Сообщение: 155
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
1
Отправлено: 13.11.08 09:59. Заголовок: Людовик XVI - это жертва революции или символ тиранизма?
Людовик XVI - это жертва революции или символ тиранизма?
Высказываем свои точки зрения.
Людовик XVI (23 августа 1754 — 21 января 1793) — король Франции из династии Бурбонов, сын дофина Людовика Фердинанда, наследовал своему деду Людовику XV в 1774. При нём после созыва Генеральных штатов в 1789 началась Великая Французская революция. Людовик сначала принял конституцию 1791 года, отказался от абсолютизма и стал конституционным монархом, однако вскоре начал нерешительно противодействовать радикальным мерам революционеров и даже попытался бежать из страны. 21 сентября 1792 низложен, предан суду Конвента и казнён на гильотине. После свержения республиканские власти лишили Людовика XVI титула короля и дали ему фамилию Капет (фр. Capet), по имени его предка Гуго Капета, основателя династии Капетингов (ветвью которой является династия Бурбонов).
Характеристика. Начало правления Это был человек доброго сердца, но незначительного ума и нерешительного характера. Людовик XV не любил его за отрицательное отношение к придворному образу жизни и презрение к Дюбарри и держал его вдали от государственных дел. Воспитание, данное Людовику герцогом Вогюйоном, доставило ему мало практических и теоретических знаний. Наибольшую склонность выказывал он к физическим занятиям, особенно к слесарному мастерству и к охоте. Несмотря на разврат окружавшего его двора, он сохранил чистоту нравов, отличался большой честностью, простотой в обращении и ненавистью к роскоши. С самыми добрыми чувствами вступал он на престол с желанием работать на пользу народа и уничтожить существовавшие злоупотребления, но не умел смело идти вперед к сознательно намеченной цели. Он подчинялся влиянию окружающих, то теток, то братьев, то министров, то королевы (Марии Антуанетты), отменял принятые решения, не доводил до конца начатых реформ.
Реформы Тюрго Молва о его честности и хороших намерениях возбудила в народе самые радужные надежды. И действительно, первым действием Людовика было удаление Дюбарри и прежних министров, но сделанный им выбор первого министра оказался неудачным: Морепа, старый царедворец, неохотно пошёл по пути реформ и при первом удобном случае свернул с него в сторону.Отменена была феодальная повинность в 40 млн., droit de joyeux avènement, уничтожены синекуры, сокращены придворные расходы. Во главе управления поставлены были такие талантливые патриоты, как Тюрго и Мальзерб. Первый одновременно с целым рядом финансовых реформ — равномерное распределение податей, распространение поземельного налога на привилегированные сословия, выкуп феодальных повинностей, введение свободы хлебной торговли, отмена внутренних таможен, цехов, торговых монополий — предпринял преобразования во всех отраслях народной жизни, в чём ему помогал Мальзерб, уничтожая lettres de cachet, устанавливая свободу совести и т. д.
Но дворянство, парламент и духовенство восстали против первовозвестников новых идей, крепко держась за свои права и привилегии. Тюрго пал, хотя король отозвался о нём так: «только я и Тюрго любим народ». Со свойственной ему нерешительностью Людовик хотел смягчения злоупотреблений, но не искоренения их. Когда его убедили уничтожить крепостное право в своих владениях, он, «уважая собственность», отказался распространить эту отмену на земли сеньоров, а когда Тюрго подал ему проект об отмене привилегий, он написал на полях его: «какое преступление совершили дворяне, провинциальные штаты и парламенты, чтобы уничтожать их права». После удаления Тюрго в финансах водворилась настоящая анархия. Для исправления их были последовательно призываемы Неккер, Ш.-А. Калонн и Ломени де Бриенн, но за отсутствием определенного плана действий министры не могли достигнуть никаких определенных результатов, а делали то шаг вперед, то шаг назад, то боролись с привилегированными классами и стояли за реформы, то уступали руководящим классам и действовали в духе Людовика XIV.
Контрреформы Первым проявлением реакции был регламент 1781 г., допускавший производство в офицеры только дворян, доказавших древность своего дворянства (4 поколения). Доступ к высшим судебным должностям был закрыт для лиц третьего сословия. Дворянство употребляло все усилия, чтобы освободиться от уплаты не только налогов, созданных Тюрго, но и тех, которые были установлены в 1772 г. Оно одержало верх в споре с земледельцами по поводу dîmes insolites — распространения церковной десятины на картофель, сеяную траву и т. п. Священникам запрещено было собираться без разрешения их начальства, то есть тех, против кого они искали защиты у государства. Такая же реакция замечалась и в феодальных отношениях: сеньоры восстанавливали свои феодальные права, предъявляли новые документы, которые принимались в расчет. Оживление феодализма проявлялось даже в королевских доменах. Доверие к королевской власти ослабело. Между тем, участие Франции в североамериканской войне усилило стремление к политической свободе.
Финансовый кризис и созыв Генеральных штатов Финансы приходили все в большее расстройство: займы не могли покрыть дефицита, который достиг 198 млн. ливров в год, отчасти вследствие неумелого управления финансами, отчасти вследствие расточительности королевы и щедрых даров, которые король под давлением окружающих расточал принцам и придворным. Правительство почувствовало, что оно не в состоянии справиться с затруднениями, и увидело необходимость обратиться за помощью к обществу. Сделана была попытка реформировать областное и местное самоуправление: власть интендантов была ограничена, часть её передана провинциальным собраниям с сохранением сословных отличий — но они введены были лишь кое-где, в виде опыта, и реформа никого не удовлетворила. Созвано было собрание нотаблей, которое согласилось на установление всеобщего поземельного налога и штемпельного сбора, на отмену дорожных повинностей и т. д. Парламент отказался зарегистровать эти постановления, смело указывая на расточительность двора и королевы и впервые потребовав созыва Генеральных штатов. Король в lit de justice заставил парламент зарегистровать эдикты и изгнал его в Труа, но затем обещал созвать через пять лет Генеральные штаты, если парламент утвердит заем на покрытие расходов за это время. Парламент отказался. Тогда король приказал арестовать нескольких его членов и издал 8 января 1788 г. эдикт, уничтожавший парламенты и учреждавший на их место cours plénières из принцев, пэров и высших придворных, судебных и военных чинов. Это возмутило всю страну: Бриенн должен был покинуть свой пост, и на его место назначен был опять Неккер. Парламент был восстановлен. Новое собрание нотаблей ни к чему не привело; тогда наконец были созваны Генеральные штаты.
От Генеральных штатов к Национальному собранию. Начало революции
Односторонний королевский ассигнат 500 ливров с профилем Людовика XVI, 1790Генеральные штаты собрались 5 мая 1789 г. в Версале. Во всех cahiers (см. Госуд. чины) требовалось коренное преобразование старого порядка вещей. На очереди стоял, прежде всего, вопрос о том, должны ли Штаты сохранить свою старую, сословную форму. Третье сословие разрешило его в смысле разрыва с прошлым, объявив себя 17 июня Национальным собранием и пригласив другие сословия к объединению на этой почве. Людовик, поддавшись увещеваниям аристократии, в королев. заседании 23 июня приказал восстановить старый порядок и голосовать по сословиям. Национальное собрание отказалось повиноваться, и король сам вынужден был просить дворянство и духовенство соединиться с третьим сословием. Постоянно колеблясь, Людовик становился то на сторону народа, то на сторону придворных, придумывая с ними вечно не удающиеся планы государственных переворотов. 11 июля он отставил Неккера, что сильно возмутило народ. Сосредоточение 30000 войска около Парижа только подлило масла в огонь: 14 июля в Париже вспыхнуло восстание, Бастилия была взята народом. Напрасно маршал Брольи убеждал монарха стать во главе войск и удалиться в Лотарингию. Король, опасаясь гражданской войны, 15 июля отправился пешком в Национальное собрание и заявил, что он и нация — одно и что войска будут удалены. 17 июля он поехал в Париж, одобрил учреждение национальной гвардии и вернулся в сопровождении ликующей толпы. 18 сентября он утвердил декрет собрания об уничтожении остатков феодализма. После мятежа 5 и 6 октября он переселился в Париж и впал в полную апатию; власть и влияние все больше переходили к учредительному собранию. В действительности он уже не царствовал, а присутствовал, изумленный и встревоженный, при смене событий, то приспособляясь к новым порядкам, то реагируя против них в виде тайных воззваний о помощи к иностранным державам.
Попытка бегства. Конституционный монарх Людовик и вся его семья в ночь на 21 июня 1791 г. тайно выехали в карете в сторону восточной границы. B Варенне Друэ - сын смотрителя одной из почтовых станций, увидел в окне кареты профиль короля, изображение которого чеканилось на монетах и было хорошо знакомо каждому, и поднял тревогу. Король и королева были задержаны и под конвоем возвращены в Париж. Они были встречены гробовым молчанием народа, столпившегося на улицах. 14 сентября 1791 г. Людовик принес присягу новой конституции, но продолжал вести переговоры с эмигрантами и иностранными державами, даже когда официально грозил им через посредство своего жирондистского министерства, и 22 апреля 1792 г., со слезами на глазах, объявил войну Австрии. Отказ Людовика санкционировать декрет собрания против эмигрантов и мятежных священников и удаление навязанного ему патриотического министерства вызвали движение 20 июня 1792 г., а доказанные сношения его с иностранными государствами и эмигрантами привели к восстанию 10 августа и низвержению монархии (21 сентября).
Арест и казнь Людовик был заключен с семьей в Тампль и обвинен в составлении заговора против свободы нации и в ряде покушений против безопасности государства. 11 января 1793 г. начался суд над королем в Конвенте. Людовик держал себя с большим достоинством и, не довольствуясь речами избранных им защитников, сам защищался против взводимых на него обвинений, ссылаясь на права, данные ему конституцией. 20 января он был присужден к смертной казни большинством 383 голосов против 310. Людовик с большим спокойствием выслушал приговор и 21 января взошёл на эшафот. Его последними словами на эшафоте были: «Я умираю невинным, я невиновен в преступлениях, в которых меня обвиняют. Говорю вам это с эшафота, готовясь предстать перед Богом. И прощаю всех, кто повинен в моей смерти»
Интересные факты Во время Американской революции в честь короля был назван город Луисвилл в штате Кентукки, так как Франция помогала повстанцам против Англии.
Я не специалист, к сожалению, а всего лишь наблюдатель, искатель, созерцатель, но мне тоже кажется, что мог. В конце концов, именно от человека и его характера всё зависит. Единственный камень преткновения, который я вижу, - это ситуация в стране, которая накалялась долгие годы. Сама первая революция случилась в Нидерландах, затем в Англии и, наконец, добралась до Франции. Общие волнения поколебали былые устои. Кто знает, возможно, революция была просто неминуема...
Сообщение: 397
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
4
Отправлено: 29.11.08 21:00. Заголовок: Портреты Людовика XV..
Портреты Людовика XVI
Людовик Фердинанд, дофин Франции ( 4 сентября 1729 —20 декабря 1765), старший (и единственный выживший) сын Людовика XV и Марии Лещинской, наследник французского престола.
Дофин, сын Людовика XV, отец Людовика XVI
Пастель Мориса Кантен де ла Тура, дофин Людовик, отец трёх королей
Сообщение: 81
Зарегистрирован: 27.10.08
Откуда: Москва
Репутация:
3
Отправлено: 29.11.08 23:35. Заголовок: Из книги П.П. Черкас..
Из книги П.П. Черкасова "Екатерина II и Людовик XVI"
Свидетели утверждали, что, когда дофину сообщили о смерти короля, он не удержался и вскрикнул, будто от свалившейся на его голову короны: "О Боже, я самый несчастный человек в мире!" Присутствовавшие боялись, как бы он не разразился плачем. Однако 19-летний король, каковым в одночасье стал герцог Беррийский, сумел взять себя в руки. "Видно, так было угодно Господу. Он так решил, - смиренно прошептал Луи-Август. - Мне же не остается ничего другого, - уже более твердым голосом продолжал король, - как защитить религию, которая очень нуждается в этом, удалить от себя мошенников и людей, погрязших в пороках, и облегчить участь народа". В этих первых словах, сказанных новым королем, содержался недвусмысленный намек на предстоящие перемены.
В этот же день Людовик XVI уехал в Шуази, словно сбегая из пропитанного смрадом смерти Версаля. Казалось, что зловонный запах распадавшейся плоти, распространявшийся из королевских покоев, отравил все вокруг. Последние дни жизни Людовика Возлюбленного стали невыносимым кошмаром для королевской семьи, придворных и дворцовой прислуги именно из-за этого смрада, исходившего от распухшего и почерневшего тела короля. От него не спасали ни настеж раскрытые окна Версальского дворца, ни щедро разливавшаяся в помещениях туалетная вода, ни благовония...
Весь путь Людовика XVI из Версаля до Шуази сопровождался ликующими приветствиями: "Vive Ie Roi" ("Да здравствует король"). Местные крестьяне, разумеется, ничего не знали о намерениях юного короля, но они хотели верить в добрые перемены и потому совершенно искренне приветствовали его.
Людовик XVI родился 23 августа 1754 г. Он был третьим сыном дофина - Луи-Фердинанда и его супруги - Марии-Жозефы Саксонской. Преобладающее влияние отца наложило неизгладимый отпечаток на личность, да и на всю судьбу герцога Беррийского, поэтому есть смысл сказать несколько слов о родителях Людовика XVI.
При дворе Людовика XV, где царил вечный праздник, его сын - Луи Фердинанд - слыл отшельником и даже святошей. "Нелюбимый принц", как называли Луи-Фердинанда версальские куртизаны, был полной противоположностью своему распутному отцу. Он не терпел никакой фривольности, питал отвращение к карточной игре, не любил балов и спектаклей и делал исключение только для музыки. Даже охота - это любимое занятие французских королей - перестала интересовать его после того, как он случайно застрелил на ней своего берейтора. С того трагического дня никто и никогда не видел дофина с ружьем. Все нерастраченные силы души он отдал религии. Дофин отличался глубокой набожностью, слыл знатоком Священного Писания и богословских трудов. Свободное от религии время он проводил за книгами по истории и праву. Крайним напряжением воли Луи-Фердинанд сдерживал неприязнь к фаворитке отца, маркизе Помпадур, которую в своем кругу называл не иначе, как "Maman-Putain" ("Мамаша-Потаскушка"). Он преданно любил мать - королеву Марию Лещинскую, давно оставленную королем ради фаворитки, воцарившейся в Версале на правах хозяйки.
После смерти в 1746 г. первой жены, к которой он был искренне привязан, дофина против его воли женили вторично, избрав ему в супруги Марию-Жозефу Саксонскую, дочь Августа III, курфюрста Саксонии и одновременно короля Польши. От этого брака у них родились пять сыновей и две дочери. Третьим из сыновей был Луи-Август, герцог Беррийский, ставший в 1761 г., после смерти двух старших братьев, вторым - после отца - наследником французского престола. С этого времени Луи-Фердинанд уделял сыну особое внимание, сумев оградить его от тлетворного влияния прожигателей жизни, окружавших короля.
Дофин-отец много читал, в частности и модных философов; он даже встретился со знаменитым Монтескье, автором "Духа законов". Но он не одобрял критики просветителями абсолютизма и тем более нападок на религию. Луи-Фердинанд был одержим идеей подчинить политику морали (разумеется, христианской) и в этом находил единомышленников и наставников в лице иезуитов. Им он поручил воспитание и образование своих детей, чем вызвал плохо скрывавшиеся насмешки со стороны вольтерьянствовавших куртизанов. Когда под влиянием "друга философов" герцога Шуазеля Людовик XV в 1764 г. решил изгнать иезуитов из Франции, дофин энергично, но безуспешно пытался воспрепятствовать этому, объединив вокруг себя так называемую партию "святош", приверженцев традиционных ценностей.
Луи-Фердинанд был строгим отцом и требовательным воспитателем. Здесь он находил полную поддержку у супруги. Дважды в неделю - по средам и субботам - родители устраивали детям своеобразные экзамены, которые служили испытанием и для тщательно подбиравшихся учителей. Когда в августе 1765 г. дофин-отец занемог и был прикован к постели, то и тогда он продолжал строго экзаменовать детей. Однажды, это случилось 2 ноября 1765 г., Людовик XV пожелал взять герцога Беррийского на королевскую охоту - самую пышную из всех, которые устраивались в течение года. Луи-Фердинанд в ответ на просьбу короля отпустить внука с ним сказал, что это невозможно, так как Берри в этом случае пропустит урок. Король недовольно заметил: "Когда вы наказываете ваших детей, то больше всех страдаю именно я". И напрасны были просьбы королевы, дофины и принцессы Аделаиды пойти навстречу желанию деда-короля. Дофин не уступил. В этот день, как обычно, Берри занимался латынью. А он так любил охоту!
20 декабря 1765 г. Луи-Фердинанд скончался от туберкулеза, завещав сыновьям "превыше всего знать страх Божий и любовь к религии". 13 марта 1767 г. от туберкулеза же умерла и его жена - Мария-Жозефа. 11-летний герцог Беррийский, ставший после смерти отца прямым наследником престола, едва не последовал за своими родителями. У него подозревали вспышку туберкулеза, погубившего не только отца и мать, но и старшего брата. Однако все обошлось. Дофин оправился от болезни и продолжил занятия с учителями.
К 14 годам он уже хорошо знал латынь, читал по-итальянски, переводил с английского и без ошибок писал на французском. Благодаря урокам аббата Нолле, Луи-Август имел некоторое представление о физике. Любимым же предметом у него была история. Круг чтения дофина - Светоний, Тацит, кардинал де Рец, Ла Брюйер, "Политическое завещание" кардинала Ришелье...
Повзрослев, дофин приобрел привычку к продолжительным пешим прогулкам по полям, где он любил беседовать к крестьянами. Однажды его даже видели за плугом, а проделанная им борозда получила одобрение опытного землепашца.
Так сложилось, что после смерти отца, а затем и матери Луи-Август не подпал под влияние деда-короля, продолжавшего прожигать жизнь в окружении метресс и собутыльников-куртизанов. А с появлением при дворе весной 1769 г. 25-летней мадам дю Барри, полностью овладевшей сердцем и разумом 60-летнего сластолюбца, король и вовсе потерял интерес к внуку-дофину, перепоручив его воспитание герцогу де Ла Вогюйону, который, надо сказать, не докучал своему воспитаннику.
Получив определенную свободу, дофин пользовался ею по своему усмотрению, отдалившись, насколько это было возможно в его положении, от разгульно-праздной жизни двора. Он явно тяготел к одиночеству. И потом он так любил быть на открытом воздухе, любил движение, свободу... Ему было легче находить общий язык со случайно встреченными во время пеших прогулок крестьянами, нежели с хорошо знакомыми придворными.
Его дед - "Papa-Roi", как он называл короля, - вызывал у него противоречивые чувства - восхищение, любовь, страх и даже стыд. Достойный сын своего отца-"святоши", Луи-Август стыдился демонстративной связи деда с мадам дю Барри и всеми возможными способами избегал общения с новой хозяйкой Версаля. В ее присутствии он терялся и имел вид страдальца. При всяком удобном случае дофин исчезал из поля зрения короля, его фаворитки и придворных, отдавая все свободное время двум своим увлечениям - охоте и слесарному делу. Достигнув 15 лет, Берри пребывал в полном одиночестве. У него не было друзей. Об этом не позаботились ни родители, ни воспитатели. Он был одинок в собственной, отнюдь не дружной после смерти родителей семье. Неуклюжесть и необщительность делала дофина чужим и при галантном версальском дворе. К тому же его болезненность в детские годы приучила всех к мысли, что он не жилец на этом свете; так стоит ли дарить вниманием того, кто вряд ли доживет до наследования короны? Тем более что "Papa-Roi" отличался отменным здоровьем и не подавал надежд на окончание своего затянувшегося царствования.
При дворе косо смотрели на поведение "одинокого принца", но старались не ограничивать его свободы. Над семьей покойного дофина Луи-Фердинанда, словно рок, висела смертельная болезнь - туберкулез. Поэтому доктора рекомендовали наследнику престола больше бывать на свежем воздухе. Режим, установленный по советам врачей для Луи-Августа, пошел ему на пользу. Своим цветущим видом 16-летний дофин выгодно отличался от двух младших братьев. Из худосочного мальчика он неожиданно для всех превратился в крупного, склонного к полноте флегматичного юношу, наделенного недюжинной физической силой и вместе с тем крайне застенчивого, как это иногда бывает со здоровяками.
В то время как физическое здоровье наследника больше не внушало опасений, растущее беспокойство у воспитателей стала вызывать слабохарактерность будущего короля, обнаружившаяся еще в детские годы. С ней безуспешно пытались бороться родители, а после их смерти - гувернеры и учителя. Герцог де Ла Вогюйон, хорошо знавший характер воспитанника, постоянно предостерегал его от нерешительности, выдававшей слабость, столь опасную для будущего монарха. Он не уставал напоминать, что однажды Луи-Августу предстоит возложить на себя тяжкое бремя ответственности за судьбу страны, что король и только король должен принимать решения, что ни один министр, даже самый одаренный, не может его в этом заменить, что министры - лишь исполнители королевских решений, в лучшем случае - советники, обязанные говорить правду своему господину.
В том же духе наставлял герцога Беррийского и аббат Сольдини, завещанный Луи-Августу в качестве духовника его отцом. Он, как никто другой, изучил все изгибы души наследного принца, все его достоинства и слабости, его убеждения и сомнения, которыми Луи-Август, как истинный христианин, постоянно делился с духовником. В начале 1770 г., незадолго до женитьбы дофина, аббат Сольдини адресовал повзрослевшему ученику последнее наставление. Он напоминал ему о его долге будущего короля: прежде всего служить Господу; быть предельно скромным и воздержанным в личной и публичной (дворцовой) жизни; избегать чтения "дурных книг" - легкомысленных романов и сомнительных философских сочинений; не допускать фаворитизма и бесконтрольности министров; не обременять подданных непомерными налогами и искоренять несправедливость во всех ее формах.
Если сопоставить эти наставления с первыми словами, произнесенными Луи-Августом в качестве нового короля Франции, то станет ясно: внушения аббата Сольдини не пропали даром. Они отвечали собственным убеждениям Людовика XVI, но, увы, он не был способен претворить их в жизнь, в значительной степени из-за недостатка воли и энергии. Слабохарактерность Луи-Августа, как, впрочем, и его добродушие, были написаны у него на лице, в его близоруких, навыкате глазах, выдававших нерешительность и даже застенчивость. Когда-то, еще в 1765 г., английский писатель Хорас Уолпол, побывавший во Франции и представленный королевской семье, заметил по поводу 10-летнего Луи-Августа: "Болезненный вид и слабые глаза". Болезненный вид дофина с годами сменился цветущим, но вот нерешительность, скрываемая за природной близорукостью, прогрессировала и становилась едва ли не определяющей чертой характера будущего короля Франции. "Он казался в одно и то же время застенчивым и недоверчивым и постоянно имел вид самого несчастного человека в мире", - заметила современный биограф Людовика XVI Э. Левер. Его природная робость после женитьбы усугубилась обнаружившейся половой неполноценностью, к счастью, оказавшейся временной, но, увы, сыгравшей пагубную роль в дискредитации Людовика XVI не только как мужчины, но и как короля.
Бракосочетание Луи-Августа и Марии Антуанетты Габсбургской, младшей дочери императрицы Марии Терезии, состоялось в мае 1770 г. Брак был устроен ради укрепления франко-австрийского союза, оформившегося еще в 1756 г. Дофин был очарован той, кого, не спрашивая его согласия, избрали ему в супруги. Однако уже в первую брачную ночь обнаружилась недееспособность Луи-Августа, объяснявшаяся незначительным врожденным дефектом. Отчаянные попытки дофина отстоять свое мужское достоинство неизменно терпели фиаско, постепенно повергая его в состояние затяжной и опасной депрессии. В конечном счете он вынужден был признать свою несостоятельность и поневоле отдалиться от искренне любимой им супруги, об унизительно-тяжелом состоянии которой можно только догадываться. Между тем любой хирург одним движением скальпеля мог бы сделать его полноценным мужчиной, но потребовалось долгих семь лет, прежде чем Луи-Август, к тому времени уже ставший королем Франции, решился на хирургическое вмешательство. Эти семь упущенных лет самым неблагоприятным образом отразились на характере Людовика XVI, закрепив в нем комплекс неполноценности. Потерпев поражение на супружеском ложе, он все больше стал замыкаться в себе, отдавая свое свободное время и не растраченные силы охоте и слесарно-кузнечному делу.
"Не знай мы этих интимных подробностей, нам прежде всего был бы непонятен духовный настрой Людовика XVI, - отмечал Стефан Цвейг, признанный мастер литературных историко-психологических портретов. - Ибо его манера держать себя прямо-таки с клинической однозначностью полностью соответствует всем типическим признакам комплекса неполноценности, обусловленного половой слабостью. Как в глубоко личной жизни, так и в жизни государственного деятеля этому человеку с заторможенными реакциями недостает сил для творческих действий. Он не умеет показать себя с выгодной стороны, не может проявить свою волю, настоять на своем. Неуклюже и робко, как бы тайно сконфуженный, он избегает всякого общества, в особенности общения с женщинами, ибо этот по существу порядочный, прямой человек знает, что его несчастье известно каждому в Версале, и потому ироническая усмешка посвященного пугает его до полусмерти. Иногда, собрав все свои силы, он пытается показать свою значительность, создать иллюзию мужественности... Но все это так топорно, так примитивно, что никто не верит ему. И никогда не удается ему свободное, естественное поведение человека, обладающего чувством собственного достоинства, поведение, полное величия. И вызвано это тем, что в спальне он не мужчина, поэтому-то перед другими ему не удается показать себя королем.
То обстоятельство, что при всем этом его личные склонности являются склонностями настоящего мужчины (охота, тяжелый физический труд - во внутренних покоях дворца у него хорошо оборудованная кузница, токарный станок короля можно увидеть и нынче), ни в коей мере не противоречат клинической картине, напротив, подтверждает ее. Ибо как раз тот, кто не является мужчиной, непроизвольно любит представляться мужественным, тот, кто вынужден скрывать свою слабость, охотно козыряет перед людьми видимостью силы...
Все это, - продолжал Стефан Цвейг, - оставалось бы личным несчастьем, трагедией, подобной той, которые и ныне изо дня в день разыгрываются за закрытыми дверями. Однако в данном случае роковые следствия подобных супружеских мук выходят за границы личной жизни. Ибо здесь муж и жена - король и королева, они неизбежно находятся в искажающем фокусе всеобщего внимания. То, что другим удается скрыть, здесь вызывает пересуды и сплетни. Насмешливый, язвительный французский двор, естественно, не довольствуется соболезнующей констатацией несчастья, он непрерывно вынюхивает все подробности, он должен знать, как вознаграждает себя Мария Антуанетта за несостоятельность супруга. Придворные видят очаровательную юную женщину, самоуверенную кокетку, темпераментное существо, в котором играет молодая кровь, и знают, какому жалкому колпаку досталась эта восхитительная возлюбленная; всю праздную придворную сволочь отныне интересует один лишь вопрос - с кем она обманывает супруга? Именно потому, что по существу-то и говорить не о чем, честь королевы оказывается предметом фривольных сплетен...
Пересуды трансформируются в песенки, пасквили, памфлеты, порнографические стихи. Сначала придворные дамы прячут в веерах скабрезные эти стишки, затем они дерзко вылетают из дворца, их печатают, распространяют в народе. А когда начинается революционная пропаганда, якобинцам-журналистам не долго приходится искать аргументы, чтобы представить Марию Антуанетту как воплощение разврата, чтобы показать ее бесстыдной преступницей. Прокурору же достаточно опустить руку в этот ящик Пандоры, до краев наполненный галантной клеветой, - и вот они, эти основания, необходимые для того, чтобы сунуть голову королевы под нож гильотины".
Семейная драма королевской семьи вырастала в серьезную политико-династическую проблему. Со временем добродетельный Людовик XVI стал объектом насмешек, а "Австриячка", как скоро начали презрительно называть в обществе Марию Антуанетту, приобрела незаслуженную репутацию грязной развратницы, и вместе с тем опасно покачнулся престиж королевской семьи и королевской власти. Со всей очевидностью вставал и вопрос престолонаследия. За отсутствием у короля потомства права наследования переходили к его брату, графу Прованскому, а поскольку тот также оказался бездетным, то шансы получить корону приобретал самый младший брат, граф д'Артуа и его наследники. Все это осложняло и без того натянутые отношения внутри королевской фамилии.
Неожиданная помощь пришла из Вены, откуда Мария Терезия давно с нараставшей тревогой наблюдала за драмой любимой дочери. В апреле 1777 г. императрица отправила во Францию сына, императора Иосифа II, которому среди прочих заданий поручила убедить Людовика XVI решиться на пустяковую операцию, а заодно повлиять на сестру-королеву, отдалившуюся по понятным причинам от супруга. Поездка Иосифа II под именем графа Фалькенштейна во Францию была весьма успешной. Император сумел-уговорить шурина довериться хирургу, а сестре посоветовал быть терпимее и внимательнее к мужу. [Антония Фрэзер в биографии Марии Антуанетты приводит письмо Иосифа II, адресованное брату. Император поговорил с зятем по-мужски и выяснил - о чем после сообщил брату, - что Людовик никакими физическими отклонениями не страдал, просто не знал точно, что надобно делать с супругой. Супруга, по всей видимости, тоже пребывала в неведении. Иося живо все растолковал дорогому родичу, которого, по его словам, следовало выпороть за то, что он такой болван, после чего молодая чета смогла полноценно насладиться всеми радостями интимной жизни. - Прим. Снорри]
"Чудо свершилось", - докладывал Марии Терезии ее посол при версальском дворе граф Мерси в двадцатых числах августа 1777 г. "Людовик XVI наконец-то свершил "великое дело", - удовлетворенно констатировал Иосиф II. В апреле 1778 г., на восьмом году супружества, Людовик XVI узнал, что должен стать отцом. Радости его не было предела. 19 декабря 1778 г. Мария Антуанетта родила первенца - девочку. Спустя три года, к нескрываемому огорчению братьев короля, на свет появился долгожданный наследник (он умрет за месяц до падения Бастилии 14 июля 1789 г.). В 1785 г. королева родила второго сына, которого роялисты после казни Людовика XVI назовут Людовиком XVII (10-летний мальчик трагически погибнет в июне 1795 г.), а в 1786 г. у Марии Антуанетты родился четвертый, последний ребенок, Софи-Беатрикс, которая проживет менее года.
Так или иначе, но мужская репутация Людовика XVI в обществе с его отцовством была восстановлена. Однако непопулярность Марии Антуанетты, присущие королеве легкомысленное высокомерие и безразличие к мнению бомонда стараниями мстительной "придворной сволочи" со временем перейдет в едва ли не всеобщую ненависть. Впрочем, все это относилось к более позднему времени, а тогда, в мае 1774 г., восшествие на престол Людовика XVI было воспринято в обществе с радостью и надеждой, выражением которых стало добавление к имени короля лестного эпитета "Желанный" (Louis XVI le Desire). Марию Антуанетту, о которой в народе тогда ничего еще не знали, кроме того, что она очень красива, простолюдины приветствовали с тем же энтузиазмом, что и своего добродетельного 19-летнего короля.
Отправлено: 10.12.08 17:20. Заголовок: Господа! Господа! Я ..
Господа! Господа! Я прочитала вашу живейшую дискуссию, местами очень яростную, и у меня возникло предложение к вам. Судя по всему, мнений о Луи Шестнадцатом и о причинах революции у нас много. Я обратила внимание и на ваши частые отсылки ко временам Генриха Четвертого, Луи Тринадцатого и короля-солнце. Но не кажется ли вам, что характеризуя казненного короля, вы слишком утопаете в анализе ситуации, сложившейся во Франции до него? Конечно, для получения полноценной картины это необходимо. Но вот какая у меня идея: а если нам "смоделировать" ситуацию. Оттолкнемся от того момента, когда Людовик Шестнадцатый только получил корону. И представим, что в действительности можно было сделать, чтоб не допустить революции, а что - никак нельзя? Я, например, уверена, что история могла развиваться и по-другому, и не во всем виноват многократно упомянутый вами Луи XV (вместе с Помпадур, Дюбарри и прочими). В конце концов, проще всего кивать на предков и говорить, что они-де развалили экономику королевства. Готов ли каждый из вас примерить роль короля? И поразмышлять о мерах по выведению Франции последней четверти 18 века из кризиса? Решайте сами.
Сообщение: 612
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
4
Отправлено: 10.12.08 17:38. Заголовок: графиня де Мей пишет..
графиня де Мей пишет:
цитата:
Но вот какая у меня идея: а если нам "смоделировать" ситуацию
Давайте паопробуем. графиня де Мей пишет:
цитата:
И представим, что в действительности можно было сделать, чтоб не допустить революции, а что - никак нельзя?
Сделать можно было бы много всего: 1) Провести финансовые реформы, пусть Тюрго, пусть ещё какого-нибудь, но провести финансовую реформу, даже не смотря на противодействия двора. Было реально собрать окружение, которое понимало ситуацию, например, как это сделал Александр 2 в России. Также сократить расходы двора и не вмешиваться во внешние конфликты, не гнаться и опережать Англию. А то получилось то в итоге, что Англия - первая страна в мире по развитию, а во Франции - террор и эконом. упадок. 2) Удалить королеву от вмешательства во все дела королевства и сократить ей содержание. 3) После стабилизации финансовой системы, принять конституцию и начать аграрную реформу. Дальше было бы видно.
Сделать можно было бы много всего: 1) Провести финансовые реформы
А можно поподробнее? Я имею в виду, что уж если представлять себя королем, то ограничиваться не наметками, а планом действий. Я, например, с ходу не готова дать ответ. Немножко подумаю и напишу свою линию. Поэтапно.
Сообщение: 615
Зарегистрирован: 20.10.08
Откуда: Россия, Санкт-Петербург
Репутация:
4
Отправлено: 10.12.08 19:28. Заголовок: графиня де Мей пишет..
графиня де Мей пишет:
цитата:
А можно поподробнее?
Это будет карйне сложно.Начну с финансовой политики.
Во первых , нужно изменить торгово-промышленную политику абсолютизма. Государство запрещало вывоз хлеба, его перевоз из одной провинции в другую и продажу вне рынка. В торговле существовали монопольные привилегии отдельных провинций, купеческих компаний и даже мануфактур. Сохранялись внутренние таможни, не было единой системы мер и весов. Специализируясь на производстве предметов роскоши, французская мануфактурная промышленность не смогла приобрести серьезного значения в экономике страны.
Также нужно существенно снизить гнёт феодальных повинностей .Крестьяне платили королевский налог - талью.! Крестьяне платили подушный налог и «двадцатину» — 1/20 своего дохода. Особенно ненавистными для крестьян были косвенные налоги, и в первую очередь соляной налог — «габель». Крестьяне платили также церковную десятину. Крестьяне были на краю гибели и в неурожайные годы французское земледелие оказывалось на грани полного краха. Нужно ослабить феодальный гнёт крестьян и ввести хотя бы поземельный налог на дворян и духовенство.
Также нужно было уничтожить дворянский паразитизм, пресечь коррупцию и казнокладство.
Государство запрещало вывоз хлеба, его перевоз из одной провинции в другую и продажу вне рынка. В торговле существовали монопольные привилегии отдельных провинций, купеческих компаний и даже мануфактур. Сохранялись внутренние таможни, не было единой системы мер и весов. Специализируясь на производстве предметов роскоши, французская мануфактурная промышленность не смогла приобрести серьезного значения в экономике страны.
Замечание верное, но давайте не будем забывать, что представления об экономике современные отличаются от конца 18 века. В те времена понятия о финансовом ведении государственного хозяйства были значительно проще, чем сейчас. Так что грамотное ведение экономики представлялось приблизительно в ключе: прибыль покрывает расход. Все. Как достигается прибыль и чем ради нее приходится жертвовать - не учитывались в основной массе
но давайте не будем забывать, что представления об экономике современные отличаются от конца 18 века
Отличаются, только в Англии, например, почему-то к тому времени такой политики уже давно не было, они избавились от феодализма.
Леди Лора пишет:
цитата:
В те времена понятия о финансовом ведении государственного хозяйства были значительно проще, чем сейчас
Только пожалуйста не понижайте способности экономистов конца 18 века. Абсолютизм вёл неправильную политику потому, что Бурбоны не хотели уйти от феодальной политики, а не потому, что не знали как. Тюрго и Неккер прекрасно знали, какими мерами можно поправить ситуацию.
Все даты в формате GMT
4 час. Хитов сегодня: 51
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
- участник сейчас на форуме