле и присутствие Мазарини в Париже становится жизненно необходимым.
Официальные попытки заполучить его порождают новые скандалы вплоть до временного разрыва отношений между двумя дворами. Хотя репрессий со стороны папы тоже не производится. Решение оказалось на удивление простым: Людовик прислал Мазарини официальное приглашение, а поскольку отношения с Римом на тот момент считались прерванными, тот ни у кого не спросясь, быстро собрался и отбыл из Вечного города декабрьским вечером 1639-го. Навсегда. С собой Мазарини вёз непомерное количество антиквариата и шедевров искусства. Папа не шевельнул пальцем. Вероятно, это самое большое, что он мог сделать для приятеля своих племянников. Обмануть дьявола
«Джулио, – предсказывал ему Ришелье незадолго до смерти, – ваша фортуна пойдёт далеко, быть может, даже, дальше моей, ибо вас природа создала настолько гибким, что вы проскользнёте в такой проход, которого я даже не замечу. Джулио, если бы нужно было обмануть дьявола, я прибегнул бы к вашим талантам». Все знавшие Мазарини, независимо от отношения, отмечали широту и тонкость его ума, трудолюбие, властное коварство, сочетавшееся с крайней обходительностью. Сказать, что у Мазарини был гибкий характер – не сказать ничего. У кардинала (он стал им в 1642 году) НЕ БЫЛО ХАРАКТЕРА. Его поведение менялось в зависимости от собеседника, обстановки, расположения звёзд… Прежде чем осуждать Мазарини за хамелеонство, зададимся вопросом: чего же он всё-таки добивался по жизни? А также: что творилось во Франции, когда восприемник будущего Людовика XIV, прижал, наконец, к груди крестника, стоя в окружении столь благоволившей к нему королевской семьи?
Здесь позволю себе привести притчу. Ею поделился со мной знакомый суфий, обсуждая вопросы текущей политики. Представьте, что вы обедаете в самолёте, а блюда на вашем столике не закреплены, а ездят туда-сюда, так что приходиться их постоянно подправлять. В конечном счёте, к этому можно притерпеться: качка равномерна и вектор сдвига каждого прибора предугадываем. Теперь добавьте всего одно условие: каждый прибор на столе обладает собственной траекторией. Положение становится почти неуправляемым, вы можете контролировать лишь какой-нибудь участок. А теперь представьте, что все приборы дружно поднялись в воздух и кружатся по своим орбитам вокруг невидимого центра. Что тогда, вы сможете контролировать?! Это и есть картина современной истории.
В эпоху Мазарини положение дел было ещё не столь удручающим. Ложкам с солонками не выдали пока отпускных. Однако шло к тому и только единицам в век Барокко удавалось отслеживать ситуацию полностью. Мазарини безусловно являлся одной из этих великолепных единиц. Духовный отец абсолютизма
Франция, чью великую миссию кардинал прозревал, вынуждена была продолжать войну. Чтоб выиграть её следовало навести порядок в государстве. Загвоздка в том, что государства в классическом виде тогда не существовало! Должности покупались и перепродавались, сбор налогов граничил с рэкетом, главными врагами королевства были не Испания с Австрией, а бездарная, но подлая и кичливая внутренняя оппозиция, Фронда. Каждый день эпохи Регентства (малолетства Людовика XIV) начинался с нового вызова и для всякого вызова Мазарини находил симметричный ответ.
Чтобы описать титаническую деятельность кардинала с 1643 по 1661 годы нужно отводить как минимум по тому на каждый. Были блестящие победы, долгосрочные комбинации, тактическе маневры, бои с переменным успехом. Доходило до осады собственной столицы… Завоевания кардиналов-предшественников могли в одночасье обнулиться, настолько всё оказалось запущено.
То, что этого не случилось и Мазарини укрепил центральную вертикаль да так, что она стала абсолютной (отсюда – абсолютизм) свидетельствует не только о его таланте политика, но и об исключительных душевных качествах. Нужно помнить, что статус кардинала держался лишь на монаршей милости, теоретически Мазарини мог быть смещён, когда им заблагорассудится. Вслед за пристрастными мемуаристами, даже серьёзные учёные ещё вчера нет-нет да поддавались искушению свести секрет влияния кардинала к любовной связи с королевой-регентшей Анной. Кроме грязных стишков, распевавшихся фрондёрами, никаких доказательств тому в природе не известно. Историческим же фактом является взаимная привязанность Мазарини, королевы и дофина Людовика. Можно сказать, что абсолютизм родился из абсолютного доверия этих трёх людей друг к другу. Это было редчайшее сочетание материнской любви (со стороны Анны), духовного отцовства (со стороны Мазарини) и преданного ученичества (со стороны Людовика). Луч из облака
Наверное, оседлать турбулентность общественного развития Мазарини сумел благодаря натуре отчаянного игрока. Однако умение поймать фортуну за хвост сочеталось у него с массой прочих достоинств, которые у обычных игроков не водятся. Внутренняя жизнь Мазарини остаётся закрытой и 300 лет спустя.
Есть, хотя, косвенная информация. Эпоха Мазарини славилась не только распрями да интригами. Это был апофеоз мистического богословия в католицизме. И Ришелье, и, особенно, отец Жозеф являлись не только государственными мужами, но и приверженцами конкретных аскетических доктрин, которые не уводили их от политической деятельности, но, наоборот, заставляли смотреть на неё как на продолжение духовной работы.
Так, современник «серого преосвященства», отца Жозефа, монах-кармелит Леон Сен-Жан делил людей на мистиков и микоберов. Основное свойство последних в том, что те ждут избавления от бед, но не желают ударить ради него палец о палец. В противоположность микоберам мистики – избранные, причём избрать себя должны сами – для самосовершенствования, не для блаженства. Успех благочестивых упражнений зависит от того, кто их совершает. Не нравится – к микоберам, плиз.
Самым ужасным грехом для человеческой природы, учил другой мистик, Бенет из Канфилда, выступают не явные страсти (их легко заметить, а потому отсечь), а непрестанный психологический фон – «отвлечения». Это бессмысленные, хаотические побуждения и ассоциации, назойливо помрачающие сознание, как солнце – пыльная буря. Повседневная мотивация обычных людей проистекает именно из этого броуновского движения, а не из сознательного света Божества, которое оно скрывает. Прежде, чем отдаться каким-либо внешним побуждениям, следует разобраться с внутренним хаосом, иначе самое благое снаружи дело обернётся вредом для души. Как наставлял ещё Фома Аквинский: «Действие должно быть тем, что прибавляется к жизни в молитве, а не тем, что от неё отнимается». Мы можем стать подлинными со-творцами Бога и очень многое поменять в мире, если только не станем изменять своей бессмертной сущности, учил иезуит Луи Лаллеман.
Черпая из сокровищниц иезуитской премудрости, кардиналы французской короны, всё же исповедывали несколько иные принципы. Современник Мазарини, кардинал Пьер де Берюлль подверг иезуитскую систему аскетических упражнений строгой критике и совершил «коперниканскую» революцию в мистическом богословии. Берюлль обратил внимание, что гимнастика индивидуальной воли св. Игнация Лойолы слишком зациклена на человеке. Она, как птолемеевская система космоса, заставляет даже божественную волю (Солнце) вертеться вокруг человеческой воли (Земли). Истинная мистика, писал Берюлль, теоцентрична: Бога следует почитать не думая о собственной выгоде, ради него самого. Его нужно почитать не таким, каким мы его себе представляем, а таким, каков Он в себе. Для внешнего восприятия Бог в себе представляется божественным мраком, облаком неведения. Хотя человеческие усилия необходимы, сами они не способны пробиться сквозь него, и только сам Бог «посылает луч духовного света, пронзающий облако неведения, которым ты от Него отделен».
Главные решения, которые принимал кардинал Джулио Мазарини и которые неуклонно вели к возвышению Франции, очень напоминают этот луч исходящий из божественного облака. Внутренняя дисциплина кардинала безмолвно свидетельствует – ему была открыта тайна политической теологии: мировой прогресс достигается не жертвами, приносимыми в момент кризиса, а повседневными усилиями, совершаемыми безо всякого намека на немедленную отдачу. Приближённость Мазарини к королевской семье диктовалась не только прагматической пользой, но и глубоким мистицизмом Людовика XIV. Будущий «король-солнце» хорошо знал правило: «Человек молитвы достигнет большего за один год, чем другой за всю свою жизнь». Поэтому не спешил перенять у крестного бразды правления, но прилежно учился у до конца его жизни.
Сообщение: 122
Зарегистрирован: 25.09.08
Откуда: РФ, Москва
Репутация:
2
Отправлено: 31.10.08 11:52. Заголовок: Мазарини и Фронда
Мазарини, Джулио
Портрет Джулио Раймондо Мазарино, кардинала и политического деятеля Франции, работы Бушара.Кардинал Мазари́ни, урождённый Джулио Раймондо Мадзарино или Маццарино (итал. Giulio Raimondo Maz(z)arino, по-французски Жюль Мазарен, фр. Jules Mazarin, 14 июля 1602 − 9 марта 1661) — политический деятель и первый министр Франции (с 1642 года). Заступил на пост после смерти кардинала Ришелье.
Содержание 1 Биография 2 Мазарини и Фронда 3 Мазарини и оценки современников 4 Литература
Биография Родился 14 июля 1602 в городке Пешине в области Абруцци (Италия). Дворянский род Мазарини служил могущественному князю Колонне. Молодой Джулио по рекомендации князя поступил на службу в папскую курию, где проявил себя способным дипломатом. В 1630 был послан во Францию, познакомился с Ришелье и фактически стал его агентом в Италии. С 1635 – папский посол в Риме. По протекции Ришелье стал кардиналом в 1636. После смерти «Серого кардинала» отца Жозефа (1638) Мазарини становится самым близким сотрудником фактического властелина Франции. По предсмертной просьбе кардинала Ришелье, король Людовик XIII назначил Мазарини членом королевского совета, состоявшего из трех человек (1642). В 1643 умер король. Регентшей была объявлена королева Анна. Все знали о долголетней вражде между королевой и Ришелье. Двор был уверен в падении его клеврета. Но умевший быть обаятельным итальянец сумел покорить сердце гордой королевы. Принцы крови и титулованная знать возненавидели «безродного фаворита». Но первые пять лет его правления принесли Франции успехи во внешней политике. Французская армия одержала ряд побед над испанцами в Тридцатилетней войне. Мазарини был одним из создателей договора между участниками войны (Вестфальский мир). Он проводил политику Ришелье: увеличивал централизованную ренту за счет повышения налогов.
Первый министр Франции - кардинал Джулио Мазарини
Мазарини и Фронда
Но в 1648 во Франции началась гражданская война (Фронда). Против Мазарини выступили купцы, ремесленники, страдавшие от налогов, и знать, пытавшаяся восстановить прежние феодальные привилегии, уничтоженные Ришелье. Смута втянула в свою орбиту и крестьян, которые нападали на дворянские имения. Летом 1648 борьба между Мазарини и представителями знати, парижским парламентом, купцами и ремесленниками обострилось до предела. В августе все улицы Парижа были перекрыты баррикадами. Поговаривали о штурме Лувра. Королева с детьми и Мазарини тайком покинули город и удалились в загородный дворец Рейль. Разнородность интересов участников Фронды позволили кардиналу путем определенных уступок добиться мира. Однако мир оказался хрупким. Первый принц крови, один из признанных полководцев Луи Конде возглавил Фронду. Противники Мазарини соревновались в сочинении против него эпиграмм и памфлетов – так называемых «мазаринад».
Арест Конде вызвал всеобщее возмущение, принцы и парламент вновь объединились. Постановлением парламента Мазарини был изгнан из страны, он обосновался в Кельне. Но, находясь в изгнании, он постоянно переписывался с королевой, и быстро взрослевший король Людовик XIV находился под его влиянием. Говорили, что Мазарини так же руководил делами из Кельна, как из Лувра. Он не без успеха усиливал раздоры между главарями фронды принцев. 21 октября молодой король торжественно въехал в Париж, это событие считается концом Фронды. В 1653 Мазарини возвратился в Париж и до своей кончины занимал пост первого министра.
Мазарини и оценки современников
Мазарини – герой многих мемуаров своих современников. Он обычно рисуется человеком хитрым и циничным, но талантливым и образованным. Франсуа де Ларошфуко писал о нём: «Ум его был обширен трудолюбив, исполнен коварства, характер гибок». Людовик XIV, один из самых властных монархов в истории, при жизни Мазарини был номинальным королем, хотя достиг совершеннолетия. Мазарини был известен как меценат и библиофил. Его собрание книг положило начало созданию национальной библиотеки. Он пригласил в Париж оперную труппу из Италии. Он иногда проявлял несвойственную своему времени терпимость, восхищался Письмами провинциала Паскаля.
Умирая, Мазарини (скончался 8 марта 1661 в Венсене) рекомендовал Людовику XIV назначить первым министром Кольбера.
Мазарини знаком миллионам читателям по роману Александра Дюма «Двадцать лет спустя». Хотя образ Мазарини в романе весьма близок к действительности, Дюма придал Мазарини некие буффонадные черты, сочинив эпизод о его похищении.
Литература Губер, Пьер Мазарини / перевод с фр. Л. Тарасенковой, О. Тарасенкова. — М.: Крон-пресс.
Ришелье
Сообщение: 35
Зарегистрирован: 10.01.09
Откуда: Франция, Париж
Репутация:
0
Мазарини Джулио ( 1602 - 1661 ) - кардинал, французский государственный деятель. Сицилийский дворянин по происхождению, он учился сначала в Риме, у иeзуитов, затем в Алкаде и Саламанке, изучая философию, теологию и каноническое право. Получив звание доктора прав, он поступил в папские войска, где дослужился до чина капитана. Во время переговоров по поводу мантуанского наследства он был отправлен в Турин, в качестве папского интернунция. Здесь он обратил на себя внимание Людовика XIII и Ришелье; последнему удалось склонить Мазарини в пользу Франции, и это отразилось на мирном договоре, заключенном, при его посредстве, в Хераско (апр. 1631 г.) и возбудившем сильнейшее негодование Испании. В следующем году Мазарини вступил в духовное звание и в 1634 г. был назначен папским нунцием в Париж. В 1639 г. Мазарини, по совету Ришелье, оставил папскую службу и принял французское подданство. В 1640 г. он был назначен послом в Шамбери, где ему удалось прекратить гражданскую войну. В 1641 г. Ришелье доставил ему кардинальскую шапку. На смертном одре (4 октября 1642 г.) Ришелье указал на Мазарини как на человека, который может его заменить; 5-го октября Людовик ХIII призвал Мазарини в королевский совет. В первые месяцы своего управления он возбудил надежды на более мягкое отношение к деятелям оппозиции: он выпустил из Бастилии маршала Бассомпьера и других, заключенных по приказанию Ришелье, призвал в парламент многих из изгнанных членов и устроил примирение между герцогом Орлеанским и королем. В то же время он сумел войти в милость к королеве, которую больной монарх назначил, по его совету, регентшею. После смерти Людовика XIII королева-регентша, всецело подчинившаяся влиянию Мазарини, назначила его первым министром (14 мая 1643), к великому неудовольствию принцев и других вельмож. Любезным обращением, предупредительностью и щедростью, неутомимым трудолюбием Мазарини примирил с собою, однако, и этих лиц (так наз. importants). Победа при Рокруа возбудила восторг французов; поэты стали прославлять нового правителя. Но это длилось недолго. Importants устроили заговор, быстро подавленный Мазарини, который составил министерство из одних только своих приверженцев. К числу недовольных вскоре присоединился и парижский парламент, который, не разделяя взглядов кардинала на финансовые дела, отказался зарегистрировать некоторые из его указов и повторил свой отказ и после королевского заседания, не признавая приказов девятилетнего короля. В ответ на это Мазарини велел арестовать вожаков парламента (16 авг. 1648 г.). В Париже немедленно воздвигнуты были баррикады и вспыхнуло восстание, известное под именем Фронды. Во главе движения стояли наиболее видные представители французской аристократии - принц Конде, герцог Орлеанский, кардинал де Рец - старавшиеся вырвать власть из рук ненавистного министра. Пять лет Мазарини с замечательным упорством и энергией выдерживал борьбу против соединенных сил аристократии, парламента и народа, действовавших против него не только оружием, но и целым рядом памфлетов и брошюр, известных под именем Мазаринад. Мазарини то уступал - например, после парижских баррикад он немедленно вернул обратно изгнанных членов парламента, - то вновь переходил в наступление. Несколько раз он был вынужден бежать из Парижа, вместе с королем, и два раза выезжал из пределов Франции (1661 и 1652 г.), изгнанный по указу парламента, который, по возвращении Мазарини во Францию в 1652 г., назначил 50000 ливров за его голову; но даже из-за границы Мазарини продолжал, de facto, руководить французскими делами. Конде, как вождю Фронды, Мазарини противопоставил Тюрення; борьба велась с переменным успехом; наконец, Тюреннь одержал верх, чему немало способствовал недостаток единодушия среди вожаков оппозиции. 3 февр. 1653 г. Мазарини торжественно въехал в Париж. С этих пор он стал управлять еще более деспотически, чем прежде, и с удвоенным рвением трудиться над утверждением абсолютизма. Не стесненный более внутренними смутами, он возобновил военные действия против Испании и в 1656 году заключил союз с Кромвелем, обеспечивший Франции поддержку Англии. Испания, доведенная до полного истощения, вынуждена была, наконец, заключить так наз. пиренейский мир (1659) и уступить Франции часть Люксембурга, Руссильон, Артуа и Геннегау; заключение брака между Людовиком XIV и инфантою Марией Терезой окончательно подчинило Испанию влиянию Франции. Так же удачна была политика Мазарини и на Востоке Франции. Вестфальский мир 1648 г. отдал в ее владение большую часть Эльзаса, азаключенная в 1658 г. рейнская лига доставила Франции большое влияние в Германии и подорвала значение Австрии. Блестящим результатам внешней политики далеко не соответствовало внутреннее управление. Покровительствуя наукам и искусствам (Мазарини собрал громадную библиотеку, которую, под именем Мазариньевской, передал основанному им College des Quatre Nations; открыл академию художеств, устроил итальянскую оперу и т. д.), Мазарини ничего не сделал для поднятая экономического благосостояния страны: в руках Фуке финансы приходили все в большее расстройство, в земледелии, торговле и промышленности царил полный застой; народ изнемогал в нищете, а первый министр, умирая, оставил состояние в сто миллионов ливров. На смертном одре Мазарини посоветовал Людовику XIV управлять без первого министра. При гибком и остром, чисто итальянском уме и хитрости, при замечательной проницательности и глубоком знании людей, Мазарини обладал большим трудолюбием и несокрушимою энергиею. Раз наметив себе цель, он упорно добивался ее, но никогда не действовал опрометчиво, а всегда тщательно взвешивал всякий шаг. Безгранично эгоистичный от природы, жадно домогаясь влияния и богатства, он не забывал интересов королевской власти и ставил их всегда на первом плане. Честолюбие, говорит Минье, было в нем сильнее самолюбия, и он самым философским образом переносил неудачи и оскорбления. Эшафот Ришелье он заменил Бастилиею. Народ не любил Мазарини; в 1853 г. Моро издал 5 том., направленных против него "мазаринад". См. Antoine Anbery, "Histoire du cardinal Mazarin" (1695); Victor Cousin, "La jeunesse de Mazarin"; Bazin, "Histoire de France sous Louis XIII et sous ie ministere da cardinal Mazarin" (П., 1846); Gaillardin, "Hisloire du regne de Louis XIV" (П., 1874-76); Cheruel, "Histoire de France pendant la minorite de Louis XIV" (П., 1879); Cheruel, "Histoire de France sous ie ministere de Mazarin, 1651-61" (П., 1882); Moreau, "Bibliographie des Mazarinades" (П., 1854-65); "Choix des Mazarinades" (П., 11855
графиня де ля Фер
Шпионка кардинала
Сообщение: 55
Настроение: Меланхоличное
Зарегистрирован: 23.12.08
Откуда: Россия
Репутация:
1
Мазарини (итал. Mazarini, франц. Mazarin) Джулио (1602-1661), кардинал с 1641, первый министр Франции с 1643. По происхождению итальянец. Вел борьбу с Фрондой. Добился политической гегемонии Франции в Европе. --------------------------------------------------------------------------------
Мазарини Джулио - папский дипломат, французский государственный и политический деятель. Находился на дипломатической службе у Папы Римского (1626-1636). В 1643-1661 годы (с перерывами) возглавлял французское правительство. Подписал Вестфальский мир (1648); заключил с Англией мирный и торговый договоры (1655), военный союз (1657), а также Пиренейский мирный договор с Испанией (1659). Джулио родился в Писчине, в Абруццо, 14 июня 1602 года и был крещен в церкви Святого Сильвестра Римского. Его отец, сицилийский дворянин Пьетро Мазарини, человек достаточно состоятельный, принадлежал к клиентеле могущественной римской фамилии Колонна. Мать, Гортензия, урожденная Буфалини, происходила из довольно известного дома Читта-ди-Кастелло. Джулио Мазарини получил хорошее образование. Сначала его отдали в римскую коллегию иезуитов, где он показал прекрасные способности. Затем в течение трех лет Мазарини слушал лекции по философии, теологии и каноническому праву в испанских университетах Алкалы и Саламанки. Получив звание доктора права, Джулио вступил в ряды папской армии солдатом и дослужился до чина капитана, после чего перешел на дипломатическую службу. Приятное обхождение с людьми, тонкая дипломатическая игра и умелое ведение дел принесли ему известность в близких к папскому престолу кругах. В 1624 году он стал секретарем римского посольства в Милане, принадлежавшем в ту пору Испании. Важным рубежом для последующей карьеры Мазарини явился спор по поводу "мантуанского наследства". В 1627 году умер Винченцо II Гонзага, герцог Мантуанский. Его наследство должно было перейти к представителю боковой ветви Гонзага, французскому герцогу Шарлю I де Невер. Испания поддержала оружием претензии представителя другой боковой ветви Гонзага: Карла-Эммануила I, герцога Савойского, врага Франции, отрезавшего от наследства в свою пользу часть маркизата Монферрато. Император Фердинанд II тоже принял участие в разделе наследства. Папа Урбан VIII с целью примирения враждующих сторон послал в район боевых действий помощника нунция Мазарини. Войдя в доверие к тем и другим и непрерывно курсируя между армиями противников, которым он зачитывал папские буллы, молодой дипломат сумел уговорить Ришелье и испанского генерала А. Спинолу, вице-короля в Милане, принять соглашение, которое ему позволили подготовить и собственные дипломатические навыки, и хорошая осведомленность (через лазутчиков) о внутренней ситуации в Испании и Франции, и нежелание Парижа ввязываться в Тридцатилетнюю войну. Именно тогда Мазарини впервые встретился с Ришелье, который запомнил его. 10 мая 1630 года в Гренобле состоялось совещание с участием Людовика XIII и Ришелье, на котором решался вопрос о дальнейших действиях. Сюда же прибыли посол герцога Савойского и Мазарини, ставший к тому времени папским легатом. Их предложения сводились к тому, чтобы побудить Францию отказаться от поддержки прав герцога де Невера на Мантую и вывести войска из Сузы, Пиньероля и Казале (там размещался французский гарнизон под командованием маршала де Туара). В обмен Испания и империя брали на себя обязательство вывести свои войска из района военных действий. Данное предложение ни в коей мере не могло устроить французскую сторону, так как под прикрытием нейтрализации Мантуи ей, по существу, навязывали статус-кво. Мазарини отправился в Вену, увозя с собой отказ Франции. В середине лета 1630 года Людовик XIII и его первый министр вернулись к идее мирного урегулирования конфликта. В лагерь короля был приглашен Мазарини, которому было заявлено, что у Людовика XIII нет в Северной Италии иных целей, кроме как обеспечить права герцога Мантуанского. Если Вена и Мадрид согласятся уважать эти права, то король Франции выведет свои войска из этого района. Мирные переговоры начались в германском городе Регенсбурге (Ратисбонне). От имени Франции их вели отец Жозеф и Брюлар де Леон. Посредничал на переговорах все тот же Мазарини, курсировавший между Регенсбургом, Веной и Лионом, где находился Людовик XIII и куда часто наезжал из действующей армии кардинал Ришелье. В Лионе Мазарини был представлен Людовику XIII, после чего более двух часов беседовал с кардиналом Ришелье. Последний остался доволен разговором с итальянцем и попытался привлечь Мазарини на свою сторону; ряд историков считает, что это ему удалось. 8 сентября участники переговоров заключили перемирие до 15 октября. Но когда срок перемирия истек, Ришелье отдал войскам приказ возобновить военные действия. К 26 октября войска французского маршала де Лафорса достигли Казале, где мужественно держался испанский гарнизон Туара. Уже вспыхнула перестрелка, как неожиданно появился всадник, размахивавший свитком. Он кричал: "Мир! Мир! Прекратите!" Это был Мазарини, доставивший маршалу де Лафорсу согласие генерала де Корду снять осаду цитадели и вывести войска из города без всяких условий. Легат сообщил и о подписании мирного договора в Регенсбурге. Маршал на свой страх и риск согласился принять предложение испанского генерала, отдав приказ прекратить огонь. Уведомленный о принятом решении Ришелье одобрил его. Война завершилась, и вновь за дело взялись дипломаты. В результате вслед за уточненным Регенсбургским договором были подписаны "соглашение Кераско" (1631) и секретные Туринские соглашения (1632), которые принесли Франции очевидный внешнеполитический успех: за герцогом де Невером признавались права на Мантую и Монферрат, а Франция оставляла за собой Пиньероль и долину Перузы. Джулио Мазарини сыграл важную роль в мирном исходе конфликта в Северной Италии. С этого времени Ришелье пристально наблюдает за честолюбивым итальянцем, проникаясь к нему все большей симпатией. Одним из первых внимание Ришелье на Мазарини обратил французский дипломат Сервьен, который писал кардиналу, что "этот сьер Мазарини - самый достойный и самый умелый министр из всех, когда-либо служивших у Его Святейшества". Венецианский посланник Сегредо писал своему правительству: "Джулио Мазарини, светлейший господин, приятен и красив собой; учтив, ловок, бесстрастен, неутомим, осторожен, умен, предусмотрителен, скрытен, хитер, красноречив, убедителен и находчив. Одним словом, он обладает всеми качествами, которые необходимы искусным посредникам; его первый опыт есть опыт истинно мастерской: кто с таким блеском выступает в свете, будет, без сомнения, играть в нем важную и видную роль. Будучи силен, молод и крепко сложен, он будет долго наслаждаться в будущем почестями, и ему недостает только богатства, чтобы шагнуть далее". Урбан VIII остался доволен дипломатическими успехами Мазарини, и в 1633 году, при содействии кардинала Барберини, тот в качестве папского вице-легата был назначен на важную должность в Авиньоне; хотя и не был посвящен в духовный сан. В 1634 году Урбан VIII послал Мазарини нунцием в Париж, чтобы предотвратить очередное столкновение между Францией и Испанией. К тому времени перевес в Тридцатилетней войне получила габсбургская коалиция, погиб глава антигабсбургского блока Густав II Адольф, а шведы были окончательно разбиты при Нордлингене. Теперь главой той же коалиции стала Франция, объявившая в 1635 году войну Испании. В целом миссия Мазарини шла вразрез с политикой Ришелье и потому не увенчалась успехом. Но нунций сумел приобрести благоволение и французского короля Людовика XIII, и его первого министра, и "серого кардинала" при Ришелье влиятельного отца Жозефа. Уже в те годы Ришелье стал для Мазарини идеалом государственного деятеля. И тогда же кардинал включил нунция в число своих доверенных лиц. В 1636 году Мазарини был отозван в Рим, поскольку папа остался недоволен его миссией в Париже. Однако он уже решил связать свою судьбу с Францией и действовал в Риме как тайный агент Ришелье. В 1638 году умер отец Жозеф, Ришелье, желая возместить потерю ближайшего помощника, добился возвращения Мазарини в Париж. Мазарини оставил папскую службу и принял французское подданство. Во французской столице Мазарини сделал головокружительную карьеру. Он стал доверенным лицом Ришелье, его ближайшим сотрудником. Будучи всегда в хорошем расположении духа, дипломатичный и обходительный, умевший вести беседы на любые темы и выполнить любое поручение, итальянец произвел приятное впечатление на королевскую чету. В 1641 году Ришелье добился неслыханного решения Ватикана. Он сделал Мазарини, неродовитого итальянца, даже не являвшегося духовным лицом, кардиналом. 2 декабря 1642 года тяжелобольной Ришелье во время встречи с Людовиком XIII назвал своим преемником кардинала Мазарини. "У Вашего Величества есть кардинал Мазарини, я верю в его способности на службе королю", - сказал министр. Ришелье умер 4 декабря. В тот же день Людовик XIII вызвал к себе Мазарини и объявил, что назначает его главой Королевского совета. "Я сохранил в моем Совете тех же людей, которые мне там уже служили, и призвал к себе на службу кардинала Мазарини, в способностях и верности которого я имел возможность убедиться...", - писал король губернаторам провинций и парламентам. В 1643 году умер сам Людовик XIII. Наследнику престола не было еще и пяти лет. Регентшей при нем стала королева Анна Австрийская. Ее фаворитом был Мазарини. Анна Австрийская нарушила волю покойного супруга, согласно завещанию которого в случае несовершеннолетия его сына править страной должен был регентский совет. Она сделалась единоличной правительницей Франции вследствие решения Парижского парламента, кассировавшего завещание Людовика XIII. Фактически власть перешла в руки Мазарини, которого она назначила первым министром, к великому неудовольствию принцев и других вельмож. Любезным обращением, предупредительностью и щедростью, неутомимым трудолюбием Мазарини примирил с собой, однако, и этих лиц. Победа французских войск при Рокруа возбудила восторг французов; поэты стали прославлять нового правителя. Но это продлилось недолго. С началом регентства Анны в столицу возвратились все изгнанные при Ришелье аристократы. Они надеялись вернуть награды и восстановить былые привилегии. Не достигнув желаемого, они перешли в оппозицию к первому министру, который еще в 1643 году подавил мятеж феодальной знати - "заговор Важных". Мазарини пользовался полной поддержкой Анны Австрийской. Некоторые историки полагают, что они состояли в тайном браке. Регентша помогла своему фавориту выдержать испытания политической борьбы. Кардинал одержал победу над противниками и благодаря таким своим личным качествам, как хладнокровие и умение путем переговоров добиваться компромиссов. Автор многотомной истории французской дипломатии Флассан писал, что характер Мазарини был "соткан из честолюбия, жадности и хитрости; но так как последняя часто сопровождается неуверенностью, Мазарини был труслив. Зная слабость людей к богатству, он их тешил надеждами. Его сердце было холодным; оно не знало ни ненависти, ни дружбы, но кардинал проявлял эти качества в своих интересах и в целях своей политики. Неизменно спокойный, он, казалось, был далек от страстей, которые часто волнуют людей. Никто и никогда не мог у него вырвать ни тайну, ни нескромное слово. Он без зазрения совести нарушал свое слово частным лицам, но похвалялся верностью договорам, чтобы сгладить недоверие, которое в этом отношении вызывала Франция при правительстве Ришелье. Выжидание являлось методом, которому Мазарини оказывал предпочтение; и он этот метод успешно использовал как в государственных делах, так и при решении личных проблем, которые у него возникали. Мазарини развязывал узлы в политике неторопливо и осторожно, а Ришелье решал трудности ударом шпаги солдата или топора палача. Мазарини прикидывался уступчивым, чтобы надежнее обеспечить победу, а Ришелье бросал вызов штормам и бурям. Первый прекрасно знал дипломатическую кухню, второй ею часто пренебрегал, обуреваемый безмерной гордыней. Ришелье был мерзким интриганом. Мазарини - интриганом боязливым". В результате Тридцатилетней войны Франция вступила в полосу экономического и финансового кризиса. Обстоятельства требовали от Мазарини принятия жестких и, естественно, непопулярных мер. Он ввел новые налоги, что вызвало всеобщее недовольство. Весной 1648 года Мазарини нанес удар по "дворянству мантии", отменив полетту - сбор, гарантировавший наследственность благоприобретенных должностей. Начался первый этап острейшего внутриполитического кризиса во Франции, именуемого Фрондой. Во главе движения стояли наиболее видные представители французской аристократии - принц Конде, герцог Орлеанский, кардинал де Рец, - старавшиеся вырвать власть из рук ненавистного министра. Движение против абсолютной власти Анны Австрийской и ее фаворита вылилось в настоящую гражданскую войну. Лишь в феврале 1653 года Мазарини удалось стать хозяином положения. Аристократов - участников мятежа лишили титулов, должностей, пенсий. Но Франции гражданская война стоила дорого. Внешняя торговля была дезорганизована. Ее флот был фактически уничтожен. В ряде департаментов страны, где особенно свирепствовали голод и эпидемии, население значительно сократилось, рождаемость упала. Тяжелое экономическое и финансовое положение страны вызывало всеобщее недовольство во французском обществе. Многие из этих проблем были решены еще при жизни Мазарини. Он сделал политические выводы из событий периода Фронды. Кардинал считал, что в государственных интересах необходимо удовлетворить многие требования оппозиции. Среди них: запрет на узурпацию власти короля премьер-министром; ограничение прав парламента; осуждение произвола сборщиков налогов; облегчение положения крестьян в деревне, и с этой целью увеличение налогов с промышленников и торговцев; отказ от продажи должностей; создание Государственного совета, в котором были бы представлены все сословия французского общества; ликвидация протестантизма во Франции. И все же кардинал уделял основное внимание не столько внутренней, сколько внешней политике страны. Дипломатия была его любимым занятием. Мазарини в совершенстве владел искусством переговоров. Ум его был по-итальянски живым и по-французски гибким; манеры - мягкими, деликатными; речь - немногословной, но всегда аргументированной; стремление к компромиссам - постоянное, но осторожное. Он предпочитал тишь кабинетов, избегал показываться на публике, был немногословен, готов был позволить говорить кому угодно и сколько угодно, лишь бы ему не мешали действовать. Все эти личные качества кардинала позволяли ему последовательно проводить в жизнь программу Ришелье. При этом Мазарини не пользовался популярностью у французов, которые легко прощали "своему" Ришелье то, что не прощали "чужаку", "коварному итальянцу". Придя к власти, Мазарини стремился как можно скорее, хотя и на выгодных для Франции условиях, заключить мир с Габсбургами. Поэтому во Франции считали, что политику кардинала определяла римская курия (папа не хотел полного крушения империи). Но истинная линия кардинала заключалась вовсе не в том, чтобы содействовать империи. Мазарини следовал курсу Ришелье и часто повторял его мысль, что война в Германии есть не столько война религиозная (католиков с протестантами), сколько против непомерных политических амбиций Австрийского дома. К скорейшему заключению мира Мазарини побуждали и внутриполитические обстоятельства. Поэтому, после ряда побед и дипломатических уловок с выгодой для Франции, 24 октября 1648 года был заключен Вестфальский мир, завершивший общеевропейский конфликт - Тридцатилетнюю войну, которая с ожесточением велась на территории Германии. Вестфальский мир положил начало истории европейских конгрессов. Договор был подписан в городах Оснабрюке (между Швецией и императором) и Мюнстере (между Францией и императором), расположенных в Вестфалии, и поэтому называется Вестфальским миром. Мирный конгресс открылся еще 4 декабря 1644 года. На нем были представлены почти все государства Европы, кроме Англии и России. Форум такого масштаба собирался впервые, поэтому чрезвычайно затянулось решение процедурных вопросов. Принятие решений затруднялось тем, что, пока дипломаты спорили, армии продолжали воевать, и каждую победу державы участники конгресса пытались использовать как аргумент в свою пользу. Все усилия императорского посла искусного дипломата Траутмансдорфа были направлены на то, чтобы, удовлетворив аппетиты Швеции, отколоть ее от Франции и создать более благоприятные для империи условия переговоров. Однако Швеция осталась крепко привязанной к французской колеснице, которой управлял кардинал Мазарини. Последний, подстрекая курфюрста Бранденбургского против непомерных притязаний Швеции на территории по южному побережью Балтики, парировал шведские притязания; тем самым он заставил Швецию идти вместе с Францией. Окончательные условия мира были подписаны в Мюнстере 24 октября 1648 года, куда незадолго до этого приехали уполномоченные из Оснабрюка. Результатом Вестфальского мира в Европе стали территориальные изменения. Франция получила Эльзас (кроме Страсбурга) и закрепила за собой три ранее приобретенных ею епископства - Мец, Туль и Верден. Французское требование "естественных границ" стало, таким образом, воплощаться в жизнь. Политическая раздробленность Германии была закреплена. Обе ветви Габсбургов - испанская и австрийская - оказались ослабленными. Гарантами условий мирного договора были признаны Франция и Швеция. К этому времени стали портиться англо-французские отношения. Еще до казни короля Карла I французское правительство, считая, что Англия, занятая внутренней борьбой, окончательно обессилена, запретило ввоз во Францию английских шерстяных и шелковых изделий (1648). В ответ на это английский парламент запретил ввоз французских вин. Кардинал Мазарини, стоявший в то время у власти во Франции, старался добиться у Англии уступок в этом вопросе. Но французского поверенного в делах в Англии, Крулле, постигла полная неудача. Англичане ответили ему, что, "несмотря на прежнюю веру в короля, они легко обходятся без него; так же легко обойдутся они и без французского вина". Началась таможенная война. Дело дошло до обоюдного захвата торговых кораблей и даже до военных действий без формального объявления войны. Как ни неприятны были для французов эти события, Мазарини и являвшийся тогда помощником всемогущего кардинала Кольбер принуждены были добиваться восстановления нормальных дипломатических отношений с Англией. Французские коммерсанты, которых грабили английские корсары, толкали свое правительство на такое соглашение. В записке, составленной в 1650 году, Кольбер жаловался королю на затруднения, испытываемые французской торговлей: "С тех пор как по стечению неблагоприятных обстоятельств англичанине ведут с нами войну... торговле нашей трудно поправиться, пока она будет страдать от мести англичан... Чтобы поправить торговлю, необходимы два условия: безопасность и свобода, а их можно достигнуть, лишь восстановив добрососедские отношения с Англией. Пункт, на котором англичанине особенно настаивают, - заключал Кольбер, - есть признание их республики, в чем испанцы нас опередили. Можно опасаться еще более тесного союза вследствие действий испанского посла в Англии. Францию простят и Бог и люди в том, что она вынуждена признать эту республику для предупреждения враждебных замыслов испанцев, творящих всевозможные несправедливости и готовых на всякие низости для того, чтобы нам вредить". Сам кардинал готов был "решиться на низость", то есть признать республику за приличное вознаграждение, иными словами, за союз с Англией против Испании. Мазарини с тем большим рвением решил наладить отношения с Англией, что его враги, сторонники Фронды, не прочь были договориться с республикой, хотя и опасались, будет ли это достойно чести истинных католиков и добрых французов. У самого Мазарини, поклонника силы и почитателя Макиавелли, таких сомнений не было. Понимая, что в 1652 году фактически внешними делами ведал уже не парламент, а Кромвель, Мазарини вступил с ним в переговоры через посредников. Вскоре ему сообщили от имени Кромвеля, что республика требует только, чтобы король французский признал ее и немедленно назначил своего посла в Англию. При этом подданным республики должно быть уплачено вознаграждение за потери, понесенные за время морского каперства. В случае, если бы борьба Мазарини с Фрондой сложилась не в пользу кардинала, Кромвель любезно предлагал Мазарини убежище в Англии. Эти условия были очень далеки от желаний кардинала. Но положение Мазарини и королевского двора становилось все более затруднительным. Фрондирующие принцы соединили свои усилия с революционным движением в городе Бордо, который мечтал в союзе с Английской республикой восстановить свои былые вольности. Испанцы также прилагали все усилия, чтобы склонить англичан к союзу с ними. При таких условиях Мазарини не оставалось ничего другого, как согласиться на английские предложения. В декабре 1652 года в Англию был отправлен интендант Пикардии де Бордо с письмом короля английскому парламенту. Окончательно договор с Францией был оформлен несколько позже, в 1655 году, после долгих проволочек, во время которых Кромвелю удалось, играя на франко-испанских противоречиях, добиться от Франции ряда уступок. В 1657 году страны заключили также военный союз. Не только гибкость и реализм отличали Мазарини. Он не был лишен и дипломатической фантазии. В 1657 году скончался император Священной Римской империи германской нации. Мазарини решил воспользоваться ситуацией и посадить на освободившийся престол "своего человека". Кардинал предложил графа Нейбурга, затем электора Баварии. Но его предложения не были приняты. Тогда он сделал невероятный шаг - выдвинул кандидатуру Людовика XIV, являвшегося по Вестфальскому договору германским принцем. Продвигая своего кандидата, кардинал не жалел денег. Осенью 1657 года Людовик XIV лично пожаловал в Мец. Но все оказалось напрасным. Германские правители не хотели видеть французского монарха на императорском престоле. Императором избрали представителя австрийских Габсбургов - Леопольда I. Среди дипломатических побед Мазарини следует особо отметить Пиренейский мир 1659 года, завершивший войну между Францией и Испанией. Французская территория значительно расширилась, хотя французы вернули Испании захваченные ими в ходе военных действий районы Каталонии, Франш-Конте и крепости в Нидерландах. К Франции отошли часть Фландрии с несколькими крепостями, основная территория графства Артуа, графство Руссильон. Новая франко-испанская граница проходила по Пиренеям. Испанцы отказались от притязаний на захваченные французами Эльзас и Брейзах, подтвердили права Людовика XIV на королевство Наварру. Мазарини подписался под обязательством не оказывать помощи Португалии, находившейся в состоянии войны с Испанией. Особенность Пиренейского мира состояла в том, что он предусматривал брак Людовика XIV с испанской инфантой Марией Терезией. Правда, хитрый кардинал внес в текст документа, подписанного обеими сторонами, существенную оговорку, сыгравшую в дальнейшем большую роль в истории международных отношений в Европе. Приданое инфанты - 500 тысяч золотых экю - выплачивалось в точно установленные сроки - в течение полутора лет. При несоблюдении этого требования Мария Терезия отказывалась от своих прав на испанский престол. Расчет Мазарини был прост и очевиден. Испания в это время была разорена. Двору не хватало денег даже на содержание королевской кареты. Поэтому выплатить приданое инфанты испанцы в срок не могли. В этом случае французская дипломатия сохраняла свободу рук в испанских делах и, главное, при решении важнейших вопросов: о наследовании престола Испании. События показали, что в своих расчетах кардинал не ошибся. В 1660 году Мазарини исполнилось пятьдесят восемь лет, и после стольких потрясений, стольких забот и усилий здоровье его пошатнулось. Поэтому он все чаще проводил время в своих покоях, среди изумительных ковров, картин лучших мастеров и коллекции редких книг. Дворец его был полон сокровищ, собранных за долгие годы, и искусство теперь стало его единственной страстью. Мазарини коллекционировал книги и старинные рукописи, любил музыку и театр. Он открыл академию художеств, устроил итальянскую оперу. В инвентарном списке, составленном после смерти Мазарини, числилось 200 статуй, античных произведений из мрамора, 450 картин знаменитых мастеров, огромное количество драгоценных камней, 30 тысяч книг. Мазарини владел самыми красивыми бриллиантами в Европе. Часть его сокровищ стала достоянием короля, часть - семейства Манчини. Свою огромную библиотеку кардинал под именем Мазариньевской передал основанному им колледжу Четырех Наций. При гибком и остром, чисто итальянском уме и хитрости, при замечательной проницательности и глубоком знании людей, Мазарини обладал большим трудолюбием и неукротимой энергией. Наметив себе цель, он упорно добивался ее, но никогда не действовал опрометчиво, а всегда тщательно взвешивал всякий шаг. Безгранично эгоистичный от природы, жадно домогаясь влияния и богатства, он не забывал интересов королевской власти и ставил их всегда на первом плане. Честолюбие, говорит Минье, было в нем сильнее самолюбия, и он философски переносил неудачи и оскорбления. Эшафот Ришелье он заменил Бастилией. Людовик XIV восхищался умением Мазарини управлять государственными делами и его дипломатическими победами, и только после его смерти король взял всю полноту власти в свои руки. До самой кончины кардинала Людовик XIV всегда прислушивался к его советам. Например, первой любовью молодого короля была Мария Манчини, племянница Мазарини, отличавшаяся необыкновенной красотой. Людовик попросил разрешения у матери и первого министра жениться на ней. Хотя это официально сделало бы Мазарини королевским родственником, он выступил против брака по политическим причинам, ибо такая женитьба могла нарушить межгосударственное соглашение о браке Людовика XIV и испанской инфанты. И кардинал убедил своего августейшего воспитанника, что племянница кардинала - неподходящая для него жена. Этот и другие факты свидетельствуют о государственном уме Мазарини и отсутствии у него аристократического снобизма. Ему доставляла удовольствие сама власть, а не родство с высшей знатью. В начале 1661 года он обессилел настолько, что вынужден был покинуть Париж. 7 февраля его перевезли в Венсенский замок. Однажды во время визита Анны Австрийской он откинул одеяло, обнажив свои иссохшие ноги, и произнес: "Взгляните, мадам, эти ноги лишились покоя, даровав его Европе". Жестоко страдая, Мазарини не забывал о своей племяннице Марии Манчини и готовил ее свадьбу с коннетаблем Колонна. 25 февраля брачный контракт был подписан. 9 марта 1661 года Мазарини скончался. Людовику XIV он оставил спокойную и могущественную Францию, вступившую в эпоху расцвета абсолютизма. Внешняя политика Франции послекризисных лет, умело проводимая главой правительства, была весьма эффективной: Пиренейский мир 1659 года с Испанией, мирный и торговый договоры 1655 года и военный союз 1657 года с Англией утвердили политическую гегемонию Франции на континенте. Заключенная в 1658 году рейнская лига доставила Франции большое влияние в Германии и подорвала значение Австрии. У Франции в Европе уже не было соперников, с которыми нужно было бы считаться; французский двор был самым блестящим в Европе; французского короля боялись все европейские государи; французский язык сделался официальным языком дипломатии и международных трактатов.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 13.03.09 23:00. Заголовок: графиня де ля Фер пи..
графиня де ля Фер пишет:
цитата:
молодой дипломат сумел уговорить Ришелье и испанского генерала А. Спинолу, вице-короля в Милане, принять соглашение
А ничего, что Спинола к тому времени умер от холеры при осаде Казале?
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 14.03.09 22:09. Заголовок: Графиня де ла Фер по..
Графиня де ла Фер постаралась неплохо: выложено достаточно исторических сведений о кардинале Мазарини. Я же постараюсь написать здесь не о кардинале, дипломате и политике, а о человеке. Сие есть задача довольно непростая, поскольку о том периоде, когда были заложены основные черты личности этого человека, известно очень мало. Но, как мне кажется, понимание того, каким образом человек сформировался может помочь оценить впоследствии многие мотивы тех или иных его более поздних действий. Итак, по большому счету жизнь кардинала делится на два больших периода: итальянский и французский. Сложно сказать, какую из двух своих родин он любил больше - скорее, его сердце одинаково разрывалось между ними двумя. Но на итальянский период пришлись его детство и юность, и именно итальянский период сформировал то, что мир впоследствии узнал под таким противоречивым именем "кардинал Жюль Мазарен". Итак, начнем сначала с происхождения. Его отец, Пьетро Мазарино был небогатым сицилийским дворянином, который приехал в Рим в поисках лучшей доли для себя вслед за своим родным братом Джулио. Джулио Мазарино (родной дядя и тезка будущего кардинала) принадлежал к ордену иезуитов и был довольно известен в Риме и за его пределами своими красноречивыми проповедями. Его проповеди были даже изданы во Франции. Соответственно, известный иезуит приложил руку для трудоустройства своего брата. обеспечив ему место мажордома в доме неаполитанского коннетабля Колонна. В 1600 году коннетабль в знак признательности предложил своему мажордому руку своей крестницы Гортензии Буфалини, происходившей из знатного умбрийского рода Читта ди Кастелло. Злые языки впоследствии утверждали, что коннетабль был сам неравнодушен к прелестям своей крестницы и выдал ее замуж за своего мажордома, чтобы скрыть следы своих похождений. Но это не подтверждается двумя вещами: набожностью и строгостью самой Гортензии и чисто внешним портретным сходством самого кардинала хотя бы даже с племянницами: всех их Гортензия Буфалини одарила своими прекрасными глазами. Как бы то ни было, в июле 1602 года в семейном имении в Пешине в день Святого Бонавентуры Гортензия родила на свет своего первенца, которому дали имя своего дяди - Джулио. В течени 8 лет она подарила своему мужу еще 5 детей - еще одного сына и четырех дочерей. Семь росла довольно быстро, в отличие от средств для ее существования. Бедности, как таковой, конечно не было, но в стесненные обстоятельства семья попадала часто. Пьетро Мазарино очень часто впоследствии в письмах к старшему сыну жаловался на своего патрона Колонну, считая что был слишком им недооценен. Как бы то ни было, старшему сыну дано было по тем временам очень приличное образование (возможно даже что отец считал это вкладом в будущее семьи. как видим, не сильно и ошибся) - с семи лет его отдали в римский колледж иезуитов, лучшее по тем временам учебное заведение в христианском мире. Учеником он оказался блестящим: умный, скромный, усидчивый, он делал успехи в латыни, геометрии, риторике и теологии. Это не могло пройти мимо отцов-иезуитов - им всегда требовались такие люди. Но юного Мазарини такая карьера не прельщала. Его амбиции, подогреваемые обидами отца, питали его и без того большое честолюбие. Духовная карьера его не прельщает- гораздо больше ему нравятся блестящие компании "золотой" молодежи и игра за карточным столом (оставшаяся большой его страстью на всю его жизнь). В своих отношениях со знатными людьми он выказывает такие качества как обаяние, приятность в общении и верность дружбе и постоянство в отношениях. Последние два качества сыграли немаловажную роль в становлении отношений со своими патронами: будь он просто банальным подхалимом (каким его часто старались изображать впоследствии), никакая смазливая внешность и приятные манеры не смогли бы так серьезно заинтересовать его патронов и подвигать на устроение карьеры своего протеже. Так или иначе, но слишком буррное увлечение развлечниями в кругу аристократов и любовь к картам (в которые он часто проигрывал в юности, но что крайне редко случалось с ним в зрелом возрасте) привели к тому, что отец выхлопотал для него в 1619 или 1620 (Губер экспериментально выводит первую дату, Детан - вторую) отправку в качестве наставника и компаньона одного из сыновей Филипо Колонна - Джироламо в Испанию, чтобы продолжить обучение церковному и каноническому праву в университете Алькалы. Университет этот выбран за его отдаленное положение от столицы, но молодым людям это нисколько не мешает. За два года он бегло осваивает кастильский диалект (за что много лет спустя будет рекоменован испаноязычной королеве Франции), не сильно утруждает себя учебой, много времени посвящает развлечениям в компании Джироламо Колонны в испанской столице. Впоследствии он напишет, что испанские женщины потрясли его своей красотой. Но, не смотря на то, что сам он неоднократно позже рассказывал о своих похождениях в Испании, доказанной остается только история попытки жениться на дочери мадридского нотариуса. Впрочем, насколько серьезны были матримониальные планы у него на тот момент- не известно. известно только, что нотариус регулярно предоставлял ему кредит на покрытие карточных долгов (возможно в надежде на неплохую партию для дочери). Так или иначе, жениться он не успел (если и имел такие планы), поскольку вместе с Джироламо был отозван обратно в Рим раньше мая 1622 года. В мае 1622 года отцы римского колледжа, где когда-то учился юный Мазарини, в честь подписания буллы о канонизации Игнатия Лойолы, поставили театральную ораторию о жизни новоиспеченного святого. Актер, который должен был сыграть главную роль, по каким-то причинам сделать этого не смог и святые отцы кинулись искать замену. И они ее нашли в лице юного Мазарини. История свидетельствует: юный Джулио так сверкнул свои театральным талантом, что вызвал бурю восторга и даже слезы, настолько он прочувственно сыграл (или даже спел?- все возможно) Игнатия Лойолу. Свой успех он погубил сам же: вставив в свою речь некоторые факты из жизни святого, которые не очень понравились святым отцам. Впрочем, сам молодой человек не сильно расстраивался из-за потери покровительства иезуитов: кажется, он вообще не рассматривал карьеру священника всерьез. Как и карьеру адвоката. В тот период он топчется на месте - не может выбрать,чего он хочет от жизни, зная только, что хочет вырваться за пределы своего круга и за пределы статуса домашнего человека дома Колонны. И удача подворачивается ему сама: четвертый сын Филипо Колонна Карло ищет офицеров для вновь формируемой папской армии, возглавляемой принцем Палестриной и в 1624 или 1625 году Мазарини с радостью отправляется капитаном в папскую армию, призванную быть посредником в вальтеллинском конфликте. Он попадает под начало Торкватто Конти - бывшего испанского кондотьера. Увы, воинской доблести стяжать ему там не удалось: армия так и не вступила в конфликт и находилась далеко от зоны боевых действий, за что Ришелье потом много лет спустя назывл его "братом, рубящим капустные головы" - намек на то, что своей шпагой он разве что косил траву. Но офицером он там себя показал примерным (и это совершенно не совпадает с тем, что впоследствии описал де Рец в своих Мемуарах), к тому же, за неимением ничего большего, живо интересуется общнием с военными разных стран. собранных в то время в вальтеллинском конфликте, расширяя таким образом свой кругозор об окружающем мире - это, кстати, одна из его характерных черт - добывать знания из практического опыта и общения, будет играть доминирующую роль, когда он озадачится вопросами воспитания короля Людовика 14. За свой сообразительный и быстрый ум, а так же исполнительность очень скоро он был назначен Конти ответственным за связь папской армии с испанскими войсками, которыми из Милана командовал герцог Кордова. Сначала речь идет просто о поддержании связи, но в 1627 году ему доверена первая тонкая дипломатическая миссия, к которой он справился блестяще: ему поручено отправиться к губернатору Милана Кордове и получить разрешение на роспуск папской армии. Мазарини разбудил Кордову среди ночи, терпеливо снес оскорбления в свой адрес и все-таки добился разрешения роспустить папские войска. Блестяще выполненная миссия была внимательно оценена в Риме, к тому же капитан составил недурной рапорт о самом деле, где не забыл похвалить самого себя. Дальше он бросает военную карьеру, которая становится ему неинтересной. Примерно в то же время в миланском гарнизоне он знакомится с папским нунцием в войсках Джанфранко Сакетти, одним из четырех братьев Сакетти, протеже папы Барберини. Сакетти приглянулся молодой человек и он предлагает ему должность своего секретаря. Но для этого Джулио должен закончить свое образование - защитить докторскую по праву, что он блестяще и без труда сделал в 1628 году. С этого времени начинается его дипломатическая карьера. Продолжение следует
МАКСимка
Сообщение: 1894
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
10
Отправлено: 14.03.09 23:18. Заголовок: Ёшка , спасибо, вы и..
Ёшка , спасибо, вы излагаете очень ценный материал! Оффтоп: Одна просьба - могли бы вы зарегистрироваться на форуме, чтобы хоть знать, с кем имеешь дело!Спасибо.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 15.03.09 23:54. Заголовок: Итак, если никто не ..
Итак, если никто не против, продолжим: Знакомство с Сакетти приносит Мазарини должность секретаря папского нунция и открывает перед ним путь в папской дипломатии. Было ли это просто удачным стеченим обстоятельств, так сказать, счастливой звездой? Несомненно, обстоятельства сложились чрезвычайно благоприятно для амбициозного молодого человека, но человеком, безвольно плывущим по реке судьбы он никогда не был. Напротив, он всегда крайне активно использовал те счастливые обстоятельства, которые подкидывала ему судьба, обладая редкостной интуицией и способностью из случайных знакомств извлекать пользу для продвижения своей карьеры. Но прежде, чем перейти к новому витку карьеры, необходимо повести итог под первым периодом его итальянской жизни. Его в общей сложности можно выразить тремя словами: Baroque, la Casa и galantuomo. Родившийся на испанской территории (да-да - провинция Абруцци в то время являлась испанским феодом), Мазарини детство и юность провел в Риме, этом центре европейского барокко. Барокко - и как только не определяли искусствоведы и историки этот стиль, описывая то, чем отличается барокко от классицизма! До сих пор нет единого определения того, что же есть такое барокко на самом деле. Вот что пишет английский историограф Дж. Трежер: "Барокко можно рассматривать как особенный, в высшей степени театральный стиль: попытка угодить массам в период растущей напряженности в перенаселенных городах, подчиняя принятые каноны вкуса поиску впечатлений; как механизм, используемый абсолютистскими правителями для того, чтобы обеспечить принятие иерархического общества массами; как продукт самого общества, ищущего защиту от ненадежности и хронического пессимизма окружающего мира." И именно этот стиль во времена юности Мазарини делал Святой Город местом буйной красоты. В этот период классический древнеримский город перестраивается как никогда. Он полон художников, архитекторов, каменщиков, штукатуров, скульпторов, мраморщиков. Постоянно растут и обновляются палаццо, старые древнеримские памятники и обелиски переносятся с места на место и венчаются крестами: так папская власть приспосабливает древние развалины к требованиям, выдвинутым Тридентским собором. Растет и численность этого города, строятся новые церкви: каждый квартал города имеет свою церковь, соперничающую со всеми остальными своим убранством и архитектурой и над всем этим как самый великий из равных возвышается купол собора Св. Петра (величиной с четырехэтажный дом - великое творение неполитанца Бернини). Строится много фонтанов и акведуков: город численностью около 50 тыс человек потребляет 180 000 литров воды ежедневно - и по этому количеству еще долго будет считаться самым избыточным по водопотреблению городом в Европе. Жизнь в нем бурлит и сверкает. Но в этом великолепии все подчинено духу и стилю Контрреформации, и в прекрасных творениях художников, архитекторов и скульпторов прославляется не l'uomo universale, свободный человек эпохи Возрождения, а слуга Бога, внимающий только наставлениям Господа, прославляющий Непорочную Деву, христианских святых, чудо воскресения, непрестанные молитвы и мессу. Барокко было бессловесным наглядным оружием Контрреформации, призванным пропагандировать католицизм как единственно верный путь к спасению. В цитадели церкви, которая видела горение Джордано Бруно и должна была скоро увидеть осуждение Галилео Галилея, были четкие взгляды на то, какому человеку можно было разрешить думать. Однако не стоит думать, что молодой Мазарини вникал в стиль барокко гораздо глубже его поверхностного слоя, доступного наблюдению. Тем не менее, этот физический параметр жизни тоже очень важен: он позволяет понять и увидеть, чем жил в это время мир Рима, и несомненно, он наложил большой отпечаток на мировоззрение будущего распорядителя судьбами Европы, ибо прежде всего Мазарини был дитем барокко и несомненно талантливейшим актером, сыгравшим величайшую роль в политическом спектакле под названием "Европа Нового времени". La casa! Это слово означает с итальянского "дом, семья" и постоянно, с завидной регулярностью возникает в переписке Мазарини с родными. В обязанность старшего сына вменяется поддерживать благосостояние семьи. И чем выше растет его известность, тем настойчивее растут требования и жалобы его отца. В 1629 году в одном из своих писем Пьетро Мазарини пишет сыну: «Я с нетерпением жду, когда Вы пришлете мне помощь… Я не могу сделать ничего большего… Я воздерживался [но он не сделал этого] с описанием Вам того, что срочно требуется семье, чтобы не увеличивать ваши проблемы, которые я итак несу в одиночку с ее содержанием». Да, простой жизнь Пьетро, у котрого не шее сидят еще четыре дочери и младший сын Микеле, не назовешь. Но старший сын Джулио - очень любящий и примерный сын и брат: именно он изыскивает средства на обучение брата в доминиканском колледже в Болонье (потом Микеле уйдет в этот орден монахом), на содержание четырех сестер, на поиск средств для их приданого и на оплату места при монастыре любимой сестре Анне-Марии. В 1634 году он выдаст замуж двух из своих сестер, пообещав за ними приданое по 40 тысяч ливров. Это были довольно крупные суммы: чтобы понять это количство денег их нужно представить либо в виде веса металла, либо в современном эквиваленте. В металле 40 000 ливров весили 24 кг золота (0,6 гр на 1 ливр) или 333 кг (8,33 гр на ливр) серебра (данные Пьера Губера). В современных деньгах (в эквиваленте потребления, естественно) эта сумма составляла бы почти....5 млн евро! Правда, приданое выплачивалось частями (любимый прием Мазарини!), но оно было выплачено полностью. Третья сестра получила в приданое всего 10 000 ливров и была крайне недовольна. Четвертой сестре его стараниями было обеспечено место в весьма уважаемом монастыре Санта ди Кампо Марцо, аббатисой которого она в итоге стала. Для каждого из следующего поколения родственников (племянников и племянниц) он сделал гораздо больше, чем могли мечтать все его сестры разом. Потом, в 1640 году он купит за 76 000 ливров у кардинала Бентиволио на Квиринале палаццо одного из Боргезе, построенный напротив папской администрации и окруженный тремя огромными садами, и который переименует в палаццо Мазарини: оно будет отремонтировано и расширено, и там же будут проживать практически все его родственники, а так же останавливаться и находить себе пристанище его друзья. Сам же он никогда там не побывает и не увидит плодов своей деятельности в Риме. Как впрочем, не увидит и отреставрированную на его деньги церковь Винченцо и Анастаза, церковь из его любимого квартала Треви, где он провел свое детство, на которой и сегодня красуется его герб и бюст Марии Манчини, а два ангела-питти держат шляпу кардинала, за которой он так и не смог приехать в Рим. И все это: слуги, клиенты, родственники и друзья составляли его понятие casa - и будущий кардинал был воспитан как патриарх классической итальянской семьи: деспот и падроне, очень нежный к матери и сестрам, командующий всеми мужчинами семьи, выбирающий наследника (и почти сразу теряющий его) и использующий своих племянниц как пешек в своих сложных политических расчетах: их браки служили укреплению его власти и славы. Galantuomo. Это понятие можно, наверное, перевести еще как джентельмен. Что оно в себя включало? Истинный galantuomo тех времен должн был быть храбр и одновременно обладать чувствительностью, обаянием мужественности, приятными манерами, верностью и постоянством в дружбе, быть образованным человеком и разбираться как в политике, так и в искусстве. Ничего не напоминает? Да, будущий кардинал был истинным итальянским galantuomo. Родись он лет на сто раньше - он стал бы прекрасной моделью для знаменитого Кастильоне. Так и кажется, что фигура юного Мазарини списана с придворных в его знаменитом Il Cortgiano. Его жизнелюбие и дружелюбный нрав обеспечивали привязанность к нему тех, кто пользовался его дружбой, но настораживали тех, кто опасался пострадать от его честолюбия или просто задавался вопросом - а что лежит позади всех этих мягких и приятных манер? В расцвете юности это кавалер, ростом 5,5 футов (это примерно 170 см - дылдой назвать его невозможно, хотя в те времена это был довольно неплохой рост, хотя и в рамках среднего - называет же его Оливье Д'Ормессон в своих воспоминаниях "высоким" - вероятно льстит), хорошего телосложения, обладатель приятных черт лица (тот же Д'Ормессон пишет: "хорош собой"), густых каштановых вьющихся локонов, больших выразительных темных глаз глубиной с море, модных усов, закрученных вверх и бородки клинышком, а так же бархатного голоса, одетый всегда по светской моде - изысканно и со вкусом. И этот блестящий кавалер в 1628 году готовился войти в мир папской дипломатии, где уже возникла проблема Мантуанского наследства - этот клубок интриг, сложностей, проблем, которы всю оставшуюся жизнь будет обожать кардинал, прекрасно зная своей душой истинного игрока и в некотором роде даже авантюриста, какая жирная рыба водится в это мутной воде...
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 16.03.09 00:13. Заголовок: Церковь святых Винче..
Церковь святых Винченцо и Анастазио: Бюст племянницы на фронтоне церкви Эта церковь, которую Мазарини посещал в детстве, была отреставрировна за его счет к юбилею в 1650 году. На фронтоне находится надпись MAZARINVS.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 16.03.09 21:31. Заголовок: А вот, собственно, п..
А вот, собственно, палаццо Боргезе, которое в 1640 году Мазарини выкупил у кардинала Бентиволио на холме Квиринал. В 1704 году оно было продано семье Роспильози и до сих пор носит название Палаццо Палавичини-Роспильози: А вот его современный вид. Палаццо до сих пор находится в частной собственности, для туристов доступны только галереи палаццо:
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 16.03.09 22:40. Заголовок: А это Национальная б..
А это Национальная библиотека Франции, когда-то бывший дворец Тюбеф, который в 1649 году купил кардинал Мазарини - второе здание из его недвижимости. Кроме палаццо Боргезе и дворца Тюбефа больше зданий в своей собственности кардинал не имел. В своем завещании он оставил это здание под библиотеку изавещал ей свое частное собрание книг, теперь это одно из зданий Национальной библиотеки:
Палаццо до сих пор находится в частной собственности
Часть, а в другой его части находится главный офис Coldiretti - итальянской ассоциации прямых сельскохозяйственных производителей. Кстати, по-русски все-таки лучше писать Паллавичини.
цитата:
именно он изыскивает средства на обучение брата в доминиканском колледже в Болонье (потом Микеле уйдет в этот орден монахом)
Его брата звали Алессандро, а имя Микеле он принял, став монахом.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 17.03.09 21:23. Заголовок: Мари пишет: Его бра..
Мари пишет:
цитата:
Его брата звали Алессандро, а имя Микеле он принял, став монахом
Да, это действительно так, но, поскольку в 15 лет он принял монашеское имя Микеле, то его предпочитают называть именно так, поскольку в дальнейшей жизни он фигурировал именно под этим именем. С Микеле (Алессандро) связана еще одна тонкость - он был окрещен полным чином в день своего рождения. Обычно такого в те времена не делали. В дальнейшем младший брат приносил кардиналу достаточно много хлопот. В 1641 годуон был избран главой ордена доминиканцев, но папа Урбан 8 результат выборов аннулировал. В дальнейшем благодаря стараниям брата в 1645 году Микеле получил сан епископа Экса, а в 1647 римская консистория удовлетворила прошение о кардинальском сане для него. Кроме того, брат пожаловалему титул вице-короля Каталонии, от которого он, правда, был не в восторге. Умер в 1648 году. Мари пишет:
цитата:
Кстати, по-русски все-таки лучше писать Паллавичини.
У меня клавиатура для блондинок - розовая и силиконовая. Так что не обессудьте. если что-то где-то будет пропадать или появляться лишнего
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 17.03.09 21:48. Заголовок: А с именами в дружно..
А с именами в дружном семействе Мазарини-Манчини-Мартиноцци вообще было много интересного. Начнем с того, что изначально фамилия писалась как Mazzarino (Маццарино), по крайней мере это была фамилия самого Пьетро. Но сам кардинал подписывался как Mazarini (Мазарини). Брат его носил фамилию Mazzarini (Маццарини). Лаура Манчини, ставшая женой старшего из братьев Вандом (герцога де Меркёр) крестили под именем Виктория (Виттория), но была она известна как Лаура. В семействе Манчини была знаменитая Мария, но у нее была сестра Мари-Анна, которю звали то Анна-Мария, то Марианна. И при этом у них была младшая из сестер Мартиноцци,которую так же звали Анна-Мария. При этом ни одну и них нельзя путать с их теткой, тоже Анной-Марией... Интересно, а сам кардинал в своем семействе никогда не путался?
фамилия писалась как Mazzarino (Маццарино), по крайней мере это была фамилия самого Пьетро. Но сам кардинал подписывался как Mazarini (Мазарини).
Mazzarino - это название городка в провинции Кальтаниссетта (Caltanissetta) на Сицилии, откуда родом семья. По итальянским правилам образования фамилий род Пьетро мог носить фамилию Mazzarini (т.е. жители городка Mazzarino), либо da Mazzarino (т.е. из Mazzarino, по аналогии с da Vinci). Фамилия Mazarini, возможно, офранцуженный вариант итальянского произношения, отсюда и "пропажа" одной буковки "z", т.к. во французском языке ее сдвоенной нет. В настоящее время в итальянском языке принято писать фамилию кардинала как Mazarino (Мадзарино), а во французском - Mazarin (Мазарен).
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 17.03.09 23:48. Заголовок: Мари пишет: В насто..
Мари пишет:
цитата:
В настоящее время в итальянском языке принято писать фамилию кардинала как Mazarino (Мадзарино), а во французском - Mazarin (Мазарен).
По сути это то, что устоялось именно сейчас. В веке, современном кардиналу, его фамилия писалась по всякому: Monsignor Mazzerini, Monsignor Mazzerino, Card. Mazzarino - это только на итальянском. Что касается самого кардинала, то лично он сам подписывался следующим образом Мари пишет:
цитата:
По итальянским правилам образования фамилий род Пьетро мог носить фамилию Mazzarini (т.е. жители городка Mazzarino)
Насколько мне известно, окончание фамилии -i в итальянском означает принадлежность к семейству или роду "таких-то", а окончание -о никакой нагрузки не несет.
Отправлено: 17.03.09 23:59. Заголовок: Ёшка пишет: По сути..
Ёшка пишет:
цитата:
По сути это то, что устоялось именно сейчас.
Скорее всего, это обратный перевод с офранцуженного на итальянский.
Ёшка пишет:
цитата:
Насколько мне известно, окончание фамилии -i в итальянском означает принадлежность к семейству или роду "таких-то", а окончание -о никакой нагрузки не несет.
Ёшка пишет:
цитата:
В веке, современном кардиналу, его фамилия писалась по всякому
Тогда часто писали на слух.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 20.03.09 11:36. Заголовок: Итак, если с именами..
Итак, если с именами и странностями их написания, трансформации и произношения мы закончили, то продолжим далее: Бывший военный капитан отныне стал секретарем папского нунция Джанфранко Сакетти. Сакетти очень нравится этот амбициозный и несомненно талантливый молодой человек и он понемногу занимается его посвящением в тонкости дипломатических процессов. Позже сам Мазарини напишет об этом периоде, что его функции как секретаря входила только обязанность писать ежедневные донесения своим патронам обо всем, что происходит в Милане. Обязанности, скажем прямо, не обременительные. Но молодой человек увлечен не этим – он с жадностью погружен во все, что происходит вокруг: он учится понимать, что происходит в непростом мире политики. По сути своей он чрезвычайно занят, занят своим образованием политика и дипломата. В это же время Сакетти поощряет своего талантливого секретаря: в 1629 году Мазарини получает свою первую бенефицию – сан секулярного каноника, гарантировавшую определенную финансовую стабильность. Думаю, Мазарини не могло это не радовать – он определенно из той категории людей, которые внимательно относятся к своему финансовому благополучию, к тому же запросы семьи становятся все больше и больше. Сакетти старается направить его карьеру в церковное лоно, но Мазарини не проявляет к этому слишком большого рвения: сан секулярного каноника позволяет ему оставаться светским лицом, чем он с превеликим удовольствием пользуется. Тогда же Сакетти, выходец из богатой флорентийской семьи негоциантов, знакомит его с семейством Барберини, сыгравшем в его жизни очень значительную роль, по крайней мере, совершенно не меньшую, чем в дальнейшем – Ришелье. Барберини так же были флорентийскими негоциантами. В 1626 году семья Сакетти (состоявшая из четырех влиятельных братьев) поддержала на выборах в конклаве кардинала Маффео Барберини, ставшего новым папой Урбаном 8. У нового папы было три племянника: Таддео Барберини, впоследствии ставший префектом Рима и женившийся на дочери Филипо Колонна, неапольского коннетабля, кардинал Франческо Барберини, суровый меланхоличный эстет, образованный, серьезный молодой человек, любимец своего дяди, большой покровитель художников, архитекторов и библиофил. Именно он был автором закона, по которому при наследовании коллекции будь то книг или предметов искусства, не могли быть разделены между наследниками. Таким образом, он пытался спасти коллекции папы Урбана после его смерти. Третий племянник разительным образом отличался от всего остального семейства: кардинал Антонио Барберини был человеком легким, жизнерадостным и прелести римской жизни привлекали его гораздо сильнее, чем власть или любые возможности, в результате чего был в некотором роде даже проблемой для своей семьи. Он прославился на весь Рим своей безумной страстью к оперной певице Леоноре Барони, покровительствовал опере, весело проводил время и с большим удовольствием занимался строительством знаменитого палаццо Барберини. И именно в его лице Мазарини обретет самого податливого патрона. Впрочем, расчетливый Мазарини обхаживает всех Барберини, и даже слывет в некотором роде одним из немногих, кому удается привести в хорошее расположение духа кардинала Франческо Барберини, часто страдавшего приступами депрессии и меланхолии, но остальные из Барберини все равно относятся к нему осторожно и стараются держать в отдалении. И вот, с конца 1629 его карьера делает очень крутой поворот: в Северной Италии с новой силой разгорается борьба за Мантуанское наследство, в исходе которого заинтересована почти вся Европа: в нем имеют свои крупные интересы Испания, Франция, Савойя, Италия и даже Священная империя. Но, прежде чем приступить к тому, какую же роль сыграл в этом сложном и тяжелом деле Мазарини, нужно оценить, из-за чего маленькое герцогство Мантуя и маркизат Монферрато стали на время самым важным центром в Европе.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 20.03.09 11:43. Заголовок: В Европе в это время..
В Европе в это время в самом разгаре идет Тридцатилетняя война, начавшая как локальный конфликт в империи. Эта общеевропейская война на самом деле являлась рядом локальных войн, которые были объединены тем, что в них Испания и Империя, возглавляемые одной династией Габсбургов, помогали друг другу. Империя, возглавляемая фанатичным католиком Фердинандом II пыталась искоренить ересь в немецких землях, а так же оспорить секуляризацию церковных земель, произошедшую про Аугсбургскому соглашению 1555 года. Изначально, благодаря гениальному генералу Валленштейну и его армии, а так же при поддержке Максимилиана Баварского (Виттельсбаха), мечтавшего прирезать к своей Баварии владения Верхнего Пфальца и стать принцем-электором (избирателем), дела у Фердинанда продвигались вполне успешно: восстание в Богемии было успешно подавлено, наиболее значительные протестантские силы, возглавляемые датскими принцами (Мансфельдом и Кристианом Датскими), были разбиты мощной и хорошо обученной армией Валленштейна, Виттельсбах осуществил свою мечту стать электором и владельцем Верхнего Пфальца, продвижение католицизма было успешным, часть земель была возвращена церквям, когда в дело за протестантов вступил молодой, амбициозный и талантливый шведский король Густав-Адольф, подогреваемый обещаниями и помощью от Ришелье. Его вторжение в Германию было успешным, новая военная тактика обеспечивала превосходства перед имперскими войсками и привела к победному шествию по феодам императора. И в то же время Объединенные провинции Нидерландов, находившиеся под властью испанских Габсбургов, снова подняли голову в своей борьбе за независимость от испанской короны, так же получая в своем нелегком деле помощь от Франции. И единственный сухопутный путь, по которому испанские войска короля Филиппа могли добраться до мятежных провинций, лежал через Альпы, по территории Северной Италии, мимо нейтральных швейцарских кантонов, и маааленькое княжество Мантуя лежало на этом нелегком пути. Иметь правителем этих территорий (т.е. Мантуи и Монферрато) лояльного человека было одинаково важно как для Испании, так и для Франции, которая пыталась сбросить с себя то кольцо испанских сил, которыми она была окружена, а так же для… Рима, который опасался испанского присутствия в Северной Италии и стремился так же централизовать свои территории. Испания же боролась за то, чтобы обеспечить себе сухопутные пути для своих войск, шедших в Голландию, Франция – за то, чтобы эти пути обрезать, чтобы не дать Испании подавить такого важного союзника как Голландию. Кроме того, содержание армий Валленштейна и Тилли, помогавших улаживать голландскую проблему для Испании, обходилась очень дорого для испанской казны – за 10 лет войны испанская корона вложила в содержание этих армий 3,5 млн дукатов, а собственные армии в Голландии съедали около 3 млн дукатов ежегодно. И все эти локальные конфликты и носили название 30 летней войны, которая на самом деле продолжалась совсем не тридцать лет (если все таки считать, что война закончилась окончательно лишь только с подписанием Пиренейского мира). В декабре 1627 года умер мантуанский герцог Винченцо II Гонзаго, не оставив прямого наследника. На наследство, оставленное им (герцогство Мантуя и маркизат Монферрато) образовалось два основных претендента: испанская корона поддержала лояльного к ней дальнего родственника Винченцо герцога Гасталло, французы же поддержали претендента, имеющего более существенные права – герцога де Невера, который на самом деле был итальянцем из рода Гонзаго (собственно его и звали Карл Гонзаго), но имел владение Невер во Франции, благодаря чему считался французами «своим». Кроме того, его сын, герцог Ретель, был женат на дочери умершего Винченцо Марии Гонзаго, и кандидатура де Невера так же устраивала и Ватикан. Позже к этим кандидатам присоединился герцог Савойи Карл-Эммануэль, потребовавший для своей внучки (кстати, племянницы Луи 13) маркизат Монферрато. Испанцы времени на споры терять не стали и очень быстро стянули в Северную Италию значительные части под командованием Спинолы и осадили крепость Казале – столицу Монферрато. Осада шла ни шатко ни валко - Невер упорно удерживал Казале, Спинола осаду не снимал. И кто знает, чем бы это закончилось, не вступи решительно в игру Ришелье. Закончив с Ла Рошелью и усмирив внутреннюю оппозицию Ришелье получил возможность разобраться с внешними делами, и прежде всего с делами в Северной Италии, на что его благословил и папа Урбан, опасавшийся союза Франции с протестантами. Ценой значительных усилий он выбил из королевского совета согласие на зимнюю компанию и 20-ти тысячная французская армия зимой по глубокому снегу перешла через Альпы и вышла к Савойе, к ее крепости Пиньероль. Карл-Эммануэль, не ожидавший такой решительности от Ришелье, попытался сыграть в хитрую игру, не сказав ни «да», ни «нет» на требование пропустить войска в Монферрато, но французы решительно осадили Пиньероль и тот после недолгой осады сдался. Карл-Эммануэль пошел на попятную, отказавшись от своих претензий на Монферрато и склонившись на сторону французов. Испанская армия оказалась в двусмысленном положении. К тому времени осада нанесла урон не только Казале, но и испанским войскам: холера, чума и банальное дезертирство методично их сокращали, а дело не двигалось с места, к тому же во время осады умер Спинола и его сменил более ограниченный и высокомерный Гонсальво де Кордова. Действия испанцев в Северной Италии растревожили имперских принцев, поскольку фе юре Монферрато и Мантуя являлись имперским феодом и Империя напряглась, увидев, что судьбу ее территорий пытаются решить другие страны. Но на Рейне ее уже тревожил Густав-Адольф, поэтому империя уже не могла позволить себе вмешаться в Мантуанское дело военными силами, решив сконцентрироваться на мирном решении этой проблемы. В принципе, Мантуя и Монферрато не играли большой роли в той политике, которую проводил германский император, но его очень волновали успехи Густава-Адольфа, и, еще больше, поддержка, которую оказывала Франция своим гугенотским союзникам, поэтому он решил продать свое право предпочесть де Невера за отказ Франции от ее союзников. Так же папа Урбан был озабочен усилением испанцев в Северной Италии и на тот момент предпочел бы видеть там французов, но не испанцев.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 20.03.09 11:56. Заголовок: Поэтому папа решает..
Поэтому папа решает склонить стороны к перемирию и для этих целей папа назначает дипломатическую миссию для ведения переговоров между враждующими сторонами, во главе которой поставлен преданный папе Джанфранко Сакетти, естественно, трудоустроивший туда же своего секретаря Мазарини. Эта миссия занимается ведением переговоров между испанцем Кордовой, Ришелье и савойцами. Но через некоторое время Сакетти отозван обратно в Рим – умирает кто-то из его родственников и он вынужден заниматься делами о наследстве. Перед отъездом Сакетти рекомендует заменить его своим секретарем, который, по его словам «достаточно компетентен, чтобы заниматься этим делом». Так вот неожиданно наконец-то взошла счастливая звезда Мазарини-дипломата. Новоиспеченный легат с головой уходит в дело: он живет в поездках между заинтересованными в решении конфликта сторонами. 29 января 1630 года он впервые в Лионе встречается с Ришелье. В этой встрече есть большая доля судьбы: изначально Ришелье даже и не собирался принимать папского легата, искренне полагая его за испанского шпиона и занятый продумыванием плана помощи Неверу, крепость которого опять осадили испанцы. Мазарини же привез предложения от Рима о перемирии. Как должен был отнестись к этому Ришелье, еще недавно выбивший деньги на зимнюю компанию и совершивший со своей армией героический переход через Альпы, давший ему шанс изменить ситуацию в Северной Италии в пользу Франции? Правильно – никак. Для Ришелье господин папский легат Мазарини прежде всего «приехал сюда шпионить, а не предлагать… Я полагаю, он полностью предан нашим врагам… Он настолько испанец и савойярец, что тому, что он говорит, нельзя верить, как евангелию». Кроме этого, Ришелье видел в нем человека коннетабля Колонна, феодала, стоявшего на службе Испании. Но при этом история не знает ответа на вопрос, почему он все таки согласился принять венецианского посла вместе с папским легатом, а уж тем более – почему пятиминутный разговор затянулся на 2 часа. Много позже Мазарини писал, что на него произвели сильное впечатление как 20-ти тысячная французская армия, стоявшая в полной боевой готовности, так и сам Ришелье, в фигуре которого он, возможно, увидел героя нового времени. Культура барокко пронизана культом героя, светского или духовного, а Мазарини был истинным римлянином, вскормленным этой причудливой культурой, поэтому неудивительно, что в Ришелье, кардинале, представлявшем собой силу и мощь французского королевства, он мог увидел слияние и светского и духовного героя. ‘Я передал себя инстинкту его гения,’ – вспоминал позже впечатлительный итальянец. Перед аудиенцией у Ришелье кардинал Маурицио Савойский, хорошо знавший французского министра, дал папскому легату ценный совет, который возможно, и помог ему убедить Ришелье, что его предложения стоят самого серьезного рассмотрения: «он (Ришелье) – великий человек, но во всех делах, он хочет, чтобы казалось, что решение зависит только от него одного». Способности Мазарини адаптироваться под собеседника, гибкие манеры и готовность длительно выслушивать помогли ему выдержать двухчасовой тест, проведенный ему Ришелье. Но, так же возможно, что наибольшее впечатление на Ришелье произвел и тот факт, что первый отказ не обескуражил и не подавил решимости итальянца вести мирные переговоры и дальше: в период с января по май в Казалетто, Пиньероле, Гренобле и Шамбри – везде Мазарини будет настойчиво преследовать цель продвижения мира. С этого момента встречи лояльность Мазарини своим итальянским патронам проходит серьезные трансформации: он начинает видеть привлекательный и великолепный мир Рима в новом свете, где Рим, эта столица барокко и артистизма – в политическом плане находится лишь на обочине Европы, и что главные ее судьбы вершатся не в тихих кабинетах римской курии и на совещаниях у кардинала Франческо, а при дворах и парламентах Мадрида, Парижа, Вены и даже Амстердама. Мазарини словно начнет прозревать в том, где идет настоящая борьба за власть над миром, и это не пройдет ему даром: его заворожит страна, население которой превышает население Испании в 2 раза и во главе которой встал целеустремленный и властный человек, задавшийся целью создать в ней централизованную вертикаль власти. Но кто знает, как долго бы противился миру Ришелье, если бы не заболел Луи 13. В один момент пошатнулась вся сила власти министра и его положение в собственном государстве в один момент стало очень тонким. Умри король и корона упадет на голову принца Гастона, неисправимого интригана, подчиненного своей властной матери. Снова поднялась оппозиция – испанофилы объединились с благочестивыми и создали заговор, впоследствии описанный, как «День одураченных», а Карл Лотарингский открыто привечал в своем доме всех врагов кардинала. Теперь перемирие для Ришелье, запертого в ловушку Северной Италии, стало более желательным. Как потом рассказывали «каждый раз он с нескрываемым любопытством спрашивал, когда же должен возвратиться Мазарини». Сначала Ришелье был скептичен. Но 2-го августа он дал Мазарини еще одну аудиенцию. Ранее он заявлял, что у него «хорошие посылки, но небольшая власть, и я не думаю, что мы можем получить от этих переговоров какие-то результаты». Но тревожные сообщения о болезни короля приводили Ришелье на грань срыва. Мир ему был уже нужен, но только на своих условиях, которые бы позволили ему повести эффективную борьбу с врагами: ему надо было доказать, что итальянский поход принес пользу Франции, иначе ему сложно было бы оправдать все свои действия. Теперь и положение Мазарини стало очень тонким: ему представилась возможность завоевать доверие каждого из своих патронов: римского папы, Савойи, Франции и даже Испании, но при этом существовал огромный риск расстроить одновременно их всех. Рано или поздно, но ему необходимо было сделать окончательный выбор патрона. Встреча 2 августа оказалась судьбоносной: Мазарини предполагал, что встреча с Ришелье окажется чревата осложнениями; сначала Мазарини, который уже раньше испытал на себе бешеный нрав Ришелье, увидел вспышку дикого гнева, когда кардинал отбросил назад свой стул и вдогонку к нему послал свою красную ермолку. Мазарини, по его собственному замечанию на этот счет, продолжал стоять на своем «твердо и решительно». Через некоторое время к Ришелье вернулось самообладание, он принес извинения и попросил, чтобы он (Мазарини) возобновил свои усилия, для того чтобы найти общее решение проблеме. Впоследствии, когда Ришелье написал ему впервые, тон его письма был похвальным и конфиденциальным, как будто ранее он только проверял его и только теперь решил, что Мазарини должен стать его человеком. Но на самом деле, Ришелье скорее решил, что Мазарини слишком опасен, чтобы позволить ему работать против него, на оси «Рим-Париж» в интересах «благочестивых»… Далее решение Мантуанской проблему зависело уже совсем от других лиц. На своей встрече с Ришелье в Пиньероле, состоявшейся в апреле 1630 года, Мазарини впервые познакомился с отцом Жозефом, монахом-капуцином, который был доверенным лицом Ришелье. Вряд ли было возможно найти других таких двоих людей, чьи взгляды на мир и принципы так бы разнились. Со временем они бы неизбежно стали конкурентами. Но в тот момент отец Жозеф сделал для решения Мантуанского дела и карьеры Мазарини много больше, чем действия Ришелье и амбиции итальянца вместе взятые. Не исключено, что с подачи того же Мазарини Ришелье принял решение в помощь официальному послу при дворе императора Фердинанда II Брюлару де Леону отправить отца Жозефа. Целью его было добиться признания от императора прав де Невера на Мантую и Монферрато. Отцу Жозефу это удалось. Император собственно, этому не возражал: его беспокоил, как мы помним, гораздо больше шведский король и собственные распри с принцами-электорами: последние, испуганные эдиктом о реституции церковных земель и понявшие, что исполняться эдикт будет силой и с помощью армии Валленштейна, требовали отправить последнего в отставку и на его место назначить Тилли, только при этом условии они соглашались признать права эрцгерцога Фердинанда на наследование престола от императора. Император, которому требовалось обеспечить право на наследование для сына, с отставкой Валленштейна согласился. Но в обмен на признание де Невера, он требовал, чтобы Франция перестала помогать своим союзникам и расторгла с ними союзные договора. Принцы-электоры, получившие все то, что хотели, тоже не возражали решению Мантуанского дела в пользу Франции. Отец Жозеф, предполагавший, что король может умереть и не знавший еще, что Ришелье уже мобилизовал армию Шомберга и последний уже спешит через Шампань в Италию, чтобы дать бой силам Кордовы и снять окончательно осаду с Казале, согласился с претензиями императора в обмен на мир в Италии. Договор был подписан.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 20.03.09 15:53. Заголовок: Дальнейший театр изв..
Дальнейший театр известен и хорошо описан. 26 ноября Мазарини получил копию мирного договора. Он прыгает на лошадь и мчится к испанцам: ему необходимо уговорить их снять осаду. Это ему удается – испанцы, если честно, напуганы свежими силами французов, которые привел Шомберг и согласны уважать решение императора. Далее он скачет на передовую к частям Шомберга, размахивая копией договора, и, как известно, криками «Мир!Мир!» останавливает чуть было не начавшееся сражение. В своем письме от 1638 года Мазарини написал небольшой отчет о том, что тогда произошло: «Я говорил публично приблизительно с четверть часа. Все согласились с тем, что я сказал и начали обниматься, так что больше нельзя было отличить французов от испанцев, но все казалось, были родными братьями, к изумлению армий, которые полагали, что они должны были участвовать в весьма кровопролитном бою». Первые новости о перемирии воодушевили Ришелье. Возможно, что его личность, не чуждая артистизму, оценила пылкий героизм итальянца должный образом, поскольку в последствии он отдал приказание изготовить и разместить во всех ведущих газетах гравюру с изображением всадника, скачущего между армиями. Именно этот момент позволил некоторым историкам (и в том числе Губеру) предполагать, что весь героизм Мазарини был заранее четко запланирован, что генералы знали, что сражения не будет, и что герою ничего не грозило. Но этот факт не подтверждается одним моментом: как только Ришелье остыл от первых впечатлений и внимательно прочитал соглашение, он впал в неописуемую ярость. Цена, которую он должен был заплатить за итальянский мир, была для него неприемлемой: он не мог, да и не желал отказываться от своих союзников – в той игре по крупному, которую он вел, желая ограничить влияние Габсбургов на мир, отказ от протестантских союзников означал бы будущий проигрыш избранной им стратегии. Понимая, что недавно изданный эдикт о реституции все равно приведет к столкновениям внутри Германии, он решился на довольно рискованный шаг – он отказался признать Регенсбургское соглашение как подписанное от имени Франции на том основании, что послы имели полномочия решать только дела по Северной Италии. Пока габсбургские дворы писали кипятком по этому поводу, Ришелье уже снова договаривался с Голландией и Швецией, обещая последней всемерную поддержку деньгами и одновременно посылает военные гарнизоны в Казале и Пиньероль, опасаясь, что испанцы задумают снова взять военный реванш. Дипломатический демарш Ришелье не может не восхищать итальянца, особенно его поражает решимость, с которой Ришелье отстаивает своих союзников, даже вопреки подписанным соглашениям с Империей. Но сам в дальнейшем предпочтет так не поступать. Ну что же, над карьерой молодого человека зажглась счастливая звезда. Но установленное перемирие необходимо превратить в мирный договор, и Мазарини продолжает с энтузиазмом заниматься делами в Северной Италии, кочуя между Римом, Миланом и Турином, захватив в январе 1631 года на три месяца и Париж. Об этом посещении столицы мало что известно. Лишь нунций Алессандро Бики, в то время находившийся в Париже в одном из своих писем в Рим пишет, что он был принят «радостно при этом дворе, где он уже известен и где память о его храбрости еще является свежей». Без сомнения, он полностью поглощен делами людей, которые победили в его выборе патрона. Из всех его новых друзей можно отметить Абеля Сервьена, бывшего тогда военным министром: в дальнейшем Мазарини будет оказывать этому человеку просто удивительную в своей постоянности поддержку. Итальянец, оказывается, умел быть благодарным. Другим его другом стал Шавиньи, молодой госсекретарь королевского совета, занявший эту должность после своего отца, Клода ле Бутилье. Леон де Шавиньи считается креатурой Ришелье с перспективной карьерой в будущем. Мазарини охотно принимает предложение Шавиньи жить у него: в то время они оба думают, что могут быть друг другу полезны, Мазарини считает его человеком, близким к Ришелье, а Шавиньи еще не боится в нем конкурента. Ришелье начинает по настоящему наконец-то понимать ценность новоприобретенного клиента: его способности добывать нужную информацию отовсюду просто потрясающи – например, от испанского посла Мирабеля он узнавал о секретных отношениях между королевой-матерью и Мадридом. Поэтому Ришелье шлет инструкции в Рим своему послу максимально содействовать принятию решения о назначении сеньора Мазарини папским нунцием в Париже, а папе пишет: «Я не знаю никакого другого человека, от которого бы Святой престол мог получить больше пользы на этом месте, чем от него». Кроме того, Ришелье беспокоится о том, чтобы его репутация хозяина была бы максимально чиста: однажды он просит, чтобы Сервьен «гарантировал сьеру Мазарини, что все, что ему сказали обо мне, ложно и что я люблю и уважаю его настолько, насколько он этого может желать». Его положение в этот момент двояко – с выбором хозяев он уже, по сути определился, но вот официально работать на них он не может. К тому же ему необходимо поддерживать хорошие отношения с прежними патронами – он по прежнему в своей карьере всецело зависит от них. И снова из Парижа обратно, в Северную Италию, где его ждут очередные переговоры между Римом, Миланом и Турином. «Папа не может желать на своей службе более достойного или умного министра»: соглашение по Кераско, подписанное в июне 1631 года дало Италии тот мир, о котором молился папа Урбан; как и у Сервьена, у него были для этого легата только лестные слова. А Ришелье доверяет ему уже настолько, что требует, чтобы он обсудил каждый пункт соглашения с Фериа, испанским губернатором Милана, отдельно. Это была первая дипломатическая миссия, которая подтвердила Мазарини хорошую дипломатическую репутацию. Мантуанское дело завершилось для него наилучшим образом, каким он мог только желать. И теперь папа, обеспокоенный стремительной карьерой молодого дипломата, его амбициями, способностями, а так же слишком хорошими отношениями с французами, делает попытку привязать его к Святому престолу: в 1632 году он предлагает ему должность папского протонотариуса: царское предложение, если учесть, что эта должность ставила бы Мазарини в ранг епископов, но без их утомительных обязанностей. Но при одном условии: кавалер Мазарини должен принять рукоположение и сменить свои светские наряды на длинные одежды. Мазарини в нерешительности – все это время он только и делал все возможное, чтобы избежать этой самой духовной карьеры. Решающую роль сыграл нунций Бики, который помог молодому дипломату решиться. В итоге в 1632 году нунций Бики совершил над сеньором Джулио Мазарини хиротонию и молодой человек получил должность папского протонотариуса и сан каноника церкви Сан-Иоанн-Латерано. Так светский кавалер стал клириком. Это событие не осталось не замеченным: римские газеты в своей светской хронике дружно отметили, что «сеньор Мазарини переоделся в длинные одежды».
Случилось превращение молодого кавалера в церковного клерка летом 1632 года во время его второго посещения Парижа, куда он прибыл еще весной, привезя от папского престола предложение для Ришелье поддержать герцога Виктора-Амадеуса (между прочим, шурина Луи 13) в его борьбе избрание Савойским герцогом. Ришелье, конечно Савойя в союзниках была нужна, но заплатить за это ценой дружбы со швейцарскими кантонами он не мог, да и не хотел. А недавняя итальянская компания показала ему, что склонить Савойю на свою сторону можно и путем демонстрации военной силы. Так, когда Мазарини предложил ему отдать Савойе Женеву вместо Пиньероля, Ришелье осторожно ответил, что если Савойя завоюет Женеву, то ее должна будет получить Франция, а взамен герцогу могли бы предложить кантон Во. На обратном пути в Рим он обязательно посещает туринский двор, который обожает, чтобы уведомить Виктора-Амадеуса, что план скорее мертв и, как всегда, делая часть своих важных дел через приятные светские рауты, Мазарини обхаживает герцогиню. Но не только от общения с Ришелье он получает удовольствие в Париже. Кавалер Мазарини - человек крайне экспансивный и жизнерадостный, за что чрезвычайно нравится женщинам. В одном из писем Сервьену он пишет о своем посещении особняка в Сен-Клу: «как много красивых женщин, все - великолепны, все – совершенны!» и описывает, как по нему они скучали. Тогда же, в 1632 году он впервые был представлен при дворе королеве самим королем. Его внешность и манеры королеве понравились. «Вам понравится Мазарини», якобы сказал ей тогда Ришелье, «он похож на Бэкингема». К концу своего пребывания в Париже он получает мякие советы о том, как церковь видит его дальейшую карьеру. «Было бы уместно для Вас согласиться, по крайней мере, на первую тонзуру». Таким образом, нунций Бики в церкви Сен-Мегуль выстриг в его волосах символический участок, который оставил фактически невредимыми его роскошные локоны, но отметил его статус клирика. Это был его первый, а так же последний священнический шаг. Иногда позже он говорил о своем желании стать священником, но, вероятно, без серьезного намерения. Правда, остается еще малоизвестный период в его жизни, когда он пребывал в изнании в Авиньоне, но никаких особых указаний на то, что время изгнания было использовано им на разбор вопросов веры и работу над собственной рефлексией, которые могли бы привести его к решению сделать карьеру священника, нет. Теперь он обязан носить сутану - знак принадлежности церкви. Тогда же папа, по возвращении его из Парижа в Рим, возводит его в должность папского протонотариуса, которая ставит его в один ранг с епископами (теперь он может носить фиолетовую сутану и называться монсеньер), а так же через некоторое время должность рефендария апостольской палаты. Благосостояние его растет вместе с его карьерой. Теперь у него есть средства не только для того, чтобы поддерживать нужный стиль жизни чиновника его ранга и содержать семью, но так же иметь необходимый для работы персонал. Он не перестает заботиться о семье, в августе 1634 года он с большим удовольствием подписал два контракта, которые принесли в его семью две фамилии: Мартиноцци и Манчини: «я выдал замуж двух моих сестер с приданым 40 000 ливров за каждой». Приданое было предоставлено папой Урбаном при посредничестве кардинала Антонио: разве что-то было жалко для таких деловых отношений, если все равно они были оплачены десятиной и арендной платой верующих? Теперь монсеньор Мазарини все реже и реже испытывает приступы растерянности, размышляя о том, куда стоит развиваться его карьере. Он был не менее честным католиком и не менее рьяным слугой папского престола, найдя свое призвание в решении трудных задач в дипломатии. Отныне служебный долг и личные склонности указывали ему на то направление, которое, должно быть время от времени, могло ему казаться лучшим из всех политических миров - дипломатию. Значительную часть своего времени Мазарини проводит в палаццо Барберини, или же на вилле своего младшего патрона, расположенной в Банье, около Витебо. Франческо ревновал к возрастающей репутации своего брата и его увеличивавшейся политической роли, к которой его стремился продвинуть Мазарини. Папа Урбан же, однако, видел свои преимущества в конкуренции между братьями, которая помогала ему делать их обоих гораздо послушнее своей воле. Поддержание стиля жизни кардинала Антонио напрягало папскую казну, поэтому Мазарини неплохо преуспел в том, чтобы убедить Антонио стать, наряду с кардиналом Маурицио Савойским, со-защитником французских интересов в курии, поскольку Ришелье готов был нести определенные затраты на их поддержание. Таким образом, Мазарини сохранил за собой пути для отхода, которые были бы закрыты для него, если бы его приверженность французским интересам выражалась более прямыми способами. Антонио был обязан, по своим формальным обязанностям (он был легатом Авиньона – конклава Рима на французской территории) представлять французские интересы. И, если бы результат этих усилий был бы неблагоприятен, а папская политика приняла бы более явный испанский оборот, то не было ничего такого, что могло было быть поставлено в вину Мазарини, так как его патрон только выполнял свои надлежащие функции: по крайней мере, не больше, чем может быть поставлено в вину защитнику, который проиграл дело в суде, действующем по нормам общего права. Играя в ту политическую игру, которая больше всего его удовлетворяла, Мазарини так же с жаром включился и в культурную жизнь, которая делала из Рима чрезвычайно притягательное место, особенно для тех, кто имел привилегию на вход во дворцы, сады и частные театры. Собственное отношение Мазарини к искусствам не было ни поверхностным, ни корыстным. Его эстетический вкус тренировался острым наблюдением и восхищением объектами красоты, чтобы много позднее переродиться в манию коллекционирования. Для человека, который очень зависел от компании друзей, которые выражались характерно, как один, в длинных экспансивных письмах, Мазарини имел некоторую степень автономности, обладая стойкостью и гибкостью одновременно, которые стали более очевидны, поскольку он в итоге превратился в государственного деятеля. Частично это свойство может быть приписано его ранним успехам и опыту встреч с великими людьми на равных; частично – обогащенной восприимчивости, которая превращала опытного galantuomo в человека хорошо выраженной индивидуальности и по праву пребывающего у власти: в любом случае, это были все те качества, в которых он, несомненно нуждался, если хотел преуспеть в своем следующем назначении, которое смог для него добыть его уважаемый патрон Антонио - в 1635 году он возвращается в любимый Париж внеочередным нунцием.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 27.03.09 15:01. Заголовок: В августе 1634 года ..
В августе 1634 года Мазарини оставил Рим, направляясь в Париж в качестве папского представителя при французском дворе. Эта новая должность была ему выхлопотана благодаря неустанным просьбам Ришелье и при посредничестве кардинала Антонио. Нунций Бики, друг Мазарини, в то время уже получил назначение в епископство Карпантра, но папа отказался удовлетворить прошение передать Мазарини статус постоянного нунция, отправив своего талантливого дипломата в Париж лишь внеочередным посланником. Но и это чрезвычайно воодушевляло итальянца, хотя задачи, поставленные перед ним папским престолом к радости совсем не располагали: заставить Луи 13 признать брак Гастона Орлеанского на Маргарите Лотарингской, вернуть Лотарингию ее брату Карлу и удержать Ришелье от вступления в открытую войну с Габсбургами. Увы, ни одна из этих целей не могла быть достигнута априори: Лотарингия занимала стратегическое положение в политике Франции, а Карл Лотарингский давал слишком мало поводов надеяться на свою верность французской короне, к тому же слишком часто был замечен в том, что давал приют разным мятежникам и заговорщикам. Женитьба Гастона на Маргарите, на которую Луи 13 не давал официального разрешения, нарушила прежние соглашения по Вику с Лотарингией, чем и дала повод французам вторгнуться в Лотарингию. Признание этого брака означало бы вернуть Лотарингию, а в планы ни короля, ни кардинала это не входило, к тому же, галликанский свод законов давал королю право не признавать этот брак, даже если это противоречило мнению папы. А приближение открытой войны с Габсбургами в некотором роде не зависело от Ришелье. Наоборот, Ришелье всеми силами старался избежать этого, целиком и полностью поддерживая мнение Мазарини, что: «мир принесет ему любовь всех французов, тогда как Его Величество пользовался бы преимуществом успеха, вызванного войной». Но Ришелье далеко не все мог решать за короля, а король был раздражен свержением испанцами правителя Трира, находившегося под протекторатом Франции и Ришелье не оставалось ничего другого, как постепенно смириться с мыслью, что война все же будет… Оливарес так же неумолимо продвигался к войне с Францией, и если именно французы и объявили эту войну, то это не значит, что Оливарес не был этому рад. Впрочем, Мазарини имел прекрасное представление о выполнимости своей миссии: 'Вы можете мне поверить', писал он Сервьену, 'я не хотел бы занимать самого себя переговорами, в которых невозможно преуспеть....' Но мысль о том, что все это время он будет во Франции, близко к Ришелье успокаивала все его сомнения. Поэтому в Париж он не спешит, вернее, спешит, но очень обстоятельно: во Флоренции он встречается с Карлом Лотарингским и обсуждает перспективы вернуть тому Лотарингию, в Модене он оставляет на службе герцогу своего любимого скрипача и изучает победу армии Габсбургов при Нодлингене, в Турине он приятно проводит время с обществе «мадам Руайяль» и ее терпеливого мужа Виктора-Амадеуса, в Авиньоне он встречается с губернатором Лангедока и выслушивает идею создания итальянской лиги… Когда в конечном итоге через три месяца после своего отъезда из Рима он прибывает в Париж, то на въезде в город он встречен пышным кортежем из более чем 100 карет и сопровожден в Лувр через город: в те времена, когда дело было связано с церковью, важные сановники, находившиеся далеко от Рима, старались демонстрировать вежливый торжественный прием. Можно только предполагать, какое впечатление могли произвести на Мазарини эти торжества по случаю его прибытия: итальянец всегда отличался живым умом, богатой фантазией и впечатлительностью. Ришелье ему к тому времени уже вполне доверят, поскольку при первой же встрече сообщает, что все предложения, привезенные господином папским посланником не могут быть приняты. Впрочем, останавливало ли когда нибудь это Мазарини? Кажется, то же самое Ришелье говорил ему при их первой встрече, когда Мазарини привез предложения по поводу перемирия с испанцами в деле о Мантуе… Но на этот раз ситуация действительно сильно изменилась. И когда в марте 1635 года Мазарини снова поднимает вопрос по делу герцога Лотарингского и весьма красноречиво просит подумать о мире, то кардинал «вспылил и резко ответил, что я ухаживаю за миром, как будто это леди моих мечтаний и, сжав мою руку, завершил: "Вы еще не покидаете Францию". 26 мая 1635 года на Большой площади в Брюсселе под трубление герольдов Луи 13 объявил войну Испании. Это означало, что папский посланник потерпел неудачу во всех трех своих миссиях. Впрочем, сам господин посланник не очень сильно все таки надеялся на успех своей миссии, он преследовал другую задачу – он зондировал почву насколько велики его шансы служить французской короне официально. Поэтому он терпел фамильярность Ришелье, называвшего его в шутку nunzincardo (маленький нунций) или сolmardo, не смея отшучиваться в том же самом ключе: он хотел максимально быть уверенным в сохранении своих позиций при кардинале, а потому в своих отчетах начальству он просто пишет, что 'заставил Его Преосвященство смеяться'. В результате год в Париже, абсолютно бесплодный для дипломатических достижений, стал очень плодотворным для продвижения карьеры, поскольку он смог получить доверие самого могущественного министра Европы. Все это не ускользнуло от внимательного кардинал-племянника Франческо, который все чаще и чаще прислушивается к испанцам и который становится все меньше расположен к любимцу своего брата. В результате Франческо считает, что Мазарини полностью предался интересам французов (и надо сказать, был совсем недалек от истины) и потерял цели своей миссии. Приговор не замедлил себя ждать: зимой 1636 года он приказывает Мазарини оставить Париж и удалиться в Авиньон.
Депрессия Авиньона и римские каникулы Мазарини не оставалось ничего другого, как подчиниться. В марте 1636 года он с крайней неохотой принимает назначение и выезжает в Авиньон – папский конклав на территории Франции. Традиционно этот город возглавляет папский легат (коим в то время был кардинал Антонио), но вместо кардинала-племянника туда отправлен Мазарини и вроде как с повышением – ему присвоен титул вице-легата. Радости, правда, последнему, от этого никакой – в марионеточном Авиньоне он не может ни блистать, ни управлять, что не замедлило сказаться на его здоровье – он постоянно болеет. Ришелье пишет ему, выражая беспокойство о е го здоровье, передразнивая собственный стиль итальянца, но заканчивает письмо словами, которые должны были показать степень его беспокойства и внушить поддержку: «я очень боюсь, что этот хороший итальянский лорд был так задет произошедшим, что его настроение гораздо более больно, чем его тело». Да, у Мазарини совершенно нетипичная для его солнечного характера депрессия. Ему ничего не хочется – ни заниматься самообразованием, ни собственным благополучием, он пишет Шавиньи, что 'жизнь в этой стране - самая большая меланхолия в мире'. Из одной из гостиных дворца он делает игорный дом («зал для игры в трипотто» - как пишет он Шавиньи), 'но после игры в течение часа я начинаю скучать еще больше чем когда-либо'. В письмах Ришелье он пишет, что 'он обменяет свою жизнь на жизнь садовника в Рюэле. Дружба с Бики, резиденция которого находится недалеко от Авиньона в Карпантра, дает ему те немногие силы, чтобы совсем не потерять окончательно интерес к жизни. Он выполняет все административные дела по городу, соригинальничав лишь однажды, издав указ, разрешавший всем евреям города заниматься своими делами и даже, кажется, служит в соборе. Он организует отправку груза пороха в действующую французскую армию, но сухая благодарность в письме Ришелье – это совсем не то, на что он рассчитывает. Он начинает подозревать, что против него создают предубеждения, обвиняя в этом суперинтенданта Бюльона, но единственная провинность последнего состояла лишь в том, что он не платил Мазарини положенных ему денег... Ришелье просто не до него: летом 1636 года объединенная испанско-австрийская армия дошла до Корби, который находился всего в 60 км от Парижа, армия Ла Форса в Эльзасе бунтовала из-за того, что ей давно не платили, кампания Креки и Виктора-Амадеуса на Милан окончилась ничем и герцог Савойский угрожал покинуть союз с Францией, а кавалерийский авангард австрийского генерала Верта стоял в Компьени – в двух днях от столицы. Было ли Ришелье, зажатому между возмущением парламента о повышении налогов, восстаниями в провинции, заговорами в правительстве и военными неудачами до авиньонского изгнанника? Мазарини снова обращается к Барберини, но кардинал Франческо его игнорирует. Помощь приходит неожиданно – кардинал Антонио оказался более благодарным человеком и в ноябре 1636 года Мазарини с его помощью получил дозволение вернуться в Рим. Степень признательности вице-легата можно оценить только по одному его поступку: вернувшись из Авиньона до Чивитта Веккья, он не останавливаясь спешит в резиденцию кардинала Антонио, чтобы рано утром броситься к нему в ноги. Возможно, кардинал Антонио был чрезвычайно этому удивлен, но для Мазарини на тот момент он являлся избавителем. Кстати, этого благодеяния он не забудет никогда и когда в 1644 году кардиналы Барберини подвергнутся преследованию со стороны папы Иннокентия, он даст им во Франции убежище, средства для существования, постарается защитить их имущество в Италии и в 1653 сможет договориться о приемлемых условиях их возвращения в Рим. Кардинал умел быть благодарным. Впрочем, существует достаточно много случаев, когда доброта и великодушие Мазарини были очевидны, как и непредвзятость и участие. Когда маршал Туара попал в опалу, фактически Мазарини был единственным кто кроме слов смог ходатайствовать за предоставление ему разрешения служить в Савойе. Теперь Мазарини вернулся в Рим, вооруженный инструкциями Ришелье. Первое время, в сравнении с Авиньоном, он испытывает огромное облегчение и восторг. Но очень скоро снова приходит разочарование: от наиболее значимых дел его методично отстраняют: он не может принять участие в комиссии, которая работает над сбором мирного конгресса в Кельне и вынужден заниматься им через своего друга Зонго Ондедеи (в будущем епископа Фрежюсского и главы его шпионской сети во время французского министерства), котором он шлет откровенные письма с пространными инструкциями и своими размышлениями. Работает он и над поддержанием связи с Парижем – через аббата Шарля он генерирует для двора беспрестанный поток подарков: перчатки, масла, мыло, духи, для Ришелье – картины и предметы искусства. Ценность этой связи сложно переоценить: Мазарини вынужден был отсутствовать практически три года и ему было необходимо постоянно напоминать о себе. То, как аббат Шарль справлялся со своей работой, можно увидеть из письма друга Ришелье Ботрю, который писал: «когда я встречаю аббата Шарля, я испытываю большое счастье, как будто я непосредственно видел нашего хорошего друга, монсеньера Мазарини». Через некоторое время Ришелье поручает ему задание добыть от римской курии назначение отца Жозефа кардиналом. Но увы, римский папа отказывался продвинуть отца Жозефа, справедливо критикуя его за интриги в отношении Империи и слишком сильную анти-испанскую позицию, что даже попытки подчеркнуть усилия капуцина в неустанной борьбе с гугенотами были обречены на провал. Создание профранцузской коалиции в курии тоже не сильно двигалось: положение кардинала Антонио было шатким, кардинал Баньи поддерживал Ришелье далеко не во всем, а Маурицио Савойский вообще объявил о своей преданности императору. Французский посол граф д’Эстре действовал неловко и агрессивно, что в итоге раздражал даже Барберини и Мазарини приходилось неустанно их мирить. А вдобавок дела в обожаемой Мазарини семье савойских герцогов совсем пошли наперекосяк: в 1637 году после праздничного обеда неожиданным образом умер герцог Виктор-Амадеус (что навело многих на мысль об отравлении, подозрений не избежала даже герцогиня, имевшая к тому времени довольно устойчивую связь с Филиппом Д’Аглие), оставив Савойю своему пятилетнему сыну, а жене – регентство. Легкомысленная мадам Руайяль доверила все дела государства Филиппу, который отказался поддерживать Францию и занял нейтралитет, в итоге возбудив против Савойи жадные взгляды: оба дяди герцога-инфанта двинули испанские и имперские войска, чтобы взять Турин, и только вмешательство французской армии спасло герцогиню от потери столицы. Окончательно решить проблему Савойи, к которой Мазарини относился традиционно намного деликатнее Ришелье (который называл герцогиню Кристину не иначе как «эта несчастная женщина»), итальянец смог только после того, как он начал работать на Ришелье напрямую. Но в 1638 году он содействовал заключению перемирия между Савойей и Империей, когда в декабре пришли известия о том, что отец Жозеф умер.
Ёшка
Не зарегистрирован
Зарегистрирован: 01.01.70
Отправлено: 29.03.09 11:44. Заголовок: Выбор Франции Смерть..
Выбор Франции Смерть отца Жозефа заставила Ришелье переоценить то место, которое занимал в его иерархии талатливый итальянский дипломат. Нет, он не метиил его в наследники отцу Жозефу, это было исключено, ниша отца Жозефа для Ришелье никем не могла быть заполнена априори. Но теперь, со смертью отца Жозефа Мазарини-дипломат приобретает для Ришелье дополнительную ценность и значимость. И он начинает ходатайствовать перед Римом о получении для Мазарини кардинальской шляпы. Увы, Рим не согласен: первое представление Мазарини как кандидата от французской короны пролетает мимо: курия дает ему отвод на том основании, что французский король не имеет права представлять кандидата, который не является его подданным. Мазарини просит через Ришелье предоставить ему французское подданство и король подписывает указ в апреле 1639 года. Кроме этого, король просит папу Урбана стать крестным дофина. появившегося у него наконец-то в сентябре 1638 года и назначить восприемником все того же Мазарини. Урбан отвечает отказом, но не на просьбу стать крестным. а на просьбу сделать восприемником монсеньера Джулио. Исторические анекдоты гласят, что получив это предложение, папа Урбан в кнце своей аудиенции послу Д'Эстре так стукнул своим посохом об пол, что в результате сломал его. Впрочем, Урбан так и не откзал королю стать крестным дофина, но согласия свего по сути не дал. Французский двор еще почти 4 года будет лелеять надежду его уговорить, пока с крестинами дофина в преддверии смерти короля не придется поспешить и обойтись без папы. В итоге общих усилий Мазарини и Д'Эстре (а скорее, вопреки усилиям последнего) к концу 1639 года у Мазарини появляются шансы получить заветную шляпу кардинала. Но увы. Его снова ждет поражение, на этот раз с двух сторон: первое приходит со стороны лучшего друга Шавиньи, который теперь уже начинает видеть в итальянце конкурента: итальянская дипломатия Франции давно находится в ведении Шавиньи и он вполне обосновано относит Мазарини скорее к своей клиентелле, чем к равному, поэтому усиление последнего, преимущественно специализировавшегося именно на итальянских делах, ему не выгодно. Шавиньи тайно инструктирует Д'Эстре в обход Ришелье о том, что получение шляпы кардинала для Мазарини нежелательно. По всей вероятности, Мазарини был об этом вполне осведомлен. Не то чтобы он был оскорблен в своих лучших чувствах: в тех кругах, где он вращался, заверения в искренней дружбе значили не особенно много, но это обстоятельство, скорее всего, морально освободило впоследствии будущего кардинала от каких-бы то ни было дружеских обязательств с его стороны в отношении Шавиньи, хотя формально он свою дружескую связь с ним поддерживал до того момента, пока не стал премьер-министром. И если с попытками Шавиньи повставлять из-за спины ему палки в колеса он бы еще мог потягаться, то вторая история накрыла его попытки стать кардиналом, что называется, совсем "медным тазом". Один из дворян посольства Д'Эстре нанес итальянцам серьезное оскорбление, отбив силой у римских судебных приставов какого-то каторжника. В итоге на подавшегося в бега дворянина была объявлена охота, а Д'Эстре был обвинен в пособничестве. Виновник скандала был найден наемными убийцами во Фраскатти, обезглавлен, а его голова была привезена в Рим затем, чтобы получить за него плату. Король, Ришелье и посол были чрезвычайно возмущены таким правосудием над своим подданым: контакты с нунцием Скотти в Париже были прерваны и по сути произошел дипломатический разрыв между двумя дворами, который продлился почти год. Это стоило монсеньеру Джулио кардинальской шляпы. Поняв, что в таких условиях ни кардинальская шляпа, ни пост нунция в Париже ему не светит, он начинает готовить почву для своего отъезда в Париж. И эти усилия его принесут гораздо больше успехов, чем прежние: в декабре 1639 года он получает от Луи 13 официальное приглашение перейти на службу французскому суверену. И, как это часто с ним будет происходить и в последствии, когда чего-то он добивается долго и безуспешно, то любой положительный результат будит в нем излишнюю поспешность и некоторую авантюристичность, заставляя забыть о предосторожностях. И в этот раз, получив наконец-то хоть что-то к чему он стремился, и полагаясь на то, что большие покровители в Париже его не оставят, он принимает решение срочно уехать во Францию. О поспешности и горячности, с которой он принял это решение, свидетельствуют два момента: во-первых, в конце 1639 года умер его шурин Мартиноцци, оставив сестру вдовой с двумя маленькими детьми, а Джулио был, как мы помним, не из тех, кто ставил семейные интересы на последнее место, но в этот раз семейные интересы не смогли возобладать над его амбициями и желанием хоть что-то изменить в своей жизни; а во-вторых, имущество и значительная часть состояни (а уже в то время он был вполне состоятельным человеком) перехали за ним во Францию уже после того, как он там обосновался: фактически можно сказать, что он ехал только с самым жизненно необходимым для себя. Впрочем, во Франции ему по прежнему принадлежал доход с аббатства Сен-Медар де Суассон, поэтому, наверное, он был в некотром роде спокоен. На границе испанской Италии испанцы отказали ему в праве пересечь границу в направлении Франции и он решается путешествовать морским путем (невероятный поступок для очень сухопутного римлянина :-)): в Чивитта-Веккья он садится на французское судно, которое через три дня его высадило уже на территории Франции в Марселе. Конец года застает его уже в Лионе, а 5 января 1640 года он свидетельствует свое почтение кардиналу и королю. Теперь начинается новый период его жизни: французский, который принесет ему блистательную карьеру, славу, и богатство, о которых он так мечтает, но при этом так же массу сложностей, ненависть и зависть окружающих и станет сверхчеловеческим испытанием как для его талантов, так и для его счастливой звезды, в существование которой, как кажется, он все-таки верил. И он еще не знает, что больше уже никогда ему не суждено вернуться в Рим или увидеть родителей и сестер...
Отправлено: 19.04.09 22:01. Заголовок: Это выписка из отчет..
Это выписка из отчета, составленного Жаном Делюмо для Академии надписей и изящной словесности (l'Academie des Inscriptions et Belles-Lettres) в ноябре-декабре 2002 года. Жан Делюмо является действующим членом этой академии. Поскольку Мазарини во Франции именуется Мазарен, я оставила в переводе французское произношние фамилии.
Жан Делюмо Мазарен, духовное лицо Под фронтоном бывшей часовни "Колледжа четырех наций", где мы оказались в этот вечер, указано, что она была основана в то время, что и Колледж, благодаря "кардиналу Святой римской Церкви" (S.E.R), который хотел быть там похороненным. Все мы знаем, что этим кардиналом был Мазарен. Однако, в этом четвертом столетии со дня его рождения, мы можем спросить друг друга, а что же с исторической точки зрения значит его фамилия, что такого он сделал в свое карьере и в своей жизни, и чем, главным образом, обязана Франция этом политическому деятелю. Необходимо сделать первое замечание: каким же образом Мазарен попал в разряд политических деятелей. В положении христианства в те времена не было ничего необычного в том, что духовные лица были первыми министрами. До Мазарена таким был кардинал Жорж д' Амбуаз у Луи XII и Ришелье у Луи XIII. В XVIII-ом веке у Луи XV первым министром будет кардинал Флёри. В Англии XVII-ого века так же было похожее положение: у Карла I одним из главных министров был архиепископ Кентерберийский Лауд, которого иногда даже звали "английским Ришелье". Второй важный факт: Мазарен, хотя и родился (почти случайно) в Абруцци, получил римское воспитание. Ее отец, будучи действительно по происхождению сицилийцем, жил в Риме и являлся мажордомом принцев Колонна, которые и устроили его брак с римской дворянкой и молодой Джулио Маццарини был, как и дети семьи Колонна, учеником знаменитого "Collegium Romanum" (Римского колледжа) иезуитов. После он учился еще в течение двух лет, вместе с Колонна, в университете Alcala de Henares (Алькала де Энарес), где изучил испанский язык - то, что позднее ему очень пригодилось при общении с Анной Австрийской; затем он вернулся в Рим, где получил степень доктора "l'un et l'autre droits" (того и другого права). Следовательно, карьера Мазарена была изначально римской и, даже если он затем и стал бесспорно верным слугой французской монархии, он сохранил свои римские вкусы и образ жизни, а его дипломатическая ловкость многим была обязана тому образованию, которое он получил при папском дворе. Мазарен был чистым продуктом барочного Рима, декор и культура которого все дальше отдалялись от догматической и художественной жесткости двух больших пап Контрреформации, которыми во второй половине XVI-ого века были Пий V и Сикст V. Начиная с 1623 и в течение следующих шестнадцати лет карьера Мазарена протекала исключительно на службе в папской дипломатии, где он особенно отличился как участник переговоров в трудном деле о Мантуанском наследстве и как нунций в Париже. Эти его миссии положили в 1630 году началу его встреч с Ришелье и Луи XIII, которые оценили его обаяние, способности, ловкость, трудолюбие и щедрые подарки. Ришелье, большой коллекционер, использовал его все чаще и чаще в деле приобретения в Италии разных древностей и других произведений искусств, предназначенных для его парижского дворца и для замка в Пуату. Когда, в 1639, Мазарен по приглашению Луи XIII и Ришелье окончательно оставил Рим для Франции, он вывез с собой " 50 античных статуй из мрамора и другие приятности.... предназначенные Его величеству наихристианнейшему королю, сеньору кардиналу Ришелье и другим знатным людям этого двора". В Риме Мазарен жил при окружении двух кардиналов-племянников, которые были одновременно министрами папы и большими любителями произведений искусства. Один из них, Антонио Барберини, был его главным римским padrone (патроном). Его пример, разумеется, наложил свой отпечаток. Прежде чем стать кардиналом, но уже на службе Франции, Мазарен купил в Рим престижное палаццо Бентиволио, которое могло, в случае необходимости, служить для него местом отступления в Италии, но где он фактически никогда не жил, при этом сохраняя довольно тесные отношения с папским городом, где у него оставались агенты и отец. Один из его близких родственников писал ему во время этой покупки: "этот дворец один из самых красивых в Риме; но, по правде говоря, он больше подходит для того великого кардинала, чем для его прелата". На что Мазарен ответил: "служа великому королю и пользуясь покровительством Его преосвященства кардинал - герцога (Ришелье), я думаю, что не вправе предпринимать заурядные вещи ". Фактически же Мазарен, который получил в 1639 французское "lettres de naturalite" (письмо о натурализации), надеялся, что разумеется, скоро станет кардиналом. Что, собственно, действительно произошло в 1641 по предложению Ришелье. В 1630 году Урбан VIII Барберини предоставил кардиналам титул "Высокопреосвященство", в соответствии с которым они являлись по протоколу принцами Церкви и таким образом, становились равными королям или главам правительств. Таким образом, быть кардиналом означало серьезное продвижение, будучи по положению равным министру, он одновременно имел блестящие тыловые позиции: кардинал был почти неприкосновенен. Поэтому враги Мазарена во время Фронды попросили Папу призвать его в Рим, начать против него процесс и лишить кардинальского сана. Если бы эта процедура закончилась успешно, то Мазарен, без сомнения, не смог бы подняться от этого удара.
Отправлено: 19.04.09 22:03. Заголовок: В то время не сущест..
В то время не существовало необходимости быть священником для того, чтобы стать кардиналом. Мазарен получил только тонзуру (в 1632), которая делала из него "клирика" и позволяла ему иметь церковные бенефиции. Вскоре после этого Урбан VIII сделал его прелатом (монсеньором) с обязательством носить сутану и назначил на должность "папского протонотариуса". Они имели меньше обязательств, но на церковных церемониях считались равными епископам. Став кардинал в 1641, Мазарен постоянно пользовался освобождениями, которые позднее возобновлялись, но он никогда так и не осуществил визит ad limina (к порогу), как не получал никогда даже незначительные ордены, ни кольцо кардинала, ни шляпу и никогда не имел свого titulus (древнюю церковь Рима, предназначенную для каждого кардинала). Папа вынужден был ему послать "красную баретту", которую Луи XIII торжественно ему вручил 26 февраля 1642 в соборе в Валансе. Таким образом, Мазарен оделся в пурпур только в сорок лет и он имел возможность, как это часто делали многие другие его времена, отказаться от кардинальского сана, если бы захотел жениться. И в то же время его брат Микеле, доминиканец, который также стал кардиналом, был священником и архиепископом Экса в Провансе. Итак, небольшое резюме: Мазарен оставался на службе папской дипломатии до 1639 года. Он остался "римлянином" в глазах папской администрации. Но "lettres de naturalite" давало этому иностранцу право обладать, приобретать и завещать имущество и доходы во Франции, в том числе церковные бенефиции. Первое аббатство, которое там получил Мазарен в комменду, было Сен-Медар де Суассон. В то время, когда церковь и государство, в системе христианства, были объединены одно с другим в лице Мазарена, премьер-министр короля Франции должен был, очевидно принимать решения, имевшие религиозное влияние. Однако можно в целом утверждать, что в этой противоречивой проблеме его главной заботой всегда была в первую очередь забота о королевской власти и о спокойствии государства и что его статус как духовного лица никогда не превалировал ни во внешней политике, ни во внутренних делах. Если говорить о внешних делах, то здесь он продолжил политику Ришелье и, в течение всего остатка Тридцатилетней войны, а затем и в конфликте с Испанией, к великому несчастью партии devot (благочестивых) во Франции, он поддерживал протестантские союзы, заключив договор даже с цареубийцей Кромвелем, чтобы иметь возможность закончить войну против Испании: это было то, что возмутило многих католиков. На переговорах, которые привели к заключению мирного договора в Вестфалии, он рассматривал Иннокентия X Памфили как рьяного происпанца и презирал, считая ничтожеством, заставил принять языком дипломатии вместо латыни французский язык и одержал блестящую победу по статусу империи, в соответствии с которым в Германии был закреплен протестантизм, а кальвинизм был официально признан наряду с лютеранством. Папа протестовал напрасно. Так же, как и его учитель Ришелье, который был епископом, Мазарен то, что ему представлялось как интересы Франции, ставил выше интересов католицизма. Также, во внутренних делах, его отношение к религиозным вопросам диктовалось исключительно желанием заставить соблюдать королевскую власть. В связи с тем, что протестанты, разгромленные с мира в Ales (Але) (l629), отныне доказывали свою верность по отношению к королю, он не стал пытаться заставить их возвращаться в лоно римской Церкви. В 1643 и, дополнительно в 1652 (в разгар Фронды), он заново подтвердил Нантский эдикт королевскими декларациями. В той, что была издана в 1652 можно прочитать: "наши подданные, придерживающиеся религии Протестантской Реформы дали нам доказательства своей верности, чем мы в нынешних обстоятельствах остаемся очень удовлетворенны". Семью годами позже, во время реформаторского синода, проходившего в Лудё, Мазарен писал делегатам: " Я прошу вас считать, что имею большое уважение к вам, бывшим столь хорошими и столь верными слугами королю". Какие бы ни были на то причины: внешняя война, внутренние беспорядки или же личное равнодушие, но Мазарен остался глухим к требованиям ассамблеи духовенства Франции, которая в 1651 внесла правительству свои предложения для того, чтобы "это зло" (протестантизм) не распространялось: если король не может "задушить это внезапно", чтобы сделать его "бессильным", то следует "понемногу разрушать, уничтожая их укрепления и уменьшая их силы". Мазарен работал с Бартелеми Эрваром, который был давно связан с ним общим интендантом финансов. Эрвар был протестантом и отказался отрекаться. И все-таки некоторые данные заставляют задаться вопросом, не думал ли Мазарен в конце свого министерства, когда он добился успеха в установлении внутреннего и внешнего мира, о более суровых мерах в отношении Нантского эдикта.
Отправлено: 19.04.09 22:05. Заголовок: Хотя в этот период М..
Хотя в этот период Мазарен столкнулся не именно с протестантизмом, а с проблемой янсенизма. У него не было никаких личных склонностей к ригоризму, а особенно к ригоризму янсенистов. С другой стороны, он предпочитал не вмешиваться в теологические дискуссии. Когда он расценивал янсенизм как "вторичный кальвинизм", то принимал во внимание только доктрину предопределения (учение о благодати), не учитывая, что янсенисты у целом поддерживали семь таинств, обряды и иерархию римской Церкви. Но Мазарен встретил янсенизм на политической дороге, поскольку это течение казалось ему в той или иной степени связанным с кругами заговорщиками, следовательно представлялось опасным для внутреннего мира и власти короля. Так же в свое время Ришелье заключил в тюрьму аббата Сен-Сирана, друга янсенистов и семьи Арно, продвигавшего про-испанские взгляды во внешней политике. Мазарен освободил Сен-Сирана, который после этого вскоре умер. Но в течение ряда последовательных фронд Мазарен пришел к выводу, что, даже если защитники положений из "Августина" и не были фрондерами, то таковые были среди их друзей, начиная с его личного врага, Поля де Гонди, ставшего впоследствии кардиналом де Рецем. Исходя из этого Мазарен причислил янсенистов к оппозиционерам королевской власти. Но и кроме этого он имел основания бороться с ними. В то время, когда его отношения с Римом были отвратительными в связи с продолжением войны с католической Испанией, он находил в доктринальном конфликте с янсенистами повод делать папе приятное и снижать его раздражение по отношению к французской политике. Он поддержал запрос синдика Сорбонны (Корне) и 93 французских епископов, которые в 1651 году пожелали увидеть отзыв Рим о пяти положениях, извлеченных из "Августина", которые в их глазах выглядели похожими на ересь. Мазарен был обрадован тем, что эти предложения были осуждены буллой "Сum occasione" в 1653 и он сделал все необходимое, чтобы булла была незамедлительно получена во Франции. На что янсенисты ответили, разделив право и факт: они признали, что пять положений относятся к ереси, но при этом пояснили, что в книге Янсения они отсутствуют. В итоге возникла идея подписать священниками, монахами, монахинями и даже светскими преподавателями "формуляр" повиновения римскому решению о пяти положениях. Мазарен в 1655 году собрал около пятнадцати епископов, которые составили этот формуляр, и который был одобрен ассамблеей духовенства Франции в 1656, а папой в следующем году. Правда, он больше не был востребован после смерти Мазарена, который, без сомнения впечатленный успехом «Писем к провинциалу» (Блеза Паскаля), усилил давление на янсенистов в последние годы своей жизни. Но, тем не менее, он способствовал тому, чтобы этот религиозный конфликт со временем стал бомбой замедленного действия. Отношение Мазарена янсенизму было близко к его недоверию по отношению к Обществу Святого причастия. Созданное в 1630 герцогом Вантадуром, оно способствовало культу евхаристии, следуя за инструкциями церковного собора Трента, помогало бедным, боролось против проституции и всех форм безнравственности. Святой Винсент де Поль, святой Жан Эюд, Боссюэ в разное время являлись членами этого общества. Но, "чтобы придерживаться скрытой жизни Иисуса Христа в пресвятом таинстве" и чтобы избежать любого самолюбия общество хотело оставаться тайным. Кроме того, оно главным образом было составлено из светских лиц, контролировать которых было труднее, чем духовных. В 1660 это общество выпустила критику об образе жизни Мазарена. Этот случай вынудил Парламент принять постановление, которое запрещало любое собрание в Париже без разрешения короля. Общество окончательно исчезло в 1666. Так же известно, что отношения между Мазареном и святым Винсентом де Полем были не лучшими. Господин Винсент желал, в духе собора Трента, чтобы кандидаты на церковные должности воодушевлялись только духовными мотивами. Но, в соответствии с соглашением Болоньи 1516 года, именно король Франции назначал представителей большей части епископств и аббатств королевства. Ришелье создал "Conseil de conscience" (Совет совести), который должен был заниматься всеми церковными делами, а именно, кандидатурами на епископские и аббатские должности. В этот совет входил и господин Винсент. Став регентшей, Анна Австрийская сохранила этот совет, в котором, разумеется, присутствовал Мазарен. Но кардинал относился с недоверием к учредителю ордена лазаристов, который, по его мнению, был слишком близок к Полю де Гонди и к которому слишком часто прислушивалась Анна Австрийская. Кроме того, общая стратегия церковных назначений не соответствовала идеалам господина Винсента. И он предпочел все реже и реже созывать Conseil de conscience, обычно в случае, когда ему необходимо было отклонить кандидатуру, которая не соответствовала его замыслам. Здесь имеет место напомнить, что Мазарен, подражая Ришелье, накопил впечатляющее количество церковных бенефиций. Его называли "кардиналом двадцати пяти аббатств". Среди них до самой его смерти фигурировали наиболее знаменитые и самые богатые аббатства королевства: Сен-Дени, Клюни, Сен-Медар де Суассон, Сен-Этьенн де Кан, Сен-Жермен д' Оксерруа, Сен-Оноре Лерин. Здесь речь идет о рекорде в истории Франции. Некоторые сведения заставляют думать, что в конце своей жизни Мазарен думал о том, чтобы стать священником, в момент, когда Пиренейский мир вознес его славу в зенит и которым он сумел примирить две великие католические державы. Будучи священником, он смог бы заставить избрать себя папой на ближайшем конклаве. Александр VII имел плохое здоровье и у Мазарена были неплохие шансы. Но Александр VII дожил до 1667 года, а Мазарен, напротив, умер в 1661 в пятьдесят девять лет.
Отправлено: 19.04.09 22:41. Заголовок: Во многих отношениях..
Во многих отношениях Мазарен - загадка и любое упрощенческое суждение об этом человеке мне кажется антиисторическим. Как аббат, пользующийся коммендой в Клюни, он действительно пытался, правда безуспешно, восстановить там монашескую дисциплину. Его частная жизнь являлась излюбленным предметом множества "мазаринад", часто противоречивых между собой. Иногда его обвиняли в грязных выражениях в том, что он был любовником Анны Австрийской, иногда же напротив, высмеивалась его мужская несостоятельность. Весьма умеренные высказывания кардинала Реца относительно частной жизни Мазарена даже удивляют. Он, кажется, склонялся к мнению госпожи де Шеврез, которая считала, что между кардиналом и Анной Австрийской существовала только "внутренняя связь умов". Однако господствующая нота "мазаринад" - другая. Она касается "тирании", которую проводил "трусливый, неблагодарный, вероломный и вороватый" иностранец, "нарушитель общественного спокойствия" и "нарушитель законов". По мнению Поля де Гонди "он принес жульничество в министерство". И добавляет, что "сильная сторона господина кардинала Мазарена состояла в том, чтобы умело болтая, давать подразумевать, заставляя ожидать; бросать надежды (и) их забирать; давать виды (и) их затуманивать", иначе говоря, обещать и не держать своих обещаний. Согласно кардиналу Рецу Мазарен "насмехался над религией". Тяжелое обвинение. Возможно, что все дело в том, что таким образом из под пера его противников вышло нарекание в "макиавеллизме". Этот уничижительный термин, появившийся на французском языке в конце XVI-ого века как в протестантских книгах, так и в католических, означал политический цинизм, помещающий государственные интересы выше норм христианской морали. Происпанская партия использовала этот термин, обвиняя Ришелье и Мазарена. Во Франции одним из главных защитников макиавеллевского поведения был Габриэль Ноде, автор трактата "Considerations politiques sur les coups d'Etat" (Замечания политиков о делах государства), написанного в 1639 году. В этой книге Ноде утверждал, что макиавеллизм, запрещенный правосудием есть 'естественная, универсальная и благородная и философия', кода он используется на благо государства. Ноде был одним из людей, близких к Мазарену и его библиотекарем. Кроме того, Мазарен, которого Луи XIII выбрал в крестные отцы своему сыну, назначил среди наставников молодого Луи XIV Ноде и Ла Мота Ле Вайе, которые, и той и другой, принадлежали к кругу "ученых распутников". Мы еще не закончили задаваться вопросом о религии Мазарена, как материалы о нем заполнились элементами, противоречивыми между собой. Так религиозная иконография преобладала в его богатой коллекции картин. И в то же время она в гораздо меньшей степени относилась к скульптурам, гобеленам и изделиям из золота и серебра. "Нагота" некоторых произведений, находившихся в его коллекциях, шокировала даже некоторых фрондеров и, более того, его единственный наследник, герцог Мазарен, воодушевленный святой яростью и вооружившись молотком, в 1670 году устроил их массовый погром. Так могли бы действовать в римском дворце кардиналов Фарнезе в начале XVII-ого века. О последних днях Мазарена мы обладаем ценным рассказом, который долгое время находился в архивах Рима и который был вновь обнаружен только в 1955 году. Он был составлен итальянским монахом-феатинцем, жившим в Париже, отцом Биссаро, которому Мазарен очень доверял. Этот рассказ не был предназначен для публикации. Он был обнаружен Раймоном Даррико и Мадлен Лорен-Портмер. Отец Биссаро заявляет в своей реляции: "S.E. (Его Преосвященство - отец Биссаро заменяет местоимение "Он" на "Оно" - прим. перев.) всегда проживало во Франции с таким достоинством и с такой безупречностью, что никто не смог уличить их ни в одном серьезном скандале и эту справедливость признают даже их враги. Но, так как оно (Его Преосвященство) всегда было отвлечено политическими делами и очень тяжелыми делами войны, то оно не очень удовлетворительно проявляло истинную набожность, чего требовало от них принадлежность к церковному сословию. И все-таки в глубине их сердца, Его Преосвященство всегда чувствовало себя твердо верующим..." Биссаро, видя, что Мазарен, будучи уже серьезно болен (без сомнения - отек легкого), заставляет читать себе слишком много книг о "путешествиях и странных историях ", посоветовал ему религиозные труды, а именно книги Луи де Гренаде, чтобы ему читали их на испанском языке, который Мазарен любил. Кардинал, который сохранил ясность ума до самого своего конца, получил в полном сознании все таинства католической Церкви - исповедь, соборование, предсмертное причастие. Он обнял всех своих близких родственников, "со спокойным и безмятежным лицом препоручив себя молитвам своих близких". Классическая смерть великого века.
Отправлено: 21.04.09 20:46. Заголовок: В общем, еще одна ст..
В общем, еще одна статья, на этот раз известной французской исследовательницы Мадлен Лорен-Портмэ, которая классическую версию о "золоте римлянина" и степени его жадности трясет, как переспелую грушу. Можно относиться по разному, но прочитать стОит. Статья по сути является немного ответом на работу японки Йошидао Мазарини, поэтому ее имя появляется в вводной фазе.
О состоянии Мазарини. Размышления
Мадам Мадлен Лорен-Портмер
Статья из журнала Histoire, économie & société, часть 9, выпуск 4, 1990 год
Краткие тезисы: В своей работе Мадлен Лорен-Портмэ (Madeleine Laurain-Portemer) рассматривает пять различных фаз в истории состояния Мазарини, начинающегося с деятельности «à la romaine» и заканчивая огромным состоянием в конце жизни. Нет ничего прямого в трансформации позиции кардинала от "беспристрастности" до мобилизации ресурсов страны с целью выстоять перед драматическими обстоятельствами. Это - тот фон, который никогда нельзя забывать, если Вы желаете объективно оценить отношения премьер-министра с деньгами; Луи XIV принимал это в расчет, когда, в марте 1661, он решал судьбу наследства Мазарини.
В своей работе мадам Йошида Такеда с достаточной смелостью рассматривает трудную тему. Попав на выставку, организованную в Национальной Библиотеке в 1961 году по случаю трехсотлетия со дня смерти премьер-министра, она обнаружила "другого великого кардинала" и удивилась остроте преследовавших его критиков, в то время как он победно вывел Францию из разорительной войны и увеличил королевство еще «четырьмя нациями». Название ее отчета: Попытка реабилитации, достаточно раскрывает ее намерения: решительно взять под защиту политического деятеля, которого она считает столь несправедливо оклеветанным; ответить многие на обвинения, нагружая другую чашу весов при помощи фактов и наблюдений, которые могут помочь разобраться в истинных мотивах поведения министра, очертить в обсуждении четкие различия ответственности, которую нес Мазарини по своей должности в сравнении с такими, как Фуке, роли, которая позволяет Ноде вкратце характеризовать Мазарини как «мученика государства». Тезисы мадам Йошида заставляют нас вкратце изобразить главные этапы формирования состояния Мазарини, которые она устанавливает следующим образом: 1). До 1643 года, 2). Время регентства, 1643-1651 3).Изгнание,1651-1653, 4). Правление короля до Пиренейского мира (до 1659), 5). Последние годы перед смертью (1659-1661). Мадам Йошида, изучая инвентаризационную опись, составленную после кончины, нашла трудности только в наиболее спорных статьях: обязательствах, требованиях к королю, кредиторской задолженности, рентных бумагах, наличных деньгах, все в общей сложности на сумму около 23 миллионов ливров. Находясь далеко от Парижа, а также от первоисточников, госпожа Йошида хорошо представляет, что не может обсудить подробно пункт за пунктом эти элементы в своем исследовании. Но она старается предложить два аргумента, с ее точки зрения решающих в поддержке ее тезисов, основывающихся с одной стороны на политической необходимости, с другой стороны - на письме от 14 июля 1659, в котором Мазарини признает, что является хранителем имущества Короля, к которому правитель всегда может обратиться, если того пожелает. Насколько ценны данные аргументы? Не лишне знать тот факт, что Мазарини, «дитя повиновения» (enfant d'obéissance), как он называет себя сам, не имел власти больше, чем та, которую ему давал или терпел от него суверен. Он также знал, насколько его положение непрочно; поэтому ему приходится всегда себя прикрывать распоряжениями высшей власти, чтобы освободиться от необходимости действовать от своего имени. Также верно, что требования текущей политики были всегда господствующим фактором. А поскольку в течение всей его жизни личное положение сильно изменялось, что являлось следствием различных ситуаций, то это позволяет выделить несколько этапов в накоплении состояния Мазарини, которые, в нашем представлении, вырисовываются следующим образом: 1). Дебют. До министерства (5 декабря 1642) проходит период личных поступлений, образованных инвестициями «римского периода» (покупка и продажа всевозможного имущества), такое зарабатывание денег в Италии, стране коммерсантов и банкиров, дело вполне естественное, но подразумевает наличие познаний о рынках и ценах, существующих в разных местах. Не будучи хозяйственником, тем не менее, Мазарини - талантливый финансист. К 1632 году он был в состоянии предоставить в долг сто тысяч ливров своему другу герцогу Савойи. Поступив на службу Церкви, "приверженец" Ришелье, помимо прямых вознаграждений за свою работу, получает также различные другие доходы, впрочем, источники их, к сожалению, определить невозможно. В 1641 году он приобрел на холме Квиринал великолепный дворец, а вместе с ним и ежегодные платежи на его содержание. В общей сложности, в этот период его имущество растет, позволяя ему жить даже более чем в достатке. 2). «Незаинтересованность»: Одно из «словечек» Мазарини, которое он повторяет очень часто. Этим он выражает свое желание порвать с поведением своих конкурентов и предшественников, которые обогащались, накапливая должности, ренты и имущество. Мазарини не хочет обладать ни недвижимостью, ни губернаторствами, ни значительными должностями. Когда освобождается должность суперинтенданта по морским делам, которую занимал до этого Ришелье, он не стремится, к всеобщему удивлению, получить ее для себя. Эта незаинтересованность означала, что у него не будет ничего, что сможет поддерживать образ жизни, достойный его функций и положения в обществе. Общественное мнение тогда могло упрекнуть его за то, что он не поддерживает свой статус кардинала и премьер-министра. Однако его поведение предполагало, что он будет извлекать средства к существованию из второстепенных должностей (управляющий Фонтенбло, суперинтендант дома королевы-матери, а также, позднее, суперинтендант-воспитатель Короля (и т.д.)); дополнительных бенефиций (их появляется дополнительных девять) и из вознаграждений (Королева за это время осуществляет различные выплаты на сумму немногим более трех миллионов ливров), не говоря уже об его обычных сделках с ценностями. Таким образом оценка, согласно которой его рента в сто тысяч ливров, которой он якобы располагал в 1643 году, к 1648 году может быть увеличена по крайней мере в четыре раза. Это, впрочем, довольно мало, если сравнивать с доходами принцев крови, Орлеана и Конде, каждый из которых располагал в то время более чем миллионом ливров годовой ренты. Кроме того, Мазарини, оплатив не полностью, приобрел в Париже дворец, перестроив его и украсив. Так же росли его коллекции. Будучи экспертом в украшениях, он приобретал очень красивые драгоценности. Между тем, для нужд проводимой политики он уже тогда привлекает собственные средства, используя их как резерв для проведения текущей политики или как фонды, из которых он черпает недостающие средства по мере необходимости. В 1645 году доходы его аббатства Корби служат для привлечения на сторону Франции кардинала Памфили, племянника папы, и вернулись ему только двумя годами позже, когда тот же Памфили благополучно женился. Различные лица получали пенсии, назначенные также из его бенефиций. Главным образом, он не ощутил на себе тех трех миллионов вознаграждений, великодушно назначенных ему королевой. И даже более того: чтобы позволять королю покрывать наиболее срочные расходы, Мазарини выдает ему авансы, которые он предоставляет ему без процентов. Сам он заимствует, используя залог собственных ценностей. Когда финансовый кризис усугубляется, начиная с 1646-1647, он не стесняется компрометировать себя, предоставляя казне средства, полученные от передачи на свое имя доходов от новых бенефиций, должностей, губернаторств и т.п... Фрондеры, да и многие другие видят в этом взяточничество, в котором его резко упрекают, в то время как он старается по большей части для государства, не забывая при этом и собственное состояние, но тщательно скрывая эту часть расчетов. Если рассмотреть состояние Мазарини на тот момент, то оно очень непрочно и не дает никакой безопасности на будущее. Два дворца, произведения искусства, драгоценности, некоторое количество денег и кредиторская задолженность, включая и ненадежную - ничего шокирующего, принимая во внимание его итоговое состояние, которое было получено его наследниками, привезенными во Францию затем, чтобы помочь через браки установить ему свои связи со страной. 3). Расплата: Проявляя себя "незаинтересованным ", выиграл ли Мазарини хоть что-то в роли политика, которому подчиняются? Ничего. Еще до баррикад враги считали его вором, недобросовестным человеком и расточителем государственных средств. Также ему приходилось спрашивать себя, а не сбился ли он с верного направления. Конечно, он не бросал никаких пятен на репутацию своих патронов, но в результате он понимал, что в случае серьезного внутреннего кризиса он может рассчитывать только на самого себя. Кроме того, атаки на него вредили и власти короля. С этих пор и до ссылки можно констатировать у него изменение в отношении собственного состояния. Поскольку у него до сих пор нет земельных владений, то он желает получить губернаторство в Оверни (чему противится Парламент); получает он и морское суперинтендантство. Тем не менее, долгов у него было чрезвычайно много и это его сильно волновало. Немногим позднее враги, которые добивались его отставки, лишили его и свободы в действиях. На все его имущество и церковные доходы был наложен секвестр. Находясь в изгнании, он нес крупные расходы на личное окружение и содержание семьи. Существенная их часть покрывалась за счет драгоценностей, которые он увез с собой. Рассчитывая на то, что королева с принцами должны к нему присоединиться, он увез с собой часть драгоценностей короны, которые он вернул без особой радости. А что удивительного в том, что когда скоро потребуется вербовать армию из пяти или шести тысяч человек для возвращения во Францию и усиливать королевские войска, он превратит в несколько сотен тысяч ливров (*конкретно – в 400 000) собственное согласие на назначение Ла Вьевиля суперинтендантом финансов? Не имел ли он в этот момент неоплаченных долгов государства на несколько миллионов? 4). Разворот ситуации: Две серьезные задачи ожидают Мазарини по возвращению во Францию: успокоить страну, постараться успешно закончить войну и в то же время во имя собственных интересов и даже во имя интересов короля он должен постараться избежать нового изгнания. Он рискованный игрок по натуре и в то же время осторожность заставляет его предпринимать меры предосторожности. Что делать? Ответ он находит в римской модели. В Риме кардинал-племянник подтверждает славу понтифика и «рода», концентрируя, под контролем папы, в своих руках все бенефиции временного правления. Чтобы достигнуть этой цели и закрепиться, Мазарини также должен был поставить себя во главе распределения милостями и распоряжения денежными ресурсами. Как отражение мощи своего хозяина (см. роспись фронтона "Свадьба Пеле и Тетис") он претендует на то, чтобы стать главной движущей силой исполнительной власти. Давайте рассмотрим, например, 1654 год. В этот год помимо текущих военных операций во Фландрии, Каталонии и Милане, неожиданно появляются подряд несколько чрезвычайных событий, требующих значительных расходов: брак принца Конти с племянницей кардинала (22 февраля), освобождение должности парижского архиепископа и временное смирение коадъютора (21-23 марта), коронация короля в Реймсе (7 июня), осада Арраса (июль-август) и военная компания против Неаполя (октябрь). Смог бы Мазарини дать щедрое приданое, заключить соглашение с Рецем, назначить ренту стоимостью сто двадцать тысяч ливров со своих бенефиций в пользу Конти, если бы они были его единственным доходом, учитывая то, что из-за кризиса аббатства приносили довольно низкий доход и что заемные средства обходились не дешевле 20%? Поэтому логично, что он занимается присвоением всего, что находится в пределах его досягаемости. Пять новых аббатств попадают в его коллекцию. Ну и конечно очень важно то, что в 1651 года он приобрел себе в интенданты Кольбера, который, впрочем, какой бы трудолюбивый он ни был, положил не один месяц на то, чтобы привести в порядок дела своего хозяина - настолько они были запутаны. А если ресурсы хорошо управляемы, то они быстро развиваются. В той или иной форме он начинает возвращать все то, что было потрачено им до Фронды. Но это накопление теперь соответствует очень определенным целям: создать запасы для финансирования текущей деятельности и резервные фонды, получить господство в распределении денежных потоков и подтвердить сохранение своего имени через родство. Он мобилизует все, что ему доступно, и, как и его противники, рискует присваивать все то, что плохо лежит: наличные деньги, должности, бенефиции, губернаторства. Франция в этот момент все еще очень неспокойна. В свою очередь изменяют преданные слуги (Аркур в 1653, Оккенкур в 1655). Каждый год приносит свою долю проблем. На случай, если ситуация снова станет неблагоприятной, часть средств была размещена в надежных местах на границах королевства. В том положении дел, которое существовало в стране на тот момент, каким должен был быть долг премьер-министра? Отойти чистым, как снег, от дел, оставив страну во власти гражданской войны и внешних интервентов? Или стремиться урегулировать проблемы всеми возможными средствами, не стараясь чересчур к ним придираться с моральной стороны, чтобы обеспечить ту победу и мир, в которых так нуждается королевство? Сам Мазарини признавался, что до тех пор, пока это дело не будет выполнено, он будет являться всего лишь хранителем всего того, чем владел. В самом разгаре кризиса с Марией Манчини, когда ему уже казалось, что все потеряно и думал уйти в отставку, он планировал передать все королю, смиряясь со своей отставкой, которую считал справедливым следствием за свой провал. Письмо от 14 июля 1659 года, на котором справедливо настаивает мадам Йошида, выявляет также размышления кардинала о происхождении и использовании своих средств. Значительный рост, который можно заметить в состоянии Мазарини в течение его последних лет, объясняется по большей части улучшением дохода от бенефиций, передачей королем в его владение очень красивых лесов Эльзаса, расположенных в графстве Ферете, и продажей должностей дома новой королевы. Что касается улаживания финала, то Мазарини, будучи истинным итальянцем, руководствовался прежде всего внутренним убеждением, что должен иметь в своих руках достаточно ресурсов, чтобы служить своему патрону согласно значимости возложенных на него дел, и что патрон должен судить его на основании итогов и вознаградить соответственно заслугам. 5). Финал: Решение относительно состояния Мазарини в действительности мог принять только король. И именно Луи XIV решил судьбу баснословного наследства. Во время последней болезни Мазарини показал ему свои намерения. Как нам сообщает отец Биссаро, 3 марта 1661 года, Мазарини, думая что скоро умрет, поспешно вверяет свое состояние королю. Но для него это не последняя "combinazione", поскольку он знает, что сюзерен в курсе всех его пожеланий. И действительно, когда незадолго до смерти кардинала 6 и 7 марта Луи XIV, разумеется, не без помощи Кольбера, приступает к рассмотрению завещания и приписок к нему, он одобряет все. Почему? С одной стороны он считает, что его власть нисколько не пострадала из-за присутствия Мазарини в бенефициях, должностях и управлении. Однако наиболее прибыльными были как раз результаты в политическом плане. Конде не вышел "возвеличенным" из беспорядков Фронды. Теперь он не обладал ни губернаторством Прованса (доставшегося Меркёру), ни губернаторством Гиени (в руках перешедшего на его сторону Конти, затем Д'Эпернона), ни морским адмиралтейством (доставшегося Вандому). Зато король получил более уравновешенное распределение знати, которое мешало создать государство в государстве, к которому так стремился мятежный принц. С другой стороны, количество законных наследников, раздел имущества, даже учитывая привилегированного наследника, гарантировало рассеивание состояния, которое, имея столько претендентов, не теперь не давало возможности поднимать престол против престола. Наконец, и главным образом, король не мог проявить себя неблагодарным, если не хотел подавить таланты и верность преданных людей. Вопреки всем и всему, Мазарини выиграл войну, укрепил трон, расширил королевство. За славную службу и вознаграждение должно быть выдающимся. Мадлен Лорен-Портмэ.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 53
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме